В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
АУДИЕНЦИЯ Назад
АУДИЕНЦИЯ

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Анжела ШТЕЙНМЮЛЛЕР
Карл-Хайнц ШТЕЙНМЮЛЛЕР

                Рассказы


АУДИЕНЦИЯ
СПУТНИК-БАРАХОЛКА
НИКОГДА НЕ ПЛАЧУЩИЙ ГЛАЗ
ОБЛАКА НЕЖНЕЕ, ЧЕМ ДЫХАНЬЕ


Анжела ШТЕЙНМЮЛЛЕР
Карл-Хайнц ШТЕЙНМЮЛЛЕР

АУДИЕНЦИЯ


- Но ты же меня знаешь, Марсель, - сказал я дежурному гренадеру и
стряхнул с туфель пыль. Солдат не желал меня слушать; Марсель никогда не
хотел меня узнавать, если стоял, одетый в свою униформу, у дворцового
подъезда. Он лишь коротко буркнул: `Документы`, и тотчас снова плотно сжал
губы и сощурил глаза, последнее он сделал из-за солнца. Ничего не
поделаешь - я покорно полез в свой портфель, вытащил маленькую желтую
карточку и поднес ее к самому носу несговорчивого стажа. Он достал
компостер и выбыбил на тонком картоне дату.
- Проходите.
Я прошел через ворота к пропусктному пункту, быстро смахнув по дороге
пот со лба. Усатый писарь в серой накидке молча протянул руку за моим
удовстоверением и преписал к себе в книгу несколько столдбцов шифрованных
каракулей. Теперь я мог идти дальше.
Дорога была отмечена длинными белыми стрелками и вела наверх, в
бельэтаж, по лестнице, на перилах которой примостились ангелочки с
серьезными физиономиями. Я вошел в канцелярияю бельэтажа. Человек в ливрее
как раз разбирал большую гору полоосатых зелоено-голубых бланков с
отказами. Я кашлянул. Он медленно поднял глаза, проворчал что-то вроде:
`Вот, мешают работать`, и начал разбирать следующую кучу. Лишь после того,
как паследний бланк был в десятый раз превернут с одной стороны на другую,
чиновник сказал, обращаясь ко мне:
- Удостоверение А. Контрольная карта. И контрольный талон.
Я оторвал первый талон и протянул ему через стол. Он бросил его в
пыльный архивный ящик, затем перелистал удостоверение и со скорбной мной
вернул его мне. Видимо, оно было в полном порядке.
- Комната 75-С, по правой стороне, за дворцовой лестницей Дельта.
Я удивленно посмотрел на него.
- Реорганизаовали, - нехотя пояснил он. Я осторожно закрыл дверь и
тяжело зашагал направо по массивным, багряного цвета, каменным плитам,
блестевшим на солнце. Эта реорганизация убила последние остатки моего
радостного летнего настроения. Было и так достаточно трудно находить
дорогу, путь предстоял длинный-длинный. Кто знает, дойду ли я
когда-нибудь... И попаду ли на аудиенцию вовремя... А ведь попасть туда я
должен всенепремено.
В комнате 75-С обитала бумажная душонка - сморщенный человек, который
раньше всегда стоял у канцелярского шкафа в кабинете 0-23 Альфа. Сегодня
он сам выдавал бланки: ходатайство об изготовлении документа, разрешающего
выход в аудиенц-зал, бумага, подтверждающая обоснованность ходатайства,
контрольный запрос общего вида. И пять карточек с трехзначными номерами
очередей в следующие кабинеты. Да еще секретный информационный листок,
который следовало уничтожить сразу после прочтения, - в нем сообщалось о
результатах реорганизации ни теретьем этаже. Надо надеяться, я там никодга
не окажусь! Мне было бы интерснее узнать, какие перемены произошли на
первом этаже. Ведь здесь находились важные информационные бюро, а также
выходы и входы. Сведения о них держались в строгом секрете.
Я подошел к комнате с табличкой `Рефракторская R-К`, постучался и
предстал перед дежурным рефрактором. Держа в руке секундомер, он покачал
головой, так как я появился с опозданием:
- Десять секунд!
За его спиной из ствола пневмопочты со щелчком упала капсула. Он
осторожно открыл ее - иногда туда попадали мыши - и сказал мне:
- Так. Вы должны еще раз сходить в 75-С, у вас не хватает марки
допуска в помещение.
Я помчался назад, мимо гренадера, стоявшего по-прежнему неподвижно,
как колонна. Ведь могли бы послать марку мне вдогонку в капсуле
пневмомочты, да где уж там - почта, видите ли, предназначена только для
так называемых внутриведомственных служебных сообщений. Наконец, я получил
марку и снова бросился к рефрактору, на сей раз он сказал:
- Неплохо, всего семьдесят три секунды, - и поставил мне в
сопроводительный лист временный штемпель: через десять минут оттиск станет
снова невидимым, и если за этот срок я не пройду следующую инстанцию, то
останусь с носом.
Теперь - через двойной контроль, где я смог сдать сразу четыре
бумаги. Потом - в зал регистрации. Пять придирчивых регистраторш проверяли
и перепроверяли, на самом ли деле у меня порядковый номер 370, и подошла
ли уже моя очередь. Очередь моя подошла. Меньших номеров просто не было.
Конечно, такое вполне могло произойти - после реорганизации они начали с
больших номеров. Дамочки проворно обследовали содержимое моего портфеля,
потом осмотрели мои зубы и сравнили их с приведенным в идентификаторе
описанием характерых особенностей моего прикуса. По своей собственной
инициативе они надавали мне советов, как избежать дилинных дворцовых
переходов, ловко сокращая путь и съезжая по лестничным перилам метровой
ширины. Я поблагодарил, кивнув им несколько отливавших золотом муадоров
[игра слов: mjidjr образовано по аналогии с lоuisdоr (старинная
французская монета с изображением короля Людовика, букв. `золотой Луи`),
mоi - Я (франц, и вновь углубился в свой маршрут.
Я быстро нашел первый боковой ход и испугался. Он был покрыт чуть ли
не двухсантиметровым слоем пыли, который нарушали лишь редкие следы.
Видимо, уборщицам не отдавали распоряжения привести в порядок этот
коридор, так как в официальных планах он не значился. `Слава богу, -
подумал я, - что мне больше не приходится жить в этом балагане`.
Сокращая путь, я прошел, оставаясь незамеченным, мимо стражника,
охранявшего лестницу Q Бета. Что ж, все не так уж плохо, предназначавшийся
