ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

СТАРИННЫЕ АНГЛИЙСКИЕ УЖАСЫ
СБОРНИК

Аноним
ПРЕДСКАЗАНИЕ АСТРОЛОГА, или СУДЬБА МАНЬЯКА

Реджинальд, единственный наследник блестящей семьи Ди Венони, с ран-
него детства отличался необузданным и порывистым нравом; говорили, что
отец его умер от наследственного безумия, и друзья, замечая буйные и та-
инственные мысли, отражающиеся в глазах своего товарища, и определенную
силу его взгляда, утверждали, что ужасная болезнь течет и в жилах моло-
дого Реджинальда. Так ли это было или нет, но только несомненно, что его
образ жизни не способствовал исчезновению симптомов сумасшествия. Остав-
ленный в раннем возрасте на воспитание матери, которая после кончины му-
жа жила в строгом уединении, он мало видел такого, что могло бы отвлечь
или оживить его внимание. Мрачный замок, в котором он обитал, был распо-
ложен в Швабии на границе Черного Леса. Это был запущенный особняк,
построенный по моде тех дней в мрачном готическом стиле. Неподалеку воз-
вышались развалины когда-то известного Рудштейнского замка, от которого
теперь осталась лишь разрушенная башня. А вдали пейзаж тонул в загадоч-
ном мраке непроходимой чащи Черного Леса.
Таким было месте, в котором проходила юность Реджинальда. Разнообра-
зие в его одиночество внесло прибытие неожиданного жителя. Некий старик,
явно изможденный возрастом и дряхлостью, поселился в разрушенной Рудш-
тейнской башне. Он редко появлялся днем, а из того необычного обстоя-
тельства, что у него в башне горела лампа, селяне довольно естественно
заключили, что он посланник дьявола. Рассказ об этом вскоре приобрел
большую известность и, достигнув наконец ушей Реджинальда через сплетни-
ка-садовника, пробудил его любопытство. Юноша решил представиться мудре-
цу и установить, чем вызвано его необычное уединение. Воодушевленный та-
ким решением, он тут же покинул замок матери и направился к разрушенной
башне, находящейся неподалеку от его поместья. Была мрачная ночь, и ка-
залось, что на крыльях ветра летит дух бури. Когда часы сельской церкви
пробили двенадцать, он достиг развалин. Поднявшись по изношенной време-
нем лестнице, шатавшейся при каждом его шаге, он с трудом достиг покоев
философа. Дверь была распахнута, а у зарешеченного окна сидел старик.
Его внешний вид представлял впечатляющее зрелище. На грудь ложилась
длинная белая борода, а хрупкое тело с трудом удерживало астрономическую
трубу, направленную в небеса. Книги, исписанные неведомыми кабалистичес-
кими символами, в беспорядке валялись на полу. На столе стояла алебаст-
ровая ваза с выгравированными знаками Зодиака и кольцами из таинственных
букв. На астрологе было одеяние из черного бархата, причудливо расшитое
золотом, подпоясанное серебряным ремнем. Редкие кудри трепал ветер, а
правая рука сжимала палочку из черного дерева. При появлении незнакомца
он встал и изучающе посмотрел на встревоженное лицо Реджинальда.
- Дитя, родившееся под несчастной звездой! - воскликнул он глухим го-
лосом. - Ты пришел, дабы проникнуть в тайны будущего? Сторонись меня ра-
ди своей же жизни или, что много дороже, своего вечного счастья! Ибо я
скажу тебе, Реджинальд Ди Венони, что лучше было б, если б ты вообще не
рождался, чем узнать тебе о своем конце в том месте, что через годы ста-
нет свидетелем твоего падения.
Зловещим было лицо астролога, когда он произносил эти слова, и они
прозвучали в ушах Реджинальда, словно похоронный звон.
- Я невиновен, отец! - запинаясь, ответил он - Да и нрав не позволяет
мне совершать грехи, о которых вы говорите.
- Ха! - произнес пророк. - Человек в действительности невиновен до
самого мгновения его осуждения. Но звезда твоей судьбы уже меркнет на
небесах, и счастье горделивой семьи Венони должно вместе с ней сойти на
нет. Посмотри на запад! Вот планета, что сияет так ярко на ночном небе.
Это звезда, под которой ты родился. Когда в следующий раз ты увидишь ее,
падающую вниз, как метеор, через все полушарие, вспомни о словах проро-
ка. Будет совершено кровавое деяние, и ты - тот, кто его содеет!
В этот миг из-за темных облаков, медленно ползущих по тверди, выгля-
нула луна и пролила мягкий свет на землю. На западе была видна од-
на-единственная яркая заезда. Это была звезда, под которой родился Ред-
жинальд. Он неподвижно уставился на нее, затаив дыхание, и смотрел до
тех пор, пока плывущие облака не скрыли из вида ее свет. Меж тем астро-
лог вновь расположился у окна. Он направил свою трубу в небо. Казалось,
тело его сотрясают судороги. Пока он изучал небеса, он дважды проводил
рукой по лбу и вздрагивал.
- Лишь несколько дней, - сказал он, - осталось мне жить на земле, а
затем мой дух познает вечный покой могилы. Звезда моего рождения тускла
и бледна. Она никогда вновь не будет яркой, и старик никогда больше не
узнает утешения. Прочь! - продолжал он, взмахом руки гоня Реджинальда. -
Не тревожь последних мгновений умирающего. Через три дня возвращайся и у
основания этих развалин предай земле труп, который найдешь в башне.
