ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Алексей БЕССОНОВ

МАСКА ВЛАСТИ

Глава 1

Я воткнул палки в хрустящий снег и перевел дух. Через стекла очков
снег казался искрящимся золотом, мягким ковром укрывшим склон горы. Я
достал сигарету и скептически оглядел траекторию своего спуска. Н-да,
забрался я... до кемпинга верных километров восемь по прямой. `Вернусь к
закату, - лениво подумал я, - сожру здоровенный шницель и спущусь в холл.
Закажу литровый кухоль грогу и стану глазеть на бильярдистов. И к вечеру,
пожалуй, налижусь до чертиков, глядя, как милорд Чарных, жирный орегонский
кретин, спускает свое состояние`.
И все-таки здесь гораздо лучше, чем на пляже в тропиках. Тишина,
народу мало, да и горы наводят на некие величественные мысли. А прожарить
кости я еще успею: если верить героическим нашим метеорологам, в столице
со дня на день ожидается сумасшедшая жара. Что до океана, то после трех
месяцев на Ралторре меня тошнит при виде воды. Что есть на Ралторре, кроме
воды? - едко спрашивал Нетвицкий и сам же отвечал: - Совершенно верно,
дерьмо, редкими кучками плавающее по поверхности воды. Занесли ж нас черти
на эту мокрую планету! И то правда: одна вода, и местами - отдельные
островки размером с четвертьдолларовую монету. Воистину Империя катится в
пропасть - уж если террористы с политическими завихрениями начинают
интересоваться даже этакими безрадостными мирами, добром мы не кончим,
нет...
`Идеализм, видимо, есть некая составная человеческой психологии, -
подумал я, отбрасывая окурок. - Точнее говоря, романтический идеализм -
стремление к бездумному обожествлению некой идеи. Сколько раз уж это было
в истории... и вот опять: все те же бредни о равенстве, братстве и
вселенской справедливости, и опять же с бластером в руках, и опять же в
эту справедливость строем и с песнями, и опять же все равные, а кто-то -
самый равный... равнее равных - черт, по-русски этак и не скажешь!
Все-таки плохо преподают у нас историю цивилизации...`
Гуманитарий, сказал я себе, размеренно шевеля лыжами, военный
интеллигент. `Королев, - сто раз говорил мне Детеринг, - не делай умное
лицо, оно не подходит к цвету твоих сапог...`
Я выскользнул на опушку леса и замер, услышав подозрительный шорох.
Справа от меня, метрах в пяти, возле дерева увлеченно целовались двое:
небритый детина лет за двадцать пять и розовощекий мальчуган
пятнадцати-шестнадцати лет, явно злоупотребляющий косметикой. Завидев
меня, они оторвались друг от друга и уставились в мою сторону, причем
полубородатый мужик смотрел угрожающе, а паренек - с дерзким вызовом
уверенной в своих чарах красавицы.
`Наверное, из `Радуги`, уроды, - подумал я и сплюнул, непроизвольно
сжав пальцами рукояти палок, - из того мотеля на западном склоне`.
По моей прическе идиоту было ясно, что я либо лендлорд, либо
гангстер, либо военный, но уж никак не член их любвеобильного братства,
поэтому они ждали; что я в смущении опущу голову и от греха подальше
пошлепаю вниз, в свой `Грот`. Я же не отвернулся, наоборот - я вызывающе
взмахнул своей шикарной гривой, отбросив за плечи густые темные локоны и
оперся на палки со снисходительной грацией колониального лорда,
обремененного многочисленными территориями, любовницами и политическим
весом почтенной фамилии. И, разумеется, привыкшего считать Метрополию
общегалактической помойкой, а ее обитателей - ни на что не годными
отбросами, живущими его, лендлорда, милостивыми подачками. Очень дорогой
лыжный костюм, сами лыжи аристократической марках `Берг` и в особенности
сверкавший на черной коже правой перчатки уникальный перстень стоимостью в
мой оклад за десять лет службы, красноречиво свидетельствовали если не о
принадлежности к одной из влиятельных колониальных семей, то о весьма
тугом кошельке как минимум.
- Чего вылупился, ты, куча дерьма? - свирепо пробасил небритый. -
Валил бы отсюда, урод.
- Ну, тогда уж `милорд урод`, мастер педик, - с надменной любезностью
произнес я, - впрочем, продолжайте, господа! Вы меня порядком позабавили,
благодарю вас.
С этими словами я вытащил из наружного кармана давно валявшуюся там
долларовую монету и, изящно изогнувшись, швырнул ее им под ноги. После
чего поправил очки и неспешно двинулся по пологому склону в сторону
`Грота`. Свирепый мужчина не решился броситься за мной - если молодого
лорда не сопровождает охрана, значит, он скорее всего боевой офицер и
связываться с ним - себе дороже.
Н-да, подумал я, вспомнив слова генерала Мосли: `В Империи отклонение
от нормы стало не просто нормой, а достоинством`. С ума сойти, какие-то
голубки осмеливаются хамить лендлорду! Что с того, что я таковым не
являюсь - выгляжу-то я не хуже, а в Империи социальный статус покупается
преимущественно за деньги.
