ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ
Николай Оганесов
Визит после полуночи
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
В ПУТИ
Двадцать три часа двадцать минут
--------------------------------
Мы идем по пустынному перрону навстречу движущимся вагонам скорого
пассажирского поезда. Мокрый, с матовыми от тумана окнами, он блестит
рифлеными боками в мертвенно-белом свете фонарей.
Мимо проплывает нужный нам пятый вагон. На ступеньке у входа стоит
высокий грузный мужчина - судя по форменной фуражке, проводник. Он заме-
чает нашу группу, ждет, когда состав окончательно остановится, потом не-
уклюже соскакивает на платформу и, зажав под мышкой сигнальные флажки,
пропускает меня и моих спутников в вагон.
В коридоре нас встречают несколько пассажиров. Они стоят в проходе,
настороженно смотрят на идущего первым сержанта. Тот останавливается,
вежливо просит их разойтись по своим местам. Узкий коридор пустеет, ста-
новится видна ковровая дорожка, местами вытоптанная до серой волокнистой
основы
- Где? - спрашиваю у проводника.
- В восьмом, - понимает он с полуслова. - Я запер. Ключ у меня.
Отмечаю про себя, что голос его совершенно спокоен, даже равнодушен,
будто нет ничего будничней, чем везти в закрытом купе труп человека.
Волобуев, следователь прокуратуры, просит отпереть дверь. Проводник
возится с замком, потом отступает в сторону и замирает.
На тесном прямоугольнике пола лежит человек. Его лицо уткнулось в лу-
жу крови. Она кажется, почти черной и похожа скорей на пролитый мазут.
Мы с Волобуевым переглядываемся. Он вместе с экспертом склоняется над
трупом, а я отзываю проводника к Окну.
- Кто его обнаружил?
- Пассажир из седьмого купе.
- Когда?
- С полчаса назад.
- Он здесь?
Проводник кивает на соседнее купе. В эмалированный ромбик на двери
вписана семерка.
- Сколько пассажиров в вагоне?
Он беззвучно шевелит губами - пересчитывает.
- Семеро. - И, угадывая мой следующий вопрос, поясняет: - Все как се-
ли, так и едут. Никто не сходил.
На всякий случай беру эти сведения на заметку. Кажется, все. Пока
все. Жестом отпускаю проводника и заглядываю в восьмое купе.
Туда не войти. Осмотр в разгаре.
Чтобы не терять времени, стучу в седьмое купе. Дверь мгновенно откры-
вается: похоже, меня ждали.
На пороге - мужчина лет пятидесяти пяти, с ярко-розовой, в оправе ры-
жеватых волос, лысиной и таким же ярким румянцем на одутловатых щеках.
По беспокойному, бегающему взгляду не поймешь - пьян он или взволнован,
а может, и то, и другое вместе.
Я здороваюсь, представляюсь, задаю вопрос:
- Это вы обнаружили труп?
- Да... То есть, нет, - отвечает владелец розовой лысины, и запах
спиртного снимает сомнения - выпил, причем недавно.
На нижней полке, в углу, сидит женщина. Лица ее не видно - она де-
монстративно отвернулась к окну.
- Пройдемте со мной, - приглашаю я мужчину.
Мы выходим и направляемся к открытой двери двухместного служебного
купе.
- Ваше имя, фамилия?
- Жохов Станислав Иванович.
Он не настолько пьян, как мне показалось сначала.
- Степан Гаврилович вас дезинформировал, труп обнаружил не я, а Эрих,
- продолжает Станислав Иванович, и у меня возникает ощущение, что он
присутствовал при нашем разговоре с проводником.
- Кто это - Эрих?
- Эрих? - Жохов делает неопределенный жест рукой. - Он тоже из
восьмого купе, вместе с Рубиным ехали.
- А кто такой Рубин? - спрашиваю я, потому что... потому что каждая
история должна иметь начало.
- Рубин? - Интонация и жесты повторяются. - Рубин - это тот... - Он
морщится, затрудняясь объяснить. - Ну, тот, что лежит там...
`Тот, что лежит там`. Понятно.
- Расскажите, как все произошло, - прошу я.
- Я же говорю, что там уже был Эрих. При чем здесь я? Ему лучше
знать, что и как у них произошло.
- А как вы сами оказались в восьмом купе?
- Как оказался? - выгадывая время, переспрашивает Жохов. - Да очень
просто... Просто оказался. Пошел в туалет, вдруг слышу какой-то шум. Мне
показалось, что там что-то неладно. Ну, я и заглянул...
- Что это был за шум?
- Да как вам сказать... Шум как шум, - так и не подобрав нужных слов,
продолжает он. - А может, мне показалось, кто его знает. Я, понимаете,
не прислушивался, так что вполне мог ошибиться.
Собственная непоследовательность нисколько не смущает Жохова. Поко-
павшись в кармане, он вытаскивает пачку сигарет, просит разрешения заку-
рить.
- Значит, так... Когда я вошел, Рубин уже лежал на полу. Без движе-
ния. Под головой лужа крови. А рядом с ним на корточках сидел Эрих. Я в
общем-то не из трусливых, но в тот момент, признаться, растерялся.
Что делать? Решил звать на помощь. Крикнул что-то, уже не помню, что
именно. Сразу сбежались люди, ну и пошло-покатилось. Вот и все. Кажется,
ничего не Пропустил.
- Вы не заметили, что делал Эрих над трупом?
- Как, что делал? Просто сидел на корточках.
- Он успел вам что-нибудь сказать, прежде чем вы начали звать на по-
мощь?
