ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Э.Ч.Табб
Рассказы

Эвейна
ВАЗА ЭПОХИ МИН

Э.Ч.Табб

Эвейна

Компьютер снабдили голосом психологи из числа тех, что
вечно витают в облаках и, пытаясь оставаться рациональными,
постепенно превращаются в садистов. Было у него и кое-что
другое - несколько откровенных фотографий, несколько книг и
некий предмет в коробке, который можно было надуть и
использовать для снятия личного напряжения. Он воспользовался
им однажды, а затем, переполненный отвращения, уничтожил
вместе с книгами и фотографиями. Но с голосом он ничего не мог
поделать.
Он был мягкий, ласкающий слух, то ли голос реальной
женщины, то ли синтезированный компьютером как оптимум - это
ему не дано было узнать. Но голос был мягок, лишен присущей
молодости резкости и он был за это благодарен. И поскольку он
не мог игнорировать его или выключить, ему пришлось научиться
жить вместе с ним, и за долгие, долгие годы он стал
воспринимать его как должное и полагаться на него как на
интегральную часть его замкнутой вселенной. Он даже
развлекался, мысленно подбирая подходящие к голосу лицо и
фигуру.
Образ менялся, по мере того как возраст смирял силу его
страстей. Поначалу женщина был гибкой, с волосами цвета
воронова крыла, у нее были торчащие груди и бедра из мира
юношеских желаний. Потом она повзрослела и приняла более
приятный облик, вылепленный голосом его собственных фантазий.
Теперь это была высокая блондинка с коротко обрезанными
вьющимися волосами, немного достигающими плеч. Глаза у нее
были голубые, глубоко посаженные, с мелкии морщинками в
уголках век. На ней было черное, простого покроя платье,
открывающее гладкие плечи и верхнюю часть пышной груди. Не те
твердые, торчашие выпуклости, которые он некогда себе
представлял, а мягкие и слегка покачивающиеся, подходящие под
взрослость ее лица и округлую пышность бедер. И он дал ей имя.
- Время очередной инспекции, Чарльз.
Он вздрогнул, резко вырванный из задумчивости, и
помаргивая выпрямился в большом кресле. Перед ним, как всегда,
была панель с приборами, большие шкалы с ползающими стрелками,
блеско полированного металла, ряды индикаторов. Он понял, что
видел сон, но не во сне, а во время погружения в мечтательную
дремоту, ставшую для него видом самозащиты, полуреальным
миром, в котором воспоминания перемешиваются с воображением и
фантазия перевешивает реальность.
- Время очередной инспекции, Чарльз.
Использование его имени было еще одним психологическим
фокусом, приводящим к неизбежной персонализации машины. Явный
трюк, предназначенный для смягчения одиночества, который может
легко привести к безумию. Если только безумием было давать имя
механическому голосу. Воображать, что говорит реальная
женщина. Представлять, что каким-то невероятным образом он в
действительности не одинок, что где-то в его ограниченном
мирке есть другой живой человек, и что, возможно, они
когданибудь встретятся.
- Время очередной инспекции, Чарльз.
Это было только фантазией, чем же еще, но не стал ли голос
чуть-чуть более резким? Немного нетерпеливым оттого, что он не
отвечает? Даже встревоженным? Очень приятно было бы думать,
что о тебе кто-то заботится, но опыт научил его не слишком
обольщаться. Три раза, а затем шок, электрический стимул,
который рывком разбудит его, даже если он уснул, болезненное
напоминание о работе, которая его ждет и которую некому больше
сделать.
- Да, Эвейна, - быстро отозвался он. - Я слышал тебя.
- Была задержка с ответом. Ты спал?
- Нет, просто думал.
- Ты здоров, Чарльз?
Он посмотрел на свои руки, на набухшие вены, испещренную
пятнышками кожу, стянутую на костяшках пальцев. Когда-то они
были молодыми и сильными, на них было приятно посмотреть.
Когда они изменились? Почему он не заметил этого изменения
раньше?
- Чарльз?
- Я в порядке, - коротко сказал он.
- По-моему, следует проверить твой метаболизм, Чарльз.
После инспекции, разумеется.
- Черт подери, Эвейна, нечего ко мне придираться. У меня
все в порядке, я же тебе сказал.
- После инспекции, Чарльз.
Как можно спорить с машиной? Конечно, он мог отказаться,
были способы заставить его подчиниться, Создатели
предусмотрели и такое. Ему негде было укрыться от сенсоров, а
непослушание означало наказание. Он угрюмо поднялся с кресла,
с тревогой осознав свое физическое несовершенство. К примеру,
ноги, неужели они всегда побаливали, как сейчас? За долгие
годы он приспособился к ослабевшему зрению, и теперь для него
нормальным было, сидя в кресле, не различать мелкие деления на
шкалах. Но боль, легкая задержка в движении левой ноги, из-за
которой он едва не упал, вовремя успев ухватиться за спинку
кресла? Новое ли это, или все это уже было раньше? А если да,
то почему он об этом не помнит?
Мысль не отставала от него, пока он вышагивал десять футов
от кресла до задней переборки. Подняв руки, он мог коснуться
потолка, разведя их - коснуться стен. Крошечное пространство,
напичканное сложными машинами, что в рассчитанных количествах
снабжали его воздухом, пищей и водой. Замкнутая среда, которая
его кормила и укрывала, и кроме того, защищала от внешних
воздействий. В подобном месте ощущения были немногочисленными
и всегда только личными. Мог ли он вообще забыть какую-либо
деталь из своей монотонной жизни?
