ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Дик Фрэнсис.
Предварительный заезд

Diсk Frаnсis. Тriаl run. 1978. - М.: ЗАО `Изд-во `ЭКСМО-Пресс``, 1998
Перевод с английского Е. Каца, Н. Рейн

Отсканировала Аляутдинова А.Х.

ГЛАВА 1

У меня имелось по меньшей мере три причины не ехать в Москву. Одна из
них была блондинкой двадцати шести лет и в настоящее время распаковывала
наверху свой чемодан.
-- Я не знаю русского языка, -- заявил я.
-- Естественно. -- Посетитель испустил легкий вздох по поводу моей
тупости и изящно отпил глоток розового джина из предложенного ему стакана.
В его голосе слышалась снисходительность. -- Никто и не предлагает вам го-
ворить порусски.
Он договорился о визите по телефону, назвавшись другом моего друга, и
представился Рупертом Хьюдж-Беккетом. Дело у него, сказал он, как бы...
ну... деликатное. И если я смогу найти для него полчаса, это будет замеча-
тельно.
Как только я открыл дверь, в моем сознании всплыло слово `мандарин`;
это впечатление усугублялось каждым его жестом и словом. Гостю было около
пятидесяти, он был высок, худощав и облачен в безукоризненный костюм и от-
личные туфли. Он был окружен аурой непоколебимого самообладания. Говорил он
хорошо поставленным голосом, почти не шевеля при этом губами, будто считал,
что напряжение ротовых мышц может помешать вылететь неосторожному слову.
Я часто встречал людей такого типа, многие из них мне нравились, но
Руперт Хьюдж-Беккет вызывал непреодолимую антипатию. И причина ее была со-
вершенно ясной: я хотел отказать ему.
-- Это не займет у вас много времени, -- терпеливо продолжил он, --
мы прикинули... неделя-другая, не больше.
-- А почему бы вам не поехать самому?
Я держался предельно светски, под стать гостю. В его глазах промель-
кнула тень нетерпения.
-- Будет гораздо лучше, если поедет кто-нибудь... э-э... близкий...к
лошадям.
Мысленно я посмеялся над несколькими вариантами скабрезных ответов.
Руперту Хьюдж-Беккету они не доставили бы удовольствия. К тому же по не-
одобрительному тону, которым он произнес слово `лошади`, я почувствовал,
что поручение радует его так же мало, как и меня. Конечно, это дела не ме-
няло, однако все же объясняло мою спонтанную неприязнь. Он старался дер-
жаться как можно дружелюбнее, но одно слово все-таки выдало его тщательно
скрываемое высокомерие, не слишком часто приходилось сталкиваться с высоко-
мерием, чтобы я не среагировал на него.
-- Что, в Министерстве иностранных дел никто не умеет ездить верхом?
-- Прошу прощения?
-- Почему именно я? -- В моем вопросе слышалось отчаяние, вызванное
необходимостью сделать неприятный выбор. Почему я? Мне это не нужно. Уби-
райтесь. Найдите кого-нибудь другого. Оставьте меня в покое.
-- Я счел, что вы подходите, так как у вас есть... э-э ... статус, --
Хьюдж-Беккет слабо улыбнулся, будто в душе не соглашался с таким странным
утверждением. -- Ну и время, конечно, -- добавил он.
Он угодил в самое больное место, подумал я, стараясь сохранить невоз-
мутимое выражение. Сняв очки, я посмотрел сквозь них на свет, словно искал
соринку, и вновь надел. Я всю жизнь пользовался этим приемом, чтобы затя-
нуть паузу и дать себе время для раздумья.
Впервые я попробовал его лет в шесть, когда учитель на уроке арифме-
тики стал спрашивать у меня, что я сделал с множимым.
Тогда я сорвал с носа серебристую оправу, делавшую меня похожим на
сову, и, рассматривая внезапно расплывшееся лицо учителя, принялся лихора-
дочно подыскивая стает. Что такое множимое?
-- Я не видел его, сэр. Это был не я, сэр.
Тот саркастический хохот до сих пор живет в моей памяти. Я сменил се-
ребристую оправу сначала на золотую, затем на пластмассовую и наконец ни
черепаховую, но продолжал снимать очки всякий раз, когда не мог мгновенно
найти ответ.
--У меня кашель, --сказал я,--а на дворе ноябрь.
Повисшая в комнате тишина подчеркнула всю несерьезность отговорки.
Хьюдж-Беккет мерно покачивал головой над хрустальным стаканом, напоминая
китайского болванчика.
-- Боюсь, что ответ будет отрицательным, -- добавил я.
Он поднял голову, спокойно и вежливо разглядывая меня.