Ну а социальный статус - это образ твоих взаимоотношений с внешним
миром: либо кланяешься ты, либо кланяются тебе. Кланяются богатым,
знатным, кланяются умным и доблестным, ибо ум и доблесть - лучшие гаранты
грядущих богатства и знатности. Но нигде я не видел, чтобы кланялись
тупым, трусливым и вульгарным. Наоборот, это их удел гнуть спину.
Как ни странно, но всего лишь пару лет назад до меня это не шибко
доходило. В юности жестокая несправедливость скомкала мою карьеру, и
довольно долго я жил, ненавидя весь белый свет, особенно `голубую` его
часть. Я был классическим неудачником - ни семьи, ни каких-либо жизненных
перспектив, я старался не думать о будущем и не вспоминать о том, что
когда-то был лучшим кадетом выпускного курса и мне прочили блестящее
продвижение по службе. Меня мало что интересовало, я был, наверное,
единственным двадцатипятилетним лейтенантом и прекрасно понимал, что от
жизни мне ждать нечего, ибо для выдвижения нужно как-то проявить себя, а
кто ж доверит что-нибудь серьезное уроду, который получил разгромнейшую
характеристику с первого же места службы? Я мог бы добиться успеха в
колониальных войсках, но меня мариновали на идиотской заштатной должности
в столице. Я мог бы попытать счастья в колониях и в ином качестве - в
конце концов, полученное образование сделало меня специалистом в целом
ряде областей, - но, будучи офицером до мозга костей, не допускал и мысли
о расставании с черным мундиром и золотыми погонами. Их блеск манил меня с
рождения, и я дорого заплатил за них. Тот день, когда я поцеловал перед
строем новенький офицерский меч, стал самым счастливым днем моей жизни.
Но, как выяснилось, меч не принес мне счастья. После позорного (как
мне тогда казалось) выдворения с Рогнара я жил как в тумане. Я, имеющий
право носить короткий офицерский клинок, представлялся незнакомым девушкам
то телевизионщиком, то рекламным агентом, то вообще лавочником. А потом
все изменилось.
Да, в `Гроте` меня знают как молодого преуспевающего совладельца
малоизвестной (несуществующей то бишь) транспортной конторы, пробившего
дорогу своим умом. Но сегодня я отнюдь не стыжусь своих погон флаг-майора.
Я, имеющий право носить меч, втайне мечтаю о шпаге лендлорда!
Два года назад все переменилось менее чем за месяц... Я снова попал
на Рогнар и вскоре вернулся оттуда в чине капитана, причем не просто
капитана - эка невидаль, - а `человека со связями`, да с какими! Я
моментально лишился прежней должности, зато вместо нее получил роскошный
новый кабинет. Из мелкого и невзрачного ксенолога-аналитика я превратился
в таинственного `находящегося в распоряжении`. Судьба сделала боевой
разворот: словно из рога изобилия посыпались вдруг на меня банковские
билеты, в просторечии именуемые бабками... За пару не шибко тяжелых
ранений я получил, как за два инвалидных. Левый карман кителя украсил
Рыцарский крест с соответствующей прибавкой к жалованью и хоть и
малоупотребляемым, но тешащим самолюбие титулом `кавалер`. Это была, так
сказать, официальная часть торжества (хотя еще на Рогнаре я смекнул, что
операции, в которой я задействован, как раз официально-то и не существует)
- но на все воля Божья...
А неофициально я получил симпатичную кредитку с логотипом одного
крупного колониального банка и энным количеством нулей на индикаторе. Там
были одни нули - но, хо-хо, я отлично понимал, что единичку просто не
видит глаз непосвященного... единичку в левом разряде.
Рогнар, Рогнар... как много ты мне дал, и - о Боже! - как же много ты
отнял. Иногда я часами смотрю на платиновый перстень с редким камнем, что
украшает мой безымянный палец... он так здорово контрастируете тончайшей
черной кожей моей правой перчатки. Этот перстень я снял с мертвой руки
рыжеволосой девушки Тин, которая навсегда осталась на Рогнаре, вмурованная
в гранит далеко выступающей в море скалы... а море там бушует круглый год,
и шум его седых валов - поминальная песнь. Ложем Тин стал холодный камень,
покрывалом - шитый золотом имперский стяг. Памятью о ней, вечной болью,
тоской моей, летящей среди звезд в холодной бездне равнодушного неба, стал
этот перстень.
А когда-то, давным-давно, юный лейтенант повстречал другую девушку -
малютку Рене, свою первую настоящую любовь, бесконечно сладкую и
невыносимо горькую одновременно... Безжалостный ветер Рогнара унес их
обеих. Их давно нет, но я слышу их голоса, их голосами разговаривают со
мной звезды одинокими и холодными моими ночами. Во мне звучат их голоса...
голос Рене, такой юной, такой сильной и слабой одновременно, молящей о
любви и просящей защиты... голос Тин, чуть хрипловатый шепот, голос
задорной рыжеволосой аристократки, мужественной, терпеливой и нежной,
готовой умереть за меня в любую минуту.
Я не смог сберечь вас, милые мои женщины, простите меня. Обе вы
умерли нелепо и случайно. Видно, на роду мне написано платить за все
максимальную цену - хочу я того или нет. А может, я просто рыбешка,
бьющаяся в сетях многомудрых богинь судьбы, - кто знает?
Но цены высшей, нежели та, что была уплачена мной, я дать просто не
мог...