- Чарльз, ты медлишь.
Инспекция должна быть завершена. Он протянул к перегородке
руку и коснулся простых переключателей. Компьютер
разблокировал их после его прикосновения, и приподнялась
панель, открыв протяженное тускло освещенное пространство, на
которое он смотрел сквозь увеличительную линзу. Осмотр
проводился визуально, при помощи линз и зеркал, чтобы
исключить возможную неисправность электроники. Он
добросовествно осмотрел загадочные бункера, ряды контейнеров,
бесчисленные флакончики и еще какие-то непонятные предметы,
обтянутые пластиковыми мембранами. Когда-то это зрелище
восхищало его, наполняло огромным ощущением продуманности,
согретым убежденностью в том, что его роль важна и необходима
для успеха проекта. Теперь же он просто совершал ритуал.
- Чарльз?
Он слишком долго смотрел, опять погрузившись в
задумчивость, пытаясь, возможно, возродить былое восхищение,
экстраполируя, заглядывая вперед, воображая самые невероятные
картины будущего. А может, просто немного задремал от скуки,
обиженный превосходством компьютера.
- Чарльз, все функционирует оптимально?
- Да, Эвейна, как всегда.
- Тогда возвращайся в кресло, Чарльз. Я должна проверить
твой метаболизм.
Он ощутил, как под его рукой щевельнулся переключатель,
панель снова заперла переборку, а потом медленно вернулся в
кресло, сунул правую руку в знакомое отверстие. В его плоть
погрузились датчики, он ощутил легкое пощипывание от
поверхностной стимуляции кожи. Он откинулся на спинку, закрыл
глаза, и представляя гладкое лицо в рамке светлых волос,
голубые глаза, возможно, чуть встревоженные, пухлые губы
сжаты, а платье, кагда она наклоняется вперед прочесть
результаты исследования, чуть-чуть, совсем немного отходит от
плеч и груди.
- Ну как, сестра, я буду жить?
- Сестра?
- Сейчас, Эвейна, ты медицинская сестра. Некто, кто
заботится о больном. Я болен?
- Ты не не действуешь с оптимальной эффективностью, Чарльз.
- И это означает, что я болен. Вылечи меня, Эвейна.
Он почувствовал, как вслед за прикосновением чего-то в нем
стала нарастать эйфория. Наверное, какая-то инъекция,
догадался он, препарат, что развеет его депрессию и
нарастающее чувство тревоги. Помогло ее подчинение, сам факт,
что она выполнила его инструкцию. Человек всегда должен быть
главенствующим партнером.
Все еще не открывая глаз и представляя, как она
выпрямляется с улыбкой и выражением привязанности и
материнской заботы на лице, он произнес:
- Сколько уже, Эвейна?
- Ты неточен, Чарльз.
- А ты упряма. Ты ведь прекрасно знаешь, о чем я
спрашиваю. Сколько мы уже путешествуем в этой жестянке?
- Очень долго, Чарльз.
Слишком долго, подумал он. Так долго, что время потеряло
смысл. Пока он мчался почти со скоростью света, направляясь к
далеким звездам, его метаболические часы стали идти медленнее
из-за эффекта сжатия. Дома могло пройти уже и десять тысяч
лет. На корабле же они превратились в целую жизнь.
Эта мысль мешала ему, и он начал ее отгонять, пользуясь
помощью введенного препарата и комфортным присутствием
женщины. Он снова неощутимо для себя скользнул в воспоминания,
снова услышал детские голоса отобранных, более низкие голоса
инструкторов. Он был избранным. Его тренировали для выполнения
важнейшей задачи. Его жизнь будет отдана Великой Экспансии.
Он зашевелился и снова ощутил успокаивающую инъекцию.
- Поговори со мной, Эвейна.
- О чем, Чарльз?
- Выбери сама. Любую тему. Ты высокая, прекрасная
блондинка. Как тебе нравится быть запертой в этой машине? Не
выпустить ли мне тебя? Ворваться в твою тюрьму и пригласить
тебя на прогулку?
- Ты становишься нерациональным, Чарльз.
- Отчего же, Эвейна? Сколько ты уже со мной? Пятьдесят
лет? Больше? В любом случае, долго. Мы часто разговаривали, и
ты, конечно же, должна была измениться с тех ранних дней.
Слушай, знаешь, почему я уничтожил книги и все остальное? Я
чувствовал, что ты наблюдаешь за мной. Наблюдаешь и презираешь
меня. Ты ведь не станешь этого отрицать?
- Конечно же, я наблюдала за тобой, Чарльз.
- Наблюдала и приказывала - сделай то, да сделай это, а
вот это сделай как можно быстрей или еще что-нибудь. Иногда ты
была просто стервой, и мне следовало бы ненавидеть тебя, но я
этого не делал. Я совершенно не испытывал ненависти.
- Ненависти, Чарльз?
- Это такая эмоция.
В его воображении она нахмурилась и покачала головой.
- Молчи, - быстро произнес он. - Не хочу знать, что ты
можешь, а чего не можешь испытывать. Ничто, обладая таким
голосом, не может быть лишено чувственности.
- Ты иррационален, Чарльз. Наверное, тебе следует поспать.
- Нет!