--Это несколько разочаровывает. Я мог бы все же пойти дальше и ис-
пользовать... скажем... угрозы.
-- Пугайте кого-нибудь другого, -- отрезал я.
-- Было мнение, что вы... -- Неоконченная фраза повисла в воздухе.
-- У кого? -- спросят я. -- У кого было мнение?
Хьюдж-Беккет коротко качнул головой, поставил, пустой бокал и встал.
-- Я передам ваш ответ.
-- И наилучшие пожелания.
-- Удачи, мистер Дрю.
-- Я не нуждаюсь в удаче, -- добавил я, -- я не игрок, а фермер.
Он бросил на меня взгляд исподлобья. Менее воспитанный человек на его
месте сказал бы: `Катись ты!`
Я проводил гостя в прихожую, помог надеть пальто, открыл парадную
дверь и стал смотреть, как он с непокрытой головой идет сквозь туманную
дымку к поджидающему его `Даймлеру` с водителем. Когда под колесами машины
захрустел гравий подъездной аллеи, я вздохнул, раскашлялся и вернулся в
дом.
По винтовой лестнице в стиле регентства спустилась Эмма, облаченная в
вечерний наряд для пятницы, переходящей в уик-энд: джинсы, клетчатая ков-
бойка, мешковатый свитер и тяжелые ботинки. Мне пришло в голову, что, если
дом простоит достаточно долго, девушки двадцать второго века будут казаться
на фоне этих изящно закругленных стен инопланетянками.
-- Как насчет рыбных палочек и телевизора? -- спросила она.
-- Сойдет.
-- У тебя опять бронхит?
-- Он не заразный.
Эмма не останавливаясь проследовала на кухню. Достаточно было провес-
ти с ней совсем немного времени, чтобы забыть о стрессах минувшей недели. Я
привык к ее внезапным появлениям и резкому неприятию моих ухаживаний в пер-
вые несколько часов и давно уже не пытался изменить ситуацию: до десяти она
не станет целоваться, до полуночи -- заниматься любовью, но, когда начнет,
не остановится до субботнего чая. Воскресенье мы проведем в невинных удо-
вольствиях, а в понедельник; в шесть утра, она уедет. Леди Эмма Лаудерс-Ал-
лен-Крофт, дочь, сестра и тетка герцогов, обладала, по ее собственным сло-
вам, `характером трудящейся девушки`. У нее была постоянная работа без вся-
ких скидок в суматошном лондонском универмаге. Там, на втором этаже, она
помогала торговать постельным бельем, хотя это и не соответствовало ее об-
щественному положению. Эмма обладала незаурядными организаторскими способ-
ностями и отчаянно боялась сделать карьеру. Причины этого крылись в ее
школьных годах, когда в дорогом пансионе для юных высокородных леди она
набралась пламенных левых идей о том, что принадлежность к элите определя-
ется мозгами, а работа собственными руками есть самый благородный путь в
рай. Ее теперешнее стремление к жертвенности казалось таким же сильным, как
и прежнее, принуждавшее ее к годам изматывающей работы официанткой в кафе.
Вне всякого сомнения, она бы зачахла без работы, но с таким же успехом мог-
ла запить или стать наркоманкой.
Я верил -- и она об этом знала, -- что способности и неукротимая
энергия дадут ей хорошую жизненную подготовку или, по крайней мере, приве-
дут в университет (ибо у нее, кроме пары рук, были еще и мозги), но при-
учился держать язык за зубами. Эта тема относилась к одной из многочислен-
ных закрытых для мужчин областей, и затрагивать ее означало нарываться на
скандал.
`Какого черта ты связался с этой полоумной поварихой?` -- неоднократ-
но спрашивал мой сводный брат. Не стоило ему объяснять, что щедрая трата
жизненной энергии, которой мы занимались во время совместных уик-эндов, бы-
ла куда полезней для сердца, чем его скучные ежедневные пробежки. Он все
равно бы не понял.
Эмма рассматривала содержимое холодильника. Свет падал на ее красивое
лицо и густые платиновые волосы. Ее брови и ресницы были такими светлыми,
что, когда они не были накрашены, их можно было просто не заметить. Иногда
ее глаза сверкали как солнце, а иногда, как этим вечером, она позволяла
природе одержать верх. Это определялось преобладавшим в данный момент нап-
равлением ее мыслей.
-- У тебя нет йогурта? -- недоверчиво спросила она. Ненавижу диету...
На всякий случай я заглянул в холодильник.
-- Нет, и не будет.
-- Лососина, -- заявила Эмма.
-- Что?
-- Морская капуста. Прессованная. В таблетках. Очень полезно для те-
бя.
-- Не сомневаюсь.