Прочь!
Объятый ужасом Реджинальд не смог промолвить в ответ ни слова. Он
стоял, словно завороженный. А через несколько мгновений ринулся из башни
и возвратился в весьма беспокойном состоянии в мрачный замок матери.
Прошло три дня, и верный обещанию Реджинальд опять направился к баш-
не. Он достиг ее, когда опускалась ночь, и с трепетом вступил в роковое
помещение. Все внутри было безмолвно, лишь звук его шагов отзывался глу-
хим эхом. Ветер вздыхал вокруг развалин, а ворон на зубцах стены уже за-
пел свою песнь смерти. Реджинальд вошел. Астролог, как и прежде, сидел у
окна, словно в глубокой рассеянности, а его труба лежала рядом. Боясь
потревожить его покой, Реджинальд осторожно подошел к нему. Старик не
пошевелился. Ободренный таким неожиданным спокойствием, он сделал еще
шаг и посмотрел астрологу в лицо. Его взгляд упал на труп - след от То-
го, что раньше было жизнью. Охваченный страхом при виде старика, он на-
чисто забыл об обещании и стремглав выбежал из комнаты.
В течение многих, дней душевная лихорадка не ослабевала. Он часто на-
чинал бредить и в часы безумия говорил с духом Зла, посещавшим его в
спальне. Мать была потрясена такими очевидными симптомами душевного
расстройства. Она помнила о судьбе мужа и умоляла Реджинальда, если он
ценит ее чувства, укрепить свое здоровье путешествием. С большим трудом
его убедили покинуть дом своего детства. Увещевания графини наконец во-
зобладали, и он оставил замок Ди Венони ради солнечной страны Италии.
Время бежало быстро. Постоянная смена впечатлений производила нас-
только благотворное действие, что от когда-то угрюмого и порывистого ха-
рактера Венони не осталось и следа. Изредка на душе у юноши было тревож-
но и мрачно, но разнообразные развлечения оказали влияние на воспомина-
ния о прошлом и сделали его настолько спокойным, насколько позволяла его
природа. Он провел за границей уже не один год и все это время писал ма-
тери, по-прежнему живущей в замке Ди Венони, и наконец объявил о своем
намерении обосноваться в Венеции. Он пробыл в городе лишь несколько ме-
сяцев, когда в веселые дни Карнавала его, как иноземного дворянина,
представили прекрасной дочери одного дожа. Она была любезна, воспитана и
обеспечена всем необходимым для неизменного благополучия. Реджинальд был
очарован ее красотой и ослеплен превосходными качествами ее души. Он
признался в своей привязанности и был со смущением осведомлен, что это
чувство взаимно. Поэтому не оставалось ничего иного, как только попро-
сить ее руки у дожа, к которому тотчас же обратились и умоляли сделать
благополучие молодой пары полным. Просьба была удовлетворена, и счастье
влюбленных стало совершенным.
В день Бракосочетания Дворец дожей на площади Святого Марка заполнило
блестящее общество. Вся Венеция толпой валила на праздник, и в при-
сутствии самых блистательных дворян Италии Реджинальд граф Ди Венони был
удостоен руки Марцелии, дочери дожа. Вечером во Дворце был дан бал. Но
молодая чета, желая быть наедине, бежала от веселья и поспешила на гон-
доле к замку, уже приготовленному для их приема.
Была прелестная лунная ночь. Мягкие лучи звезд искрились на серебря-
ной груди Адриатики, а легкие звуки музыки, еще более милые на расстоя-
нии, доносились западным ветром. Тысячи разноцветных фонариков на осве-
щенных площадях города отражались в волнах, а приятный напев гондольеров
вторил тихому плеску весел. Сердца влюбленных были полны чувств, кол-
довской дух этого часа вошел всей своей прелестью в их души. Внезапно
тяжелый стон вырвался из переполненного сердца Реджинальда. Он взглянул
на западное полушарие, и звезда, в этот миг ярко горевшая над горизон-
том, напомнила ему ужасную сцену, свидетелем которой он стал в Рудш-
тейнской башне. Глаза его заискрились безумным блеском, и если б поток
слез не пришел ему на помощь, последствия могли бы быть роковыми. Но
страстные ласки молодой невесты успокоили возбужденного юношу и вернули
его душу в прежнее спокойное состояние.
Прошло несколько месяцев со дня их свадьбы, и сердце Реджинальда было
счастливо. Он любил Марцелию, и был нежно любим. Поэтому ничего не тре-
бовалось для полноты их благополучия, кроме присутствия его материграфи-
ни. Он написал письмо, умоляя ее приехать и жить у них в Венеции, но в
ответ ему было сообщено се духовником, что она тяжело больна и просит
сына незамедлительно приехать. Получив это тревожное сообщение, они с
Марцелией поспешили в замок Ди Венони. Когда он вошел, графиня была еще
жива и встретила его страстным объятием. Но напряжение от неожиданного
свидания с сыном было слишком велико для возбужденного духа матери, и
она отошла в тот миг, когда сжимала его в своих руках.