для него контрольный талон я просто сунул в карман своих брюк. Отсутствие
этой бумажки заметят не раньше следующей ревизии. А она будет еще не
скоро. Быть может, за это время меня больше вообще не вызовут на
аудиенцию.
В комнате 3-СD меня ждал неприятный сюрприз: дополнение к плану
следования теребовало, чтобы я вернулся в зал регистрации. Оттуда я не мог
пойти ни в какой другой кабинет, кроме 3-СD - я попал в замкнутый цикл.
Черт бы побрал эти временные реорганизации! Только все наладится, только
исчезнут все накладки, связанные с предыдущей реорганизацией, как уже
проводят следующую. Если я останусь в этом цикле, то никогда не достигну
своей цели.
Я порылся в своих бумагах и, присев не корточки в углу коридора,
принялся чертить и считать на пыльном полу, я изобразил лабиринт дворцовых
переходов - так, как подсказывала мне память - и обозначил маршруты,
предписанные в сопроводительном листе, плане следования и дополнении к
плану следования. Примерно четыре цикла и две тупиковые канцелярии,
посещение которых не сулило ничего, кроме перспективы быть вышвырнутыми
через окно! А я уже и так опаздывал! Тут ничто не могло помочь. Я должен
был пренебречь предписаниями, правилами и дворцовыми порядками и,
используя окольные пути, ужом проскользнуть через канцелярские дебри.
Только бы меня не застукали!
С этой минуты я игнорировал все указания, определявшие, в какую
седующую комнату мне полагается идти. Охотнее всего я обошел бы стороной
все медицинское отделение, но эти медики всегда были так бдительны, они
натравили бы на меня охрану и навыдумывали бы кучу гнусных придирок.
`Белые халаты` отобрали у меня прививочный паспорт вместе с антирабической
маркой и пересчитали все мои оспинки. Затем они проставили мне в суточный
аттестат латинскиеп незвания каких-то болезней.
Беспрепятственно преодолев 00, 01 и 10, я почувствовал облегчение,
портфель мой `похудел`. Скоро я буду у цели - самое время! Королевская
аудиенция начиналась уже через двадцать минут. Только я собрался обогнуть
угол, украшенный искусной разьбой, как услышал там, впереди, легкий шорох.
- Ну, что ты, Люлетта! - раздались слова.
- Да не здесь же.
Высокий насмешливый голос ответил:
- Из-за гвардейца? Да ведь он не может двинуться с места. Ну, хочешь,
я надвину ему шлем на башку?
Снова шуршание, и через некоторое время:
- Да, ковер здесь особенно мягкий... А тут на самом деле никто не
ходит?
Из соображений осторожности я повернул назад.
Потом я пробирался через другой переход, который освещала тысяча
свечей и их зеркальных отражений. И хотя все так сверкало, я ощущал
леденящий страх перед аудиенцией. Кто мог знать, как она пройдет... И
все-таки я должен туда идти. И побыстрее.
В СLG-1 меня поджидал суровый оберкамермейстер. Взамен стопки
карточек, скрепленных шнуром, он вручил мне большой рулон документов, в
которых я около пятнадцати раз вывел свое имя.
- Вы должны переодеться, - пробурчал он. - Обычный камзол для
аудиенций. Сегодня - форма К с аксессуарами. Поживей!
Я схватил костюм и рванул через три двери, как спринтер. Потом я
стоял перед личным костюмером. Он недовольно покачивал накладными буклями.
- Вот что, я бы на вашем месте постарался не потеть. Ну, что за
вид... Ладно, уж как-нибудь запудрим.
Я быстро разделся, и меня облачили в сложный, неудобный костюм. Под
мышками кололись булавки - их было в избытке. Костюмер обильно напудрил
мое лицо и нахлобучил мне на голову длинный, тяжелый и жаркий каракулевый
парик. Затем он отступил на три шага, оценивающе оглядел меня и сказал с
удовлетворением:
- Недурно. Только, чур, больше ничего не портить.
То же самое пришлось выслушать и в третьей приемной, где в реестр
внесли соответствующие отметки, и, кроме того, поместили вырезанный из
черной бумаги силуэт. Еще немного - и все инстанции будут позади. Парик
давил так, словно его подкладка была сделана из кирпича. Я с завистью
поглядывал на легкий металлический шлем командира мушкетеров. Из моих
бумаг, добытых с таким трудом, служивый скручивал фитиль для того, что-бы
зажечь свою вонючую трубку. Собственно говоря, теперь уже ничего не могло
случиться.
Я прошествовал - двигаться менее величественно в своем пурпурном
одеянии я просто не мог - в последнюю приемную, великолепно обставленную,
но заваленную документами и бланками, эту приемную я называл про себя
`чистилищем`.
- Ну, как, благополучно прошли? - осклабился, увидев меня, начальник
службы контроля.
Отдавая ему свои бумаги, я был учтив настолько, насколько мне
позволял этот дурацкий костюм. Он проверял их с наслаждением, просмотрел
на свет, отметил галочкой шифр, который было невозможно подделать. На моем
лбу начал собираться пот, а драгоценное время уносилось, минута за
минутой. Потом он поднял голову и посмотрел на меня:
- Однако, в копии еще не хватает отпечатка большого пальца короля...
Пол начал уходить у меня из-под ног - теперь, когда я так близок к
цели... Как же мне быть... Я собрался с духом, взял, не долго думая, у
него из рук копию, произнес как можно равнодушнее: `Ах, позвольте-ка
взглянуть...`, и, отдавая ее назад, надавил подушечкой пальца на пустое
место. НСК с видом знатока еще раз осмотрел бумагу, проворчал: `Хм, такой
слабый и размытый отпечаток...`, и отметил в своем списке последний пункт.
Я мог отправляться на аудиенцию. Медленно, с гордо поднятой головой, как и
подобает победителю, я вошел в открывшиеся двери аудиенц-зала.
Церемониймейстер взял из моей руки пурпурную карточку с белыми лилиями,
взглянул на меня и ударил своим жезлом в блестящий мраморный пол.
- Меssiеrs, dаmеs. Lе Rоi! [Господа, дамы. Король Король пришел.
- Ну, наконец-то! - раздалось из толпы.