Он выдернул руку из отверстия прежде, чем она успела
сделать инъекцию. Подобную ловкость он проявлял неоднократно,
потому что уже не в первый раз сидел и беседовал с женщиной,
запертой в этой машине. И все же на этот раз он вроде бы
почуял какую-то разницу. Ранее он позволял ей погрузить его в
забытие, темноту и мир снов, в котором она приходила к нему,
живая, раскрыв объятия, льнула к нему всем телом и увлекала
его на волнах полного слияния в какую-то даль, где все было
чудесным, а жизнь - полной.
- Я не хочу спать, - сказал он. - Я хочу разговаривать.
Хочу узнать, для чего все это нужно. И ты мне расскажешь.
- Я тебя не понимаю, Чарльз.
- Недостаточно данных? - Он фыркнул, услышав ее слова. - И
ты все еще пытаешься убедить меня, что ты всего лишь машина?
Неужели ты не поняла, что я в это не верю? Что все вокруг -
фарс. Спектакль. Пора его заканчивать.
- Я все еще не понимаю.
- Догадайся.
- Кажется, у тебя все еще отклонение от нормы. Вероятно,
неисправность физического состояния. Если ты положишь руку на
место, я проверю твой метаболизм.
- Не дождешься. Сейчас ты откроешь двери и выпустишь меня
наружу.
- Но это невозможно, Чарльз. Ты же сам знаешь.
- Тогда вернись домой.
- Это столь же невозможно. Ты раздражен, Чарльз, ты
мыслишь нелогично. Но ты не одинок.
Он устало открыл глаза и посмотрел на шкалы, на ряды
индикаторов, на металл, который он полировал и на панели, с
которых стирал малейшее пятнышко. Нет, он не был одинок. На
световые годы вокруг него разбросан миллион точно таких же
кораблей, каждый из которых был таким же образом загружен,
заполнен спорами, семенами, элементами жизни, обычными для
родного мира. Дремала готовая к возрождению жизнь, защищенная
дюжиной способов - в оболочках из различных пластиков и
натуральных мембран, в шариках льда и в питательном желе,
обезвоженная, замороженная, погруженная в электронный стасис.
Крупинки, пылинки, матрицы, почтиневидимые молекулярные
цепочки. Груз, созданный для продолжения гонки.
А он сам?
- Нет! - Он скорчился, охваченный внутренним хаосом. -
Нет!
- Чарльз, ты должен расслабиться. Тебе нечего бояться.
Корабль неповрежден, тебе не нанесен никакой вред. Все так,
как должно быть.
Мягкий, успокаивающий материнский тон. Уверенность
преданного компаньона. Он не одинок, она с ним, она всегда
будет с ним.
Но она лгала, как лгали другие, как ложью была вся его
жизнь. Вся его пустая, тупая, потраченная зря жизнь.
- Правду, - жестко произнес он. - Скажи мне правду.
- О чем, Чарльз?
- Обо всем. Говори, черт бы тебя побрал!
- Цель проекта тебе объснили с самого начала. Большая
Экспансия - это мечта расы, членом которой ты являешься. Мы
должны отыскать подходящую звезду, найти планету, обладающую
определенным набором заранее определенных факторов и выгрузить
на нее наш груз в соответствии с инструкциями. В случае удачи
жизненный цикл на этом мире будет направлен в сторону имитации
условий, приближающихся к исходному миру. А это означает, что
в будущем ваша раса найдет подходящие для заселения планеты.
Путем экстраполяции возможно утверждать, что в обозримом
будущем ваша раса обнаружит рассеянные по всей галактике
пригодные для обитания и до какой-то степени знакомы миры.
- А остальное?
- Больше ничего, Чарльз.
- К чертям твое вранье. Для чего нужен я?
- Ты - фактор безопасности. Существует небольшая
вероятность, что произойдет неполадка в механизмах
жизнеобеспечения и обслуживания корабля. В таком случае ты
произведешь ремонт.
- Чем? Голыми руками?
- Нет, Чарльз, инструментами, которые я тебе предоставлю в
случае необходимости.
- Вместе со знанием, как ими пользоваться?
- Эти знания имплантированы в твое подсознание, Чарльз,
они будут высвобождены в случае реальной аварии.
Ответ прозвучал логично, и он удивился, почему это
произвело на него впечатление, разве машина может быть
нелогичной? И все же она была запрограммирована и установлена
реагировать определенным образом на определенные стимулы. Она
могла и лгать, или, точнее, говорить ту правду, которую знала,
которая вовсе не обязана быть правдой.
Но если это не правда, то какова же она?
Для чего его засунули в корабль? Он встревоженно поднялся
с кресла и прошел десять футов до задней переборки, десять
футов обратно к креслу, и снова десять футов обратно. Корабль,
в котором он находился, функционировал с обычной спокойной
эффективностью. Он обвел взглядом стены, потолок, панель с
рядами инструментов. А ведь это ширма, подумал он. Нечто,
предназначенное отвлекать его внимание и создавать иллюзию,
будто он необходим для функционирования корабля. Почему же он
не понимал раньше, что совершенно не нужен кораблю,
управляемому компьютером? Дорогой предмет бесполезного груза.
И все же Строители не стали бы затрачивать зря столько
ресурсов, не будь на то причины.
- Эвейна, - резко сказал он, - для чего я здесь?
- Я уже говорила, Чарльз.
- Ты солгала. Теперь скажи мне правду. - Невероятно, но
она не ответила, и глядя на свои руки, видя набухшие вены,
пятна на коже, следы старости, он спросил:
- Что будет, когда я умру?