С этого мгновения душа Реджинальда пришла в состояние самого тяжкого
уныния. Он проводил мать до могилы, а когда вернулся после похорон до-
мой, у него на лице заметили жуткую улыбку. Замок Ди Венони пробудил
врожденную подавленность его духа, а вид разрушенной башни словно накла-
дывал угрюмую печать на его чело. Он целыми днями бродил вне дома, а
когда возвращался, его печальный вид тревожил жену. Она делала все, что
было в ее силах, чтобы смягчить его тоску, но меланхолия не ослабевала.
Порой, когда у него начинался припадок, он в гневе отталкивал ее, но в
мгновения нежности смотрел на нее как на прелестное видение исчезнувшего
счастья.
Однажды вечером он прогуливался с ней по селу, его речь стала еще бо-
лее унылой, чем обычно. Солнце медленно клонилось к закату, их путь об-
ратно в замок лежал через кладбище, где покоился прах графини. Реджи-
нальд сел вместе с Марцелией у могилы и, сорвав несколько цветов, воск-
ликнул:
- Разве ты не желаешь присоединиться к моей матери, милая девочка?
Она: ушла в страну благости... в страну любви и солнца! Если мы счастли-
вы в этом мире, каково же будет наше счастье в ином? Давай полетим, что-
бы соединить наше блаженство с ее блаженством, и мера нашей радости бу-
дет полна.
Когда он произносил эти слова, его глаза пылали безумием, а рука, ка-
залось, искала оружие. Встревоженная его видом Марцелия поспешила, взяв
его за руку, увести с этого места.
Солнце меж тем садилось, и вечерние звезды появились во всем своем
великолепии. Ярче других светила роковая западная планета, под которой
родился Реджинальд. Он с ужасом наблюдал за ней и показал ее Марцелии:
- В ней длань небес! - возбужденно воскликнул он. - И счастье Венони
спешит к закату.
В этот миг стала видна разрушенная Рудштейнская башня, над которой
сияла полная луна.
- Вот место, - продолжил маньяк, - где должно быть совершено кровавое
деяние, и я - тот, кто его содеет! Ноне бойся, бедная девочка, - добавил
он более мягким голосом, когда у нее из глаз брызнули слезы, - твой Ред-
жинальд не может причинить тебе вреда. Он может быть несчастен, но ни-
когда не будет виновен!
С этими словами он вошел в замок и бросился на диван в неуемной ду-
шевной тоске.
Ночь подходила к концу, утро освещало холмы, но оно принесло Реджи-
нальду душевное расстройство. День был неспокойный, в унисон растрево-
женным чувствам его духа. Он оставил Марцелию на рассвете и не сказал,
когда вернется. Но в сумерках, когда она сидела у окна со свинцовым пе-
реплетом, играя на арфе любимую венецианскую коанционетту, двери распах-
нулись, и появился Реджинальд. Его глаза покраснели и были полны глубо-
чайшего... смертельного безумия, а все тело как-то непривычно содрога-
лось.
- То не было сном, - воскликнул он, - я видел ее, и она манила меня
за собой.
- Видел кого? - спросила Марцелия, встревоженная его неистовством.
- Мою мать, - ответил маньяк. - Послушай, я расскажу тебе. Когда я
бродил по лесу, мне показалось, что ко мне приблизилась небесная сильфи-
да, явившаяся в образе моей матери. Я бросился к ней, но был задержан
мудрецом, указывавшим на западную звезду. Внезапно послышались громкие
крики, и сильфида приняла облик демона. Ее фигура вздымалась до страшной
высоты, и она с презрением указывала на тебя, да, на тебя, моя Марцелия.
В ярости она притащила тебя ко мне. Я схватил тебя... я тебя убил! А
глухие стоны разносились полуночным ветром. Был слышен голос злодея Аст-
ролога, орущего, словно из склепа: `Судьба свершилась, и жертва может
удалиться с честью`. Потом мне показалось, что небеса омрачились, и гус-
тые капли липкой, сворачивавшейся крови потоками полились из чернеющих
на западе туч. В воздухе пролетела звезда, и... призрак моей матери
вновь поманил меня.
Маньяк замолк и стремглав бросился из комнаты. Марцелия последовала
за ним и обнаружила его прислонившегося в забытьи к деревянным панелям
библиотеки. Нежным движением она взяла его за руку и вывела на свежий
воздух. Они гуляли, но обращая внимания на собирающуюся грозу, пока не
обнаружили, что находятся у основания Рудштейнской башни. Внезапно
маньяк остановился. Видимо, у него в мозгу пронеслась какая-то ужасная
мысль. Он схватил Марцелию и на руках понес в роковую комнату. Тщетно
она звала на помощь и молила о пощаде.
- Дорогой Реджинальд, это я, Марцелия, ты, конечно же, не можешь при-
чинить мне вреда.
Он слышал... но не обращал внимания и ни разу не приостановился, пока
не достиг покос смерти. Внезапно исступление сошло с его лица, и появил-
ся куда более страшный, но более сдержанный взгляд несомненного сумас-
шедшего. Он подошел к окну и посмотрел на грозовой лик. Темные тучи плы-
ли над горизонтом, а вдали раздавался глухой гром. На западе все еще бы-
ла видна роковая звезда, ныне сияющая каким-то болезненным светом. В
этот миг блеск молнии озарил всю комнату и отбросил краевое мерцание на
скелет, лежащий на полу. Реджипальд испуганно взглянул на него и вспом-
нил о непохороненном Астрологе. Он подошел к Марцелии и, указывая на
восходящую луну, с дрожью в голосе воскликнул:
- Надвигается темная туча, и, прежде чем вновь засияет это полное
светило, ты умрешь. Я буду сопровождать тебя в смерти, и рука об руку мы
войдем к нашей матери.