Анжела ШТЕЙНМЮЛЛЕР
Карл-Хайнц ШТЕЙНМЮЛЛЕР

СПУТНИК-БАРАХОЛКА


Как ты считаешь, Спутник-Барахолка вблизи Толимана - это не выдумка?
Тебе не кажется, что это просто небылица из числа тех диковинных историй,
которые сочиняют сами космонавты во время своих длительных, порой слишком
длительных, перелетов, когда вся бортовая библиотека уже прочитана, а
отношения в экипаже, оторванном от остального мира, начинают приобретать
враждебный характер?
Кемени, астронавт с бесконечно далекой Земли, чувствовал под своими
ногами твердь tеrrа inсоgnitа, но сомнения все не оставляли его. Кемени
был один, потому что друзьям вдруг понадобилось непременно еще раз
проверить аварийное снаряжение, написать письма или поспать. В его
распоряжении оставалось пять часов, пока корабль заправлялся топливом -
пять часов до старта. Впрочем, этого короткого промежутка времени было
вполне достаточно для того, чтобы раздобыть какой-нибудь умопомрачительный
сувенир, космический подарок, котрый призведет впечатление на любую
девушку: `Нет, такую вещицу не купишь ни в одном ротеле, это я
собственноручно приобрел на Спутнике-Барахолке, когда никто не отважился
меня сопровождать!`
Маленький - каких-нибудь сто километров в диаметре -
Спутник-Барахолка обладал хорошим искусственным климатом, воздух его
напалняли запахи раскаленных камней, отрботанного ракетного топлива и
какие-то необычные ароматы, доносившиеся из `торговых джунглей`,
образованных множеством яркоокрашенных ларьков. Одетый в прочный скафандр
с покачивавшимся сбоку шлемом и вооруженный лазером, которым можно было
воспользоваться в любую минуту, Кемени ступал неуверенно, пошатывался,
несмотря на искусственно увеличенную грвитацию; он покинул защитное поле
корабля, включенное на полную моощность, и, окончательно уступив соблазну,
забыв все предостережения относительно `жизни и кошелька`, решительно
устремился вглубь ярмарочной сутолоки, от которой у него, с непривычки,
зарябило в глазах.
Призывно махали своими облезлыми манипуляторами инопланетные
торговцы. `Сюда, сюда, входи смелей!` - ревели, шипели и кудахтали они.
`Ко мне, ко мне, смелей!` - манили когтистые лапы, присоски, щупальца.
`Здесь у меня собраны все чудеса Вселенной! Оригинально и недорого! Все,
что будет угодно душе землянина, что придется по вкусу аркнурианцу и что
может взволновать ум ригелианина! Желание любого космического гостя
осуществится!`
В лучах восходящего красного Толимана сверкали полированные
металлические поверхности, стекло искрилось, переливались всеми цеветами
радуги фасеточные глаза каких-то существ; повсюду раздавались восторженные
возгласы на многочисленных языках Галактики: можно было услышать воркующую
и свистящую, грассирующую и шипящую речь, одни громко расхваливали свой
товар, другие робко торговались с продавцами; Кемени был ослеплен всем
этим блеском и оглушен многоголосым рокотом толпы, которая вскоре и
поглотила его.
Обладатели лаковых хитиновых пнцирей защитного цвета, с краями, более
твердыми, чем скафандры, теснили землянина и дрожащих моллюскоподобных
существ, у которых под тончайшей оболочкой пульсировала фиолетовая кровь;
поток праздной публики увлекал Кемени все дальше в лабиринт, образованный
множеством алюминиевых ларьков, лепившихся друг к другу, обшарпанных
пластиковых палаток, стеклянных конусов, покрытых слоем грязи; на фоне
черного неба возвышались целые пирамиды всякого внеземного добра и
космических редкостей; в этом удивительном лабиринте бурлила жизнь в самых
разных своих формах: кремниевой, сверхтекучей и белковой.
И вот, прежде чем Кемени успел сообразить, как все это получилось, он
уже стоял, держа в руке какой-то тяжелый, словно бы платиновый, предмет -
это был мертвый жук с толстым брюшком, притупившимися фиолетовыми шипами и
очень странной головой, удивительно похожей на челвеческую. Продавцом
оказался резиновый субъект, все четыре его руки, лишенные суставов,
вертелись, точно крылья ветряной мельницы - за их движениями было трудно
уследить. Он поднял тонкую трубку-пылесос и очистил от замельтешившей в
воздухе серой пыли жука, который был настолько тяжелее обычного
насекомого, что это просто не укладывалось в голове. Безротый торговец
таратоорил без умолку, издавая звуки с помощью дрожащей мембраны - она
находилась у него там, где у человека - нос. Наконец Кемени нашупал кнопку
коммуникатора, и аппарат начал переводить поток слов: `...давным-давно
планета раскололась на множество солнц, понимаете? Это - идол, последнее
божество планеты, которая теперь уже не существует`.
Кемени почудилось, что идол, внезапно окрасившийся в розовый цвет,