Я прошел мимо пустого в этот час подъемника, отщелкнул замки на
лыжных ботинках и остановился на ступенях мраморной лестницы, ведущей ко
входу в `Грот`. Солнце клонилось к западу, окрасив снег в немыслимо
красивый голубоватый цвет, но, хотя воздух был спокоен и по-зимнему
прозрачен, я не поручился бы, что ночью не случится быть метели: здесь, в
горах, погода порой меняется совершенно неожиданно.
Боковым коридором я обошел холл и курительную, из которой уже
раздавался стук шаров, и по покрытой дорогим ковром лестнице поднялся в
свои апартаменты. Заказав по телефону обед, я разоблачился, по-быстрому
принял душ, просушил свою гриву, не совсем подходящую для молодого
бизнесмена - в меру спортивного, образованного и воспитанного, но уж никак
не относящегося к заносчивой касте имперских офицеров - и, переодевшись в
халат, принялся за еду. Первым делом я выкушал сто граммов ледяной водки
из запотевшей рюмки и заел ее черепаховым супом. Да-да, это был суп из
самой настоящей земной черепахи, не сомневайтесь. С солдатской быстротой я
расправился с супом и в несколько расслабленном состоянии принялся терзать
роскошный кусок поросятины, зажаренной в сухарях с пряностями. Свиньи,
хвала Всевышнему, экзотикой не являются - в свое время их натащили сюда в
несметных количествах и долго лечили потом от генетических уродств.
Радиация, увы, не манна небесная. Наслаждаясь сочным шницелем, я вдруг
подумал, что мне совсем не хочется отсюда уезжать. `Грот` - воистину одно
из немногих в любимой нашей Метрополии заведений такого рода, где можно
по-настоящему отмокнуть, позабыв про мерзости окружающего мира. Во-первых,
в `Гроте` всего восемь номеров, правда, отличающихся истинно
аристократической роскошью. Во-вторых, цены здесь такие, что не всякий
сюда сунется. Не люкс, конечно, но и не бизнес-класс. Ближе, впрочем, к
люксу. Ну и в-третьих, `Грот` далек от столицы и вообще от городов, так
как находится в предгорьях Эль-Коррадро, высочайшей горной цепи планеты.
Связь с внешним миром осуществляется при помощи двух фотолетов,
находящихся в распоряжении хозяйки. О хозяйке разговор особый. Мадам
Листрендж - вдова известного в прошлом политика, громогласного
`милитариста` Оливера Листренджа, канувшего в Лету вместе с военными и
политическими авантюрами своей эпохи. Мадам - весьма консервативная дама,
и в ее владениях невозможны `всякие там непристойности!`. Здесь все чинно
и спокойно. Не всякий клиент может получить здесь место - об этом
заботятся агенты мадам (точнее, купленные ею клерки ряда туристических
фирм). Прислуга именует постояльцев не иначе, как `миледи` и `милорд`.
Кстати, о прислуге. Я уверен, что горничная имеет у старухи жалованье,
вполне сравнимое с базовым лейтенантским окладом, ибо живая прислуга -
это, знаете ли, роскошь. Само собой разумеется, что любые отношения с
барышнями, выходящие за рамки патриархальной благопристойности, исключены
как явление природы. Хотя убей меня Бог, если старушенция в свое время не
изменяла супругу с девочками. Но, разумеется, я не стану распространяться
об этом направо и налево. Как мадам не станет распространяться о том, что
в распоряжение молодого бизнесмена круглосуточно предоставлен канал
аварийной спецсвязи. Ну а горничная, каждое утро балующая меня чашкой
горячего шоколада, вряд ли выболтает кому-нибудь, что молодой джентльмен
постоянно имеет при себе мощнейший бластер, который может носить только
офицер СБ. Кто ей, бедняге, поверит-то?
Я закончил прием пищи, сыто поскреб живот и принялся одеваться, чтобы
спуститься вниз и с почтением откушать кружку доброго грога, наслаждаясь
несравненной игрой милорда Чарных.
Нынче был не сезон - в Метрополии шла повальная налоговая облава,
ежегодный кошмар делового мира, - и три номера в `Гроте` пустовали. Я свою
свободу объяснил тем, что все эти шишки принимает на себя мой компаньон, а
я-де вообще не лезу во взаимоотношения со всесокрушающей нашей финслужбой,
целиком сосредоточившись на вопросах технических. Звучало это, в общем-то,
довольно правдоподобно, подобные случаи были мне известны.
В данный момент постояльцев здесь было пятеро: милорд Чарных с женой
и двумя очаровательными дочками-близняшками тринадцати лет; генерал
Рэтклиф - уникальная по-своему личность; весьма преуспевающий дизайнер
Энглунд; я и миледи ван Хорн - исключительной знойности колониальная вдова
под полета лет, страдающая запорами и обмороками. Миледи Чарных внизу не
появлялась. Это была весьма спортивная особа лет тридцати, целыми днями
гонявшая с дочками на снегоходах в поисках перелома шеи. Миледи не
интересовало ничто, кроме спорта и утех плоти, она была здоровая молодая
кобыла и чихать хотела на нашу мрачную компанию и бесконечные споры о
политике. Я ее понимал.