Бедная девушка просила пощадить ее, но голос ее терялся в гневных
раскатах грома. Туча между тем продолжала плыть... она достигла луны, та
потускнела, потемнела и в конце концов скрылась во мраке. Маньяк посмот-
рел на часы и со страшным воплем ринулся к жертве. С убийственной реши-
мостью он схватил ее за горло, в то время как беспомощные руки и полуза-
душенный голос молили о сострадании. После короткой борьбы глухой хруст
возвестил, что жизнь угасла и что убийца держит в своих объятиях труп.
Тут рассудок у него прояснился, и по возвращении здравого ума Реджинальд
обнаружил, что он в беспамятстве убил Марцелию. Безумие... глубочайшее
безумие вновь овладело им. Он засмеялся и, издавая неземные демонические
вопли, в яростном порыве бросился вниз головой с вершины башни.
Наутро тела молодой четы были обнаружены и похоронены в одной могиле.
Роковые развалины Рудштейнского замка существуют и поныне. Но теперь их
обычно избегают, считая, что они - обиталище духов умерших. День за днем
эти развалины медленно осыпаются и служат убежищем лишь ночному ворону
да диким зверям. Над ними витают суеверия, а предания населили их всеми
ужасами. Странник, проходящий мимо них, вздрагивает, когда видит эту
заброшенность, и восклицает, шагая дальше: `Наверняка это место, где мо-
жет безопасно процветать лишь порок или изуверство, завлекающее заблуд-
шие души`.

Анна Петиция Барбольд
РЫЦАРЬ БЕРТРАН

Рыцарь Бертран повернул своего скакуна в низину, надеясь пересечь
мрачные болота до вечернего звона. Но прежде чем он проделал половину
пути, он был сбит с толку множеством разветвляющихся тропинок. Не в си-
лах ничего разглядеть, кроме окружающего его бурого вереска, он совсем
потерял направление и не знал, куда ему следует двигаться. В таком поло-
жении и застигла его ночь. То была такая ночь, когда луна бросает сквозь
черные тучи лишь слабый отблеск света. Порой она появлялась во всем ве-
ликолепии из-за своей завесы, лишь на миг открывая перед несчастным
Бертраном вид широко раскинувшейся пустынной местности. Надежда и врож-
денная смелость пока вынуждали его двигаться вперед, но наконец усилива-
ющаяся темнота да усталость тела и души победили: страшась сдвинуться с
твердой почвы и опасаясь невидимых трясин и ям, он в отчаянии спешился и
упал на землю. Но недолго пребывал рыцарь в таком состоянии: его слуха
достиг зловещий звон далекого колокола. Он встал и, повернувшись на
звук, различил тусклый мерцающий огонек. В тот же миг Бертран взял коня
под уздцы и осторожно направился в сторону огня. Совершив тяжелый пере-
ход, он остановился у рва с водой, окружавшего строение, из которого ис-
ходил свет. При вспышке лунного света он увидел большой старинный особ-
няк с башнями по углам и широким подъездом посредине. На всем лежала за-
метная печать времени. Крыша во многих местах рухнула, зубцы на башнях
наполовину обвалились, а окна были разбиты. Подъемный мост через разва-
лины ворот вел во двор. Рыцарь Бертран вошел на него, и тут свет, исхо-
дивший из окна одной из башен, мелькнул и исчез. В тот же миг луна ныр-
нула в черную тучу, и ночь стала еще темнее, чем прежде. Царила полная
тишина.
Рыцарь Бертран привязал коня под навесом и, подойдя к зданию, тихо и
медленно зашагал вдоль него. Все было спокойно, как в царстве смерти.
Он заглянул в окна, но ничего не смог различить и непроницаемой тьме.
Немного поразмыслив, он взошел на крыльцо и, взяв в руку громоздкий
дверной молоток, поднял его и после некоторых колебаний громко постучал.
Звук глухо пронесся по всему особняку.
И все затихло... Следующий удар был более смелым и громким... Опять
ничего... Он стукнул в третий раз, и в третий раз все было тихо. Тогда
он отошел на несколько шагов, дабы взглянуть, не виден ли где в доме
свет. И свет вновь появился в том же самом месте, но быстро исчез, как и
прежде... В тот же миг с башни раздался зловещий звон. Сердце Бертрана в
страхе остановилось - на какое-то время он замер, затем ужас вынудил его
сделать несколько поспешных шагов к своему коню... но стыд остановил его
бегство, и, движимый чувством чести и непреодолимым желанием положить
конец сему приключению, он возвратился на крыльцо. Укрепив свою душу ре-
шимостью, он одной рукой обнажил меч, а другой поднял на дверях запор.
Тяжелая створка, заскрипев на петлях, с неохотой поддалась - он нажал на
нее плечом и с трудом открыл, отпустил ее и шагнул вперед, дверь тут же
с громоподобным ударом захлопнулась. У рыцаря Бертрана кровь застыла в
жилах - он обернулся, чтобы найти дверь, но не сразу его трясущиеся руки
нащупали ее. Но даже, собрав все свои силы, он не смог открыть ее вновь.