злорадно смотрит на него сквозь сомкнутые черные веки. А торговец, заломив
для большей убедительности две пары своих натруженных, шершавых рук,
продолжал: `Талисман, настоящий, очень хороший талисман, приносит всякие
напасти, болезни, несчастья, катастрофы, уж будьте уверены. Прежний его
владелец, господин из Крабовидной туманности, сгинул в черной дыре. Порча
и Уничтожение гарантируются!..`
Астронавт Кемени засмеялся и провел рукой по стертым верхушкам шипов,
послышалось легкое электрическое потрескивание. Разве смог бы идол, даже
по чистой случайности, уцелеть в результате этой уникальной катастрофы? Да
и кто купил бы талисман, приносящий неудачи? Добровольно заплатить за свое
собственное несчастье?..
`...но не для вас, косподин командир. В подарок знакомому,
начальнику, сослуживцу, другу... И совсем недорого!`
Ни слова не говоря, Кемени положил зловещий талисман в одну из
подрагивавших рук торговца. Такой товар просто-напросто никто не купит -
не в этом ли и заключается невезение продавца, на которое обрек его идол?
Напиравшая толпа стиснула Кемени и потащила его дальше, мимо гор
всевозможного товара: там были лохматые шкуры и пятнистоголубые меха,
приколотые к плюшевым лоскутам знаки отличия, которые полагалось носить
астронавтам межзвездных космических линий, ткани, покрытые узорами с
бледным ультрафиолетовым свечением или излучавшие такое сияние, что
захватывало дух, ткани потертые и совсем новые, с изображениями
мифологических сюжетов, не поддающихся толкованию. Тут же можно было
увидеть реликты далекой земной культуры и легкий, как перышко, летающий
серф, в его нижней части находились тончайшие металлические пластинки,
надежно защищенные прочной пленкой.
Кемени усмехнулся не без злорадства, вспомнив своих друзей, которые
поддались необъяснимому страху и вычеркнули для себя самый замечательный
эпизод этого космического путешествия. Тяжело дыша, приближался великан,
превосходивший всех своим ростом, он громко скрежетал стальным наружным
скелетом, поддерживавшим его тяжелое тело и мощные, с перетяжками,
конечности. На студенистой дорожке, которую он оставлял позади себя,
скользили и падали более мелкие существа, при этом они вопили фальцетом,
переходя временами на ультразвук. Что могло заставить великана подвергать
свой организм такому напряжению - слишком сильному воздействию гравитации?
В прозрачном мешке, который он набросил (а, может, она набросила, или оно
набросило) на телескопообразный отросток, красовавшийся на его голове,
барахталась крошечная интеллектронная игрушка - малютка старалась
выкарабкаться по скользкой пластиковаой стенке наружу и улизнуть.
Внезапно Кемени почувствовал, что кто-то обхватил его сзади и
приподнял над землей: щупальца, похожие на извивающихся гигантских
дождевых червей, так стиснули ему грудную клетку, что он не мог даже
сделать вдоха.
`Стоишь тут на дороге, растяпа, мешаешь заниматься делом!` И в ту же
минуту они отшвырнули его прочь, как котенка. Кемени упал на кучу камней,
которые сразу пришли в движение, заскользили, покатились. Пока Кемени,
чертыхаясь, едва шевелил от боли руками и ногами, космические хулиганы с
громким устрашающим ревом скрылись из виду. Упрекая себя за
неосторожность, Кемени внимательно осмотрел царапины на своем скафандре.
Стоявший в зените Толиман заливал ярким светом минералы, выставленные
для продажи, взору открывались целые горы образцов: камни с антрацитовым
блеском, серые, прозрачные, пестрые - пусть без названий и классификации,
зато настоящие, натуральные. Что еще? Еше продавались метеориты с
пузырчатой поверхностью - эти космические странники попали сюда, если
верить асторономической справке на ярлыке, из самих Магеллановых облаков.
В совершенном беспорядке располагались вакуумные колпаки размером с
ладонь, под ними, в ауре укрощенных полей, мерцали крошечные частицы
антивещества. Интересно, произойдет ли что-нибудь, если от
Спутника-Барахолки, который и так не выделяется величиной, отколоть
кусочек и поместить под такой колпак?.. Но дороже всего ценились камни,
имевшие свою историю - оправой им служила ракетная сталь с
выгравированными на ней сведениями: координаты находки, возраст,
химический состав, название погибшего корабля.
Обтянутая сеткой медуза рядом с Кемени злобно прогудела на низких
частотах: `Хлам, хлам!` - и, тщетно пытаясь найти что-нибудь съедобное,
зарылась в землю между кварцевой глыбой и окаменевшими солнечными
протуберанцами. Кемени услышал, как что-то тихонько хрустнуло. Тончайшие
трещины прорезали сосуд с антивещством. Кемени испуганно вскочил и,
спотыкаясь, бросился прочь, охваченный леденящим предчувствием