- Ничего. Это точно. - Станислав Иванович провел ладонью, приглаживая
несуществующую шевелюру. - Когда собрались пассажиры, Эрих стал объяс-
нять, что он спал, и его разбудил какой-то шум, это Рубин упал с верхней
полки, разбился. Так он говорил. Все, кто там находился, могут подтвер-
дить.
- Вы не заметили, который был час?
- Точно не скажу, но все произошло с полчаса назад, не больше. Зна-
чит... - он глянул на часы, - значит, приблизительно в одиннадцать.
- Вы заходили в восьмое купе или все время продолжали стоять на поро-
ге?
- Конечно, заходил. И я, и все остальные. Вы что, не поняли? Мы же не
были уверены, что Рубин мертв. Проверяли пульс, слушали дыхание.
- Сдвигали труп с места?
Жохов неопределенно жмет плечами.
- Да нет вроде. Проводник предупреждал, чтоб ничего не трогали до
прибытия на станцию.
- Что вы можете сказать об Эрихе?
- Что сказать? Ну, познакомились в поезде. Вроде вежливый молодой че-
ловек. Интеллигентный.
- Не знаете, где он сейчас?
- Кажется, у Тенгиза.
- Ясно, - говорю я, но ясности-то как раз и нет. Я поднимаюсь. Следом
за мной поднимается Жохов.
- Станислав Иванович, вы еще можете нам понадобиться для уточнения
кое-каких деталей. Не возражаете?
- Конечно, конечно, - соглашается он. - Мы с женой едем до конечной
остановки. Если что - добро пожаловать.
Мы вместе возвращаемся к седьмому купе. Когда дверь отодвигается, я
вновь вижу сидящую у окна женщину - очевидно, жену Станислава Ивановича.
Она нервно вскакивает с места, и, за секунду до того, как дверь отрезает
меня от супружеской пары, я успеваю заметить ее искаженное гневом лицо.
Коридор, по-прежнему пуст. Где мне искать этого самого Эриха?
Я снова стучу в дверь седьмого купе, отодвигаю ее и слышу обрывок
фразы:
- ...Ты хуже убийцы!..
Они растерянно смотрят на меня. Жохов поднимается с полки, голос его
срывается на дискант, а руки непроизвольно взмывают вверх:
- По какому праву вы врываетесь?! Кто вам позволил? Стучать надо...
- Простите, я стучал. Станислав Иванович, вы сказали, что Эрих у Тен-
гиза. Я забыл уточнить, в каком купе?
- В четвертом. - Он в упор смотрит на меня, и, отвернувшись, я
чувствую его неприязненный взгляд, направленный мне в затылок.
Поезд стоит на станции уже лишних полторы минуты. Диспетчер обещал
десять, максимум пятнадцать и ни секундой больше. Его можно понять - у
нас разные ведомства...
Двадцать три часа тридцать две минуты
-------------------------------------
В четвертом купе навстречу мне поднимается рослый молодой человек.
Отгороженный его широкими плечами, я не сразу различаю лежащего на полке
второго пассажира, который дает знать о своем присутствии с характерным
южным акцентом:
- Заходи, дорогой. Заходи, пожалуйста.
- Спасибо. - Я обращаюсь к молодому человеку. - Вы - Эрих?
- Да, Эрих Янкунс, - отвечает он, возвращаясь на свое место.
Я подворачиваю край матраца и присаживаюсь.
- В вашем вагоне умер человек. Что вы можете сказать о случившемся?
- Нехорошо получилось, - вступает в разговор второй пассажир. Это,
как я понимаю, и есть Тенгиз. - Человека дома ждут, встречать будут, а
он... Нехорошо!
Справедливое замечание, но времени на эмоции у меня не осталось, и я
снова обращаюсь к Янкунсу.
- Есть сведения, что первым труп обнаружили вы. Так ли это?
- Наверно, так.
- Наверно? Расскажите, как это произошло.
- Я спал. Около одиннадцати часов проснулся от шума. На полу увидел
Виталия Рубина, соседа по купе. Встал посмотреть, что с ним. В это время
вошел пассажир из седьмого купе.
- Жохов?
- Да. Так, кажется, его фамилия.
- Что за шум вы слышали?
- Как это? - удивляется Янкунс. - Виталий упал с верхней полки. От
этого я и проснулся.
- В купе, кроме вас, никого не было?
- Никого, мы вдвоем занимали восьмое купе.
- Вы знали своего соседа раньше?
- Нет. Познакомились в поезде.
- Когда обнаружили его лежащим на полу, он был еще жив?
- Когда я проснулся, в купе было темно. На полу кто-то лежал. Я наг-
нулся, но ничего не успел рассмотреть. Открылась дверь, вошел Жохов,
стал кричать. Собрались пассажиры. Только тогда мы увидели, что этот че-
ловек мертв.
- После случившегося вы перенесли свои вещи сюда?
- Да, я перешел на свободное место.
- До какой станции едете?
- Мне выходить на конечной.
- Хорошо. Оставайтесь здесь...
В коридоре меня встречает Волобуев.
- Ну, как у тебя розыск? С уловом?
- Пока ничего определенного, - уклончиво отвечаю я.
- На вот, почитай, - он протягивает мне протокол осмотра. - Эксперт
еще там, не закончил, просит подождать. Внутри духотища - не продохнуть.
Мы пропускаем мимо себя понятых, фотографа, криминалиста и возвраща-
емся к восьмому купе. Стоя у двери, я осматриваю то, что теперь офици-
ально называется местом происшествия, читаю протокол. Он составлен под-
робно и тщательно, как всегда, когда дело ведет Юрий Сергеевич.