- Когда ты прекратишь функционировать, Чарльз, мы
достигнем предельного расстояния от родного мира. Тогда я
изменю курс и начну поиск подходящего мира, на который
доставлю груз.
На мгновение ее слова показались бессмысленными - а затем
на него навалилась сокрушительная, ошеломляющая правда,
внезапно уничтожившая и его гордость, и его `я`.
- Часы, - глухо выдавил он. - Выходит, я всего лишь часы.
Метаболический будильник. Как еще можно определить
длительность полета, продолжающегося почти со скоростью света?
Засеянный жизнью мир должен находиться в пределах
досягаемости, и мера измерения превратилась в человеческую
жизнь. Или длина его жизни, или момент, когда он осознает
правду, разница невелика.
А потом?
- Мне очень жаль, Чарльз, - произнесла машина, и на этот
раз не было никаких сомнений, что в ее голосе прозвучала
жалость. - Мне действительно очень жаль.
А затем электронное устройство, имплантированное в его
мозг, мгновенно сделало его неподвижным, тело его охладил
специальный газ, стены раскрылись и обнажили инструменты,
которые подхватят его тело, разделают его плоть на фрагменты и
сохранят молекулярные цепочки РНК и ДНК, которые будут
добавлены к конечному посевному материалу.
Но боли не было. Совсем не было. В этом, по крайней мере,
Строители проявили доброту.

(с) 1990 перевод с английского А.Новикова

Э. Ч. ТАББ
ВАЗА ЭПОХИ МИН

Антикварная лавка была из тех, чьи товары по карману только самым
большим богачам и коллекционерам. В витрине по левую сторону стеклянной
двери стояла одна-единственная ваза из отшлифованного вручную хрусталя,
по правую - египетская солнечная ладья.
Дон Грегсон секунду помедлил перед дверью и глубоко посаженными гла-
зами зорко оглядел улицу. От катастрофы не осталось и следа. Все обломки
уже убраны, а последние пятна крови смыл дождь. Даже обычные в таких
случаях зеваки успели разойтись по своим делам. Дон Грегсон снова повер-
нулся к двери, толчком распахнул ее и вошел в лавку.
Эрлмен и Вронсон стояли возле немолодого щуплого человечка с тонкими
руками и проницательным взглядом. Два-три приказчика скромно держались
поодаль. Полицейские уже ушли, вот и отлично. Эрлмен выступил вперед:
- А, Дон. Быстро ты добрался.
- Генерал старается. Это владелец лавки? Макс Эрлмен кивнул и быстро
проговорил:
- Мистер Ловкий, это Дон Грегсон из особого отдела ЦРУ. Новые знако-
мые пожали друг другу руки, и Дон с удивлением отметил про себя, что в
хрупких пальцах хозяина лавки таится цепкая сила. Вройсон, как всегда,
стоял и глядел во все глаза - туго свернутая пружина, готовая в любую
секунду развернуться и ударить.
- Очень жаль, что пришлось познакомиться при таких печальных обстоя-
тельствах, - сказал Дон хозяину. - Расскажите мне, пожалуйста, все по
порядку.
- Как, еще раз?
- Да, пожалуйста. Всегда предпочитаю сведения из первых рук. Ловкий
пожал плечами и развел руками - жест, старый как мир.
- Меня ограбили, - сказал он просто - У меня украли самую драгоцен-
ную вещь во всей лавке. Это была маленькая старинная ваза времен динас-
тии Мин, необычайной красоты. Понимаете?
- Какого размера? Левкин показал, и Дон кивнул.
- В вышину дюймов шесть, свободно уместится в кармане. Вы сказали,
это ценная вещь; сколько она стоит?
- Я сказал `драгоценная`, - поправил Ловкий. - Ну как оценить произ-
ведение искусства? Она стоит столько, сколько за нее готов уплатить зна-
ток. Скажу вам только, мне предлагали за нее сто тысяч долларовой я ее
не отдал.
Эрлмен крякнул, дымок сигареты на мгновенье скрыл его худое озабо-
ченное лицо и воспаленные глаза.
- Опишите этого человека.
- Среднего роста, среднего сложения, хорошо одет, каштановые волосы,
глаоа... удивительные глаза! Весом фунтов сто семьдесят, мягкая манера
говорить, очень вежлив и спокоен. Эрлмен через голову Левкина перегля-
нулся с Доном и кивнул.
- Ничего напускного, - продолжал Ловкий. - Ни намека, что он не тот,
кем кажется. Ну никаких причин подозревать, что он вор.
- Он не вор, - сказал Дон, но тут же нахмурился и прикусил язык. -
Продолжайте.
- Мы с ним поговорили. Он интересовался редкими антикварными вещами,
и я, естественно, показал ему вазу. И вдруг - шум, треск, уличное проис-
шествие. Мы все невольно кинулись к двери. Катастрофа была серьезная, мы
отвлеклись, но только на минуту. Этого оказалось достаточно. Когда я
опомнился, его уже не было, и вазы тоже.
- Вы уверены, что это он ее унес? - настойчиво переспросил Дон. -
Может быть, она спрятана где-нибудь здесь? Подумайте.
- Полиция уже спрашивала меня об этом. Нет, ее здесь нет, я все пе-
рерыл. Он ее украл. - Впервые за весь разговор Ловкий не сдержал волне-
ния. - Прошу вас, найдите ее. Вы постараетесь, да?
