ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Джин Вулф.
Рассказы

Безголовый
УЖОСы войны
МАРИОНЕТКИ

Джин Вулф.
Безголовый

-----------------------------------------------------------------------
Gеnе Wоlfе. Тhе Неаdlеss Маn (1972). Пер. - А.Жаворонков.
Sреllсhесk by НаrryFаn
-----------------------------------------------------------------------

Тебе по нраву гротеск? Если да, читай дальше и не пожалеешь, ведь
слышать об уникуме вроде меня тебе вряд ли прежде доводилось. Но если тебе
больше по душе серенькие, как тот дождливый день за оконным стеклом,
рассказы, то лучше переверни несколько страниц, а то, чего доброго, тебя
стошнит в самом начале. Или, с грехом пополам осилив мою историю, ты в
негодовании швырнешь книгу в угол. Или, не поняв ни бельмеса, недоуменно
пожмешь плечами, а через минуту-другую и думать обо мне позабудешь.
Читаешь дальше? Ну, тогда держись - сейчас ты узнаешь такое... В общем,
у меня нет головы!
Брось, какие, к черту, шутки?! Да и расчлененные трупы, упыри и прочая
нечисть ко мне тоже не имеют отношения.
Просто таким уж я уродился.
Конечно, я не помню, как появился на свет, но ма говорит, что был я
таким всегда.
Как-то раз мне в руки попалась книга некоего Марко Поло, так там на
гравюре был безголовый, ну вылитый я. Выходит, я не один такой на белом
свете. Конечно, Марко Поло сам безголового в глаза не видел, а описал его
понаслышке, оттого и наврал с три короба. Например, в книге написано, что
безголовые родом из Индии. Не возьму в толк, при чем здесь Индия, когда я
уроженец штата Индиана. Это ведь не одно и тоже, как, по-твоему? А еще там
сказано, что люди без голов давно вымерли. Но тогда как же я? Ведь я-то
живой!
Опишу себя, если ты еще не догадался, как я выгляжу. Правда, вертеться
у зеркала я не любитель, так что себя в основном знаю лишь на ощупь, да по
картинке в той самой книге.
Значит, так: глаза у меня раза в два-три крупней, чем у тебя, и
расположены там, где у большинства мужчин - бесполезные соски. Зрачки
огромные, карие; лохматые брови - дугой. Пожалуй, глаза - самая
привлекательная часть моего тела.
Рот у меня широкий, проходит поперек всего живота. Зубы под стать рту -
тоже не маленькие.
Иногда, раздевшись, я сгибаюсь вопросительным знаком и разглядываю свои
губы. Они ярче, краснее, чем у обычных людей, отчего кажутся - не смейся,
не смейся! - покрытыми густым слоем помады. Родись я девчонкой, и будь мой
рот поменьше, да находись он, где полагается, обо мне бы сказали: `губки
бантиком`.
Нос у меня крупный и, слава Богу, такой плоский, что почти не выпирает
из под сорочки. А может, его с годами сплющила одежда?
У меня нет головы, и шеи, естественно, тоже нет. А то, представляешь,
как нелепо бы смотрелся куцый обрубок на плечах?
Тебе, конечно, интересно, как я устроен внутри, но честное слово, я и
сам толком не знаю. Похоже, рот у меня ведет прямо в желудок, а мозг
находится где-то рядом с сердцем, отчего всегда хорошо обеспечен
кислородом. Но, повторяю, все это лишь предположения.
Как уже говорилось, я таким родился. Увидев меня впервые, моя бедная
мамочка лишилась чувств. Но не волнуйся, ненадолго. Придя в себя и
маленько поплакав, она отправилась в ближайший магазин игрушек и купила
подходящих размеров куклу. Дома она разобрала ее на части и привязала
пластмассовую головку к моим плечам. А может, то была идея моего отца? Или
трюк с куклой придумал домашний доктор? Много с той поры утекло воды,
сейчас и не разберешь, кого тогда столь удачно озарило. Да оно и не важно.
На мое счастье, лица младенцев не ахти какие выразительные, поэтому куклы
- во всяком случае, дорогие хорошие куклы - по этой части им не уступают.
Пластиковая голова на плечах, нос, рот и глаза под одеждой; так и хожу, и
до сих пор никто даже не заподозрил обмана.
Мои первые детские воспоминания связаны с головой той самой куклы.
Помню, играю я в кубики... Такие, знаешь, разноцветные, деревянные, на них
еще нарисованы буквы, цифры и даже домашние животные. Так вот, беру я в
руку желтый, резко пахнущий краской кубик, и почему-то мне кажется, что он
жутко смахивает на предмет, что у меня на плечах. Помнится, я с минуту
удивленно верчу в руках странную деревяшку, а затем сую в рот. Вот ты,
поди, улыбаешься, а у меня до сих пор мурашки по коже. К счастью, я
пребольно разодрал десну и с ревом выплюнул кубик, а то бы остался мой
рассказ ненаписанным. Я прекрасно помню тот кубик, запах свежей краски, а
вот более поздние, подчас более яркие события напрочь стерлись из памяти.
Может, ты знаешь, почему так происходит?
Я рос болезненным ребенком. Поэтому, и, конечно, из-за необычного
строения тела, я не играл с другими мальчишками, не ходил в походы, не
слонялся целыми днями по улицам. В школу меня на собственном
латаном-перелатанном `форде` отвозила ма, она же сразу после занятий
забирала домой. Педиатр выдал мне бессрочное освобождение от физкультуры.