всесокрушающего взрыва.
Путь ему преградили металлические емкости, похожие на кастрюльки и
кружки, в их доннышках было множество отверстий, расположенных в
определенном порядке. Кемени взял пару необычных предметов, взвесил в
ладонях. Может быть, это решетки для аммиачных скважин на замороженных
планетах? Или модные украшения стародавних времен? А, может, корпуса
микроволновых генераторов?.. Грубые змеевидные щупальца, в каждом движении
чувствовалась угроза, вырвали из рук Кемени загадочные сосуды. В голове
астронавта успела мелькнуть еще одна версия: `Обувь для ходьбы на
присосках?` Затем, чтобы чувствовать себя уверенней, он протянул руку к
своему лазеру и остолбенел: оружия на поясе не было. Кемени вдруг осознал
свою беспомощность, беззащитность, Почувствовал себя заложником
неистово-алчных торговцев. Раздобыть бы только сувенир, наглядное
доказательство смелости, а потом - назад, сразу же назад, и не глазеть по
сторонам!
Длинными рядами стояли пузатые бутылки, стеклянные цилиндры,
демонстрационные сосуды, наполненные опалесцирующими жидкостями, от
которых подномался пар. От этих испарений в носу у землянина защипало. В
сосудах с жидкостью безжизненно плавали существа, являвшие собой целую
коллекцию монстров: многоножки, которые, тем не менее, не были насекомыми
- они вздрагивали при каждом ударе по стеклянной стенке, покрытой слизью,
черви василькового цвета, у которых головная часть оканчивалась нежным,
как у орхидеи, бутоном, зародыши кремниевых существ, расколотые, несмотря
на их твердость. Как обрадовался Кемени, не обнаружив в этой коллекции
ничего, что могло принадлежать человеку! По всей видимости, чудовища чужих
миров сами законсервировали себе подобных, поместив их в банки с
формалином, желе, смолами. Здесь было все, начиная с микроскопических
одноклеточных и кончая метровой безглазой головой ящера - обитателя
царства тьмы. У некоторых `экспонатов` в спине так и осталось ржавое
острие стрелы, или заяла между выпученными глазами рана со
свежезапекшимися краями - результат поражения лазером.
Кемени, теснимый толпой все дальше, вдруг заметил, что бредет по
осколкам. Они, по большей части, были такими мелкими и твердыми, что
тяжелый ботинок скафандра не мог их раздавить. От кричневых лужиц, в
которых лежали осколки, исходил запах меда. Что это было - отходы, шлаки
или останки какого-нибудь несчастного, растоптанного толпой зевак?
Кемени взглянул на ручной хронометр: пять часов уже не исходе. Как
быстро они пролетели! И каждый из них был как предостережение, как призыв
немедленно вернуться на корабль. Вот только последний раз попытать счастья
- может, в той куче приборов найдется какая-нибудь стоящая вещица по
доступной цене. Там были свалены изношенные тела отслуживших свой срок
роботов, ондроидов и их референтов, пустые выпотрошенные коробки и
промасленное разнооцветное содержимое этих коробок. Среди прочего валялась
искореженная сталь, покрытая копотью, обрывки кабеля. Настырные
радиолюбители торговались из-за устаревшей микроэлектроники, взвешивали в
своих длиннопалых когтистых лапах, покрытых шерстью, мешки, набитые
микросхемами, и золотые электроды для контактов, вживляемые в мозг,
принюхивались к керамическим панелям, украдкой вытирали о шкуру
зазевавшегося соседа фасетные счетчики Гейгера и фотоэлементы, а затем
испытывали их в потоке радиоактивного излучения, на свету и в тени.
Танцующие цветные полосы `маркизы`, трепетавшие на ветру, опускались на
щебенку, вылезшую из щелей между прессованными плитами, и на головы
мохнатых покупателей, которые азартно торговались, брызгая слюной. Для
тебя здесь нет места, охотник за сувенирами!
На небе стоял ярко-красный Толиман; чтобы вернуться назад, нужно было
идти ему навстречу. Кемени плотно сомкнул веки, и на него сразу начали
надвигаться неясные видения, возникавшие на фоне причудливых очертаний
торговых палаток и нагромождений товара. Ветерок доносил запахи съестного,
струйки дыма, кружась, поднимались к небу, усыпанному звездами. Разумные
существа, начиная с коацеватных форм и кончая более сложными организмами,
питали явное пристрастие к жареному мясу и острым приправам. Какой
коктейль ароматов был разлит в воздухе - просто текли слюнки, за все годы
путешествия на корабле никогда так приятно не пахло пряностями. Потом
Кемени окутали тяжелые испарения, и его затошнило от обилия разделанного
мяса, издававшего приторный запах. Астронавт стал быстрее протискиваться
вперед, то и дело натыкаясь на чьи-то многосуставчатые лапы,
переливавшиеся всеми оттенками зеленого, упираясь в широкие спины,
