ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Алексей Гравицкий (Нечто)
Рассказы

Вещи.
Всадник.
Дедал и Икар.
Жаба голубых кровей.
Испытание.
Карлсоны.
Карст последний.
Мимолетности.
Мой добрый Маг
Не плюй в колодец
Очень грустная сказка
Пирог с яблоками.
Ради мести.
Рассекреченные материалы.
Решайте сами
Сила воображения.
Сказка про избавителя.
Удар по материализму, или доброе дело с другой стороны.

Алексей Гравицкий (Нечто)

Очень грустная сказка

Человек проснулся с явной червоточиной в душе. Обычно все горести и
проблемы перемалывались за ночь и с утра он вставал если и не совсем
бодрый, то по крайней мере в сносном расположении духа. В этот день он,
что называется, встал не с той ноги. Все было не так: солнце пряталось за
тучи; на улице был мороз, который он на дух не переносил; смертельно
хотелось спать и ко всему внутри сидело нечто разозленное и хмурое.
Он встал с кровати, пошел в ванную комнату и попытался включить воду,
но кран болезненно захрипел, пару раз плюнул ржавой жижей и, шипя, забился
в судорогах.
- Мать твою, - пробормотал человек, выключил кран и пошел к телефону.
Он долго искал нужный номер, но так и не нашел. На букву `Д` в записной
книжке не значился ни ДЕЗ, ни диспетчер. Он посмотрел на `Ж`, но ЖЭК тоже
не нашел.
- Черт! А ведь был телефон.
Он поднялся, вышел на лестничную клетку и позвонил в соседнюю квартиру.
За массивной железной дверью что-то долго шебуршилось, его пристально
изучали, рассматривали в стереоскопический глазок.
- Вась, открой, - не выдержал он. - Это я - сосед.
Дверь открылась, Вася приклеил себе на рожу кривую улыбку, заговорил
нехотя:
- Привет. Чего случилось? Да ты заходи, хм... не стесняйся.
- Не, спасибо, Вась. Я на момент. У тебя вода есть?
Вася выдохнул с неимоверным облегчением, даже развеселился:
- Нет. Если в кране нет воды, значит выпили жиды. Ха-ха!
- Ты не звонил в ДЕЗ? У тебя их телефон есть? - проглотил он
затасканную остроту.
- Звонил.
- И чего?
- Сказали, что авария, что исправляют.
- Знакомая песня. Слушай, дай телефончик.
- Пожалуйста. Пиши.
Он записал, попрощался с соседом, вернулся в свою квартиру и набрал
номер:
- Диспетчер. Говорите, - донеслось безразличное из трубки.
- Дом тридцать пять, корпус два по улице маршала Устинова. Воды нет.
- Авария. Исправляем.
- А когда...
Он смолк на полуслове, в трубке мерзко пищали короткие гудки.
- А, чтоб вас! - разозлился он и яростно стал накручивать диск
телефонного аппарата. Он долго ждал, но трубку на той стороне провода так
никто и не поднял.
- Чтоб вас, - повторил он зло и пошел умываться водой из чайника. Пока
брился трясущейся рукой, полоснул бритвой по подбородку. Долго матерился,
потом смыл с рожи мыло и кровь, заглянул в зеркало. На него, такого
чистого, умного, красивого и жизнерадостного, из зеркала смотрел хмурый,
уставший мужик с черными мешками под покрасневшими глазами. Можно конечно
сослаться на вчерашнюю дрянную, разбавленную водку, которую купил в супер
маркете, как супер качественную, но он-то знает, что рожа такая не от
водки, которую почти не пьет, а от жизни собачьей.
Он грустно глянул на хмурого мужика в зеркале, вытер с порезанного
хрюсла кровяк и потопал на кухню. Воды в чайнике не осталось ни капли, а
кран по прежнему плевался. Эхе-хе.
Заглонул всухомятку бутерброд: засохший сыр на черством хлебе. Оделся и
вышел на улицу.
Сорок минут проторчал на автобусной остановке, тяжело впихнулся в
битком набитый автобус, протиснулся поглубже и замер, сдавленный толпой.
На следующей остановке его понесло к выходу. Он вцепился в поручень,
морщился, когда ему привычно промаршировали по ногам. Потом в двери
автобуса хлынула толпа и понесла его в обратную сторону. Автобус с трудом
сдвинулся с места и медленно, как замерзшая черепаха, пополз вдоль
тротуара.
Его грубо пихнули в спину, если б не зажало в тисках толпы, то
обязательно бы грохнулся на пол.
- Чего стоишь на дороге?
Он осторожно повернул голову. Сзади, за его спиной, стояла старушка с
сумкой на колесиках. Кто-то нехотя поднялся, уступая место. Старушка
быстро прыгнула на освободившееся место, потом начала долго умащиваться,
продолжая ворчливо бормотать:
- Ездют тут всякие. Молодежь. Да в твоем возрасте пешком ходить надо.
Вот когда я была...
- Ваш билет, - грохнуло ему в другое ухо. Он повернулся, на него сверху
вниз взирал контролер.
- Предъявляем, - поторопил он.
- Я еще не прокомпост... Я деньги передал за билетик.
- Ваш билет!