Оно и понятно, какая физкультура при моей-то внешности. Хотя... Позже, в
старших классах, мне не раз приходило на ум, что избавь меня тогда
взрослые от мелочной опеки, да позволь снимать дурацкий протез с плеч,
глядишь, я бы и стал знаменитым гимнастом. Или даже футболистом.
В школе я носил сделанную на заказ голову. К моей нижней челюсти
прикреплялась длинная нить, и когда я говорил, голова вместе со мной
разевала и захлопывала рот.
Вообще-то, безголовому довольно сложно учиться в средней школе. Я носил
рубашку из хлипкого, почти прозрачного полотна, но чтобы видеть доску,
приходилось постоянно сидеть за первым столом. Не стану называть свое имя,
но если ты помнишь у себя классе тихого парня с невыразительным лицом,
всегда сидевшего в первом ряду, так это скорее всего был я. Не помнишь? Ну
как же, я тогда еще носил веснушчатую голову с хитро прищуренными глазами
и забавным вздернутым носом. Все равно не припоминаешь? Так взгляни на
фотографию своего выпускного класса! Правда, на фото _все_ лица
невыразительны.
Конечно, в те годы я рос как на дрожжах, и заменять головы приходилось
чуть ли не каждый год. Это сейчас я обзавелся постоянной башкой со
смазливым личиком, и когда нашептываю в микрофон на животе слова, голос
звучит из динамика во рту. Голова вполне сносно сидит на плечах, но как
только дверь моей квартиры захлопывается у меня за спиной, оставляя
головастых, вечно ухмыляющихся умников снаружи, я тотчас закидываю
обрыдший механизм в угол.
Из-за этой-то поддельной головы я и настаивал, чтобы девчонка потушила
свет и задернула шторы. Авось ничего не заметит в темноте. Не
профессионалка же она, в самом деле.
- Слишком жарко, - жаловалась она.
Тут она права - жара стояла адская, а кондиционера в ее комнатенке
почему-то не было.
По ее словам, домовладелец считал кондиционеры излишней роскошью, а
коли кто из жильцов такой неженка, то бога ради, он не против, пускай
обзаводится дорогой безделушкой за свои кровные.
- Я обязательно куплю себе кондиционер. Вот только поднакоплю немножко,
и куплю.
Я сразу смекнул, куда она клонит. Девка, она всегда девка и есть, и
вытянуть из мужика хоть что-нибудь - для нее святое дело. Чего еще ждать
от особы, с которой познакомился в городском парке на скамейке полтора
часа назад? Я вовсе не намекаю, что она так зарабатывает на жизнь. Ведь
оглядела же она меня раз сто с головы до пят, прежде чем пригласить в
гости, и, должно быть, я ей пришелся по сердцу.
Я спросил, есть ли у нее хотя бы вентилятор.
- Нет, - ответила она.
- Отчего же? - поинтересовался я. - Ведь приличный вентилятор стоит
всего ничего, каких-то десяток долларов?
Люстру она потушила, но шторы так и не задернула. Света из окна как раз
хватало, чтобы разглядеть наивную улыбку на ее лице.
- Двадцать пять, - ответила она и снова улыбнулась. - Приличный
вентилятор стоит никак не меньше двадцати пяти. Я на днях приценивалась.
Несомненно, она наведывалась только в специализированные магазины.
- От силы пятнадцать. - Я назвал адрес небольшой лавочки на своей
улице. - Ты наверняка была в специализированном магазине, а там все
втридорога.
- Слушай, давай завтра встретимся часиков в шесть, и ты отведешь меня в
ту лавчонку, - предложила она. - Если там действительно все так дешево, то
я сразу куплю себе вентилятор.
Я, кивнув, призадумался.
Какая все-таки странная штука - жизнь, если столь очаровательную
девушку, как она, можно запросто умаслить дешевым вентилятором. И вообще,
пообещав ей вентилятор, завтра я запросто могу передумать и дать ей от
ворот поворот. Хотя вряд ли, завтра мне снова захочется ее увидеть, и она
прекрасно об этом знает. Сказать по правде, преподнести ей недорогой
подарок даже приятно. А потом мы, безусловно, заглянем к ней на чашечку
кофе, и...
Надеюсь, теперь понятно, почему я сразу согласился?
Все же свет из окна чертовски мешал, а встать и обойти ее, чтобы
задернуть шторы, не было никакой возможности.
- Зачем тебе полная темнота? С опущенными шторами мы вмиг задохнемся.
- Понимаешь, я стесняюсь раздеться, когда на меня смотрят.
- У тебя, поди, грудь безволосая? - Она хихикнула и сунула теплую
ладошку мне за пазуху. Наткнувшись, к счастью, на брови, поспешно
выдернула руку. - Нет, волосы на месте.
- У меня тело не такое, как...
- Покажи мне мужчину с телосложением, как на рисунках в анатомическом
атласе, и я тотчас постригусь в монахини. А у тебя что? Родимые пятна?
Меня так и подмывало ответить `нет`, но в некотором смысле я
действительно отмечен с рождения, так что я сказал `да`. Тут неожиданно
стало совсем темно.
Хоть она и не трогалась с места, я все же спросил:
- Ты что, задернула шторы?
- Нет, просто в магазине напротив погасили рекламу.
Я услышал, как она расстегивает застежку-молнию.