Я надел черные брюки, мягкие плетеные туфли, повязал несколько
легкомысленный галстук с двумя лентами, накинул коричневый клубный камзол
с меховой оторочкой и спустился в курительную. Оная курительная
представляла собой нечто среднее между баром и бильярдной: здесь имелась
стойка, за которой дежурил неизменно веселый коктейльмейстер Боб, три
бильярда, с также - ах! - настоящий камин и уютные кожаные кресла.
Здесь уже вовсю стучали шары: невозмутимый Энглунд, дымя сигаретой,
традиционно обувал милорда Чарных. Он делал это уже пять дней - на моей
памяТи - и с неизменным успехом. Чарных пыхтел, потел, но сделать ничего
не мог. Вообще этот деятель вызывал у меня сильнейшее отвращение. Типичный
вздорный `реднэк`, представитель своей малолюдной аграрной планеты,
недалекий и шумный. Прямо-таки классический образец - впору портрет
писать. На Орегоне, видишь ли, не бывает снега и нет гор, вот он и вывез
семейство - поглазеть, понимаешь, на этакие чудеса. Ну-ну, глядя, как
веселое семейство резвится на опасных склонах, я охотно верю, что гор на
Орегоне таки нет. Но, исходя из этой посылки, на Орегоне не должно быть и
бильярда, ибо навозный лорд проигрывает прошлогодний урожай с не меньшим
усердием.
Он меня первым и узрел.
- Гоо-о, - зарычал он, стуча кием по полу, - мастер Алекс! Подходите
к огню, старина, вы, верно, замерзли во время прогулки!
Я, разумеется, не стал объяснять этому идиоту, что сто раз успел
согреться и пообедать. Я склонил голову в вежливом полупоклоне:
- Милорд...
Коротко кивнул Энглунду и шагнул к стойке:
- Бобби сооруди-ка мне грогу. Ну, ты знаешь...
Пока Бобби колдовал с грогом, в курительную ввалился Рэтклиф. С
церемонной вежливостью поздоровавшись с игроками, он подощел ко мне.
- Мое почтение, кавалер, - приветствовал его я.
- Добрый вечер, мастер Алекс, - улыбнулся Рэтклиф, - грог?
- Он самый, генерал. После снега и хорошего обеда...
- Пожалуй, вы правы. А я вот возьму коньяку и сяду полюбоваться этими
шарогонами. Кстати, вы знаете, в обед появилась новая обитательница нашей
пещерки.
- Молодая? - шевельнул я носом.
- Ваших лет, пожалуй. И хороша собой... я бы и сам не прочь... х-ха.
Взяв из рук Бобби кухоль грогу, я уселся в глубокое кресло лицом к
двери и задумался. Действительно, если б не ряд обстоятельств, я бы с
удовольствием остался еще на неделю. Здесь удивительный покой и неплохая,
если не вдаваться в детали, компания. Вот Рэклиф, к примеру. Про таких
принято говорить, что они сколотили состояние `своим мечом`. Покажите же
мне тот меч...
Дураку понятно, что законным способом на военной службе не
разбогатеешь. Но Рэтклиф, однако, отнюдь не тыловой вор. Нет, это типичный
флотский сморчок, весь в лучевых ожогах, он много чего повидал на своем
веку. Во времена колониального бума его линкор уходил в самые рискованные
конвои, что весьма некисло оплачивалось. Разумеется, то были `левые`, не
самые чистые на свете деньги, но стоит ли ставить это в упрек старику?
В свое время Рэтклиф был асом экстра-класса, перевозимая им
контрабанда поставила на ноги многие колониальные кланы. Само собой, не
забыт мастер Рэтклиф и поныне и не составляет для него проблемы оплата
месячного пребывания в `Гроте`. Да и отпрыски его преуспели. Хоть и не
стали они легендарными деятелями нашей завернутой эпохи, но...
Рэтклифы-младшие владеют транспортными компаниями, инвестиционными
фондами, игорными домами и шикарными борделями.
Странно, что нет миледи ван Хорн. Ее зрелые формы приятно радуют
глаз, да и поболтать с ней я не прочь. Миледи - вдова крупного
промышленника с Корэла, но и сама она немалого стоит. Прекрасно
образована, умна и хорошо воспитана. Если бы не вздохи по поводу
нездоровья (вызванного, как я понимаю, дефицитом мужского внимания, столь
необходимого в ее годы), ей бы цены не было. Собственно, ничто не мешает
познакомиться с миледи и поближе, но меня останавливает мысль о том, что
ее сыновья лет этак на пять старше меня. Да и последствия этого курортного
романа могут быть воистину непредсказуемыми...
`Что ж, - хмыкнул я, - такова моя доля. Я - `господин Никто`, я член
могущественного братства странных людей, носящих черный мундир офицеров
спецслужбы, а на деле играющих в свои игры, держащих на руках множество
ниточек, на которых послушно дергается славная наша Империя...`
Рэтклиф, взяв у стойки очередную порцию коньяку, подошел ко мне и
уселся в соседнее кресло.
- Я и не думал, что Чарных такой идиот, - вяло сообщил он.
- М-м-м? - вопросительно поднял я брови.
- Он проиграл Энглунду уже около сотни тысяч.
- Мастер Энглунд парень не промах.
- А вы, мастер Алекс? - Рэтклиф пригубил коньяк и с иронией посмотрел
мне в глаза.
- Я? Я не игрок, кавалер.