покрытые несколькими слоями больших пальмовых листьев; он проскользнул
мимо согбенных гигантов, прижимаясь к металлическим пластинкам, защищавшим
их бедра. Кемени стало жарко в скафандре, хотя система охлаждения
по-прежнему функционировала. В воздух поднялась какая-то тень и, точно
стрекоза, принялась кружить на фоне сияющего диска главного светила, при
этом она гудела с подвыванием, а коммуникатор пререводил, запинаясь и
спотыкаясь: `Сюда, землянин, сюда, вещицы лучше и замечательнее ты не
найдешь нигде!`
Кемени нерешительно приблизился, странное насекомое с пронзительным
криком спикировало на землю, уселось, сложив своои огоромного размаха
крылья, пронизанные кровеносными сосудами. Перед ним аккуратными
пирамидами были разложены серебристые шарики: самые маленькие - размером с
булавочную головку, самые большие - с бильярдный шар. Они переливались на
свету и в тени, словно живые жемчужины со звезды Денеб.
Крылатое существо с голубым туловищем острожно, почти нежно,
подхватило один шарик острыми краями челюстей и загудело: `Универсумы!
Микрокосмы! Каждый шар - это целый мир, законченное древнейшее мироздание,
отдельная вселенная, уйма метагалактик, есть черные дыры, коллапсары,
поглотившие свои физические поля, реликты, которе, возможно, имеют
отношение к образованию нашей собственной Вселенной и которые остались не
втянутыми в водоворот эволюции. Другие миры, у которых, видимо, свои
законы, свои пространственно-временные отношения!`
Погруженный в свои мысли Кемени взял шарик не с того места, иерархия
микрокосмов нарушилась, они покатились вниз и в стороны, попадая в едкие
лужи, оставленные неряшливыми обитателями планет с метановой атмосферой,
тяжеловесные арктурианцы с хрустом опускали на них гранитные плиты своих
подошв. В то время как Кемени все еще стоял в оцепенении, насекомое быстро
собрало все свое добро, при этом сегменты, из которых состояло его тело,
издали звонкий стрекчущий звук. Через несколько сеунд пирамида снова
стояла на месте как ни в чем не бывало.
`Ну-ну, землянин, попробуй-ка их расплющить! Или возьми лучше лазер!
Они неуязвимы, они бесконечно тверды. Эти миры так же сильны, как наш мир,
они населены существами такими же разными, как я и ты, живородящее
создание, дышащее воздухом!`
Кемени вздохнул: время поджимало, где-то там, за ларьками, вдали от
шума, от всех этих диковин, стоял готовый к старту корабль.
`Рассмотри их внимательно, землянин, иногда поод блестящей оболочкой
появляется глаз - глаз, который смотрит в твои глаза. Ведь наша Вселенная
для них - это серебристый шарик, излучающий странное мерцание - и не более
того.`
Кемени с удивлением услышал свой собственный голос - он спрашивал о
цене, цене целого мира, наполненного светом и звездами, пылью, пустотой.
Быстро были разменяны самоотсчитывающиеся деньги-жетоны. Кемени хотел было
уже уйти, унося в ладони целый мир, но тут подполз, извиваясь, какой-то
червь - на металлических кольцах, опоясывавших его похожее на колбасу
тело, были выгравированы буквы. Извергая клубы едкого пара, он спросил
продавца: `Как, ты все еще пытаешься сбыть све потомство?`
`Змея врет!` - заверил тот, яростно шевеля усами. `Это миры,
настоящие миры, не какая-нибудь подделка! Да ты сам приторгоовываешь
мумиями своих предков, ты, кусок полипа!`
Время бежало, и Кемени спешил, он судорожно сжимал в руке
подоозрительный шарик, но был готов в любую минуту швырнуть его, точно
кусок горячего металла, в кучу поющих книг или в ворох пластиковых лент,
покрытых плесенью. Ноги болели, а от всех этих звуков, образов, запахов
гудело в голве.
`Что ж, - размышлял уже ощущавший легкое изнеможение Кемени, едва
обращая внимание на склад старых ракетных двигателей, - что ж, быть может,
на этом базаре, где есть все для всех, нашлась бы и для тебя родственная
душа: какая-нибудь земная девушка, оказавшаяся здесь из-за романтического
каприза судьбы? Вообрази: `спящая красавица` в капсуле для длительных
космических прелетов - и ее можно купить! Можно вырвать ее из мап чужаков,
можно спасти пленницу этих торгашей! Как было бы здорово, если бы она
открыла глаза и удивленно спросила: `Где я?` А ты смог бы ей все
рассказать. На корабле, конечно, возникли бы проблемы: друзья и так
питаются впроголодь. Но ты был бы категорически против того, чтобы девушку
снова погрузили в анабиоз. И ее признательность стала бы для тебя дорогой
наградой.`
Как быстро летит время! А стартовая площадка еще не видна, и еще даже
не показались устремленные вверх высокие сигарообразные силуэты кораблей.
Друзья подождут, конечно, подождут немного. Вот только встреча будет не из