Интересно, что она снимает?
Конечно, платье, что же еще!
Я тоже стянул рубашку и попытался избавиться от опостылевшей башки, но,
как назло, заело пряжку.
Я подумал, что черт с ней, не придется разыскивать в потемках, когда
соберусь домой.
Глаза мало-помалу привыкли к сумраку, и я разглядел силуэт девицы.
А видит ли она меня?
- Ты меня видишь?
- Нет.
Я скинул ботинки.
Пускай голова остается, но брюки и белье снять непременно нужно.
Она хихикнула, и я понял, что кое-что ей все же видно.
- Отвернись, я стесняюсь.
- Чего тебе стесняться? Ты же прекрасно сложен. Плечи вон какие
широченные, а грудная клетка, та вообще...
- У меня лицо деревянное.
- Что правда, то правда, улыбчивым тебя не назовешь. А где же родимые
пятна? На животе?
Она вытянула руку, но до моего лица - я имею в виду настоящее лицо - не
достала.
- Именно, - подтвердил я. - На животе.
На фоне темной стены было отчетливо видно ее тело, но лица не
разглядеть - голова терялась в тени.
- Да не комплексуй ты из-за пустяков, все мы не без изъяна. Вот я,
например, когда была маленькой, считала, что у меня в пупке лицо.
Я рассмеялся. Шутка показалась столь потешной, что я захохотал, да так,
что наверняка переполошил полдома. То-то удивились бы соседи, узнай они,
что слышат утробный смех - единственный настоящий утробный смех на всем
белом свете.
- Не смейся, я и вправду так думала.
Она тоже рассмеялась.
- Понимаю, - сказал я.
- Ничегошеньки ты не понимаешь. Сейчас темно, и пупок как черная дыра,
а то бы... - Она вздохнула. - Вообще-то нет там никакого лица.
- Понимаю.
На ночном столике вместе с сигаретами, помнится, лежали спички. Я
протянул руку и нащупал коробок.
- Я сочинила тогда историю, будто должны были родиться близнецы, но
вторая девочка не успела вырасти, и от нее осталось только лицо у меня на
животе... Эй, что ты делаешь?
- Я же сказал, что все понимаю.
Я зажег спичку, и, прикрыв пламя от сквозняка ладонью, склонился над
ней.
- Эй, погаси сейчас же. - Хихикая громче прежнего, она попыталась
встать, но я придержал ее ногой. - Ты обожжешь меня.
Я всмотрелся в ее пупок. Так, ничего особенного - складки, морщины, как
у всех женщин. Но когда спичка почти догорела, я увидел такое...
- Теперь моя очередь. - Она попыталась отобрать коробок, но не тут-то
было.
- Я сам на себя посмотрю.
И зажег другую спичку.
- Осторожнее, волосы себе подпалишь, - предостерегла она.
- Не волнуйся, не подпалю.
Спичка так и норовила потухнуть, но все же, согнувшись в три погибели,
я заглянул себе в пупок. Как только я разглядел там лицо, проклятая спичка
обожгла мне пальцы и погасла.
- Ну что, видел? - Она опять захихикала.
Она полулежала на подушке, и там, где тело сгибалось, открывался и
закрывался большущий рот.
Выходит, и на ее туловище огромное лицо. Я пригляделся и рассмотрел
здоровенные выпуклые глазищи со зрачками - сосками, изящные брови -
ниточки, между ребрами - приплюснутый нос.
Мне подумалось, что все мы одинаковые. Все на одно лицо.
Из наших пупков высунулись крошечные головки и поцеловались.

Джин Вулф.
УЖОСы войны

-----------------------------------------------------------------------
Gеnе Wоlfе. Тhе НОRАRS оf Wаr (1970). Пер. - П.Вязников
Sреllсhесk by НаrryFаn
-----------------------------------------------------------------------

Эти трое, усердно работавшие под проливным дождем в траншее, были
удивительно похожи друг на друга. Лоснились мокрые лысые черепа, такие же
безволосые торсы - под блестящей от воды кожей перекатывались мышцы;
казалось, гладкие крепкие тела смазаны маслом.
2909-й и 2911-й не видели особых причин жаловаться на обступавшие их
джунгли, хотя ругали дождь, от которого ржавело оружие, змей и насекомых -
и, конечно, ненавидели Врага. А вот третьему, по имени 2910-й, лидеру в
тройке по должности и по негласному признанию товарищей, здесь не
нравилось. Дело в том, что кости 2909-го и 2911-го были сделаны из
нержавеющей стали, а вот кости 2910-го - нет. Более того, УЖОСа под
номером 2910 никогда не существовало.
Их лагерь имел в плане форму треугольника. В центре размещался `жилой
блок командного пункта`, где спали лейтенант Кайл и мистер Бреннер. ЖБКП
представлял собой врытую в болотистую почву полуземлянку со стенами из
набитых глиной снарядных ящиков. Вокруг располагались заглубленная
минометная позиция (на северо-востоке), заглубленная позиция безоткатной
пушки (на северо-западе) и траншейное укрытие Пиноккио (на юге); за ними
протянулись ровные линии окопов: первый взвод, второй взвод, третий взвод
(2909-й, 2910-й и 2911-й служили в третьем). Позиции окружала колючая
проволока и полосы противопехотных мин.