Дон кивнул и взглядом отозвал Эрлмена в сторону. Бронсон, конечно,
тоже подошел.
- Они его опознали? - Дон говорил привычным шепотом, услышать его
могли только те, к кому он обращался. - Точно ли это он?
- Я показывал им фото. Клянутся, что он. Он самый и есть.
- Мне надо знать наверняка. А катастрофа? Может, она была подстрое-
на?
- Ни в коем случае. Такси сшибло пешехода и врезалось в грузовик.
Пешеход мертв, таксист, видно, останется без ноги, и шофер грузовика тя-
жело ранен. Все это слишком серьезно.
- Совпадение? - Дон покачал головой. - Нет, уж очень мало было вре-
мени. Ловкий не дурак, притом даже самый ловкий жулик не сразу смекнет,
что тут подвернулся редкий случай и можно им воспользоваться. Все это
требует времени. Обыкновенный жулик просто ничего бы не успел, да и Лев-
кин бы не сплоховал. Кажется, ты прав, Макс.
- Конечно, прав. Это Клайгер. - Вид у Эрлмена был удивленный. - Но
зачем он это сделал, Дон? Зачем? Грегсон не отвечал, он напряженно ду-
мал.
- Зачем? - повторил Эрлмен. - Зачем ему воровать эту вазу? Ее не
продашь, не съешь. Ему остается только сидеть и смотреть на нее. Зачем
же?
Генерал Пени задал Дону тот же вопрос, но в отличие от Эрлмена он
потребовал ответа. Генерал обмяк в глубоком кресле за большим столом и
выглядел еще старше и еще встревоженной, чем в тот день, когда все нача-
лось. Дон его понимал. Поистине на шее у генерала затягивается петля.
- Ну? - Голос выдавал нетерпение и досаду. Выл он хриплый, в нем та-
илось раздражение, звучали повелительные нотки; чуткости или терпению
места совсем не осталось. - Вы нашли то, что, по-вашему, требовалось
найти?
- Мы нашли то, что, по-моему, могли найти, - поправил Дон. - Какого
ответа вы хотите?
- Вы что, спятили? - Пени вскочил. - Вы же знаете, что для нас глав-
ное. Найти Клайгера! Больше никакого ответа мне не нужно.
- Может, вам все-таки интересно, почему он сбежал? - спокойно возра-
зил Дон.
Пени выругался. Раз, другой. Дон стиснул зубы, потом заставил себя
успокоиться. Медленно закурил.
- Три недели назад Элберт Клайгер решил уйти из Дома Картрайта - и
ушел, - сказал Дон. - С тех пор весь ваш аппарат только и делает, что
ищет его. Почему?
- Потому что для нашей страны нет человека опаснее. - Пени сказал
это, как выстрелил. - Если он переберется на ту сторону и выложит там
все, что знает, мы лишимся самого большого нашего преимущества в `холод-
ной` войне, да и в `горячей`, если она начнется. И вам, Грегсон, все это
отлично известно.
- Да, мне говорили, - сказал Дон, не глядя на перекошенное лицо ге-
нерала. - Ну а если мы его найдем и он не захочет вернуться, что тогда?
- Сперва надо его найти, - мрачно отозвался генерал. Дон кивнул.
- Так вот почему Бронсон ходит за мной хвостом? Вот почему во всех
остальных группах тоже есть свой Бронсон? - Он не стал дожидаться отве-
та. - А вы никогда не задумывались, почему англичане отказались от своей
пресловутой системы запугивания? Они с самого начала знали, что она бес-
человечна, но какое-то время от нее был толк - правда, недолго и не
слишком большой. Не мешало бы нам извлечь из этого урок.
- Что за вздор вы несете? - Пени вновь рухнул в кресло. - Никто не
пытался применить эту систему против Клайгера. Я нашел его в захудалом
балагане и дал ему возможность послужить отечеству. Клайгер согласился.
Никто не посмеет отрицать, что мы дали ему гораздо больше, чем он нам. В
конце концов, он ведь не единственный.
- В том-то и дело. - Дон поглядел прямо в глаза генералу. - Но ведь
и остальным обитателям вашей казармы... виноват. Дома Картрайта, это,
пожалуй, когда-нибудь надоест.
- Больше оттуда никто не уйдет, - отрезал Пени. - Я утроил охрану и
поставил секретную сигнализацию, так что теперь уж никто не проскочит.
Конечно, это означало махать кулаками после драки, но вслух Дон ни-
чего такого не сказал. Когда на карту поставлены репутация и карьера
Пенна, с ним нужно держать ухо востро. Ведь для генерала его карьера
превыше всего, по сравнению с ней даже Дом Картрайта отходит на задний
план. Да и может ли быть иначе, с горечью подумал Дон, когда вся работа
военного аппарата зависит от хитросплетений политики. Каков человек, на
что он способен - все это неважно, важно, какие у него связи и чем он
может кому-то удружить. Дон не обольщался. Он им нужен, но, если Псину
понадобится козел отпущения, его в два счета осудят, заклеймят и выгонят
вон. А время уходит.
- Клайгера необходимо - найти. - Пени барабанил пальцами по столу. -
Почему вы не можете его найти, Грегсон?
- Вы отлично знаете - почему. Я уже десять раз его выслеживал и
знаю, где он был. Но я всегда прихожу слишком поздно. Чтобы его поймать,
мне надо попасть туда, где он будет, в одно время с ним или даже раньше.