Слева на полке, застеленной для сна, я вижу чемодан с откинутой крыш-
кой. В нем беспорядочной кучей свалена одежда со свежими бурыми пятнами.
Такие же, еще не успевшие высохнуть пятна на наволочке и простыне. Рядом
с чемоданом - небрежно брошенный пиджак, из которого в ходе осмотра изв-
лечены документы, принадлежавшие умершему. Из них следует, что фамилия
его - Рубин, звали Виталий Федорович. Родился 10 сентября 1939 года,
уроженец города Свердловска, русский, не женат, судим в 1965 году за хи-
щение государственного имущества, наказание отбыл, с последнего места
жительства выписан три месяца назад.
Этим информация о покойном исчерпывается.
Еще раз перечитываю протокол осмотра.
На вещах Рубина, на двери, столике и полках следов, пригодных к обра-
ботке и идентификации, не обнаружено. Дверные ручки полны смазанных от-
печатков пальцев, поверхность пола затоптана десятками пар ног. Я возв-
ращаю протокол Волобуеву и прошу:
- Юрий Сергеевич, позвони жене, прямо из отдела.
- Конечно. Езжай спокойно, я ей все объясню, - обещает он.
В коридор, надевая на ходу плащ, выходит эксперт.
- Пошли, пошли, товарищи, - торопит Волобуев. - До отправления четыре
минуты.
Мы покидаем вагон и вместе с экспертом идем вдоль состава.
- Что скажете, Геннадий Борисович? - спрашивает Волобуев. Зная щепе-
тильность эксперта, он задает вопрос мягко, без присущей ему напористос-
ти.
- Итоги подводить рано. Кое-что можно сказать уже сейчас, но при ус-
ловии, что мое мнение будет использовано только в оперативных целях...
Наше молчание принимается за полное согласие.
- Смерть наступила больше часа назад, а точнее - около двадцати двух
часов. Не позже. Возможно, даже чуть раньше, в пределах, скажем, пяти -
десяти минут. Причина - непроникающее ранение в височной области. Нане-
сено тупым предметом. Рассечен кожный покров на затылке, кровь оттуда...
Геннадий Борисович сверхосторожен в оценках и выводах, но тем надеж-
ней полученные от него сведения.
- Скажите, а могли образоваться такие повреждения при падении с верх-
ней полки? - спрашиваю я, но в этот момент из вагона выносят носилки с
трупом. Эксперт ждет, пока санитары установят их на тележку, тележка
отъезжает, и я повторяю свой вопрос. В ответ эксперт демонстрирует свои
способности по части дипломатии.
- В данном случае утверждать это я бы не стал, но и полностью исклю-
чить такую возможность было бы ошибкой.
Мне приходится менять тактику.
- По показаниям свидетелей смерть наступила от падения с верхней пол-
ки в двадцать три часа. Из ваших же слов получается, что на час раньше.
- Хотите сказать, что с полки в одиннадцать часов упал уже труп? Едва
ли такое возможно.
- Почему? Это очень важно.
- Дело в том, что под труп натекло много крови. Такое количество мог-
ло излиться только после падения, а смерть наступила в десять. Повторяю,
в десять, а не в одиннадцать. Ошибка в шестьдесят минут исключена. Если
он и упал, как утверждают ваши свидетели, то только в двадцать два часа.
- Как быстро наступила смерть?
- Мгновенно, - не задумываясь, отвечает эксперт.
- А кровь на вещах?
Я понимаю, что сморозил глупость, и Геннадий Борисович не замедлит
этим воспользоваться.
- А это, извините, уже в вашей компетенции, - ехидно щурится он. -
По-моему, ясно, что человек, получивший смертельную рану, за которой
последовала мгновенная смерть, не может копаться в собственном чемодане.
Или у вас другое мнение?
Я признаю полное поражение.
- На сегодня, к сожалению, все. - Он разводит руками. - Добавить мне
нечего. Остальное завтра - после вскрытия.
Последние его слова перекрывает дребезжащий удар гонга, за которым
следует объявление об отправлении поезда.
Состав плавно трогается.
Вместе с сержантом из дорожного отдела милиции мы прыгаем на подножку
пятого вагона.
Двадцать три часа пятьдесят минут
---------------------------------
Гаврилыч - проводник пятого вагона - сидит напротив меня и разливает
свежезаваренный чай.
Мы молчим уже несколько минут. Мне необходимо собраться с мыслями и
привести в систему противоречивые данные, собранные за время стоянки.
Итак, первое: смерть Виталия Рубина наступила не позже двадцати двух
часов. Это установлено.
Второе: труп обнаружен в двадцать три часа, то есть спустя час после
смерти. Обнаружили его двое, с разницей, по их словам, в пределах мину-
ты. Возможно, часы Янкунса отстают? На целый час? Но даже если это
действительно так, часы Жохова не могут отставать тоже ровно на час. Да
и сообщение о случившемся поступило в милицию сразу после одиннадцати.
Третье: смерть наступила мгновенно. Однако на вещах Рубина, на подуш-
ке, простыне и наволочке следы крови.
Четвертое: и Жохов, и Янкунс, обнаружившие труп, утверждают, что не-
посредственно перед этим слышали шум. Эта версия не выдерживает никакой
критики.
Кровь на полу под трупом свидетельствует, что покойник лежал там с
двадцати двух часов.
Но если Рубин не падал с полки в двадцать три часа, то какой шум мог-
ли слышать Янкунс и Жохов?
Если Станислав Иванович ослышался - зачем тогда он заходил в восьмое
купе? В то же время, если Янкунс, в самом деле, спал, то почему он не
проснулся в десять, почему не дал знать о случившемся несчастье?