А дальше, снаружи, были джунгли: То есть не вполне снаружи - лес
выдвигал на территорию лагеря свои передовые отряды - бамбук и слоновую
траву, а ползучие твари без устали патрулировали траншеи. Лес укрывал
Врага, прятал его на своей пахнущей сырой гнилью груди, кормил его этой
вонючей грудью - и впитывал, впитывал бесконечный дождь. Дождь
оплодотворял джунгли, и они порождали новые легионы москитов и ядовитых
сороконожек.
Гигант 2911-й вогнал лопату в пропитанную водой липкую землю, поднял
огромный ком и механически отбросил его; 2910-й повторил его движение и
остановился, наблюдая, как струи дождя размывают выброшенный на бруствер
ком и глина постепенно сползает обратно в траншею. 2911-й проследил за его
взглядом и ухмыльнулся. Лица УЖОСов были широкие, безволосые, скуластые и
плосконосые; острые белоснежные зубы напоминали клыки крупного пса. 2910-й
звал, что это было и его собственное лицо. Точное, как зеркальное
отражение. Он сказал себе, что это просто сон - вот только он слишком
устал и никак не может проснуться.
Из дальнего конца траншеи послышался трубный голос 2900-го,
призывавшего к ужину. УЖОСы побросали инструменты и ринулись, торопясь и
толкаясь, к котелкам с дымящейся кашей. Но 2910-го от одной мысли о еде
замутило, и он спустился в землянку, которую делил с 2909-м и 2911-м. Упав
на надувной матрас, можно было на время забыть непрекращающийся кошмарный
сон, вернуться в нормальный мир домов и тротуаров. Или просто провалиться
в благословенную черноту - это еще лучше...
Внезапно он вскочил - в глазах еще стояла темнота сна, но руки
автоматически схватили каску и оружие. От границы джунглей тревожно
звучала труба, но 2910-й успел сунуть руку под матрас и убедиться, что его
записки на месте. Затем голос 2900-го проревел:
- Нас атакуют! В ружье! Все в окопы! (Между прочим, 2900-й никогда не
говорил о товарищах по оружию `мои УЖОСы`; только - `мои люди`, хотя
остальные в его взводе никогда не упускали случая повторить довольно
избитую шутку, подменяя слова `человек`, `люди`, `солдат`, `человеческий`
и прочие на `УЖОС` и производные от него. 2910-го такая манера 2900-го
раздражала, но 2900-й об этом обстоятельстве не подозревал. Он просто
чересчур серьезно воспринимал свою должность.)
2910-й занял закрепленную за ним ячейку в тот самый миг, когда над
лагерем повисли осветительные ракеты - точно белые огненные розы. То ли
благодаря короткому сну, то ли из-за надвигающегося боя его усталость
точно испарилась. Он был бодр, но нервничал. Из джунглей донесся звук
трубы: `та-та-аа-а... таа-таа...` - и слева от окопа, где сидел 2910-й,
первый взвод открыл огонь из тяжелого оружия по команде смертников,
которую, как им показалось, они заметили на тропе, ведущей от
северо-восточных ворот лагеря. 2910-й изо всех сил всматривался во тьму -
и действительно, что-то поднялось на тропе. Тень схватилась за живот и
упала. Значит, там действительно атаковали смертники...
`Кто-то`, поправил он себя. `Кто-то`, а не `что-то`. Кто-то схватился
за живот и упал. Там все были людьми.
Теперь первый взвод вел огонь и из личного оружия, и каждый выстрел был
полудюжиной крохотных стрел, и почти каждый выстрел означал попадание -
стрелки на такой дистанции разлетались трехфутовым веером.
- Перед собой гляди, 2910-й! - рявкнул 2900-й. Глядеть было не на что.
Несколько пучков слоновой травы, и дальше - сплошная стена джунглей. Потом
ракета погасла и не стало видно даже этих пучков травы.
- Что же они не запустят новую?.. - встревоженно спросил справа 2911-й.
- `Звезда на востоке, звезда человеков, не от женщины рожденных`, -
вполголоса пробормотал 2910-й - и тут же пожалел о своих святотатственных
словах.
- Точно, там ее и надо бы зажечь, - согласился 2911-й, ничего,
разумеется, не понявший. - Первому взводу, похоже, жарко. Хотя и нам не
помешало бы немного света...
2910-й не слушал. Дома, в Чикаго... все то невыразимо далекое время,
которое начиналось со смутных воспоминаний, в которых он играл на лужайке
под надзором улыбающейся великанши, и заканчивалось два года назад, когда
он лег на операцию, лишившую его всех волос на голове и теле и кое-что
изменившую в его организме, - все то время он подсознательно готовил себя
к этому. Поднимал тяжести, играл в футбол, укрепляя тело. Прочел тысячи
книг и знал столько, что другие все время чувствовали дистанцию,
отделявшую его...
Вспыхнула новая `люстра`, и ее голубовато-белый свет выхватил три тени,
скользившие от третьего куста слоновой травы ко второму. 2910-й дал в них
очередь из своей М-19, УЖОСы справа и слева тоже открыли огонь. Оттуда,
где под острым углом сходились траншеи второго и третьего взводов,
застучал, рассыпая росчерки трассеров, пулемет. Ближний кустик подлетел
вверх и закувыркался среди комьев земли.
Несколько секунд было тихо. Затем позади и справа один за другим
грохнули пять взрывов, пять фугасов. Метили в траншею Пиноккио?.. Бумм.
Бумм. Бумм... Бумм. Бумм. (2900-й наверняка уже мчался к Пиноккио, узнать,
не ранило ли его.)