- Я же говорю, я деньги передал, а билетик мне еще не передали.
- Сказки Пушкину будешь рассказывать. На выход.
- Но я...
- Он еще и без билета, - заворчала старушка с сумкой-тележкой с другой
стороны. - куда у людев совесть девается? Вот когда я...
- Мужик, вываливай, - перебил излияния бабульки контролер. - Или помочь?
- Да какого черта! - возмутился он. - Я заплатил...
- Билет!
- Да я ж вам говорю...
- Тогда на выход.
- Да что вы с ним церемонитесь, - вмешалась очень объемная и очень
активная женщина. - вышвырнуть нахала и все. Эх вы, а еще мужчины.
Базар принялся разрастаться, как снежный ком, услужливо столкнутый с
горы, и на следующей остановке он был выставлен из автобуса суровым
общественным мнением. Оставшиеся три остановки до работы он топал пешком.
На работе, как всегда, было много проблем и много претензий. Начальник
заходил дважды: первый раз сделал выговор всему отделу, второй - отчитал
его лично. Он попытался возражать, но был грубо прерван и получил еще одно
замечание.
В обеденный перерыв заплатил целое состояние за чашку кофе, а потом,
после кофе, курил и выслушивал чужие проблемы. С работы возвращался
усталый и подавленный. В автобус не полез, пошел пешком и по дороге зашел
в банк, в надежде получить зарплату, которую задерживают и не платят вот
уже три месяца. Но на карточке не было ни копейки. Вот, блин. Завели
солидную пластиковую карточку, а перечисляют на нее такие копейки, что в
глаза симпатичной девушке-кассирше, что эти копейки выдает, заглядывать
стыдно. Да и не перечисляют ни копеечки вот уже три месяца.
Дома кое-как поужинал, если то, что сожрал, можно назвать ужином, сел
смотреть телевизор. По пяти каналам политики на разные лады рассказывали,
как всем сразу станет здорово, если их любимых изберут в президенты,
причем некоторые обещают уже не в первый раз, вот только почему-то ни
черта не делают. Он пощелкал каналы: на половине оставшихся льют слезы
богатые мексиканцы-бразильцы, на второй - лупят друг друга безмозглые
американцы, иногда отпуская шуточки где-то на уровне малого ребенка, на
которого неожиданно свалилось все знание детопроизводства и русского мата.
И те, и другие, и третьи врут! Он выключил телевизор и подавленный пошел
спать.
На утро он не почувствовал себя лучше.
Наоборот, за ночь абстрактный источник его неприятностей приобрел
вполне конкретные очертания. Он умылся, не бреясь и не завтракая, собрал
последние деньги и побежал на улицу.
В центральном `детском мире` было многолюдно и шумно. На детей денег
никогда никому не жаль, даже если их нет (денег, а не детей). Он стоял у
прилавка, долго изучал витрину, наконец попросил:
- Девушка, вон тот автомат посмотреть можно?
Продавщица протянула игрушку, завелась заунывно, заученно:
- Это `калашников`. Точная копия. Сделан из легких материалов, стреляет
пистонами, наверняка понравится вашему ребенку. пистоны прилагаются, вы
также можете купить их у нас отдельно.
- А чего он такой здоровый?
- Я же вам говорю, что это копия. Обычно игрушки копируют настоящее
оружие в уменьшенном размере, а это точная копия с сохранением размеров.
- Как настоящий? - он все еще сомневался.
- В точности, - заверила продавщица.
- И сколько это стоит?
Она назвала цену, он присвистнул. Перед кассой долго топтался,
наскребал копейки, пересчитывал. Через десять минут вернулся к прилавку с
чеком.
- Вам завернуть? - улыбнулась девушка.
- Да нет, не стоит.
Он закинул игрушку на плечо и, распугивая покупателей, пошел к выходу.
Как добрался, он не помнил, но в следующий момент уже был там, куда в
глубине души мечтает попасть каждый.
Они заседали, базарили, устраивали откровенную клоунаду. Они не видели
его. Он прошел через зал заседания думы, взошел на трибуну и только тогда
оказался замеченным.
Они увидели его, увидели его автомат и замолкли. Замолкли все сразу,
ведь для них эта игрушка была реальностью. Наступила гробовая тишина, они
ошалело смотрели на него и не могли выжать ни слова. И тогда он рявкнул,
вдруг почувствовав свою силу.
- Все, кто не является депутатами - ВОН!
Охрана, журналисты и еще какая-то шушера живо ретировались. Он нехорошо
усмехнулся, вскинул свой автомат и взревел, заставляя мерзко пищать
микрофон:
- Вы правительство? Вы создаете законы?
Знайте, ваше законодательство законодало всю страну. Ниже нагибаться
уже некуда и задницы уже не чувствуешь! Сколько можно иметь свой народ?
Сейчас, если вам дорога жизнь, вы издадите нормальные законы, народные
законы. Такие законы, которые я вам продиктую. Вы примите их единогласно.