И главное: кто рылся в чемодане и постели погибшего? Что там искали?
Из протокола осмотра видно, что ничего особенного, заслуживающего внима-
ния, среди вещей покойного нет. Может, потому и нет, что кто-то успел
взять?
- Гаврилыч, - спрашиваю я, отхлебывая обжигающую пахучую жидкость, -
а что, все ваши пассажиры сели одновременно на одной станции?
- Да, как сели вместе, так и едут: от конечной до конечной.
- Постарайтесь вспомнить, что происходило в вагоне с десяти до один-
надцати.
Общительный и контактный Гаврилыч как-то сразу скучнеет, теряет инте-
рес к разговору.
- А ничего особенного не происходило. Кто чай пил, кто спал, кто
что...
- Так и запишем в протокол?
- Протокол, протокол, чуть чего - протокол. Я и так расскажу, скры-
вать мне нечего... Видно, скучно им было, пассажирам-то. Так они карты
затеяли. Я им замечание сделал, раз-другой, а им - как с гуся вода.
- Ну вот, а говорите, ничего. Кто же играл в карты?
- Да все и играли.
- Где играли?
- В восьмом купе. До девяти резались. Ну да, до девяти, а потом ра-
зошлись.
- Виталий Рубин тоже играл?
- Это который того? - Проводник хмыкает. - А как же. Без него не
обошлось. И парень этот, как его? Эрих, сосед, тоже, значит, там был. И
грузин из четвертого, и муж дамочки из седьмого - фамилии, извините, не
знаю - лысый такой.
- Жохов?
- Во-во, Жохов. Они вместе с Эрихом и пассажиром из пятого купе после
карт в ресторан пошли ужинать.
- А остальные?
- Остальные по местам разошлись, куда ж тут еще денешься. У нас ведь
не погуляешь, тесно.
- И когда эти трое вернулись из ресторана?
- Поздненько. - Гаврилыч пожевал губами, вспоминая. - Около одиннад-
цати. Как раз перед тем, как бедолагу этого, Рубина, значит, обнаружили.
- Давайте посчитаем, кто оставался в вагоне с девяти до одиннадцати,
- предлагаю я и начинаю перечислять: - Рубин Виталий - раз, Тенгиз из
четвертого купе- два Кто еще?
- Жена этого лысого, - подсказывает Гаврилыч.
- Жохова - три. Еще?
- Ну и Родион. Вообще-то, билет у него в седьмое купе был, но он с
самого начала попросил меня перевести его в свободное: неудобно, мол, с
супругами, зачем мешать. А мне что - жалко? Если есть свободные места, я
не против, пожалуйста. Открыл ему второе купе, постель выдал, там он и
лег.
- Давайте-ка еще разок, что-то я совсем запутался. Значит, во втором
купе едет Родион. В четвертом Тенгиз. В пятом - кто?
- Не знаю, как его кличут. Тихий такой. Он в ресторан вместе с лысым
и Эрихом ушел. В девять.
- Так, дальше. В седьмом - муж и жена Жоховы, - продолжаю я. - В
восьмом - Эрих и Рубин. Правильно?
- Правильно. Больше никого. Посторонних в вагоне с самого отправления
не было, только свои.
Я допиваю остатки чая и прошу проводника позвать ко мне Эриха Янкун-
са...
Ноль часов семь минут
---------------------
В дверном проеме появляется Эрих. Некоторое время мы молча смотрим
друг на друга, затем я приглашаю его войти.
- Проходите, Эрих, садитесь. Расскажите, пожалуйста, чем вы занима-
лись между девятью и одиннадцатью часами.
- Спал, как все нормальные люди, - отвечает он с вызовом, давая по-
нять, что беседа в столь поздний час не доставляет ему удовольствия.
Что ж, мне тоже.
- Если я вас правильно понял, вы легли в девять и спали все это вре-
мя?
- Не совсем так.
- Уточните.
- До девяти мы играли в преферанс. Вас это тоже интересует? Могу
рассказать о ходе игры.
- Пока в этом нет необходимости, - говорю я и, чтобы он не обольщал-
ся, повторяю: - Пока нет. Когда вы сели за карты?
Кажется, он сообразил, что от него требуется.
- Хорошо, я скажу. Сели мы в шесть. Играл Тенгиз, вы его видели. Иг-
рал еще Лисневский...
- Как зовут Лисневского, не знаете?
- Как будто Родион, но я не уверен.
- Продолжайте.
- Играл Виталии Рубин и я. В начале десятого закончили. Я вместе с
Квасковым...
- Кто такой Квасков? - вновь перебиваю я.
- Он из пятого купе.
- Так. И что же вы сделали вместе с Квасковым?
- Пошли в вагон ресторан ужинать. Вместе с нами пошел Жохов. Около
десяти я ушел, а они остались. У себя в купе я лег спать. Остальное вы
знаете: услышал шум, проснулся увидел на полу Рубина.
- Когда вы вернулись из ресторана он был еще жив?
Задавая вопрос, я не рассчитывал застать собеседника врасплох, но он
опустил голову пробормотал что-то на не знакомом мне языке, потом, запи-
наясь ответил.
- Я не знаю я не знаю жив он был или нет... нет...
- Он лежал неподвижно?
- Не знаю.
- Но он находился в купе?
- Там было темно.
- А свет? Вы что не включали свет?
Он отрицательно мотнул головой.
- Стало быть вы хотите сказать, что после возвращения из вагона-рес-
торана вы не видели Рубина?
- Я думал, что он спит на верхней полке.