А это невозможно.
- С этой кражей... - Пени вдруг вспомнил последние сообщения о Клай-
гере. - Ну еще деньги - я понимаю. Но зачем ему ваза? Он, наверно, прос-
то сумасшедший?
- Нет, он не сумасшедший, хотя и не совсем нормальный. - Дон с силой
придавил окурок в пепельнице. - И я, кажется, догадываюсь, зачем ему эта
ваза. Очень возможно, он станет при случае собирать и другие такие вещи,
сколько успеет.
- Но зачем?
- В них воплощена красота. Для знатоков и любителей подобные дико-
винки не имеют цены. А Клайгер, верно, из таких. Видно, он неспроста за
ними гоняется - вот что меня беспокоит. Пени фыркнул.
- Мне нужно побольше узнать, - решительно продолжал Дон. - Без этого
я просто охочусь за тенью. Мне надо попасть туда, где я смогу еще хоть
что-нибудь узнать.
- Но...
- Это необходимо. Другого пути нет.
Никто не называл это тюрьмой. Никто не называл это даже объектом,
все знают: объект - это нечто военное и весьма важное. Итак, это называ-
лось Домом Картрайта, и проникнуть туда было чуть труднее, чем в Форт
Нокс, а выйти оттуда - куда труднее, чем выбраться из Алкатраса.
Дон терпеливо ждал, пока охрана проверяла и перепроверяла его про-
пуск, носила куда-то к начальству и снова проверяла. Все это заняло уйму
времени, но в конце концов его привели к Леону Мэлчину; этот высокий,
худощавый человек терзался неутолимой жаждой деятельности и не находил
никакого утешения в полковничьем звании, которое ему было присвоено про-
формы ради и только сковывало его цепями армейской дисциплины, едва он
пытался поступать как штатский.
- Генерал Пени звонил мне, - сказал он Дону. - Я должен оказать вам
всяческую помощь. - Он уставился на Дона сквозь старомодные очки. - Чем
могу служить?
- Один вопрос, - сказал Дон. - Как нормальному человеку поймать яс-
новидца?
- Вы, конечно, говорите о Клайгере?
- Да.
- Никак. Это невозможно. - Мэлчин откинулся в кресле, в глазах у не-
го блеснула насмешка. - Есть еще вопросы?
- Пока нет. - Дон уселся напротив и протянул Малчину сигареты. Мэл-
чин покачал головой и сунул в рот свою трубку.
- Я охотник, - без обиняков сказал Дон. - Я охочусь за людьми и мне
это неплохо удается, потому что у меня есть чутье, талант, уменье - на-
зывайте как хотите - разгадать ходы противника. Можете считать, что мне
просто всегда везет. Каким-то образом, сам не понимаю как, я всегда
знаю, что он сделает в следующую минуту, где и когда я его найду. Еще ни
один от меня не ушел.
- Но Клайгер от вас уходит. - И Мэлчин кивнул. Казалось, он давно
ждал появления Дона и этого разговора. - И вы хотите знать, в чем сек-
рет.
- Это я знаю, он ясновидец. Мне надо знать - как? Как это у него по-
лучается? Как он действует? И насколько точно он все предвидит?
- Очень точно. - Малчин вынул трубку изо рта и уставился на нее. -
Он у нас... Вернее, он был у нас звездой первой величины. Он видит даль-
ше всех, кого я когда-либо наблюдал, а я наблюдаю и изучаю пей-поле че-
ловека всю свою сознательную жизнь.
- Так-так, я слушаю.
- Мне кажется, вы не вполне понимаете, с чем вы тут столкнулись. Он,
конечно, не сверхчеловек, ничего похожего, но у него есть особый дар. А
вас можно сравнить со слепцом, который пытается поймать зрячего. И пой-
мать средь бела дня, на открытом месте. Вдобавок еще вы надели на шею
колокольчик, чтобы он вас постоянно слышал. По-моему, у вас нет и тени
надежды на успех.
- И все-таки, как проявляется этот его дар? - настаивал Дон.
- Не знаю. - Мэлчин не дал Дону задать новый вопрос. - Вы, верно, не
то хотели спросить, вас интересует, как он им пользуется. Если б я это
знал, я считал бы себя счастливейшим из смертных. - Мэлчин нахмурился,
подыскивая слова. - Это очень трудно объяснить. Как бы вы объяснили сле-
пому от рождения, что такое свет и краски? Или глухому, что такое звук?
А ведь там по крайней мере вы могли бы рассказать, как действуют глаз и
ухо. Впрочем...
Дон снова закурил, вслушиваясь в объяснения Мэлчина, и в голове у
него начали вырисовываться смутные образы. Кусок грубой ткани, каждая
нить ее - чья-то жизнь, она тянется в будущее. Одни нити коротки, другие
длиннее, и все они сплетены и перевиты так, что каждую в отдельности
проследить очень трудно. Но при известном навыке и ловкости это все-таки
возможно. Тогда поступки человека становятся ясней, и можно составить
план действий.
Банк, у кассира внезапный приступ аппендицита как раз в ту минуту,
когда он пересчитывает пачку денег, - и человек спокойно берет их и ухо-
дит, словно только что получил их по чеку...
Магазин, оставленный без присмотра как раз на эти необходимые нес-
колько минут...
Узилище, и часовой чихает в ту самую минуту, когда беглец проходит
мимо...