Кто не согласен - подохнет.
Он говорил и не знал, что здание уже окружено бэтээрами и
автоматчиками, что из окна напротив его пытаются поймать в прицел
снайперской винтовки. А он продолжал говорить:
- Вы примите такие законы, чтоб люди не мерли с голоду; чтобы получали
зарплату, если не большую, то хотя бы вовремя. Чтобы у меня из крана текла
вода и электричество в розетке не кончалось, хотя бы потому, что я плачу и
за воду и за электричество. Чтобы меня не вышвыривали из автобуса, когда я
заплатил за проезд и чтоб те деньги, что я плачу за проезд окупались:
чтобы эти самые автобусы ходили чаще, чтоб в них можно было влезть, я
уже не говорю про сесть. Чтобы мальчишки не гибли на не нужных войнах,
чтоб женщины не дурнели и не седели в сорок, а мужчины не умирали в сорок
пять истощив все жизненные ресурсы организма. Чтоб люди, если не гордились
тем, что живут на этом свете, то хотя бы не стеснялись того, что родились
и кому-то этим мешают. Чтобы каждый занимался своим делом, получал от
этого радость, получал за это возможность хоть как-то существовать и
приносил пользу. Чтоб жулики сидели в тюрьме, а не гуляли по казино и
ресторанам и не сидели в правительстве. Вы...
Он задохнулся, на миг установилась тишина, а после...
Все произошло практически одновременно.
- Утопия, - выдохнул кто-то.
Но он уже не слышал. Чавкнуло. Его дернуло, по белой рубахе расплылась
алая розочка, вторая, третья. Он грохнулся на пол, его палец судорожно
стиснул игрушечный спусковой крючок. Пистоны защелкали, будто смеясь,
размножаясь эхом в огромном замершем зале. Потом все стихло.
Белобрысый парень оторвался от трубки оптического прицела, повернулся.
Его чистые глаза сияли девственным светом, по юношескому лицу с пушком на
верхней губе растеклась улыбка. Сияющая улыбка победителя:
- Попал! Попал, - радостно выдохнул он.
На него смотрели хмуро, лица смотревших были серыми и уставшими.
Радости они не разделяли. Они сами были вымотаны этой собачьей жизнью,
они сами не получали второй месяц зарплату и не знали, на что кормить
детей.
- Попал, - робко повторил парень. Он еще не знал того, что знают все
эти угрюмые. Он все еще работал за идею, а не за деньги. Он все еще мечтал
осчастливить весь мир, в то время, как мирские заботы его не трогали. Его
кормили родители, и свою семью ему содержать не приходилось по причине ее
отсутствия. Деньги пока его не заботили, а в ответ на хамство контролера
или старушки с сумкой-тележкой он вполне мог ответить, и если кто и
оказался бы на остановке, то явно не он.
- Попал, - подтвердил один из этих хмурых, уставших, обозленных. Голос
его звучал непонятно грустно. - Молодец... наверно...
Я проснулся. Всю ночь снилась какая-то бредятина. Поднялся, пошел
умылся, пришел на кухню и включил чайник. Чайник не включился. Черт! Опять
электричество отрубили. Съел бутерброд, запил его холодной водой и пошел
на улицу.
Автобус прождал полчаса, еле впихнулся, по ногам пробежалась целая
толпа: сначала туда, потом обратно.
Выслушал наезд какой-то бабульки, перегрызся с контролером. Доехал до
работы, выслушал кучу претензий от начальства. В перерыв купил себе за
бешеные деньги крохотный обед, который и обедом-то не назовешь.
Потом выслушивал чужие проблемы в курилке.
С работы возвращался пешком. Зашел в банк, в надежде получить зарплату,
но не получил ни копейки. Опять.
Зашел в магазин `товары для детей`, завтра у племянника день рождения.
Подошел к прилавку:
- Девушка, можно посмотреть вон тот автомат?
- Да, конечно. Это точная копия автомата Калашникова, даже размеры
сохранены. Стреляет пистонами, пистоны в комплект входят, а еще их можно
купить у нас отдельно. Игрушка сделана из легкого материала, но неотличима
от оружия, которое она имитирует. Могу сказать точно, что вашему ребенку
она понравится.
- Сколько стоит?
Она назвала цифру, я присвистнул.
Порылся в карманах, выскреб все, что было, то есть все, что осталось до
зарплаты. Но для любимого племянника ничего не жаль. Вернулся с чеком к
прилавку.
- Вам завернуть? - девушка улыбнулась.
- Да нет, не стоит, - я закинул игрушку за плечо и пошел к выходу.
Покупатели шарахались от меня в стороны.
И, что самое удивительное, в переполненном автобусе я ехал свободно:
и влез спокойно, и даже сесть ухитрился, и контролеры ко мне не
приставали.
Хорошая игрушка, подумал я, может себе оставить? Да нет, подарю
племяшке. И дай бог, чтоб она ему не понадобилась. Пусть использует, как
игрушку.