После нескольких безуспешных попыток он оглянулся и увидел в дальнем
конце коридора широкую лестницу, а на ней - бледно-голубое пламя, бро-
савшее на все помещение печальный отсвет. Рыцарь Бертран вновь собрался
с духом и двинулся к пламени. Оно отдалилось. Он подошел к лестнице и
после мимолетного раздумья стал подниматься. Рыцарь медленно поднимался,
пока не вступил в широкую галерею. Пламя двинулось вдоль нее, и в без-
молвном ужасе, ступая как можно тише, ибо его пугал даже звук собствен-
ных шагов, Бертран последовал за ним. Оно привело его к другой лестнице,
а затем исчезло. В тот же миг с башни прозвучал еще рдян удар - рыцарь
Бертран ощутил его всем своим сердцем. Теперь он находился в полной тем-
ноте. Вытянув перед собой руки, он начал подниматься по второй лестнице.
Его левого запястья коснулась мертвенно-холодная рука и, крепко ухватив-
шись, с силой потащила вперед. Бертран пытался освободиться, да не мог,
и тогда он нанес яростный удар мечом. В тот же миг его слух пронзил
громкий крик, и его руке осталась недвижная кисть мертвеца.
Он отбросил ее и с отчаянной доблестью ринулся вперед. Лестница стала
уже и начала извиваться, на пути то и дело встречались проломы и отва-
лившиеся камни. Ступени становились все короче и наконец уперлись в низ-
кую железную дверь. Рыцарь Бертран толчком открыл ее - она вела в изви-
листый проход, размеры которого позволяли человеку пробираться лишь на
четвереньках. Слабого света было достаточно, чтобы разглядеть его. Ры-
царь Бертран вполз туда. Под сводчатым потолком раздался низкий приглу-
шенный стон. Бертран двинулся вперед и, достигнув первого поворота, раз-
личил то же самое голубое пламя, что вело его прежде. Он последовал за
ним. Проход внезапно превратился в высокую галерею, средь коей возник
некий призрак в полном боевом облачении. Угрожающе выставив перед собой
окровавленный обрубок кисти, он взмахнул мечом, зажатым в другой руке.
Рыцарь Бертран бесстрашно бросился вперед, чтобы нанести сокрушительный
удар: но призрак в тот же миг исчез, уронив тяжелый железный ключ. Пламя
теперь полыхало над створками дверей в конце галереи. Рыцарь Бертран по-
дошел, вставил в медный замок ключ и с трудом его повернул - в тот же
миг двери распахнулись, открыв огромное помещение, в дальнем конце кото-
рого на катафалке покоился гроб, а по обе стороны его горело по свече.
Вдоль стен комнаты стояли изваяния из черного мрамора, одетые по-маври-
тански и державшие в правой руке по огромной сабле. При появлении рыцаря
они одновременно приняли угрожающие позы. Тут крышка гроба открылась, и
раздался удар колокола. Пламя по-прежнему мерцало впереди, и рыцарь
Бертран с решимостью последовал за ним, пока не оказался шагах в шести
от гроба. Из него вдруг поднялась дама в саване и в черном покрывале и
протянула к нему руки. В то же время изваяния звякнули саблями и шагнули
вперед. Рыцарь Бертран бросился к даме и сжал ее в своих объятиях - та
же отбросила покрывало и поцеловала его в губы. И в тот же миг все зда-
ние зашаталось, как при землетрясении, и с ужасающим грохотом развали-
лось на части. Рыцарь Бертран внезапно потерял сознание, а придя в себя,
обнаружил, что сидит на бархатном диване в великолепной комнате, осве-
щенной светильниками из чистого хрусталя с бесчисленными свечами. Посре-
дине находился роскошный накрытый стол. При звуках этой музыки открылись
двери, и появилась дама несравненной красы, сияя с изумительным велико-
лепием, в окружении хоровода веселых нимф, более прелестных, нежели гра-
ции. Она полошла к рыцарю и, упав на колени, поблагодарила его как свое-
го освободителя. Нимфы возложили на голову Бертрана венок, а дама подве-
ла к столу и села рядом. Нимфы разместились вокруг, а вошедшая в зал
несметная череда слуг начала подавать изысканные яства, и непрестанно
играла восхитительная музыка. Рыцарь Бертран от удивления даже не мог
говорить - он мог выражать свое почтение лишь учтивыми взглядами и жес-
тами.
1773

Аноним
МОНАХ В УЖАСЕ, или КОНКЛАВ МЕРТВЕЦОВ

Триста с лишним лет назад, когда Крейцбергская обитель была в самом
расцвете, один из живших в ней монахов, желая выяснить все о грядущей
жизни у тех, чьи нетленные тела лежали на кладбище, посетил его глубокой
ночью с целью провести исследование на сей страшный предмет. Когда он
открыл дверь склепа, снизу ударил луч света. Полагая, что это всего лишь
лампа ризничего, монах отошел за высокий алтарь и стал ждать, когда тот
уйдет. Однако ризничий не появлялся; монах, устав от ожидания, в конце
концов спустился во неровным ступеням, ведущим в мрачные глубины. Как
только он достиг самой нижней ступени, то сразу понял, что хорошо знако-
мая обстановка претерпела полное превращение. Он давно привык к посеще-
ниям склепа. Посему он знал убранство сей обители мертвых так же хорошо,
как свою убогую келью и все здесь было знакомо его взору. Какой же ужас
охватил его, когда он понял, что обстановка, которая всего лишь этим ут-
ром была совершенно привычной, изменилась, и вместо нее явилась какая-то
новая и чудная!