приятных. Хоть бы эти грубые уроды не толкались так, не вклинивались во
встречный поток пешеходов! А как бестолково расположены ларьки! Неужели
торговцы не могли хотя бы здесь или там поставить указатели? А эти
молодчики с неимоверно твердыми хитиновыми локтями - от каждого их
прикосновения остаются синяки.
Еще десять минут!
Как манят к себе эти постоянно меняющиеся пространственные
мини-лабиринты - игра для всех мыслящих существ от Беллатрикс до Альтаира!
Поддавшись импульсу, взявшему верх над его волей, Кемени и сам решил
поиграть, ему захотелось хоть на миг погрузиться в атмосферу игры с ее
запутанными правилами, скрытой сложностью и непредсказуемостью. Однако,
все места были заняты: сумчатые грызуны, стиснув зубы, ловко примостились
на корточках возле пофыркивавших головоногих - те играли как одержитые,
шевеля всеми двенадцатью щупальцами. Игра была такой же суматошной, как и
ее создатели, растениеподобные существа с дюйм ростом - они шныряли
взад-вперед по изобретенным ими же самими лабиринтам, подкарауливая свою
жертву. Вот так игрушка - играть-то она с тообой играет, а вот отпускает
тебя только тогда, когда сама захочет!
Обливаясь потом, Кемени рванулся прочь, последняя минута уже истекла,
но рева двигателей пока еще не было слышно, не видно было и клубов дыма от
стартующего корабля. Друзья ждут, они не бросят тебя на произвол судьбы.
Кемени снова взглянул на Толиман, чтобы сориентироаться.
Темно-красный диск, покрытый вуалью облаков, стоял у самого горизонта. И
тут, астронавт Кемени, ты понял, понял, наконец: эта звезда сбила тебя с
толку - пока ты бродил все это время, она незаметно скользила по небу, и
вот уже около часа ты идешь не туда, куда надо, а в прямо противоположном
направлении. Непростительная дилетантская ошибка!
Отчаявшийся Кемени нащупал кнопку трансивера, которым был снабжен его
скафандр: в наушниках стоял сплошной треск. Эфир был переполнен
непривычными дребезжащими сигналами и резкими звуками настраиваемых
приборов. Назад, только назад!
Он мчался, протискиваясь сквозь обступавшие его толпы инопланетян,
спотыкался о валявшиеся повсюду ящики и огромные метровые болты; он с
трудом переводил дыхание - заблудившийся человек, потерянный и одинокий.
Как найти дорогу? Кемени стоял перед стеной, заставленной стеклянными
ящиками и пытался определить, куда ему идти - налево или направо? За
стеклом, в террариумах, а, точнее, в планетариумах, сателлитариумах и
стеллариумах, сидели на корточках и корчили рожи какие-то существа: у
одних был грязный мех, у других - гладкая кожа, у третьих - тяжелые
хитиновые надкрылья, как у жуков. Некоторые пленники бегали по скользким
стенкам, но вырваться из неволи не могли. А здесь, снаружи, стоял малютка
ростом с кулак, обладатель двух пар телескопообразных глаз; Кемени смотрел
на него, но не понимал смысла его действий: маленькое существо снова и
снова чертило тупыми когтями на непроницаемой стеклянной стенке
прямоугольный треугольник и примыкающие к его сторонам квадраты.
Кемени совершенно запутался; толпа, между тем, понесла его влево, и
он едва поспевал за `братьями по разуму`, которые шли и шли непрерывным
потоком.
На небе уже появилось неоновое `светило` вытянутой формы -
своеобразный спутник Спутника-Барахолки, эта `луна` заливала своим
мертвенным светом горы разбитых панцирей и обветшавшие сиденья,
предназначенные для существ с четырьмя ногами.
И вот, наконец, на Кемени, все еще судорожно сжимавшего в руке шарик
(яйцо или вселенную?), обрушился высокий звук, напоминавший голос органа.
Этот всепроникающий вой издавали на старте космические корабли, далекие,
недосягаемые. Что толку было затыкать пальцами уши и до боли зажмуривать
глаза - звук был внутри Кемени, от него невозможно было избавиться. Когда
Кемени снова вернулся в мир реальных предметов, озаренных светом неоновых
ламп и огнями шаровых молний, он увидел, что стоит перед сверкающим
водопадом, который образовывали тенты из дырчатой солнцезацитной пленки,
их охраняла прозрачная, как стекло, трехглавая гидра, заменявшая собй
сразу троих продавцов. Вокруг Кемени заплясал хоровод снующих, мелькающих
теней.
Держись, держись, дилетант, прилетят другие корабли с людьми на
борту, ты сможешь вернуться, непременно сможешь!
Кемени долго стоял неподвижно, провожая взглядом быстро удалявшуюся
огненную точку корабля. Наконец, она погасла. В прохладном воздухе витали
загадочные ароматы.
Даже коммуникатор не уловил скрипучие, хриплые голоса существ,
которые за доли секунды решили судьбу Кемени: `Сто пятьдесят? Ну нет, а
вот за сто двадцать этого человечка я бы купил.`