11.03.2000.

Алексей Гравицкий (Нечто)

Карлсоны.

В ответ на спетую песню Олега Медведева и недописанную Песню Андрея
Морозова

Графа Монте-Кристо из меня не вышло. Придется переквалифицироваться в
управдомы.

И. Ильф, Е. Петров
`Золотой теленок`

Будильник вздрогнул, разрываясь диким треском, а потом еще раз, когда
на него опустилась тяжелая рука поросшая солнечно-рыжей шерстью.
Он поднялся с кровати, накинул халат и пошел варить кофе. Как славно
было раньше: папа, мама и даже брат с сестрой. Теперь родителей не стало,
брат и сестра живут со своими семьями, а он... Он один, совсем один. И
опять придется варить кофе самому, а он убежит. И опять жарить яичницу с
беконом, а она подгорает вот уже пять лет. С тех пор, как не стало мамы.
Он включил плиту, поставил кофе и яйца на огонь и пошел в ванную. Пока
брился и умывался кофе убежал, а яйца подгорели. Опять. С тоской сжевал
завтрак, глянул на часы. Пора на службу.
Вечер, словно громадная черная птица, накрыл город своим мягким крылом.
Дома и домики, со своими крышами, шпилями и башенками растворились в
сумеречной дымке.
Зажглись огоньки окон и светлячки звезд.
Он шел понурый. Почему-то ничего не хотелось. Так всегда вечерами.
Сейчас придет домой, завалится на диван с банкой пива и тупо будет
пялиться в телевизор. Как тогда сказал Карлсон? `Такая большая
домомучительница в такую маленькую коробочку?! Ничего не выйдет!` Он
улыбнулся. Вечер перестал быть серым, ноги сами понесли его в другую
сторону от дома, туда, где был - он это точно знал - маленький домик на
крыше. За трубой.
Домик стоял на своем месте и никуда не делся. Такой же маленький,
уютный и аккуратный, как и тридцать с лишним лет назад.
Перед дверью он замялся. Нахлынули воспоминания: `Добро пожаловать,
дорогой друг Карлсон! Ну и ты заходи...` Он улыбнулся прозвучавшему в
голове голосу и принял приглашение.
Внутри было темно и тихо.
- Карлсон? - позвал он. - Карлсон, это я, Малыш. Ты здесь?
Что-то шмыгнуло, зашуршало, чиркнуло в темноте. По комнате разлился
тусклый свет ночника, что стоял на тумбочке у кровати. Малыш пригляделся,
на кровати лежал сухощавый старик с рыжей шевелюрой.
- Привет, Малыш, - хрипло произнес старик. В голосе его не было прежней
жизнерадостности. - Чем будешь угощать?
- Тортом с восемью свечками, - улыбнулся Малыш, но на глаза его
навернулись слезы. - Или лучше так: восемь пирогов и одна свечка, а?
- А как же колбаса? - грустно хмыкнул старик. - Ладно, проходи, садись.
Он прошел и плюхнулся на край кровати, скрипнуло.
- Чтож ты врал, что тебе восемь лет? - с иронией произнес старик. -
Кровать-то под тобой скрипит, будто тебе все сорок.
- Сорок два, - автоматически поправил Малыш и осекся. - Карлсон, а это,
в самом деле ты? - произнес он со смешанным чувством.
- Нет, - обрубил старик, и воздух комнаты наполнился горечью. - Я уже
не Карлсон, и ты давно уже не Малыш.
Голос старика дрогнул, он потупился.
- Как же так? - вспылил вдруг Малыш. - Почему ты улетел и перестал
появляться? Где ты пропадал? Почему?
Он задохнулся, а старик только покачал головой:
- А где был ты?
Малыш открыл было рот, но не нашел, что сказать.
- Я скажу, - продолжил старик. - Ты вырос, и я перестал быть тебе
нужным. Зато я был нужен другим `малышам`.
- А теперь?
- А теперь, - старик приподнялся на локте, протянул ссохшуюся руку к
стакану с водой, что стоял на тумбочке, сделал глоток. - Теперь я скоро
умру, и Карлсона не будет вовсе. Да уже нет. Мне трудно встать с постели,
не то, что летать.
Малыш почувствовал, как что-то сдавило горло, резко встал.
- Ты куда? - окликнул хриплый голос.
- В магазин, - тихо шепнул Малыш. - За тортом со взбитыми сливками. А
еще надо конфет и варенья - Сладкоежка, - хмыкнул старик. - Колбасы купи.
И пива.
Малыш обернулся, недоверчиво посмотрел на Карлсона.
- Со мной не соскучишься, - улыбнулся старик, и впервые за вечер он
напомнил Малышу того, прежнего Карлсона.
На кладбище было холодно.
Дул ветер, плевал в лицо изморозью. Он шел за гробом и боялся
разреветься, как тогда в детстве. В голове снова звучал до боли знакомый
голос: `Не реви. Это ты ревешь или я реву?`
Он всхлипнул и через силу улыбнулся, посмотрел на старика, что лежал в
гробу. Штаны с пропеллером сменил строгий костюм, рыжего парика, что
заменял последние годы густую шевелюру, не стало. Солидный лысый господин
совсем не походил на того веселого толстяка с пропеллером. Гроб опустился
рядом с ямой, желающие проститься вереницей потянулись к телу.
Откуда столько народу? - удивился Малыш.
Он вопросительно посмотрел на старика, но тот молчал. Тихо опустилась
крышка, неспешно опустили гроб в яму, сверху посыпалась земля.
Люди смотрели на происходящее с молчаливой тоской. Откуда их столько?
Догадка пришла неожиданно, сама собой:
- Малыш, - негромко окликнул он.
Собравшиеся у гроба люди вздрогнули, как один, закрутили головами,
натыкаясь взглядом на взгляд, смущенно опускали глаза. Малыш развернулся и
быстро пошел прочь.
В домике на крыше было пусто и холодно. А может это его пробил озноб?
Малыш сел на кровать, перед глазами замелькали последние недели. Он таскал
старику сладости, а тот в лучшем случае жевал колбасу и судорожно
заглатывал пиво.
Один раз попросил чашку чая. Малыш обрадовался, притащил банку
малинового варенья. Старик поморщился, но сладкой жижи в себя все-таки
залил. Из вежливости. `Свершилось чудо`
- обрадовался тогда Малыш: `Друг спас жизнь друга!` Но старик лишь
пробормотал, что никакого чуда уже не будет. И вообще, чудес не бывает.
Нет, не бывает. Даже рыжий толстяк, чудо его детства, перестал быть
чудом. А перестал ли? И вообще...
Он встал и подошел к шкафу, снял с вешалки потертые штанишки с
пропеллером. Взял с тумбочки рыжий парик.
Когда он подошел к зеркалу, на него взглянул рыжий толстяк. Штанишки,
вопреки ожиданиям, не повисли мешком, а ладно осели на пивном брюшке.
Парик выглядел, как его собственные волосы. Вот только тот был веселый,
и вообще мужчина хоть куда, в полном расцвете сил. А он...
А что он? Он в меру упитан и вообще, в полном расцвете сил. Он
улыбнулся своему отражению, и на душе потеплело. Карлсон не должен
умереть. Что бы там нибыло в жизни, но это в жизни. А у каждого Малыша
должен быть свой Карлсон, вне зависимости от каких-то непонятных Малышам
вещей.
Вот только надо будет научиться летать, вспомнить, как едят варенье
ложками, улыбаются.
А еще надо научиться быть чудом...