Тусклый мертвенно-бледный свет наполнял вместилище тьмы и лишь он
позволял монаху видеть.
По обе стороны от него нетленные тела давным-давно похороненных
братьев сидели в гробах без крышек, а их холодные лучистые глаза смотре-
ли на него с безжизненной твердостью. Их высохшие пальцы были сцеплены
на груди, а члены неподвижны. Это зрелище поразило бы самого отважного
человека. Сердце монаха дрогнуло, хотя он был философом, да еще к тому
же и скептиком.
В дальнем конце склепа за ветхим древним гробом, словно за столом,
сидели три монаха. Это были самые старые покойники в усыпальнице, любоз-
нательный брат хорошо знал их лица. Землистый оттенок щек казался еще
более резким при тусклом свете, а пустые, глаза испускали, как ему каза-
лось, вспышки огня. Перед одним из них лежала большая раскрытая книга, а
другие склонились над прогнившим столом, словно испытывая сильную боль
или сосредоточенно чему-то внимая. Не было слышно ни звука, склеп был
погружен в безмолвие, его жуткие обитатели неподвижны, как изваяния.
Любопытный монах охотно покинул бы ужасное появление и вернулся в
свою келью, или хотя бы закрыл глаза при виде страшного явления. Но он
не мог сдвинуться с места, чувствуя, будто бы врос в пол. И хотя ему
удалось обернуться, вход в склеп, к своему безграничному удивлению и ис-
пугу, он не смог найти и был не в силах понять, как отсюда выбраться. Он
замер без движения. Наконец старший из сидевших за столом монахов сделал
ему знак приблизиться. Неверными шагами он преодолел путь до стола и на-
конец предстал перед старшим, и тут же другие монахи подняли на него
недвижные взгляды, от которых стыла кровь. Он не знал, что делать, и ед-
ва не лишился чувств. Казалось, Небеса покинули его за неверие. В этот
миг сомнения и страха монах вспомнил о молитве и, как только сотворил
ее, ощутил в себе неведомую доселе уверенность. Он взглянул на книгу пе-
ред мертвецом. Это был большой том в черном переплете с золотыми застеж-
ками. Ее название было написано сверху на каждой странице: `Libеr
Оbidiеntiае`.
Больше ему ничего прочитать не удалось. Тогда он посмотрел сначала в
глаза того, перед кем лежала книга, а потом в глаза его собратьев. Затем
он окинул взглядом остальных покойников во всех видимых сквозь мрак гро-
бах. К нему вернулись дар речи и решимость. Он обратился к жутким созда-
ниям, перед которыми стоял, на языке духовных пастырей.
- Рах vоbis, - так он сказал. - Мир вам.
- Нiе nullа рах, - вздохнув, ответствовал самый древний глухим дрожа-
щим голосом. - Здесь нет мира.
Говоря это, он указал себе на грудь, и монах, бросив туда взгляд, уз-
рел его сердце, объятое огнем, который, казалось, питается им, но его не
сжигает. В испуге он отвернулся, но не прекратил своих речей.
- Рах vоbis, in hоminе Dоmini, - сказал он вновь. - Мир вам, во имя
Господне.
- Нiс nоn рах, - послышался в ответ глухой, душераздирающий голос
древнего монаха, сидевшего за столом справа. - Нет здесь мира.
Взглянув на обнаженную грудь несчастного создания, он узрел то же жи-
вое сердце, объятое пожирающим пламенем. Монах отвел взгляд и обратился
к сидящему посредине.
- Рах vоbis, in hоminе Dоmini, - продолжил он.
При этих словах тот, к которому они были обращены, поднял голову,
простер руку и, захлопнув книгу, изрек:
- Говори. Твое дело спрашивать, а мое - отвечать.
Монах почувствовал уверенность и прилив смелости.
- Кто вы? - спросил он. - Кто вы такие?
- Нам не ведомо! - был ответ. - Увы! Нам не ведомо!
- Нам не ведомо, нам не ведомо! - эхом отозвались унылые голоса оби-
тателей склепа.
- Что вы здесь делаете? - продолжил вопрошающий.
- Мы ждем последнего дня. Страшного суда! Горе нам! Горе!
- Горе! Горе! - прозвучало со всех сторон.
Монах был в ужасе, но все же продолжил:
- Что вы содеяли, если заслужили такую судьбу? Каково ваше преступле-
ние, заслуживающее такой кары?
Как только он задал этот вопрос, земля под ним затряслась, и из ряда
могил, разверзшихся внезапно у его ног, восстало множество скелетов.
- Они - наши жертвы, - ответствовал старший монах, - они пострадали
от рук наших. Мы страдаем теперь, пока они покоятся в мире. И будем
страдать.
- Как долго? - спросил монах.
- Веки вечные! - был ответ.
- Веки вечные, веки вечные! - замерло в склепе.
- Помилуй нас, Бог! - вот все, что смог воскликнуть монах.
Скелеты исчезли, могилы над ними сомкнулись. Старики исчезли из вида,
тела упали в гробы, свет померк, и обитель смерти опять погрузилась в
свою обычную тьму.
Придя в чувство, монах обнаружил, что лежит у алтаря. Брезжил весен-
ний рассвет, и ему захотелось как можно быстрее, тайком удалиться к себе
в келью из боязни, что его застанут здесь.