Кто-то подбежал по траншее - еще до взрывов; теперь он снова мог
говорить. Правда, говорил куда громче, чем начал было:
- Как вы? Все в порядке? Потерь нет?
Большинство УЖОСов отвечало просто: `В порядке, сэр`; но поскольку
УЖОСы обладали чувством юмора, некоторые бурчали что-нибудь вроде: `Как бы
мне перейти в морскую пехоту, сэр?` и: `У меня пульс подскочил до девяти
тысяч, сэр. 3000-й определил его при помощи минометного прицела`.
`Мы часто ассоциируем силу с отсутствием чувства юмора`, - написал он
как-то в газете, которая с согласия и с помощью армии организовала для
него операцию и внедрение в ряды Универсальных Жизнесимулирующих
Органических Солдат.
`Но, - продолжал он, - это неверно. Юмор - важнейшая защитная реакция
сознания; поэтому, сознавая, что лишить разум чувства юмора - это оставить
его без защиты, армия и Биосинтетическая Служба (БСС) мудро включили эту
замечательную черту в облик и характер заменителей пехотинцев-людей`.
Эту статью он написал еще до того как узнал, что в свое время и армия,
и БСС пытались выкорчевать это явно излишнее для бойцов свойство - но
вскоре выяснили, что коль скоро УЖОСы должны обладать определенным
интеллектуальным уровнем, то без чувства юмора, как это ни прискорбно, не
обойтись.
...Бреннер стоял за спиной. Он похлопал 2910-го по плечу:
- Как, солдат, в порядке?..
2910-й хотел было ответить: `Я наделал в штаны ровно вполовину меньше
твоего, голландская ты задница`, - но вовремя понял, что, если заговорит,
в голосе будет слышен страх.
Можно было бы ответить просто: `В порядке, сэр`, - тогда Бреннер
перешел бы к 2911-му, и все. Но приходилось поддерживать репутацию
оригинала - особенно принимая во внимание то, как полезна бывала, эта
репутация, когда он ошибался, поступая не так, как все нормальные УЖОСы.
Поэтому он ответил:
- Может, лучше осмотрите Пиноккио, сэр? Я боюсь, как бы он не рассохся
- нам-то что...
Тихий смешок 2909-го вознаградил его за незамысловатую остроту, а
Бреннер, представлявший собой самую серьезную угрозу его маскировке,
прошел дальше.
Страх был необходим УЖОСам, потому что желание выжить было крайне
необходимо. Ну а гуманоидная форма была неизбежна, поскольку УЖОСы должны
были использовать первоначально предназначенное для людей оружие (а его
скопились горы - не пропадать же добру!). Поэтому УЖОСов предпочли
бесчисленному множеству диковинных созданий, какие только смогло породить
больное воображение Биосинтетической Службы. И они подтвердили свое
превосходство в ходе абсолютно приближенных к боевым условиям испытаний
(общественное мнение никогда бы их не допустило, просочись хоть какая-то
информация) - учений, проведенных во флоридских болотах... (Или они только
повторяли уже пройденное? Или все это было придумано гораздо раньше, с
расчетом на совсем иную, гораздо более важную Войну? Ведь и Он, сам
Великий Исследователь, воплотился и вочеловечился, приняв облик своих
творений, дабы показать, что и Он может вынести невыносимое...)
2909-й как-то оказался рядом и прошептал:
- Видишь, отделенный? Смотри, вон...
...Рассвет уже загорелся, а он и не заметил... Неловкими от усталости
пальцами 2910-й переключил шептало своей М-19 на нижний ствол (40 мм
гранатомет). Там, куда показывал 2909-й, коротко полыхнуло пламя взрыва.
- Нет, - ответил 2910-й. - Ничего не вижу... больше.
Мелкий дождик, сеявшийся всю ночь, заметно усилился. Тучи, казалось,
опустились до самой земли. Неужели ему суждено повторить судьбу
человечества в целом? Это было вполне вероятно: людей Враг просто брал в
плен, но когда ему попадались УЖОСы - его ничто не сдерживало. Время от
времени дозоры натыкались на тела УЖОСов - распятые, с пронзенными
бамбуком руками и ногами. А его, если захватят, то только как УЖОСа.
2910-й вспомнил виденную когда-то акварель распятия Христа; интересно, а
его кровь тоже разольется ярко-алой лужей?..
От КП, хлопая крыльями, взлетел орнитоптер-наблюдатель.
- Что-то давно не было слышно мин, - заметил 2909-й. Тут же как-то
ненатурально хлопнул взрыв - таким же звуком заканчивались в последние
недели все подобные вражеские разведки боем. Над лагерем запорхали
бумажные листки.
- Агитснаряд, - прокомментировал очевидный факт 2909-й, а 2911-й вылез
из окопа, подобрал один листок и спрыгнул обратно.
- То же, что на той неделе, - сообщил он, разглаживая сырую рисовую
бумагу.
2910-й заглянул ему через плечо. 2911-й оказался прав. Неизвестно по
какой причине Враг никогда не направлял свою пропаганду на УЖОСов - хотя
ни для кого не было секретом, что умение читать входило в число
инстинктивных навыков, вкладываемых в сознание УЖОСов. Вся пропаганда
велась на людей и в основном напирала на отвращение, `которое должен
испытывать каждый человек, вынужденный терпеть возле себя нежить, все еще
воняющую химикалиями`. Про себя 2910-й думал, что Враг мог бы добиться и
лучших результатов, по крайней мере в отношении лейтенанта Кайла, если бы
в листовках упор делался не на этот аргумент, а, скажем, на секс. Кроме
того, создавалось впечатление, что Враг сильно преувеличивает число людей
в лагере...