Москва. 21.11.2000

Гравицкий Алексей (Нечто)

Карст последний.

Однажды на одной планете зародилась жизнь. Она совершенствовалась и
разрасталась, заполняя всю планету. Жизнь была не просто жизнь, жизнь была
разумной. И однажды эта разумная жизнь чуть не уничтожила себя. Планета
вспыхнула и погасла и вспышка эта унесла с собой все... Почти все.
Долина Карста лежала в ложбинке между двух горных хребтов. Огромные
скалы опоясывали ее и сливались друг с другом где-то вдали. Подножия этих
гор устилали, словно мох облепил камень, перелески. Среди этих перелесков
шла сейчас большая королевская охота. Грозный повелитель Карст сто
семьдесят четвертый гнал перепуганного зайца. Заяц несся сквозь лес,
пытался петлять, запутать след, но куда там. Карст выстрелил, заяц
подпрыгнул, дернулся и уже безжизненная тушка грохнулась об землю.
Карст расхохотался.
- Славная охота, друг мой Глонк, - Карст похлопал по плечу подъехавшего
слугу. - Спасибо.
- Славная охота, мой правитель, - согласился Глонк. - Еще более славно
в ней то, чего ты не знаешь.
Поедем, я покажу тебе, что нашли твои люди.
Они проехали совсем немного. Послышались крики, затем за кустами
показалось какое-то движение. Карст пришпорил коня и вылетел на поляну
словно молния. На поляне шла возня и неразбериха. Грозный правитель
проехал сквозь толпу, которая разверзлась пред ним, и Карст увидел причину
сыр-бора. Это был маленький медвежонок, он метался, пытаясь понять, что
случилось и где его мама, он не знал, что маму его грозный правитель час
назад лишил жизни.
Подъехал Глонк, спросил тихо:
- Что нам с ним делать, мой правитель?
- Возьмем с собой, в подарок, - бросил Карст и развернул коня.
- Для Карси? - лицо Глонка озарилось счастливой улыбкой.
Карст не ответил, а только слегка кивнул головой:
- Все, Глонк, охота окончена.
- Слушаюсь, мой правитель.
И Карст поскакал в Карстенхолл, оставив добычу на попечение Глонка.
Город расположился в самом центре долины. Карст гнал коня до самого
города, но на въезде притормозил - не пристало правителю мчаться на коне
обгоняя ветер, как мальчишке. Лицо Карста, и без того жестокое, стало еще
жестче, на губах заиграла надменная полуулыбка. Правитель въехал в город.
Он правил коня по узким улочкам. Народ расступался в благоговейном
страхе, кланялся, опуская головы до самой земли. Карсту это нравилось, он
специально выбирал те улицы, где было много народу. Наконец правитель
достиг своего замка. Хмурая крепость его предков была построена сразу
после Цветения и стояла здесь уже тысячи лет. Ни одно другое здание не
прожило такой долгой жизни, как замок Карстов.
- Строили же люди! На века, а теперь...
все таинства древних порастеряли, - пробормотал правитель себе под нос,
он всегда думал об этом подъезжая к родовому замку, куда не допускался ни
один простой смертный, кроме ближайшего окружения правителей, но должность
слуги в замке Карст тоже передавалась по наследству.
Ворота распахнулись пред грозным правителем, и он въехал в родной
замок. Только когда ворота закрылись за его спиной, Карст позволил себе
расслабиться - он был дома.
- Ферл! Бержетта! - позвал он.
Голос его звучал, как раскат грома, а глаза сверкали молниями. Однако
ему доставляло удовольствие внушать страх. Бояться - значит уважают. Еще
не успело эхо его голоса стихнуть в отдаленных уголках двора, а уже, как
из-под земли, появились слуги. Старый сгорбленный конюх Ферл и молоденькая
девушка Бержетта.
- Ферл!
Старый конюх подошел к правителю склонил голову и опустился на колени.
Правитель перекинул ногу через седло и ступил на сгорбленную спину слуги,
затем, как по лестнице, сошел на землю.
- Забери коня, Ферл.
Ферл с трудом поднялся на ноги (раньше у него это выходило лучше, но
что поделаешь - старость), поклонился и, взяв коня под уздцы, скрылся в
глубине двора.
- Бержетта.
- Да, мой правитель, - девушка слегка поклонилась и опустила глаза,
прелестные губки сложились в многообещающую улыбку.
- Нет, не это! Пусть мне приготовят ванну.
- Да, мой правитель.
- И скажи моему сыну, пусть ждет меня в зеленом зале!
- Да мой правитель.
- И еще, как только появится Глонк, пусть придет ко мне в зеленый зал.
- Да, мой правитель.
Девушка поклонилась. Правитель, повинуясь моментально пришедшей похоти,
обхватил ее, слился с ней в поцелуе. Жесткие, как стальные тиски, объятия
ослабли. Девушка снова слегка поклонилась:
- Все, что будет угодно моему правителю, - прошептала она с придыханием.
- Не сейчас. Ты слышала, что мне сейчас угодно, выполняй!
- Да, мой правитель, - и девушка исчезла также быстро, как и появилась.
Пятнадцатилетний принц Карст сто семьдесят пятый сидел в своих
апартаментах, когда в дверь тихо постучали.
- Кто там? - поинтересовался принц.
- Ваше высочество, правитель желает видеть вас.
- Бержетта? - в скучающем голосе принца появился огонек. - Зайди.
Дверь приоткрылась и в зал вошла молодая служанка.
- Ваше высочество, правитель желает видеть вас, он велел ждать его в
зеленом зале.