- Вы хотите сказать, что вы играете в другие игры, не так ли? -
Рэтклиф утробно рассмеялся и достал сигару. - И что ерунда вроде бильярда,
так же как ерунда типа ста тысяч, слишком мелки для вас?
- С чего вы взяли, кавалер?
- Ах, дорогой мастер Алекс, я повидал немало людей... И будь я
проклят, если вам не довелось носить мундир... ведь верно?
- Очень интересно, - принужденно рассмеялся я, - должно быть, всему
виной моя прическа?
- Отнюдь, юноша, отнюдь... просто вы иногда мыслите категориями
оперативной психологии, а ее не преподают в цивильных университетах.
От необходимости возражать меня спасло неожиданное появление хозяйки,
добрейшей мадам Листрендж. Она привела с собой новую гостью, чтобы,
согласно устоявшейся в `Гроте` традиции, ввести ее в круг остальных
постояльцев.
- Джентльмены, - начала она с порога, - позвольте представить вам
миледи Натали Тревис с Кассанданы. Надеюсь, ей понравится у нас, так как в
`Гроте` она впервые.
Из-за ее спины, чуть смущенно улыбаясь, выступила стройная шатенка
лет двадцати восьми с пронзительно голубыми глазами. Вряд ли кто-либо
осмелился бы назвать ее красоту аристократической. Она была скорее `ладно
скроенной девицей`, но от всего ее облика веяло неприкрытой
чувственностью, заставлявшей трепетать сердце любого человека с нормальным
здоровым вкусом и бойцовскими наклонностями. Таких сердец, увы, в
Метрополии было не очень-то и много... Уверен, однако, что во все века
мужики рубились именно из-за таких вот искусительниц. Миледи Тревис была
одета в красивое серое платье с боковым разрезом, который дразняще
приоткрывал плавную линию изящной, но сильной ноги. Да уж, эта мадам умела
добиваться своего... но не это было главным - в ее глазах я прочел ум,
силу и так редко встречающуюся женскую способность к верности - умение
терпеть и ждать.
- Миле-еди, - пропыхтел Чарных, неуклюже изгибаясь, чтобы обслюнявить
красивую мускулистую ладонь новоприбывшей.
Мы с Рэтклифом не стали заниматься целованиями. Мы просто встали и
церемонно поклонились в ответ на представление хозяйки.
- Я вижу, она не совсем в вашем вкусе, мастер Алекс? -
полувопросительно пробасил Рэтклиф. - А? Вы что-то сказали?
- Как знать, как знать... - я с непроницаемым видом глотнул грогу и
сунул в зубы сигару.
Молодая миледи, взяв у Боба бокал красного вина, уверенным шагом
двинулась в нашу сторону.
- Позвольте присоединиться к вам, джентльмены, - приятным низким
голосом произнесла она, - так как я ничего не смыслю ни в бильярде, ни...
... - в бильярдистах? - иронично изогнул бровь генерал. - Что ж,
присаживайтесь. Хотя я сильно сомневаюсь, что вам придется по вкусу наша
беседа. Мы народ скучный. Вот, к примеру, мастер Алекс - он великий
специалист в области обтекаемых формулировок и весьма профессионально
уходит от прямых ответов на самые простые вопросы. Я ни разу не слышал от
него слова `да` или слова `нет`. Спросите у него, в каком году он появился
на свет, и он сделает неопределенный жест и промычит: `В зависимости от
обстоятельств`.
- Это так, мастер Алекс? - журчаще рассмеялась миледи.
- Возможно, - улыбнулся я, - со стороны, говорят, виднее.
- Ну разумеется, - хмыкнул Рэтклиф, - и не ждите иного ответа,
миледи, это бесполезно. Боюсь, что мастер Алекс бывает конкретным в
несколько иных обстоятельствах. Смотрите, сейчас он скажет: `Всякое
бывает`. А? Вы что-то сказали?
- Как обстоят дела на Кассандане? - поинтересовался я.
- Как всегда, отлично, - улыбнулась Натали, - а что может случиться
на Кассандане?
- Ну мало ли что может случиться в колониях! Очередная война с
таможней Метрополии, к примеру.
- Я, по крайней мере, не слышала о чем-то подобном. Впрочем, я совсем
недавно вступила там во владение... умер мой дядя, и я оказалась
наследницей.
- И решили, конечно, с толком провести свое время в Метрополии? -
спросил Рэтклиф. - Гм... боюсь, вы здесь помрете от скуки. Развлечений тут
никаких. Милорд Чарных с мастером Энглундом или пьют виски, или гоняют
шары... я слишком стар, ну а мастер Алекс - заядлый спортсмен и с утра
пораньше уходит в горы. И вообще он ужасный флегматик... точнее, пытается
им быть. Нет, нет, не спрашивайте у него, правда ли это. В контрразведке
мастер Алекс с его выдающимися способностями непременно дослужился бы до
генеральских чинов. С ним чрезвычайно интересно беседовать на отвлеченные
темы: о политике, к примеру - мастер Алекс разбирается в хитросплетениях
властных интриг на уровне хорошего аналитика. А вот в налогах он почемуто
ни черта не смыслит.
- А как же погода? - засмеялась Натали.
- Погода ему безразлична...
Мы мило беседовали до тех пор, пока не истощился грог в моей кружке,
то есть около получаса, после чего я удалился в номер, сославшись на
усталость.