С другой стороны, насчет числа людей в лагере ошибалась и армия. Все,
кроме нескольких посвященных генералов, были уверены, что людей в лагере
только двое...
Он победил на Всеамериканских играх. Как давно это было! И даже тогда
ни один тренер, ни один спортивный журналист не сравнивал его сложение с
телом УЖОСа. А он уже показал себя талантливым и притом честолюбивым
журналистом... Сколько людей, даже с помощью хирургии, могли бы подойти?..
- Как думаешь, он видит что-нибудь? - это 2911-й спрашивал у 2909-го.
Оба следили за парящим над лагерем орнитоптером.
Орнитоптер мог делать все, что могла бы птица, - разве что не умел
нести яйца. Например, машина могла в буквальном смысле сесть на проволоку.
Парить, используя восходящие потоки воздуха, - как стервятник, или
пикировать - как коршун. А КПД машущих крыльев был весьма высок - что
позволяло за счет уменьшения веса батарей сэкономить приличный запас веса
для объективов и телекамер. Эх, сейчас смотреть бы на экран в КП, а не
высовывать башку из липкой грязи (говорят, во флоридских болотах
испытывали модель со стебельчатыми, как у краба, глазами, но стебельки
постоянно поражались грибком...).
Словно в ответ на невысказанное желание раздался голос 2900-го:
- Эй, 2910-й! Ну-ка, живее - Он требует нас на КП!
Когда 2910-й говорил `Он`, то всегда имел в виду Бога; но для 2900-го
`Он` - это был лейтенант Кайл. Без сомнения, именно поэтому 2900-го и
назначили взводным. Конечно, сказалась и иррациональная престижность
круглого числа... 2910-й выбрался из траншеи и, пригнувшись, побежал за
2900-м. Тут бы, конечно, нужны ходы сообщения; но до них пока как-то не
дошли руки.
Перед Бреннером на столе кто-то лежал (2788-й? Вообще похож, но
наверняка сказать трудно). Шрапнель - или осколочная граната.
Бреннер не поднял глаз на вошедших, но 2910-й видел, что его лицо все
еще белое как бумага, от страха - хотя атака кончилась добрых четверть
часа назад.
2910-й и 2900-й, проигнорировав представителя БСС, отдали честь
лейтенанту Кайлу.
Командир роты улыбнулся.
- Вольно, УЖОСы. Как в вашем секторе?
2900-й ответил:
- Все в порядке, сэр. Пулеметчик срезал троих, 2910-й - еще двоих. Так
себе была атака, сэр.
Лейтенант Кайл кивнул.
- Я так и думал - вашему взводу пришлось легче всех, 2900-й. Поэтому я
и решил послать вас сегодня в дозор.
- Слушаю, сэр.
- Придаю вам Пиноккио. Я подумал, вы захотите пойти сами и прихватить
команду 2910-го.
Лейтенант взглянул на 2910-го.
- В вашем отделении все целы, верно?
- Да, сэр, - 2910-му стоило больших усилий сохранить лицо бесстрастным.
Ему хотелось сказать - не посылал бы ты меня, Кайл! Я ведь человек, как и
ты, а дозор - это для рожденных в пробирке, для созданий, чьи кости
заменяет нержавеющая сталь, для созданий, не имеющих родных и не знавших
детства... для таких созданий, как мои друзья.
И 2910-й добавил только:
- Нашему отделению повезло больше всех в роте, сэр.
- Ну и прекрасно. Будем надеяться, что удача вас не оставит и впредь,
2910-й, - Кайл вновь взглянул на 2900-го. - Я поднял орнитоптер и заставил
его проделать все возможное и невозможное - в том числе гонял его под
кронами; он у меня разве что не бегал, как цыпленок, вокруг лагеря. Я
ничего не обнаружил, и огня он не привлек, так что, думаю, у вас все будет
в порядке. Вы обойдете лагерь вокруг, не покидая зоны минометной
поддержки. Вопросы есть?
2900-й и 2910-й только вскинули пальцы к каскам, четко развернулись и
вышли. 2910-й чувствовал, как пульсирует артерия на шее; он на ходу
незаметно сжал и разжал кулаки.
- Как думаешь, поймаем кого из этих? - спросил 2900-й.
Этот тон был для него довольно необычным - чересчур панибратским. Но
перед боем 2900-й позволял себе простой товарищеский тон.
- Думаю, да. У командира никак не было времени на серьезную разведку.
Все, в чем он мог убедиться по-настоящему, - это что Враг отвел главные
силы... По крайней мере на это я надеюсь.
(Чистая правда, подумал он. Потому что хороший бой мог бы закруглить
дело и я бы наконец убрался отсюда.)
Раз в две недели прилетал вертолет. Привозил припасы и, если было
нужно, пополнение. А кроме того, корреспондента. В каждом рейсе. Тот
интервьюировал командиров посещаемых лагерей. Репортера звали Кейт Томас -
и последние два месяца это был единственный человек, при котором 2910-й
мог сбросить маску УЖОСа.