- Где он?
- Правитель вернулся с охоты и сейчас проходит обряд омовения. Он
желает видеть вас.
- Хорошо, подай мне руку, я хочу подняться.
Девушка поклонилась и протянула руку молодому принцу. Тот оперся о нее,
обхватил своей, но вместо того, чтобы подняться, притянул девушку к себе...
Через полчаса обнаженная Бержетта помогала одеться молодому правителю.
- Вы так похожи на вашего батюшку, ваше высочество.
- Не говори глупостей!
Принц подошел к огромному зеркалу, Бержетта поправила ему воротничок.
Принц окинул взглядом свое отражение в зеркале, затем отражение обнаженной
служанки, ухмыльнулся и твердой поступью, подражая отцу, вышел из своих
апартоментов.
Он миновал коридор, свернул, пробежался по лестнице и вошел в зеленый
зал. Зеленый зал навевал на него тоску. Малахитовые стены и колонны,
малахитовая мебель украшенная изумрудами - все это давило на него. Но
зеленый зал нравился его отцу, а идти против воли отца, тем более
правителя он не смел.
Он присел на край стола. На столе стояла ваза с фруктами, принц
протянул руку, взял яблоко, захрумкал. В дверь постучали. Принц прожевал
яблоко:
- Бержетта, если это опять ты, поди вон.
- Это я, Карси, можно мне войти?
Даже если бы молодой принц не узнал голос, он все равно бы понял кто
находится за дверью. Только Глонк называл принца `Карси`.
- Входи, - голос принца потеплел и помягчел.
Дверь распахнулась, вошел Глонк.
- Карси, правитель просил меня зайти сюда, но...
- Не волнуйся, расслабься. Правитель сейчас будет.
Карст, казалось, услышав его слова, появился на пороге, дверь за ним с
грохотом захлопнулась. Грозный лик, словно выточенный из камня, сверкающие
глаза, гулкое эхо от кованых сапог. Каждое его движение сопровождалось не
грохотом, но громом. Глонк резко поднялся, вытянулся и склонил голову.
Правитель окинул его взглядом, потом посмотрел на сына:
- Не сиди на столе, Карст.
Карси поднялся и отвесил легкий полупоклон:
- Да, правитель.
Правитель тяжелым шагом прошел к трону и сел:
- Почему тебя не было сегодня на охоте, сын?
- Ты же знаешь, правитель, что Карси не любит охоты, - попробовал
вступиться Глонк.
- Для тебя он не Карси, а его высочество наследный принц Карст сто
семьдесят пятый, продолжатель рода великой династии Карст! - прогремел
голос правителя.
- Прошу прощения, мой правитель. Прошу прощения ваше высочество.
- Так-то, но я не об этом. Сегодня была славная охота, сын, и, хоть ты
и не разделяешь тысячелетней королевской страсти к этому благородному
развлечению, я привез для тебя кое-что. Глонк!
- Да, мой правитель, - Глонк щелкнул пальцами, и в дверях показались
два крепких мужика, несущих мешок. В мешке было что-то тяжелое, и это
что-то шевелилось и упиралось.
Мужики опустили мешок на малахитовый пол и, поклонившись, вышли.
- Что это? - удивленно спросил Карси.
- Подойди и посмотри! - голос правителя даже сейчас был стальным.
Вообще, сколько себя помнил Карси, его отец не говорил мягко и нежно
ничего, никому и никогда. Железный человек.
Тепло и ласку, которой ему не хватало, он получал от Глонка.
Карси подошел к мешку, вертящемуся на полу, и осторожно тронул его
ногой. Мешок замер. Карси сел на пол, осторожно потянул веревочку, которая
стягивала мешок, узел ослаб, и содержимое мешка снова зашевелилось. Карси
отдернул руку. Из мешка высунулось что-то лохматое, с черной мокрой точкой
носа. Карси замер, содержимое мешка тоже застыло, а потом, сопя,
освободилось от холщовых пут мешка. Медвежонок зафыркал и отбежал в
сторону.
- Это мне? - спросил Карси вдруг осипшим голосом.
- У него нет мамы, - тихо сказал Глонк.
- У меня тоже, - молодой принц зло сверкнул на отца глазами.
- Ты же знаешь, - заунывным голосом начал Глонк. - что правитель дарит
букет цветов своей избраннице, когда та дарит ему ребенка. Это традиция,
это дань города своему правителю за то, что он подарил им нового
правителя. Цветы это души.
Священная оранжерея полна душ, вырастают новые цветы - рождаются новые
люди, цветы вянут - люди умирают.
- Легенда. Суеверие!
- Религия, - мягко поправил Глонк.
- Вера!!! - прогрохотал голос правителя, перекрыв остальных. - Святая
вера! Мы живем так, как было предписано, как жили до нас, и как будут жить
после нас. Это правильно, ведь никто кроме нас не существует больше в этом
мире. А что касается твоей матери, то могу сказать, что никто не знает,
что за цветок будет сорван, что за человек умрет. Ей не повезло - я сорвал
для нее ее цветок, этого никто не мог предвидеть.
- Хотя она каким-то образом знала, она говорила, что будет сорван ее
цветок, и она умрет, - тихо поправил Глонк.
- Самовнушение, - пробормотал принц.
- Молчать! - голос правителя разорвал тишину. - Я запрещаю говорить об
этом. Ты берешь его? - обратился он только к сыну и указал на медвежонка.
- Да, правитель, спасибо за подарок.
Он взял медвежонка и, поклонившись, вышел.
- Глонк, оставь меня, - в громоподобном голосе прозвучала усталость.
- Да, мой правитель, - Глонк оставил его одного.