Спал я на редкость крепко, с утра позавтракал и натянул лыжный
костюм, ботинки надевать не стал: в последний день своего пребывания в
`Гроте` я решил покататься на снегоходе. Я надел высокие кожаные сапоги на
ребристой подошве и вышел к площадке, где стояли несколько гусеничных
прогулочных машин. Конструкция их почти не изменилась за столетия, ибо
трудно было придумать что-то более рациональное: сзади - ведущая гусеница,
спереди - пара подрессорных рулевых лыж.
Ко мне подошел предупредительно-вежливый инструктор.
- Милорд умеет управлять машиной?
- Думаю, справлюсь, дружище, - ответил я.
Парень глянул на меня с сомнением, и я чуть было не ляпнул, что мне
приходилось носиться по снежным склонам на тяжелом танке-транспортере - и
некисло вроде выходило.
- Какую модель угодно милорду? Я рекомендовал бы вот этот `Зефир` -
он легкий и прост в управлении.
- Не стоит. Я возьму вот этот.
Я оседлал могучий `Нордик Придэйтор`, вооруженный стосильной
турбиной, и придавил ногой педаль запуска. Специально настроенная акустика
двигателя взревела рассерженным драконом. Я осторожно нажал пальцем на
гашетку акселератора и не спеша съехал с площадки. Выбрав курс по участку
нетронутого снега, я резко дал газ и понесся в сторону северного склона.
Стосильный `Хищник` заворожил меня. Турбина обеспечивала очень
высокий крутящий момент даже на средних оборотах, а резкое нажатие на газ
приводило меня просто в восторг - снегоход, ровно и мощно ускоряясь,
уверенно взбирался вверх по снежной целине склона, его возможности
казались просто безграничными.
Не один час носился я по совершенно диким местам, наслаждаясь
солнцем, легким морозцем, ветром, бьющим в лицо - совсем как мальчишка,
впервые оседлавший отцовского боевого жеребца. В конце концов, когда
солнце перевалило далеко за полдень и мороз неожиданно стал крепчать, я
вдруг понял, что заблудился.
Ехать по собственным следам не имело смысла - всю дорогу я выписывал
такие петли, что проследить курсовую ось можно было только сверху. Я
остановился и закурил. Шестое чувство ориентировки, в той или иной степени
присутствующее у всех рейнджеров, говорило мне, что я сделал круг и `Грот`
находится почти прямо по курсу, но на приличном расстоянии. А дело,
похоже, идет к метели, и начнется она гораздо раньше, чем сядет солнце -
если я вообще что-либо понимаю в погоде.
Похолодало не к добру, и небо начинает темнеть. Следовало спешить -
скоро стемнеет совсем, в лицо мне ударит снежная буря... и я, возможно,
совсем потеряю ориентировку. Конечно, могучий зверь, что рычит подо мной,
вынесет меня из метели... но куда? В пропасть?
Я решительно отбросил сигарету и дал газ. Если я не ошибся в
направлении, мой внутренний `компас` не даст мне сбиться с пути. Я шел по
редколесью, вглядываясь в тревожно темнеющее небо, и прикидывал, успею ли
добраться до `Грота` раньше, чем увязну в снежной кутерьме и напрочь
потеряю способность что-либо соображать. Сама по себе метель меня мало
пугала - я выбирался и не из таких историй, но уж больно не хотелось
устраивать переполох в `Гроте`, тем более в последний день моего
пребывания там.
`Придэйтор` вынес меня на небольшую полянку, и я неожиданно увидел
цепочку совсем свежих следов, двигавшихся почти параллельно моему курсу в
сторону того же `Грота`. Я не стал бы останавливаться, но следы показались
мне странными. Я присмотрелся. Точно: человек хромал, он подволакивал
левую ногу. Снега здесь было по колено, но, заглянув в глубь лунки, я
увидел там четкий отпечаток дамского лыжного ботинка. Ботинок был
небольшого размера. Миледи ван Хорн? Сомневаюсь, чтобы она забралась в
такую даль. Или, быть может, ктото из `Радуги`? В любом случае женщина с
травмированной ногой не имела шансов выйти из метели живой.
Я снова оседлал снегоход и двинулся по следу. Уже сгустились морозные
предгрозовые сумерки и пошел снег; пока еще это были всего лишь пушистые
редкие хлопья, тихо кружащиеся в воздухе, но можно было не сомневаться,
что в ближайшее время они превратятся в яростный вихрь, визжащий и воющий,
как легион потерянных душ. Я включил фары и через полминуты резко осадил
машину: возле разлапистого борга, вцепившись правой рукой в торчащие
из-под снега корни, сидела бледная как смерть Натали Тревис.
- Что с вами? - крикнул я, соскакивая со снегохода. - Вы живы?
Она что-то едва слышно прошептала.
- Хвост дракона! Да вы идете не первый час!.. Выпейте!
Я выхватил из поясной сумки объемистую флягу рома, отвинтил пробку и
приложил горлышко к ее синим трясущимся губам. Она сделала несколько
больших глотков, закашлялась и отвела мою руку в сторону.
- Достаточно, - хрипло прошептала она, - дайте же отдышаться. О Боже,
я думала, это уже конец.
- Весьма близко к этому. Надвигается буря - вы видите?