Оригинально пассажир раскладывает постель на нижней полке, а спать
ложится на голой верхней? Но самое интересное другое. Рубин в это время
был уже мертв. Выходит, Эрих перешагнул через труп и лег спать?!
- Ладно, - поразмыслив, сдаюсь я, - а вы не допускаете, что Рубин
просто вышел из купе? Вышел, а потом когда вы уже заснули, вернулся.
- Я думал, что он спит на верхней полке, - повторяет Эрих и отводит
свои голубые, с примесью серого глаза, похожие на холодные скользкие
льдинки.
- Вы быстро заснули?
- Сразу.
- Получается, что могли не услышать, если кто-то входил в купе в этот
промежуток времени?
- Я спал крепко.
Делаю паузу, чтобы осмыслить услышанное, а может, чтобы дать ему еще
один шанс сказать правду. Но Янкунс этим шансом не пользуется - молчит.
- Итак, вы проснулись от шума?
- Да, от шума, - подтверждает он и тут же поправляет себя, в точности
повторяя интонации Жохова. - В общем, были какие то звуки... Но я не ут-
верждаю... Как это сказать по русски? Может мне привиделось... да-да,
привиделось во сне...
Сказав это, Эрих вымученно улыбается и, желая придать своим словам
больше убедительности, добавляет:
- Жохов ведь тоже слышал шум. Я и подумал...
- Так вы слышали или подумали что слышали? - пытаюсь шутить я, но
ирония на него не действует.
- Не знаю, скорее всего не слышал.
- Эрих, почему вы ушли из ресторана раньше чем остальные?
- Меня не устраивала компания.
- Кто именно? Жохов или Квасков?
- Оба. Жохов выпил много пива и вел себя несносно. А Квасков молчал
будто немой.
- А в чем конкретно выражалось несносное поведение Станислава Ивано-
вича?
- Ну, не знаю. Просто неприятный человек. Жалобы какие-то угрозы.
- А если еще конкретней?
Янкунс внимательно смотрит на меня точно взвешивая, стоит ли посвя-
щать меня в свою тайну. Потом решившись говорит быстро заметно волнуясь:
- Вы сыщик. Вы должны хорошенько этом разобраться. - В спешке он про-
пускает предлоги, но все так же тщательно подбирает слова. - Это очень
темная история. Я не хочу наговаривать напрасно. Жохов угрожал подраться
Виталием. Он очень ревнивый.
- У него что же, были основания ревновать?
- Наверно были, - наконец решается сказать он, и у меня возникает
четкое ощущение, что в этот момент он кого-то предал. - Когда мы играли
в преферанс, - продолжает Эрих. - Рубин выходил из купе. А в ресторане
Жохов сказал нам, что нашел у жены зажигалку Виталия. Это чистая правда.
- Вы не помните, на какое приблизительно время Рубин выходил из купе
во время игры в карты?
- Всего на несколько минут.
- Какие именно угрозы высказывал Жохов?
- Он ругался, угрожал, сказал, что разделается с `этим щенком`.
Я чувствую, что продолжать разговор бессмысленно, отпускаю Эриха и
выхожу следом за ним.
Веснушчатый сержант вскакивает с откидного сиденья и вопросительно
смотрит на меня.
Ноль часов двадцать минут
-------------------------
Ритмичный стук колес напоминает о времени. Его крайне мало - каждая
секунда на счету. В нашем распоряжении только одна ночь. Завтра по при-
бытии поезда на конечную станцию пассажиры разойдутся, разъедутся кто
куда, и тогда ищи ветра в поле.
`Кто из них? - думаю я. - Кто?!`
Мысли возвращаются к Янкунсу. В его показаниях при всей их неполноте
и сомнительности есть рациональное зерно. Жохов, вернувшись в свое купе
после карточной игры, обнаружил у жены зажигалку Рубина. Не бог весть
какая улика но ее оказалось достаточно, чтобы приревновать Виталия, уг-
рожать ему расправой.
Интересно, если бы Эрих послушал мои мысли обрадовал бы его ход моих
размышлений? Хотел бы я это знать...
Ноль часов двадцать пять минут
------------------------------
На этот раз, чтобы снова не попасть впросак, я стучу гораздо громче и
терпеливо жду, пока отодвинется дверь седьмого купе. Ко мне выходит Жо-
хова.
- Вам мужа?
- Нет, я хотел побеседовать с вами - как можно любезней отвечаю я. -
Всего несколько вопросов.
- Я вас слушаю.
- Здесь не совсем удобно. Давайте выйдем.
Она послушно следует за мной в служебное купе. При нашем появлении
проводник выходит, плотно притворив за собой дверь.
Я представляюсь по всей форме предъявляю свое служебное удостовере-
ние, которое, впрочем, мою собеседницу явно не интересует.
- А теперь назовите ваше имя и отчество.
- Жохова Татьяна Николаевна, - отвечает она сухо.
- Скажите, вы знали раньше пострадавшего из соседнего купе?
- Нет.
- Его фамилия Рубин, имя - Виталий. Может слышали когда-нибудь?
- Нет я его не знаю, - повторяет она. - Видела мельком при посадке,
потом в вагоне, а знакома не была.
- Татьяна Николаевна что за история произошла у вас с зажигалкой,
расскажите пожалуйста.
- С зажигалкой? - делает она удивленное лицо, не особенно при этом
удивляясь. - Кто вам сказал?
В свою очередь я тоже делаю вид, что не слышу вопроса.
- Не пойму, о чем вы? - настаивает она, и мне приходится объяснить,
хотя сам довольно смутно представляю, о чем идет речь.