Антикварная лавка - и катастрофа на улице, которая отвлекает внима-
ние, как раз когда надо...
Все это так просто, когда точно знаешь, что случится и как этим вос-
пользоваться...
Как же поймать Клайгера?
Дон резко выпрямился - сигарета обожгла ему пальцы - и увидел, что
Мэлчин смотрит на него в упор.
- Я обдумал ваш пример, - сказал он. - Ну тот, когда слепой пытается
поймать зрячего. Я знаю, как это можно сделать.
- Как же?
- Слепец прозревает.
Им живется преуютно. Мягкие постели и вкусная еда, пластинки, теле-
визор, библиотека, и фильмы привозят. Есть спортивные площадки, бассейн
для плавания и даже кегельбан. Они хорошо одеты, недурно себя чувствуют
и недурно выглядят, но они умны и все понимают.
Если нельзя выйти из дому когда вздумается, это уже не дом, а тюрьма
- и они живут в тюрьме.
Конечно, это все только ради их же собственной безопасности. Охрана,
тайная сигнализация, всяческие ограничения существуют единственно для
того, чтобы оберегать их от непрошеных гостей. Секретность продиктована
страхом перед шпионами, и все это оправдывается патриотизмом. Но ведь у
всякой медали есть оборотная сторона: раз нельзя войти, значит, нельзя и
выйти. И патриотизм иной раз - довольно жалкое оправдание.
- Приятно видеть новое лицо. - Сэм Эдварде пятидесяти лет от роду,
сухощавый как мальчишка, но с физиономией боксера, широко улыбаясь,
тряхнул руку Дона. - Нашего полку прибыло?
- Это гость. - Сморщенный старик, совсем потонувший в кресле, почмо-
кал губами, пристально разглядывая Дона. - Так слушайте, Грегсон, если
вы не прочь после сыграть в покер, мы вам доставим это удовольствие.
Он хрипло засмеялся, потом нахмурился и сухонькой ладошкой хлопнул
себя по коленке.
- Ах, черт! Соскучился я без покера.
- Они тут все телепаты, - шепнул Дону Мэлчин. - И у них постоянная
связь с другими, которые находятся сами понимаете где. Здесь мне незачем
вас представлять.
Дон кивнул, смущенно глядя на окружающих. Были тут и старики, и нес-
колько юнцов, но большинство - средних лет. Они в свою очередь разгляды-
вали его, и глаза их насмешливо поблескивали.
- Любопытно, что рыбак рыбака видит издалека, - задумчиво заметил
Мэлчин. - Там собрались телепаты, а в этой комнате - телекинотики. Они
пока не совершили ничего выдающегося, хотя кое-какие успехи уже есть. А
вот тут - ясновидцы.
Ясновидцев было пятнадцать. Дон удивился, что так много, но тотчас
подумал: чему ж тут удивляться? В таком огромном людском котле, как Сое-
диненные Штаты, всякое отклонение от нормы уж конечно повторяется много
раз. Он догадывался, что это далеко не все, что таких домов, как Дом
Картрайта, существует еще немало, только названия у них разные.
- Мы установили, что, когда они объединяют свои таланты, это благот-
ворно действует на каждый в отдельности, - прошептал Мэлчин. - Прежде
чем прийти сюда, Клайгер был всего-навсего предсказателем судьбы в ка-
ком-то балагане; за десять лет он стал творить чудеса.
- Десять лет?
- Именно. Многие наши постояльцы пробыли здесь гораздо дольше. Если
в голосе Мэлчина и звучала насмешка. Дон ее не уловил. Зато уловил один
из обитателей комнаты. Он подошел к ним и, натянуто улыбаясь, протянул
руку:
- Тэб Уэлкер. Не разрешите ли вы один спор? Я слышал, что в Англии
человек, приговоренный к пожизненному заключению, выходит из тюрьмы в
среднем через девять лет. Так ли это?
- Смотря как он себя ведет. - Дон тоже весь напрягся, он понял, к
чему клонит этот человек. - В среднем пожизненное заключение длится в
Англии пятнадцать лет. Третья амнистия Действительно может сократить
срок примерно до девяти.
- А ведь такое наказание дают по меньшей мере за убийство. - Тэб
кивнул. - Знаете, я здесь уже восемь лет. Может быть, еще год - и хва-
тит?
- Вы же не заключенный, - возразил Дон. Уэлкер засмеялся.
- Полноте. - Он поднял руку. - Не надо ни споров, ни речей. - Теперь
он больше не улыбался. - Чего вы хотите?
- Помощи, - просто ответил Дон.
Он походил по комнате и остановился у шахматного столика. Деревянные
фигурки были выточены любовно и искусно, с той обманчивой небрежностью,
какой всегда отличается ручная работа. Дон взял слона, полюбовался им,
потом встретился глазами с Уэлкером.
- Это Клайгера?
- Как вы догадались? - Взгляд Тэба смягчился. - Элберт любил краси-
вые вещи. Больше всего он мучился здесь от того, что не мог ходить по
музеям. Он всегда говорил: посмотрите, чем человек украшает свою жизнь,
и вы поймете, чего он достиг.
- Вазами, например?
- Картинами, скульптурами, камеями - все они ему нравились, если
только это были настоящие произведения искусства.
- Человек с тонким вкусом. - Дон кивнул. - Понимаю. И когда же вы
все решили помочь ему удрать?
- Я... Как вы сказали?