Впредь он избегал тщеты философии, гласит легенда, и, посвящая свое
время поискам истинного знания и расширению мощи, величия и славы церк-
ви, умер в благоухании святости и был похоронен в том самом склепе, где
его тело все еще можно увидеть. 1798

Аноним
ПЛЯСКА МЕРТВЕЦОВ

Много веков тому назад, если верить древней германской хронике, один
престарелый бродячий волынщик обосновался в маленьком силезском городке
Нейссе. Он жил добропорядочно и тихо и поначалу играл свои напевы лишь
для собственного удовольствия. Но это продолжалось недолго, поскольку
соседи всегда были рады послушать музыку и теплыми летними вечерами ста-
ли собираться у его дома, когда волынщик вызывал к жизни веселые звуки.
А потом мастер Вилливальд перезнакомился со всеми от мала до велика, был
обласкан и стал жить в довольстве и благоденствии. Влюбленные встреча-
лись у его дома, а местные щеголи в то время посвятили своим возлюблен-
ным много дурных стихов, на писание которых потратили немало драгоценно-
го времени.
Они были его постоянными заказчиками на чувствительные песенки и заг-
лушали их нежные пассажи глубокими вздохами. Пожилые горожане приглашали
мастера на свои торжественные вечеринки. И ни одна невеста не считала
пир по случаю бракосочетания удавшимся, если мастер Виллибальд не играл
на нем свадебной пляски собственного сочинения. Для этой самой цели он
придумал чувствительнейшую мелодию, сочетавшую в себе веселость и сте-
пенность, игривые мысли и меланхолические настроения, создав истинный
символ семейной жизни. Славный отзвук этого напева еще можно услышать в
известной старогерманской `Дедушкиной пляске`, которая со времен наших
родителей являлась украшением свадебного торжества и слышится порой даже
в наши дни. Как только мастер Виллибальд начинал играть этот напев, са-
мая стыдливая старая дева не отказывалась пуститься в пляс, согбенная
мать семейства вновь начинала двигать потерявшими гибкость членами, а
седой дедушка отплясывал с цветущими отпрысками своих детей. Казалось,
этот танец и в самом деле возвращал старикам молодость, вот почему его и
назвали, поначалу в шутку, а после и окончательно `Дедушкиной пляской`.
С мастером Виллибальдом жил молодой художник по имени Видо. Его счи-
тали сыном или пасынком музыканта. Но искусство старика не действовало
на юношу. Он оставался молчаливым и печальным при самых разудалых мело-
диях, которые играл Виллибальд. А на танцах, куда его часто приглашали,
он редко участвовал в общем веселье: забивался в угол и не отводил глаз
от прелестнейшей блондинки, украшавшей собою зал, не смея ни обратиться
к ней, ни пригласить на танец. Ее отец, бургомистр этого города, был
гордым и надменным человеком, полагавшим, что его достоинство будет ос-
корблено, если неизвестный живописец бросит взгляд на его дочь. Но прек-
расная Эмма не разделяла мнения отца: ибо девушка со всем пылом первой
тайной страсти любила робкого, статного юношу. Часто, когда она понима-
ла, что выразительные глаза Видо пытаются поймать ее взгляд, она умеряла
свою живость и позволяла избраннику своего сердца без помех насладиться
ее прелестными чертами. После она легко читала на просиявшем лице его
красноречивую благодарность. И хотя она смущенно отворачивалась, огонь
на ее щеках и искры в глазах с новой силой разжигали пламя любви и на-
дежды в груди влюбленного.
Мастер Виллибальд давно обещал помочь томимому любовью юноше добиться
предмета своей душевной страсти. То он намеревался, как кудесник прошло-
го, изнурить бургомистра колдовским танцем и принудить измученного чело-
века согласиться. То, как второй Орфей, он предлагал увести милую невес-
ту силой своей гармонии из отчего ада. Но у Видо всегда были возражения:
он никогда бы не позволил, чтобы отец его возлюбленной был хоть как-то
оскорблен, и надеялся добиться своего упорством и благодушием.
Виллибальд говорил ему: `Ты - полоумный, если надеешься добиться сог-
ласия богатого и гордого придурка посредством открытого и честного
чувства, вроде твоей любви. Он не сдастся, если против него не пустить в
ход какую-нибудь чуму египетскую. Когда Эмма станет твоей, он уже не
сможет изменить случившегося и станет добрым и дружелюбным. Я корю себя
за обещание ничего не делать против твоей воли, но смерть выплатит все
долги, и по-своему я тебе все-таки помогу`.
Бедняга Видо был не единственным, на чьем пути ставил препоны и ро-
гатки бургомистр. Весь город питал не слишком пылкую к своему градона-
чальнику любовь и был рад выступить против него при любом удобном слу-
чае, поскольку тот был груб и жесток, сурово наказывал граждан за мелкие
и невинные шалости, если они не покупали прощения ценой крупных штрафов
и взяток. У него была привычка после ежегодной винной ярмарки в январе
отнимать у людей всю выручку в свою казну, якобы для возмещения ущерба,
причиненного их весельем. Однажды тиран Нейссе подверг их терпение слиш-
ком суровому испытанию и разорвал последние узы послушания притесняемых
граждан. Недовольные взбунтовались, смертельно застращав своего пресле-
дователя, поскольку угрожали поджогом его дома и домов всех богачей,
притеснявших их.