- Какое счастье, что вы оказались рядом. Я слышала рев мотора, но у
меня уже не было сил кричать. Гм... честно говоря, я никак не ожидала, что
это будете вы.
- Кровь Христова! Кого же вы ожидали увидеть? Милорда Чарных? Или вы
думали, что это мастер Энглунд рыщет по горам в преддверии метели?
- Не обижайтесь... но вчера вы не были похожи на рыцаря, который
появляется из тьмы верхом на ревущем звере, чтобы спасти даму от смерти.
- Я рад, что завоевал ваше доверие, миледи. Что с вашей ногой?
- По-моему, вывих. Я упала на крутом склоне, довольно далеко отсюда.
- Ладно... нам пора ехать, сейчас начнутся чудеса природы.
- А вы уверены, что мы не заблудимся?
- Думаю, что нет, - я осторожно взял ее на руки и перенес к
снегоходу. - Надеюсь, вы не боитесь быстрой езды?
- Что-то говорит мне, что рядом с вами не стоит ничего бояться, -
мягко ответила Натали.
Я усадил ее на заднее сиденье и запустил двигатель.
- Главное - держитесь за меня как можно крепче, нас будет здорово
трясти.
Я гнал снегоход через усиливающуюся снежную круговерть, в которой
почти тонул холодный ксеноновый свет моих фар, и едва успевал
перекладывать руль, чтобы не врезаться в деревья. Снегоход страшно болтало
из стороны в сторону, но руки Натали, сомкнутые на моей груди, странным
образом придавали мне сил, и я совершенно четко соображал, куда надо
ехать. Она сидела за моей спиной, отогревшись на горячем сиденье, обхватив
меня руками и положив голову мне на плечо. В этом было нечто
романтическое: ревущий снегоход, летящий сквозь бурю, и на спине у него -
мужчина в черном комбинезоне и доверчиво прижавшаяся к нему женщина. Мне,
впрочем, в тот момент было не до романтики: я стремился как можно скорее
попасть в `Грот`.
Что и удалось мне через полчаса. Сдав Натали подбежавшим людям и не
отвечая на встревоженные вопросы, я пробрался в номер и залез в горячую
ванну. Выбравшись оттуда, я заказал бутыль виски и обильный ужин.
Идти вниз я не собирался - попрощаться я смогу и завтра, перед
отлетом, а воспевать свою мужественность мне было неинтересно. Я ел
отличный ростбиф с острым салатом и обильно орошал это дело `Старым
Биндером`. Виски - это именно то, о чем просит сердце одинокого
флаг-майора после этаких приключений.
После ужина я забрался в огромное уютное кресло, не забыв, конечно,
`Биндера` и вазочку орехов. Следовало поразмыслить о делах грядущих. В
понедельник, с утреца пораньше, нужно навестить полковника Эдриана Ремера
и потолковать с ним по поводу той дурацкой истории с контрабандой на
Покусе. Дело попахивает дерьмецом, и как бы его не взяло на контроль
Центральное таможенное управление. Надо побеседовать с Ремером на предмет
того, чтобы он навел справки через героическую нашу `двойку` - Второе
управление СБ - таки взяли или таки нет? Потому как на Покус, вероятно,
полечу именно я, и то-то смеху будет столкнуться там нос к носу с
инспекторами ЦТУ: это будет стоить, прямо скажем, слишком много денег.
Ларс Фишер из `двойки` легко выдаст со своего терминала запрос в ЦТУ; а
лучше всего пускай сам поставит вопрос о ведении дела. Наводить тень на
плетень не мне его учить, склеит там парочку агентурных слухов... Да,
нужно этим заняться прямо с понедельника - если, конечно, люди Месропа
Саакяна не решили все сами. За неделю многое могло случиться, но, раз меня
никто не тревожил, значит, ситуация стоит на месте. Саакян не лодырь, но
он человек осторожный - у него братец баллотируется на Покусе в
Исполнительный совет. Не станет же он портить ему карьеру этим идиотским
инцидентом с контрабандой алкоголя!
Но и таможня ж на Покусе - орлы, нечего сказать; раздуть скандал
из-за неуплаты акциза и транспортных сборов. Неподкупные они там, что ли?
Я зевнул и потянулся. Разберемся мы с этим Покусом, и не такие пожары
тушили... ого, уже почти полночь! Ох, и упился ж я в горьком своем
одиночестве! Вроде как и не пьян, но в то же время явно нетрезв.
Я сбросил халат и голышом забрался под теплое пуховое одеяло. Завтра
меня ждет сухое горячее лето. В столице сейчас непереносимая жара. Даже
как-то странно: сегодня сражался с метелью, а завтра буду глушить ледяное
пиво, спасаясь от жары.
В дверь номера кто-то тихонько поскребся. `Крысы у них тут, что ли? -
сквозь дрему лениво подумал я. - Что? Крысы?! Какие, к дьяволу, крысы?` Я
подскочил на кровати. Точно, в дверь моих апартаментов кто-то еле слышно
постучал. Я прислушался. Пансионат уже спал... стук повторился.
`Открою - ствол в рыло, - пьяно размышлял я, - и ищи потом... или
тряпку с паралитиком`. Любопытство, однако, пересилило осторожность. Я
вытащил из-под подушки любимый табельный `тайлер`, снял его с
предохранителя и бесшумно двинулся к дверям. Осторожно отомкнул замок и
мягким кошачьим прыжком переместился назад, держа оружие на уровне глаз.