- Я говорю о том предмете который обнаружил ваш супруг после того,
как вернулся из восьмого купе. Это было в двадцать один час.
- Ах, вот оно что? - Ее тонкие оттененные карандашом брови хмурятся.
- Эту зажигалку подарила мне приятельница.
В подтексте звучит: `Охота вам заниматься такими мелочами?`
`Неохота, - мысленно отвечаю я, - но что делать работа`. А вслух
спрашиваю:
- Фамилия имя, отчество приятельницы ее адрес?
Татьяна Николаевна бросает на меня полный презрения взгляд прикусыва-
ет нижнюю губу.
- Вы можете показать зажигалку?
Жохова отрицательно качает головой.
- Она куда-то пропала.
Только этого не хватало!
- Я все вещи перерыла, - продолжает Татьяна Николаевна. - Она будто
сквозь землю провалилась. Даже не знаю что и думать.
Я тоже. В отличие от мифической подруги заявление о пропаже выглядит
довольно убедительно, во всяком случае похоже, что моя собеседница иск-
ренне расстроена потерей этой вещи.
- Как она выглядела?
- Очень изящная вещица. Из старинных. Корпус из слоновой кости, а
сверху серебряный футляр витой, из стеблей и цветов. Я оставила ее на
столике в купе.
- Скажите, а Станислав Иванович - он что же, не знал о подарке вашей
ленинградской приятельницы?
- Я не успела ему сказать. Она подарила зажигалку перед самым отъез-
дом. Муж ее увидел и...
- И на этой почве вы поссорились?
- Вы хорошо осведомлены, - парирует она.
Скромность украшает человека, но в данном случае я предпочитаю обой-
тись без украшении.
- Возможно больше чем вы думаете.
Она опускает ресницы, чтобы погасить вспыхнувшую во взгляде непри-
язнь.
- Не понимаю зачем в таком случае вам я?
- Хочу знать еще больше.
Она морщится, как от зубной боли, но отчасти удовлетворяет мое любо-
пытство.
- Мужчины ревнивы и Станислав Иванович не исключение. Он выпил лишне-
го с ним это случается и когда вернулся... Бог знает, что пришло ему в
голову. Придрался к зажигалке, стал упрекать меня в неверности. Ему, ви-
дите ли, показалось, что эту вещь оставил в нашем купе Рубин - так ка-
жется вы его называли. Станислав Иванович начал фантазировать будто он,
Рубин, приходил ко мне ну и так далее...
- Скажите подобные сцены имели место раньше?
- Станислав Иванович, - она упорно называет мужа по имени и отчеству,
- ревнив сверх меры, но столь строгого объяснения я не припомню. -
Татьяна Николаевна меняет наклон головы, и я вижу мелкую сетку морщин у
переносицы искусно скрытую слоем косметики. - Он говорил всякие гадости
и вообще... не заставляйте меня повторять этот бред.
- В котором часу ушел из купе ваш муж?
- В начале десятого. Как раз в то время, когда в соседнем купе нахо-
дился грузин.
- А почему вы думаете, что вторым был грузин?
- Один из них говорил с сильным акцентом.
- Как долго это продолжалось?
- Несколько минут. Я легла спать и заснула. Проснулась уже около
одиннадцати.
- Значит, между девятью и десятью вечера Виталий Рубин к вам в купе
не заходил?
- Нет, - твердо отвечает она.
Поблагодарив Татьяну Николаевну я еще несколько минут сижу молча пе-
реваривая все, что услышал. Потом прошу Гаврилыча открыть мне свободное
купе и позвать Тенгиза.
- Из четвертого? - уточняет он - Сей момент. Через минуту ко мне за-
ходит полный мужчина в майке с мультипликационным волком на груди и в
спортивных трикотажных брюках. Его загорелое лицо добродушно, слегка
заспанно, а губы, растянутые в улыбке обнажают ослепительно белые зубы.
- Ваша фамилия? - спрашиваю я.
- Зачем слушай, фамилия? - удивляется он. - Тенгиз меня зовут. Я тебе
без фамилии все скажу. Надо будет - всю ночь буду рассказывать.
Я беру протянутый им паспорт.
- Скажите Чаурия, а вы ссорились с пассажиром из восьмого купе?
- Виталием, да? - Он грузно опускается на противоположную полку пожи-
мает плечами, отчего волк на его груди строит мне уморительную гримасу.
- Знал что спросишь. Ругались мы да, ругались. Как мы могли не ругаться?
Играли в карты, понимаешь, а он спекулянтом называет. За что?! Я не вор,
свои фрукты везу не чужие. А он говорит: `Миллион с трудового народа
сдирать едешь`. Какой миллион?! Какой сдирать?! Своими руками копаю сво-
ими руками ращу, какой слушай спекулянт, а?!! Я и есть трудовой народ
понимаешь? Два мешка мандарин везу - у меня справка сельсовета есть. Я
честный колхозник! Чаурию каждый знает он не спекулянт!
- Этот разговор был во время игры?
- Да.
- А что вы делали после?
- Что делал? Ничего не делал. Чай пил.
- В восьмое купе заходили?
Стыдливо потупив взор, Чаурия подтверждает.
- Да слушай заходил. А ты бы не зашел?! Объяснить человеку надо?
Справку сельсовета показать надо? Дорогой, говорю, зачем обижаешь? Зачем
спекулянтом называешь? Я не спекулянт, я колхозник! У меня справка есть,
свои фрукты везу не чужие.
- И чем закончился ваш разговор?
- Извинился, - небрежно отвечает Тенгиз. - Сказал что неправ был.