Глонк вышел в коридор и огляделся:
молодой принц сидел на скамье и гладил лохматую морду медвежонка.
Глонк молча подошел, потеребил светлые волосы принца своей теплой
мягкой рукой, от которой шла ласка:
- Ты доволен, Карси?
- Я назову его Шторм, - ответил принц севшим голосом, когда Глонк
разговаривал с ним так мягко ему хотелось плакать.
- Почему Шторм? - не понял Глонк.
- Он бурый, - пояснил юноша. - Бурый, буря. Но он же мальчик, значит
буря мужского рода - Шторм.
- Шторм, Што-орм, - позвал Глонк, но медвежонок не откликнулся, а
только зарылся носом в коленях Карси.
- Ты ему нравишься, - заметил Глонк.
Карси потрепал шерстяной комок за ухом:
- Скажи мне, Глонк, ты живешь на этом свете больше меня, ты знаешь
больше... Расскажи мне то, о чем молчит отец.
- О чем вы, ваше высочество? - Глонк как-то резко переменился в лице.
- О том. Мне пятнадцать лет, уже пятнадцать, а что я знаю о мире? Весь
мир - наша долина. За пределы долины выходить нельзя. Вникать в таинства
древних нельзя.
- Но машины древних способны уничтожить всю оставшуюся жизнь!
- Ты в это веришь? Я - нет. И еще эти цветы, это же суеверие! Мне
кажется, ты знаешь больше, чем говоришь.
Глонк отвел взгляд, опустил глаза и стал смотреть, как кувыркается
медвежонок. Он чувствовал на себе пытливый взгляд принца, но усиленно
смотрел на Шторма:
- Ты ему нравишься, Карси, - наконец выдавил он.
- Ты не ответил.
- Я не могу. Это вызовет гнев правителя.
- Это останется между нами. Ты можешь.
Пожалуйста, Глонк.
- Ну хорошо, - не выдержал слуга. - Когда-то мир был огромен, это был
не просто мир, это был Мир. В Мире было много людей, и много цветов.
Миллиарды людей и миллиарды цветов.
Как цветы, так и люди отличались друг от друга. Они были значительно
разнообразнее, чем сейчас. Люди имели разный цвет кожи, разные формы
черепа и цветы различались по форме и по цвету. Они имели еще очень много
различий, но каких - я не знаю, говорят, наш мозг даже не способен
воспринять такое разнообразие, даже не способен представить его. Так было,
но потом весь мир расцвел, наступил период Цветения.
Говорят, мир цвел несколько дней. Расцветали огромные цветы, ОГРОМНЫЕ,
больше, чем наша долина, - Глонк сглотнул - А потом цветы эти вяли,
исчезали бесследно и уносили с собой и цветы, и людей...
Наверное, они уходили в лучший мир, а может в худший, а может вообще
гибли, исчезали бесследно... Но, так или иначе, а все-таки люди и цветы
остались. Правда их осталась жалкая горстка, но нашелся человек, который
собрал их и увел в эту долину. Долина стала оазисом жизни в мире хаоса, а
человека того звали Карст. Карст наладил жизнь в долине и сохранил людей,
которые так походили друг на друга, и цветы также похожие между собой, как
и люди. Сколько людей, столько и цветов. Цветы - людские души. Каждый
цветок - атман.
- Что такое атман?
- Древнее понятие. Не знаю точно, но в книгах древних встречались
слова: `атман`, `астрал`, `астра`.
Кажется, они относились к нашим цветам-душам, хотя может и не все,
возможно, я путаю. Так вот, у Карста родился сын. Карст назвал его Карстом
первым и повелел народу долины почитать его, ибо он их будущий правитель.
Он оставил также несколько заветов сыну и народу.
Сын должен был родить в свою очередь одного сына, назвать его Карстом и
передать ему правление после своей смерти, дабы у народа всегда был
правитель. С тех пор сменилось сто семьдесят четыре поколения правителей.
Кроме того, Карст повелел сохранить цветы, ибо в них жизнь. Еще один завет
запрещал покидать долину или изучать машины и книги древних, ибо в них
смерть. Народ исполнил волю человека, которому был обязан жизнью и, видя,
что потомки Карста тоже чтут и исполняют его заповеди, люди решили отдать
дань уважения и верности.
С тех пор, каждый раз, когда у правителя рождается сын - будущий
правитель, народ приносит в жертву пять человек. Правитель идет в
священную оранжерею и срезает там пять цветов для матери своего сына.
Срезанные цветы живут недолго, также недолго живут и люди, чьи души
были в этих цветах.
- А что стало с Карстом?
- С Карстом первым?
- Нет, с Карстом.
- Он покинул долину, никто никогда его больше не видел.
- Значит, он нарушил свою заповедь?
- Нет, говорят, что он принес себя в жертву. Потом еще многие пытались
покинуть долину, чтобы посмотреть, что находится за ее пределами и не один
из тех людей не вернулся.
Только каждый раз вяли цветы-души. Потом попытки прекратились. Народ
исполняет волю Карста и его потомков, а Карсты заботятся о народе и об
оранжерее. Жизнь сохранена, жизнь продолжается.
- Знаешь, - принц закусил губу, помедлил. - мне кажется легенда,
которую ты рассказал неправильно трактует Карста. Тут все как-то просто,
буквально, а жизнь должна быть сложнее.
- Не надо так, Карси. Твой отец прав, это не суеверие, а святая вера,
благодаря которой мы выжили.
- Ты прав, но...
Принц впервые в жизни всерьез задумался о сути этой самой жизни. Мысли