Теперь входящий не имел и тени шанса. Дверь медленно отворилась...
- О Боже, - выдохнула Натали, - ты всегда так встречаешь гостей?
На ней был розовый полупрозрачный пеньюар, не скрывавший почти
ничего, но в то же время делавший ее нестерпимо желанной. В руке она
держала бутылку дорогого шампанского.
Я почувствовал предательское шевеление в известной части туловища, и,
покраснев как рак, использовал офицерский бластер в роли фигового листка.
- О-о-о, - одобрительно прошептала Натали, запирая дверь на замок, -
это мне начинает нравиться...
- Заходи, - выдавил я и метнулся в спальню, где поспешно натянул
халат и кое-как привел в порядок свои локоны.
- Откровенно говоря, миледи, я вовсе не нуждаюсь в такого рода
благодарности, - с умным видом заметил я, возвращаясь в гостиную.
- Ничего себе, - перебила меня она, поднимая с пола почти пустую
емкость из-под `Старого Биндера`, - ты один это уделал? Все ясно. Сейчас
ты вывалишь нечто вроде `Так поступил бы любой офицер, миледи`. Тогда я
предпочту общаться напрямую с твоим младшим братишкой - он, похоже,
соображает лучше.
- С чего ты взяла, что я офицер?
- Не смеши меня, дорогой. И, чтобы развеять твои сомнения, скажу, что
я пришла к тебе не только из благодарности. Поэтому брось притворяться и
стань наконец самим собой, таким, каким ты был в лесу, то есть крепким,
уверенным в себе воякой.
Я сел в кресло и потер лоб.
- Но в самом деле?..
Она достала из бара бокалы и воркующе рассмеялась:
- Бизнесмены Метрополии ругаются совсем не так, как военные. И, как
правило, не имеют таких уверенных рук. Да и вообще, ношение оружия
поражающей способностью свыше сорока условных единиц есть тяжкое
преступление, а? Кроме как для тех, конечно, кому это оружие носить
положено.
- Ладно, - я примирительно махнул рукой, - наливай. Мне уже, в
сущности, плевать - я завтра уматываю.
- Ты серьезно?
- Вполне. Тебя это огорчает?
- Вот черт... А может, останешься?
- У меня срочные дела... Натали, девочка, да что с тобой?
Она присела на подлокотник моего кресла и заглянула в мои глаза.
- Я не знаю, что со мной, не спрашивай... но в тебе есть что-то, что
я искала в сотнях мужчин... я понимаю, что это глупо, но что я могу с
собой сделать, если это так?
Я вылез из кресла и подошел к окну. Метель уже улеглась, в бездне
ночного неба висел привычный звездный узор.
- Натали, - не оборачиваясь, произнес я, - ты непохожа на
романтическую девочку.
Она едва слышно рассмеялась.
- Непохожа... Ты веришь в судьбу, Алекс?
- И да и нет.
- Ну а если да?
- Если да - то она очень меня баловала. И очень больно казнила. Если
да, то я стал ее бояться.
- Бояться судьбы?
- Бояться боли. Не физической, разумеется.
- Тогда ты живешь в аду.
- У каждого свой ад, Натали. Я свой ад ношу в себе.
- Почему ты не можешь его забыть?
- Забыть нельзя ничего. Мой персональный ад - это плата. Плата за
смысл.
- Ты уверен в том, что смысл этот есть?
- Он дает мне силы. Я могу умереть в любую минуту. Смысл укрепляет
мою руку.
Я вернулся к креслу, взял со столика сигару.
- Ты сильный человек, Алекс. Но почему в тебе столько грусти?
- Я слабый человек, Натали. То, что ты привыкла считать силой, -
всего лишь непонимание природы силы. Моя сила - это воля. Она держит меня.
- Твои рассуждения нехарактерны для офицера. Это росская философия.
Философия Гор, если мне не изменяет память. Кто ты?
- Воин.
- Воин без имени?
- Просто воин.
- Я пришла к тебе, воин.
- Я твой, женщина.
Она выскользнула из моей постели в половине шестого утра.
- Не прощайся со мной, умоляю... быть может, ты прилетишь на
Кассандану...
Я попал на хренову Кассандану гораздо раньше, чем Думал.

Глава 2

Лето кончилось дождями, мерзкий сырой ветер гнал листья вдоль улиц, а
я тоскливо глядел на мир сквозь витрину небольшого бара на 54-й авеню.
Начало осени не предвещало ничего хорошего. Я чувствовал себя усталым и
опустошенным. Вчера мой любимый кот Эрик наложил мне в туфлю, чего с ним
не случалось уже много лет. Мерзкий тип отомстил мне за то, что я неделю
не покупал ему свежей рыбы. Возвращаться в пустой дом и общаться с
мохнатым террористом мне не хотелось, и я сидел в баре за кружкой пива,
лениво обозревая крепкие задницы пары ушлых красоток, торчавших у стойки,
и размышлял, не стоит ли свистнуть их обеих. В желудке моем сонно
переваривался недавно съеденный обед, красавицы не обращали внимания на

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 125236
Опублик.: 19.12.01
Число обращений: 0