- В котором часу это происходило?
- Может, в девять, может позже. Я ушел от него, а он в седьмое купе
пошел.
- К Жоховой.
- Откуда я знаю к Жоховой не к Жоховой! Кто такой Жохова? Муж и жена
там едут Родион едет. Виталий зашел туда, а я пошел к себе чай пить. По-
том в ресторан пошел - кушать захотел. Пришел оттуда, не успел спать
лечь, как закричал кто-то. Выскочил я, а тут такое творится!
- Получается, что после девяти вы Рубина не видели?
- Совсем не видел. Скажу по секрету - нехороший человек Виталий. Со
мной ругался, с Родионом ругался. Скандальный человек, не мужчина.
- С Родионом он тоже ссорился?
- А как же! Ссорился. Когда в карты играли.
- Из за чего не знаете?
- Вот этого, дорогой не знаю.
Ноль часов пятьдесят семь минут
-------------------------------
Дверь открывает худощавый неопределенного возраста мужчина ему можно
дать и сорок и все шестьдесят. Несмотря на поздний час, его костюм в
полном порядке.
- Лисневский Родион, - представляется мужчина. Вместо `р` он произно-
сит мягкое `в`, отчего получается забавное `Водион`.
- А отчество? - спрашиваю я.
- Не слишком ли официально для полуночной беседы? А впрочем - Романо-
вич. Вы наверно по поводу несчастного случая? - продолжает он.
Я киваю и задаю ставший традиционным вопрос.
- Меня интересует, чем вы занимались между девятью и одиннадцатью ве-
чера.
Он светски улыбается и вытаскивает из внутреннего кармана пиджака
портсигар из слоновой кости покрытый тонкой серебряной вязью.
- Вы спрашиваете, чем я занимался? Чем обычно занимаются мужчины, да-
бы скоротать свободный вечер? - `Вечер` он произносит без последнего `р`
зато `скоротать` звучит интригующим `сковотать`. - Играл в преф, побало-
вался чайком, потом баиньки. Сами понимаете в пути выбор развлечении не-
велик.
Лисневский щелкает портсигаром и прячет его в карман.
- Меня интересуют подробности.
- Какие подробности?
- Всякие. В частности, ваша ссора с пострадавшим.
- Ага, - говорит Лисневский, вытаскивает огромные часы-луковицу, нед-
вусмысленно смотрит на ажурные стрелки, намекая на время.
- Пусть это вас не смущает, - говорю я. - В экстренных случаях мы
имеем право беспокоить свидетелей в ночное время.
- Да-да. - `Водион` рассеянно смотрит куда-то поверх моей головы,
скорей всего на свое собственное отражение в зеркале. - Случай безуслов-
но экстренный...
- Итак, Родион Романович? Меня интересует, при каких обстоятельствах
произошла ваша ссора с Виталием Рубиным.
- С усопшим? - уточняет Лисневский и чешет висок длинным ногтем ука-
зательного пальца. - Собственно, ссора ли это? Он действительно вел себя
вызывающе. Оскорбил Тенгиза, назвал меня мошенником, но, согласитесь, не
вызывать же мне его на дуэль, а драться по такому поводу интеллигентному
человеку просто глупо. К тому же мы с ним в разных весовых категориях.
- Так и не выяснили отношений?
- После игры я его не видел. Вас, кажется, интересует именно это? В
девять я вернулся к себе в купе. Там застал семейную сцену. Я, приз-
наться, не любитель острых ощущений, поэтому попросил проводника пере-
вести меня в свободное купе, что он и сделал. Милейший человек. Далее: я
перешел во второе купе, побаловался чайком и лег спать.
- В котором часу баловались?
- Увы, не засек. - Он разводит руками. - Не имею привычки.
- Когда проводник убирал стаканы, вы уже спали?
- Ах да, совсем упустил. После чая я решил совершить нечто вроде ве-
чернего моциона. Зашел к проводнику, поболтал с ним, так сказать, на
вольные темы, а уж потом пошел к себе.
- Рубина, конечно, не видели?
- Только мельком. - Лисневский изящным щелчком сбивает невидимую пы-
линку с лацкана пиджака. - Он направлялся к себе, но, откровенно говоря,
у меня не было ни малейшего желания общаться с этим типом.
- Кто, кроме вас, играл в карты?
- Рубин, Эрих и Тенгиз.
- А кто присутствовал при этом?
- Квасков и мой сосед Жохов.
- В каком купе едет Квасков?
- Володя? В пятом
- Скажите, Родион Романович, почему вы не пошли вместе со всеми в
ресторан?
- Я, знаете ли, поиздержался за время отпуска. В настоящее время, что
называется, стеснен в средствах.
- Понятно. Ну, а в период между десятью и одиннадцатью никуда из купе
не отлучались?
- Спал как сурок. - Он натянуто улыбается, но тут же улыбка сбегает с
его лица, и, подавшись вперед, он проникновенно заглядывает мне в глаза:
- Я вас очень прошу, бога ради, не вмешивайте вы меня в эту историю. По-
верьте, что я не имею к ней ни малейшего отношения.
- А кто имеет? - спрашиваю я тем же тоном. - Может, подскажете? Вре-
мя-то позднее.
Он выпрямляется, и мы некоторое время слушаем перестук колес, думая
каждый о своем.
Когда я выхожу, на щеках `Водиона Вомановича` горит яркий румянец.
Один час десять минут
---------------------
Мои попытки сдвинуть с места оконную раму ни к чему не приводят. А
жаль - глоток свежего воздуха мне бы не помешал.
Выхожу в коридор и стучу в пятое купе.