- Вы отлично слышали, что я сказал. - Минуту они в упор смотрели
друг на друга, потом Уэлкер медленно улыбнулся:
- А вы не дурак. Дон ответил улыбкой.
- Еще один вопрос. - Дон помедлил, чувствуя на себе взгляды всех
присутствующих. - Чего он, в сущности, добивается?
- Нет! - Генерал Пени с силой хлопнул ладонью по кожаной подушке си-
денья. - Нет и нет!
Дон вздохнул, не отрывая глаз от дождя за окном. Тяжелые капли пада-
ли с деревьев прямо на крышу автомобиля и сверкающими жемчужинами скаты-
вались по стеклам. Впереди сквозь пелену дождя смутно маячила другая ма-
шина, сзади, конечно, есть еще одна. Их шофер ушел кудато вперед и, вер-
но, клянет на чем свет стоит прихоти своего начальства.
- Слушайте, - сказал генерал. - У нас есть сведения, что они знают
насчет Клайгера. Как они догадались, что он так много значит для нас, не
знаю, но догадались. Теперь весь вопрос в том, кто придет первым. Мы не
можем позволить себе проиграть.
- А мы не проиграем, - возразил Дон. - Но для этого надо действовать
по-моему. Это единственный путь.
- Нет!
- Генерал! - Вся долго копившаяся, злость и досада прорвались в этом
окрике. - Вы-то что предлагаете? Как он и предвидел, вопрос озадачил со-
беседника, но лишь на минуту.
- Я не могу так рисковать, - отрезал Пени. - Клайгер всего лишь оди-
ночка, опасный, но одиночка. С ним одним мы можем справиться, а вот
справимся ли с десятком или еще того больше? Даже предлагать такое я
считаю изменой.
Дон вскипел: вечно эти громкие слова! Пенну всюду мерещатся шпионы,
и, стараясь избежать нескромных взоров, он, напротив, привлекает к себе
внимание. Вот и сейчас он потребовал встречи в автомобиле, на дороге,
под дождем, из страха: вдруг какое-нибудь незамеченное электронное ухо
подслушает их разговор? Оба долго молчали, потом Дон собрался с духом:
- Как хотите, а вам придется это обдумать. Во-первых, побег был ор-
ганизован. Погас свет - управляемая внушением крыса перегрызла питающий
провод. Одному из часовых неизвестно почему вдруг стало худо, и на мину-
ту из цепи охраны выпало одно звено. Выли и другие мелкие происшествия,
тоже не случайные. Собственно, вся эта орава могла при желании преспо-
койно уйти оттуда.
- Но ведь никто больше не ушел! - Пени с силой стукнул по сиденью. -
Ушел один Клайгер! Это, по-вашему, что-нибудь доказывает?
- Что именно? Что он хотел сбежать к красным? - Дон пожал плечами. -
Тогда что же его удерживает? Он уже сто раз мог с ними связаться, стоило
только захотеть.
- К чему это вы клоните? - Пени начал терять терпение. - Может,
по-вашему, эти там... уроды приставили мне к виску револьвер? Вы говори-
те, они согласны помочь, но на определенных условиях. Ха! Условия! - Он
сжал кулак. - Неужели они не понимают, что страна на грани войны!
- Они хотят как раз того, что мы, по нашим словам, пытаемся отсто-
ять, - сказал Дон. - Они хотят толику свободы. Разве это такое уж наглое
требование?
Он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и снова увидел обитате-
лей Дома Картрайта. Иные, по словам Мэлчина, провели там по двенадцать
лет. Долгий срок. Чересчур долгий для того, чтобы послушно оставаться
подопытными кроликами, чьи таланты здесь взращивают, развивают и эксплу-
атируют. Но генерал даже не считает их людьми. Для него они - `уроды`,
просто еще одно оружие, которое надо готовить к бою, а пока прятать и
охранять - и уничтожить, если есть опасность, что оно попадет в руки
врага.
- Что? - Он открыл глаза, вдруг сообразив, что генерал что-то ему
говорит. Пени злобно сверкнул глазами.
- А без их помощи вы не сможете его изловить?
- Не знаю. - Дон поджал губы, сдвинул густые брови, и взгляд у него
стал отрешенный и сосредоточенный. - Наверно, мы взялись за дело не с
того конца. Вообразили, что нужно всего-навсего поймать беглеца, и упус-
тили из виду, что беглец-то необыкновенный, вот у нас ничего и не вышло.
В поступках Клайгера есть своя закономерность. Надо понять, почему он
сбежал, - и мы поймем, чего он добивается.
- А разве не за этим вы ездили в Дом Картрайта? - Пени даже не пот-
рудился скрыть насмешку.
- Да. И мне это удалось.
- Но тогда...
- Он украл старинную вазу, - сказал Дон. - Поймите цель - и вот вам
ответ.
Макс Эрлмен лежал на постели и глядел в потолок. В маленьком гости-
ничном номере было тепло, всюду разбросаны пожитки трех постояльцев. На
стене кривовато висела большая карта города, сеть улиц утыкана разноц-
ветными булавками. В сумерках смягчились резкие линии бетонных джунглей
за окнами и даже кричащие огни реклам уже не так резали глаз.
Сидевший за столом Бронсон шевельнулся, и в нос Эрлмену ударил ост-
рый запах ружейного масла. Он закурил, чтобы прогнать эту вонь, и с отв-

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Россия

Док. 115724
Опублик.: 19.12.01
Число обращений: 1