его полетели так далеко, что он не видел и не чувствовал, как тычется в
него мокрым носом Шторм. Он даже не заметил, как ушел Глонк. Его
высочество наследный принц Карст сто семьдесят пятый, продолжатель рода
великой династии Карст остался один.
Прошло два года.
Семнадцатилетний принц сидел в своих апартаментах и думал. С того
самого момента, как Глонк рассказал ему древнюю легенду, мысли не покидали
его голову. Иногда мысли были стереотипны, банальны, иногда дерзки и
сумасбродны, но он не мог думать ни о чем кроме этой истории - истории его
долины, его народа, его рода. Принц взрослел, и мысли взрослели вместе с
ним.
Из раздумий его, как всегда вывел стук в дверь. Лежащий в ногах принца
огромный Шторм блеснул глазами на дверь и настороженно поднял голову.
Принц похлопал медведя по лохматой холке:
- Спокойно, Шторм, спокойно. Кого там несет?
- Позволь войти, Карси, - послышалось из-за двери.
- Заходи, Глонк.
- Прошу прощения, что нарушил ваш покой, принц, - церемонно произнес
Глонк, заходя и закрывая за собой массивную дверь.
- Зови меня Карси, как в детстве.
- Хорошо, Карси, но ты взрослеешь, твой отец стареет. Возможно, скоро
мне придется называть тебя моим правителем. Карси останется в прошлом.
- Нет, - принц почувствовал щемящую боль в груди.
- Да. Время не стоит на месте, жизнь движется вперед.
- Как ты сказал? - Карси вздрогнул. - Ведь именно об этом я хотел с
тобой поговорить. Я все время думаю о том, что ты мне рассказал. Ты
говоришь, что жизнь не стоит на месте?
Но ведь она на самом деле застыла много лет назад. Ты говорил о
чудесном времени до Цветения и о жизни после Цветения. Тогда шло развитие,
а теперь... Посмотри по сторонам, жизнь застыла, остановилась. Мы ничего
не изобретаем. Зачем, ведь у нас есть машины и знания древних, но нам
запрещено их использовать. Еще чуть-чуть и мы не сможем понять, воспринять
эти знания. Да и сейчас мы вряд ли что-то осмыслим. Нужны тысячелетия,
чтобы восстановить то, что было и это сейчас. А чем больше мы стоим на
месте, тем дальше мы откатываемся назад.
- Не богохульствуй, принц!
- Глонк! Глонк, даже ты меня не понимаешь, ты! Так кто меня тогда
способен понять? Почему мы сковываем себя рамками запретов, рамками этой
долины? Эти запреты были актуальны тысячи лет назад, а кому они нужны
теперь? Может, они уже не действенны? Так почему не попробовать переменить
все это?
Почему не возобновить движение? Ну вот представь себе, что под твоим
окном вырос новый цветок, совсем другой, какого еще не было.
- Этого не может быть!
- Может, может. Смотри!
Принц сунул руку за пазуху, Глонк вздрогнул. Карси на секунду задержал
руку под полой камзола и выдернул оттуда... птичье перо. Глонк вздохнул с
облегчением, расслабился, только теперь поняв в каком он был напряжении.
- Смотри, я иду сегодня по двору, а из земли торчит вот это и я его
сорвал.
- Карси... Ваше высочество, я прошу извинить меня, но ваш цветок рос на
какой-то птице, птица летела над двором, перо выпало из нее и не упало, а
воткнулось в землю, только и всего.
- Ну да! - блеск в глазах принца погас, но только на миг. - Да, это
перо, но ведь могло быть и по-другому.
Где-то далеко-далеко от долины рос цветок, и совсем не обязательно
чья-то душа. Цветок расцвел, созрел, ветер подхватил его семя и легко
лаская своим прикосновением принес сюда, а здесь семя проросло, как
прорастают ваши цветы-души, как растут деревья у склонов гор.
Цветы-души! Я уверен, что легенда исказила суть сказанного Карстом...
Карстом без номера, Карстом Великим!
- Что ты говоришь, принц? Одумайся!
- Миру нужно движения. Перемены движут мир, миру нужны перемены!
- Миру нужно сохранить жизнь, миру нужен покой.
- Даже ты меня не понял, Глонк! Даже ты!
Так кто меня поймет?
В глазах Глонка появилось сочувствие:
- Тебе надо развеяться, Карси, не думай об этом, устрой пир, позови
наложниц.
- Нет, Глонк.
- Тогда, быть может, юному правителю стоит принести миру Карста сто
семьдесят шестого?
Карси не ответил, Глонк поклонился и вышел. Идя по коридору, он гнал
мысли, которые навязал ему принц.
Катастрофа произошла на следующее утро. Глонк пришел пригласить принца
к завтраку, но принца в его апартамента не оказалось, не было его и в
других залах, и во дворе, его вообще не было в замке. Глонк сообщил об
этом правителю.
Карст пришел в ярость.
- Ты был ближе всех к моему сыну.
- Да, мой правитель.
- Говори!
- Что мой правитель? Что я должен говорить?
- Что произошло? Из-за чего мой сын пропал? Куда он мог деться?
- Я могу лишь догадываться, мой правитель, вот все, что я знаю, - и
Глонк поведал Карсту о событиях последних дней и о разговоре двухлетней
давности. - Ферл сказал, что принц взял лошадь, снаряжение и заявил, что
едет на охоту. Ферл не смел остановить его, - закончил Глонк.

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 122687
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 0