- Квасков? - спрашиваю у заспанного мужчины, появившегося на пороге.
- Так точно, - отвечает он, массируя веки пальцами. - Владимир Квас-
ков.
- Разрешите войти?
- Конечно, - он пропускает меня в купе.
Постель смята - хоть один человек в вагоне спал спокойно. На откидном
столике стоит початая бутылка `боржоми`.
- Где брали? - спрашиваю у Кваскова.
- В ресторане. Хотите?
- Не откажусь. Вы догадываетесь, по какому я поводу?
- Догадываюсь, - отвечает он.
- Расскажите, чем вы занимались между девятью и одиннадцатью часами
вчера вечером?
- Одну минуту, дайте припомнить. Значит, так - до девяти смотрел, как
в восьмом купе играли в преферанс. Что дальше? Пошел в ресторан ужинать.
Сидел один. Минут через десять пришли соседи по вагону.
Станислав Иванович и этот, что из Прибалтики.
- Эрих?
- Не знаю, кажется, Эрих Он посидел с полчаса и ушел, а мы остались.
Так... Постойте, около десяти в ресторан пришел еще один Тенгиз из чет-
вертого купе, но он сел отдельно. В одиннадцать мы со Станиславом Ивано-
вичем вернулись в вагон. Не успел я раздеться, как услышал крики. Вышел
узнать, что случилось. Оказывается, мужчина из восьмого купе разбился.
- Не помните, с кем он ссорился во время игры?
- Ну, поругался с Тенгизом и с тем... пижоном.
- Лисневским?
- Да, с ним. Назвал его мошенником - не знаю, почему. Я ведь за игрой
не очень- то следил, сидел так, за компанию, от скуки. А с Тенгизом он
сцепился из-за мандаринов, которые тот везет с собой.
- Вы долгое время находились в ресторане со Станиславом Ивановичем. О
чем говорили?
- Это целая история. Станислав Иванович нашел у себя в купе зажигал-
ку, вроде бы не свою, а этого... Рубина. Ну, закатил жене скандал, запо-
дозрил, что, пока его не было. Рубин заходил к его жене. В ресторане
только об этом и говорил. Обещал расправиться с ним, и жене своей угро-
жал, и всем на свете. Мне, знаете, даже надоедать стало, тем более что
он солидно под градусом был, пива набрался, а пьяный человек, сами пони-
маете...
- Почему же вы не ушли, как Эрих, например?
- В том-то и дело. Он ведь попросил меня удержать Станислава Иванови-
ча в ресторане как можно дольше.
- Кто, Эрих?
- Да.
- А чем он это объяснил?
- Сказал, что нехорошо получится, если Станислав Иванович в таком
состоянии вернется в вагон. Начнет приставать к пассажирам, сканда-
лить...
На короткий промежуток времени я перестаю слышать Кваскова. Все, что
касается Янкунса, вдруг выстраивается в одну логическую цепь. Оказывает-
ся, в ресторан пошли не втроем, а сначала Квасков, а уж за ним Эрих с
Жоховым. Следовательно, Эрих привел Станислава Ивановича, Эрих оставил -
его на попечение Кваскова, Эрих попросил, чтобы тот задержал Жохова как
можно дольше. Очень любопытно!
- Вы знали Рубина раньше?
- Вроде нет.
- А других пассажиров?
- Тоже.
- Станислав Иванович не показывал вам зажигалку, ту, что нашел у себя
в купе?
- Нет, не показывал, но я видел ее во время игры. Она лежала на чемо-
дане, и все прикуривали от нее.
- Это была зажигалка Рубина?
- Откуда же я знаю чья она. Может и его, но пользовались ею все куря-
щие.
- Вы выходили из ресторана между десятью и одиннадцатью?
- Да на пару минут. Вместе со Станиславом Ивановичем. Он, я уже гово-
рил, был сильно пьян, и я отвел его в туалет.
Я желаю Кваскову спокойной ночи и выхожу в тамбур.
Сержант - его зовут Сережа - ни о чем меня не спрашивает, но я вижу,
что ему не терпится узнать продвинулся ли я за полтора часа непрерывных
поисков.
Что ж можно и рассказать.
- Попробуй-ка решить такую задачку возвращаются из отпусков семь че-
ловек. Друг с другом не знакомы, но в пути завязываются какие-то отноше-
ния разговоры, мелкие ссоры, карты ужин в ресторане. И вдруг одного из
них находят мертвым.
- Я читал этот детектив, - прерывает меня сержант. - В Англии дело
было.
- Да ну?! И ты значит решил, что в поездах убивают только англичан?
- Да нет, - смущается он.
- Ладно, слушай дальше, - продолжаю я. - Смерть наступила от раны на-
несенной тупым предметом в висок. В десять вечера. Установлено что в ве-
щах убитого кто-то рылся. Таковы факты. Теперь о пассажирах. Заметь, Се-
режа ни одного англичанина все наши. В четвертом купе...
О том кто едет в четвертом купе я сказать не успел.
В вагоне раздается душераздирающий женский крик.
Мы выскакиваем в коридор и бежим к седьмому купе у которого стоит Жо-
хов. Его белое лицо выражает крайнюю степень испуга. Увидев меня, он де-
лает шаг назад и шепчет едва слышно:
- Я убил человека.
На полу, обхватив голову руками неподвижно лежит Родион Романович
Лисневский.
Я нагибаюсь переворачиваю его на спину и вижу, как из его ладони выс-
кальзывает инкрустированная серебром зажигалка.
ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ
Док. 116201
Опублик.: 19.12.01
Число обращений: 2
|