В этот решающий момент Видо пришел к мастеру Виллибальду и сказал
ему: `Теперь, мой старый друг, настало время, когда ты можешь мне помочь
своим искусством, что ты так часто предлагал сделать. Если твоя музыка
на самом деле настолько могущественна, как ты говоришь, то иди и освобо-
ди бургомистра, смягчив толпу. В качестве награды он, несомненно, пообе-
щает выполнить любую твою просьбу. Замолви тогда словечко за меня и мою
любовь и потребуй мою возлюбленную Эмму в качестве награды за оказанную
помощь`. Волынщик рассмеялся на эту речь и ответил: `Чем бы дитя ни те-
шилось, лишь бы оно не плакало`. Тут он взял волынку и медленно напра-
вился на ратушную площадь, где бунтовщики, вооруженные пиками, копьями и
горящими факелами, окружили особняк досточтимого городского головы.
Мастер Виллибальд расположился у колонны и начал наигрывать `Дедушки-
ну пляску`. Едва послышались первые звуки любимого напева, как искажен-
ные гневом лица просветлели и заулыбались, люди перестали хмуриться,
копья и факелы попадали из сжатых кулаков, и разъяренные бунтари стали
притоптывать в такт музыке. Наконец все начали отплясывать, а площадь,
еще недавно бывшая местом бунта и смуты, выглядела как полный радости
танцевальный зал. Волынщик со своей волшебной волынкой шел по улицам,
весь народ плясал позади, и каждый горожанин, пританцовывая, вернулся к
себе в дом, который незадолго до этого покинул с совсем другими чувства-
ми.
Бургомистр, спасенный от неизбежной опасности, не знал, как выразить
свою благодарность. Он обещал мастеру Виллибальду все, что тот пожелает,
хоть полсостояния. Но волынщик, смеясь, отвечал, что его запросы не так
велики и что для себя он не хочет никаких мирских благ, но поскольку его
светлость бургомистр дал слово подарить ему все, что он пожелает, он со
всем уважением просит отдать замуж за его Видо прекрасную Эмму. Надмен-
ный бургомистр был крайне не доволен таким предложением. Он испробовал
все возможные отговорки, но так как мастер Виллибальд постоянно напоми-
нал ему об обещании, он сделал то, что обычно делали деспоты тех мрачных
времен и что все еще практикуют тираны наших просвещенных дней, - он за-
явил, что оскорблено его достоинство, назвал мастера Виллибальда наруши-
телем спокойствия, врагом общественной безопасности и бросил его в
тюрьму, чтобы там волынщик забыл обещание своего господина бургомистра.
Не удовлетворившись этим, он обвинил его в колдовстве, в попытке выдать
его за того самого волынщика и крысолова из Гаммела, который уже в то
время обладал дурной славой в германских землях из-за того, что своим
дьявольским искусством вывел всех детей из злосчастного города.
`Единственная разница, - заявил мудрый бургомистр, - между этими двумя
случаями состоит в том, что в Гаммеле он только детей заставлял плясать
под свою дудку. Но здесь, похоже, под колдовским влиянием находился и
стар, и млад`. Таким искусным обманом бургомистр отвернул от узника са-
мые сострадательные сердца. Боязнь черной магии и пример детей из Гамме-
ла сработали так здорово, что писцы строчили денно и нощно. Делопроизво-
дитель уже вычислял стоимость погребального костра, пономарь просил но-
вой веревки для устройства похоронного звона по бедному грешнику, плот-
ники готовили помост для зрителей будущей казни, а судьи разучивали
главную сцену, которую они собирались разыграть при проклятии знаменито-
го волынщика и крысолова. Но хотя правосудие было хитроумным, мастер
Виллибальд оказался еще хитрее: ибо, от души посмеявшись над торжествен-
ными приготовлениями своей казни, он лег на тюремный тюфяк и умер!
Незадолго до смерти он послал за любимым Видо и обратился к нему в
последний раз: `Юноша, - сказал он, - ты видишь, что при твоем взгляде
на мир и людей я не могу оказать тебе помощь. Я устал от ужимок, которые
твоя глупость вынудила меня выделывать. Теперь ты на опыте узнал доста-
точно для того, чтобы понять: нельзя строить или, по крайней мере, осно-
вывать свои замыслы на доброте человеческой природы, даже если сам ты
слишком добр, чтобы полностью разувериться в доброте других. Что до ме-
ня, я не стал бы возлагать исполнение моей последней воли на тебя, если
бы в этом не заключалась твоя собственная корысть. Когда я умру, внима-
тельно проследи, чтобы мою старушку-волынку похоронили вместе со мной.
Невыполнение этой просьбы не принесет тебе никакой выгоды, но то, что
она ляжет в землю вместе со мной, может стать причиной твоего счастья`.
Видо обещал тщательно пронаблюдать за исполнением последней воли старого
друга, который вскоре закрыл свои глаза. Хотя о скоропостижной смерти
мастера Виллибальда никого не оповещали, вскоре и стар, и млад узнали об
этом. Бургомистр был больше других доволен таким оборотом дела, ибо без-
различие, с которым узник воспринял новость об устройстве погребального
костра, заставило его светлость предположить, что старого волынщика в
один прекрасный день могут обнаружить в тюрьме невидимым или, скорее,
вообще его не найти. Или хитрый колдун при сожжении заживо может заста-

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 128693
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 0