Уезжая, Томас забирал из-под матраса 2910-го исписанные листки. И
всякий раз умудрялся найти укромный уголок и хоть минутку поговорить с
2910-м наедине. 2910-й просматривал свою почту и возвращал ее Томасу. По
правде сказать, его несколько смущало, что более старший репортер смотрел
на него с выражением, которое можно было бы описать как преклонение перед
героем.
Я могу отсюда выбраться, напомнил он себе. Написать все и сказать
Кейту, что мы готовы использовать письмо...
2900-й скомандовал:
- Ступай к отделению. Я за Пиноккио - собираемся у южных ворот.
- Слушаюсь.
2910-му вдруг захотелось рассказать кому-нибудь, пусть хоть 2900-му,
про письмо. Оно было у Кейта Томаса... не письмо, собственно, а записка
без даты, но она была подписана знаменитым генералом из штаба корпуса. Без
всяких объяснений предписывалось освободить рядового номер 2910 от его
служебных обязанностей и передать во временное распоряжение мистера
К.Томаса, аккредитованного военного корреспондента. И Кейт применил бы
письмо - стоило только попросить. Кстати, в последний приезд Кейт и сам
хотел сделать это.
...2910-й не помнил - не заметил, - чтобы кто-то отдал команду, но
взвод уже строился. Под дождем, на раскисшей глине, УЖОСы двигались почти
так же четко, как на плацу в яслях. Он скомандовал `вольно` и, объясняя
задачу патрулирования, рассматривал ребят. Оружие, как всегда, в
безупречном состоянии, несмотря на жару; выправку массивных тел не назвать
иначе как безукоризненной, а форма настолько чиста, насколько это вообще
возможно в этих проклятых джунглях. Быки, настоящие быки с автоматами,
гордо подумал он и гаркнул:
- Включить наушники!
И сам щелкнул выключателем на своем шлеме. Теперь 2900-й соединял его,
взвод и Пиноккио в единую тактическую единицу. Новый приказ - УЖОСы с
быстротой, говорившей о долгих часах и днях тренажа, сомкнулись в походный
порядок вокруг Пиноккио; перекрывавшую южные ворота проволоку убрали, и
дозор вышел из лагеря, на ходу перестраиваясь.
С убранной турелью роботанк имел в высоту всего три фута, зато в длину
он был как три средние автомашины, из-за чего издалека сильно смахивал на
железнодорожную платформу. Благодаря небольшой ширине Пиноккио легко
проскальзывал среди могучих стволов в джунглях, а мощные гусеницы
втаптывали в землю бамбук, подлесок и молодые деревца. Но силу его телу
давали эластичная пластоорганика и металлокерамика, и потому Пиноккио не
рычал и не гремел, как старые танки с человеческим экипажем, а только еле
слышно гудел да шуршал, раздвигая заросли. Когда же не мешал подлесок,
Пиноккио двигался тише больничной каталки.
Предшественника Пиноккио звали Панч - шуточка в стиле тех типов,
которые сочли, что `Дубинка` - подходящее название для тактической ракеты.
`Панч` - звучит как тычок в зубы... Очень смешно.
Но хотя Панч, как и Пиноккио, имел компьютерный мозг и, следовательно,
не нуждался в экипаже (а значит, и в месте для команды, если не считать
рудиментарного сиденья на броне), он волок за собой провода для связи с
пехотной командой. Пробовали и радио, но, как выяснилось, бедняга Панч
терялся из-за искусственных и естественных помех и ложных команд, которыми
противник усердно сбивал его с толку.
Усовершенствованная модель в проводах не нуждалась. Тут же некий
штабной, по неизвестной причине не совсем лишенный воображения, вспомнил,
что `Рunсh` - это не только `удар`, но и фарсовая кукла - и имя для модели
без `ниточек` пришло само собой. Но Пиноккио, как Панч и как деревянная
кукла Коллоди, в одиночку был уязвим...
Скажем, достаточно храбрый человек (в чем, в чем, а в этом у Врага
недостатка не было) мог подстеречь Пиноккио в засаде. А если этот храбрец
был вдобавок хорошо проинструктирован, он мог бросить в Пиноккио гранату
или бутылку с зажигательной смесью и даже попасть в относительно уязвимое
место. Поэтому трехдюймовая броня Пиноккио нуждалась в прикрытии из живой
(или почти живой) плоти. А так как стоил Пиноккио примерно столько же,
сколько средней величины город, и мог при должной защите успешно сражаться
против целого полка - он это прикрытие получал.
Двое разведчиков из отделения 2910-го двигались впереди, образуя
переднюю вершину ромба. По обе стороны двигались фланговые, прочесывая
кусты и, если они замечали что-нибудь подозрительное, засеивая эти кусты
стреловидными разделяющимися пулями. Всегда бодрый, надежный 2909-й -
помощник командира отделения - вместе с еще одним УЖОСом замыкал группу,
двигаясь в арьергарде. Место командира патруля 2900-го было сразу позади
Пиноккио, а командира отделения 2910-го - впереди роботанка.
Джунгли тревожно притихли, из-под огромных деревьев сочилась тьма. `И
шел я чрез Долину тени...`
В наушниках пропищал искаженный голос 2900-го:
`Отодвинуть левый фланг!` 2910-й ответил, подтверждая прием, и побежал
передавать приказ, хотя фланговые - 2913-й, 2914-й и 2915-й - разумеется,
тоже слышали команду и уже выполнили ее. Но дублирование команды
обязательно... Конечно, сейчас, в самом начале патрулирования, нападение
весьма маловероятно, но это отнюдь не оправдание для разгильдяйства.