АНГЕЛА И КАРЛХАЙНЦ ШТАЙНМЮЛЛЕР
НИКОГДА НЕ ПЛАЧУЩИЙ ГЛАЗ

`Я буду владыкой над всеми существами,
созданными и сотворенными. Я есмь их
Солнце, их Свет и их Луна`, -
воскликнул Семь-Арара.
`Пололь-Вух`, священная книга майя

Свет прикоснулся к предметам и преобразил их. Его отблеск лег на них
едва заметным следом золотистозеленых бета-лучей. Летний ветер, сухой и
пыльный, подул в полуоткрытое окно, зашелестел бумагами на письменном
столе, приподнял их и снова опустил. Над ними тоже заструилось дивное
золотисто-зеленое мерцание. Свет заполнил всю комнату, коснулся обшар-
панных стульев, скользнул по столу вишневого дерева с белесыми пятнами
от воды на поверхности. Увядшие цветы в вазе вдруг ожили, приобрели не-
естественно цветущий вид, а экран телевизора начал фосфоресцировать се-
ребристосерым цветом.
Еще на лестнице Хуана давала себе клятву начать все сначала, благо-
разумно обходиться без Света, не поддаваться его слепящему соблазну,
вести нормальный, чистый, здоровый образ жизни и жить долго. Ну а сил
для этого у нее хватит, отчего же нет, стоит только отключить свои орга-
ны чувств и не отступать от принятого решения.
Дрожащими пальцами она притворила за собой дверь и двинулась по сле-
ду медленно угасающих лучей. Откуда взялся этот Свет? Как он проник в ее
квартиру? Может, он подкарауливает ее? Или хочет испытать? Она не под-
дастся!
Сдерживая дыхание, приоткрыв рот, Хуана шла по мерцающему следу. Он
привел ее к картине в простой строгой раме. Картина изображала Семь-Ара-
ра, эту обманчивую Птицу Солнечного Огня. Его сумеречный переливчатый
Свет пронизывал теперь весь мир, но увидеть его можно было только Никог-
да Не Плачущим Глазом. Хуана видела его. Тускнеющий нимб Света обрамлял
голову лжебога, золотисто-красноватые блики его жили и двигались, отра-
жаясь и на черном лаке рамы.
Хуана торопливо поставила картину на пол. Нет, нет, это не жажда
Света, уверяла она себя, ты можешь перед ним устоять, конечно, можешь.
Но нужно просто узнать, каким образом Свет смог проникнуть в квартиру.
Взору открылись красноватые кирпичи, венцом выложенные вокруг встро-
енного в стену сейфа. Здесь тоже был отблеск Света. Тень усмешки пробе-
жала по лицу Хуаны. Сейф не пустой, в нем находится Свет! Пальцы Хуаны
впились в замок сейфа. Напрягая все свои органы чувств, она попыталась
вспомнить движения Роке у сейфа в полумраке комнаты. Поворот налево, ед-
ва заметный, теперь направо, вспомнить цифры кода, скорее будто промель-
кнувшие у него в мозгу, чем произнесенные вслух. Рука Хуаны вспотела,
едва не сорвалась. Так, теперь еще раз сильно влево. От ожидания Хуану
трясло. Ей чудилось, будто горячий, обжигающий Свет пробивается сквозь
толстый слой свинца и заставляет механизм замка поворачиваться. Едва
слышный щелчок. Она закусила губу и с трудом удержалась, чтобы от нетер-
пения не закричать. Еще один, последний поворот! Дверца сейфа бесшумно
распахнулась. Нет, она не ошиблась, вот он, свинцовый цилиндрик,
`Семь-Арара` - перевод имени одного из персонажей эпоса `ПопольВух`.
На языке майя-киче оно звучит как `Вукуб-Какиш`, где `вукуб` означает
цифру `семь`, а `какиш` означает `арара` - большой попугай с пышным
красно-зелено-голубым оперением. Семь-Арара-злобное и надменное сущест-
во, отец титанов Кабракана и Сипакны, появляется в эпосе еще до сотворе-
ния солнца. Главное его достоинство, согласно легенде, - `глаза из се-
ребра` и `зубы из драгоценных камней`, внутри которого упрятана частичка
Солнца. Хуана схватила его дрожащей рукой, отвернула колпачок.
Наконец-то! Цилиндр со стуком упал на пол, но Хуана этого уже не
слышала.

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ



Док. 114347
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 1


Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``