Когда 2910-й пробирался между деревьями, он заметил что-то под ногами и
задержался рассмотреть этот предмет. Оказалось, это был череп. 2910-й
поднял его. Обыкновенный, костяной, вовсе не похожий на гладкий
полированный череп УЖОСа. Следовательно, вероятнее всего, это череп Врага.
Врага с большой буквы, подумал он. То есть человеческого существа, на
которое не распространялось граничившее с поклонением уважение к людям,
вбитое в УЖОСов генетикой и обучением.
Снова тонкий жестяной голосок:
- 2910-й, тебя что-то задерживает?
- Иду.
Он пинком отшвырнул череп с дороги. Человек, которого даже УЖОС не был
обязан слушаться, которого даже УЖОС мог убить. Череп выглядел очень
старым, но, конечно, старым он быть не мог. Муравьи вычищали череп до
блеска за несколько дней - а через несколько недель кость сгнивала. Но
выглядел этот череп так, словно пролежал тут два десятка лет.
Хлопая крыльями, пролетел орнитоптер - у него была своя
разведывательная задача.
2910-й спросил:
- Куда идем? До ручья?
- Четверть мили по берегу, потом сворачиваем на запад, - отозвался в
наушниках голос 2900-го с заметной ноткой сарказма, - если, конечно, ты не
возражаешь.
Неожиданно вмешался голос лейтенанта Кайла:
- 2900-й! 2910-й в дозоре второй по старшинству и обязан быть в курсе
ваших планов.
Но 2910-й сообразил - настоящий УЖОС никогда не задал бы подобного
вопроса. Понял он и другое - об УЖОСах он знал куда больше, чем комроты.
Неудивительно, ведь в отличие от Кайла 2910-й ел и спал с УЖОСами... и все
же в этом было что-то не то. Похоже, он знал УЖОСов даже лучше Бреннера,
если не говорить о собственно биомеханике.
Передовые разведчики сообщили, что подошли к еле-еле ползущему в
оплывающих берегах болоту, которое они называли ручьем. В этот момент
опять подключился Кайл и тем же спокойным голосом, каким делал замечание
2900-му, объявил:
- У нас `красная` ситуация. С севера атака, силами примерно до
батальона. Дозору - срочное возвращение. Живо!
Пиноккио, затормозив правой гусеницей, резко развернулся на сто
восемьдесят градусов, отделение обежало его по часовой стрелке, сохраняя
общую формацию. Кайл добавил:
- Что-то безоткатники никак их не накроют. Выхожу к ним - посмотрим,
что там. На радиоконтакте остается мистер Бреннер.
- Мы уже возвращаемся, сэр, - ответил 2900-й. В следующее мгновение
передовые разведчики упали, срезанные автоматными очередями, а джунгли
превратились в грохочущий выстрелами ад.
Радар Пиноккио засек источник огня, отследив трассы, и его орудие
выплюнуло 155-миллиметровый снаряд. Но тут же все кусты вокруг взорвались
перекрестным огнем. Пули ударяли в турель Пиноккио и рикошетировали с
омерзительным визгом - словно вскрикивали проклятые души. 2910-й увидел,
как из ниоткуда вылетают, крутясь в воздухе, гранаты. Что-то с ужасающей
силой ударило его в бедро. Прежде чем посмотреть на раненую ногу, он
заставил себя сказать:
- 2909-й, я ранен - принимай отделение.
Теперь вокруг с воем падали и рвались мины - если 2909-й и подтвердил
команду, 2910-й этого уже не слышал.
Осколок гранаты или мины вспорол мышцы ноги, разворотив бедро, но,
очевидно, не задел артерию - кровь не била фонтаном, а просто текла, хотя
и довольно обильно. 2910-й заставил себя развести пальцами края раны и
заглянул в нее, чтобы убедиться, что в ране нет ни осколков, ни грязи.
Рана глубокая, но кость цела... кажется.
Вжимаясь в землю изо всех сил, он вытащил нож, распорол штанину и
перетянул ногу ремнем выше раны. В перевязочном пакете были марлевый
тампон и лента пластыря; он наложил повязку и теперь лежал тихо, выставив
свою М-19 и пытаясь определить место, куда полезнее всего было бы пустить
заряд стрелок. Турель Пиноккио деловито выпускала одну пулеметную очередь
за другой, вычищая подозрительные участки, - в остальном, казалось, бой
прекратился.
В наушниках раздался голос 2900-го:
- Раненые есть? Я спрашиваю, есть раненые?
2910-му удалось выговорить:
- Я... 2910-й.
УЖОСы боль чувствуют. Но не так сильно, как люди. Далеко не так сильно.
Поэтому он изо всех сил притворялся, что ему не очень больно. Внезапно ему
пришло в голову, что теперь его спишут по ранению, а значит, не придется
пользоваться письмом. И это его обрадовало.
- А мы уж думали, что ты накрылся, 2910-й. Рад, что обошлось.
И тут голос Бреннера перекрыл голос 2900-го. Представитель БСС был в
панике.
- Нас окружили! Мы проигрываем бой - срочно роботанк сюда!..
Несмотря на боль, 2910-й разозлился. Только Бреннер называл Пиноккио
просто `роботанк` - а когда упоминал его имя в документах, закавычивал

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 125181
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 0