-- Добавить яблочный уксус. Мед и выращенные в натуральном грунте
овощи.
-- Авокадо и сердцевина пальмы подойдут?
Она хмуро посмотрела на кусок голландского сыра.
-- Это все импорт. А его следует ограничивать. Нам нужна замкнутая
экономика.
-- Икры тоже не будет?
-- Икра -- это аморально.
-- А если ее будет много и она будет дешевая, это тоже будет амораль-
но?
-- Не спорь. Чего хотел твой посетитель? Это кремовые карамельки к
завтраку?
-- Да, -- подтвердил я. -- Он хотел, чтобы я поехал в Москву.
Эмма выпрямилась и уставилась на меня.
-- Не смешно.
-- Месяц назад ты сказала, что карамельки с кремом -- это пища богов.
-- Не прикидывайся дураком.
-- Он сказал, что хочет, чтобы я поехал в Москву. Но не затем, чтобы
учиться марксистско-ленинской философии.
-- А зачем? -- спросила Эмма, медленно закрывая дверцу холодильника.
-- Они хотят, чтобы я нашел кого-то.
Но я не согласился.
-- Кто хочет?
-- Он не сказал. -- Я повернулся к ней спиной. -- Пойдем в гостиную и
выпьем. Там разожжен огонь.
Она прошла вслед за мной через прихожую и уселась в большое кресло,
держа в руке бокал белого вина.
-- Как насчет поросят, гусей и кормовой свеклы?
-- Очень мило, -- согласился я. У меня не было ни поросят, ни гусей,
ни, конечно, кормовой свеклы. У меня было много мясного скота, три квадрат-
ных мили земли в Уоркшире и все насущные проблемы фермера, занимавшегося
производством продуктов питания. Я вырос, умея измерять урожай в центнерах
с гектара, и мне претила государственная политика, при которой фермеру пла-
тят за то, чтобы он не выращивал те или иные породы, и пытаются наказать,
если он их все-таки выращивает.
-- А лошади? -- спросила Эмма.
-- Ну конечно...
Я лениво выпрямился в кресле, полюбовался отблеском света настольной
лампы на ее серебристых волосах и решил, что наступило подходящее время,
чтобы перестать вздрагивать при мысли о том, что я больше не буду выступать
на скачках.
-- Думаю, что я продам лошадей.
-- Но ведь остается охота.
-- Это не одно и то же. Мои лошади -- скаковые. Их место на ипподро-
ме.
-- Ты сам тренировал их все эти годы... Почему ты не нанял никого,
кто занимался бы с ними?
-- Я тренировал лошадей просто потому, что сам ездил на них. А трени-
ровать их для кого-нибудь другого я не хочу.
-- Не представляю тебя без лошадей, -- нахмурилась она.
-- Да и я тоже.
-- Это стыд и срам.
-- А я думал, что ты согласна с теми, кто заявляет: `Мы сами знаем,
что для тебя лучше, а тебе, черт возьми, остается с этим смириться`.
-- Людей нужно защищать от них самих, -- возразила Эмма. -- Почему?
-- В этом не может быть никакого мнения, -- сказала она, взглянув на
меня в упор.
-- Обеспечение безопасности -- развивающаяся отрасль, -- с горечью
возразил я. -- Масса ограничений направлена на то, чтобы избавить людей от
повседневного риска... а несчастные случаи все равно происходят, и рядом с
нами полно террористов.
-- Ты все еще сильно переживаешь, не так ли?
-- Да.
-- Я-то думала, что ты уже покончил с этим.
-- Достаточно слегка понервничать, чтобы все вернулось, -- ответил я.
-- Эта обида сохранится навсегда.
Мне везло в езде, везло с лошадьми, скачки с препятствиями увлекали
меня. Как и множество других любителей конного спорта, я проникся ими до
глубины души. Этой осенью я участвовал в скачках при любой возможности и
настраивался на большие весенние любительские соревнования.
Мне могла помешать только самая страшная простуда, а простудам я был
подвержен так же неотвратимо, как автомобиль коррозии. В остальном же в
свои тридцать два года я был так же физически силен, как всегда. Но где-то
сидели какие-то непрошеные опекуны, непрерывно вынашивавшие мысль о том,
чтобы запретить людям в очках участвовать в скачках с препятствиями.
Конечно, многие считали, что очкарикам не следует участвовать в скач-
ках, и я порой соглашался с ними. Но хотя мне приходилось несколько раз ло-
мать кости и получать поверхностные травмы, я ни разу не повредил глаза. А
ведь это были мои глаза, черт побери!
Появилось и ограничение для пользующихся контактными линзами, хотя
полного запрета не было. Я неоднократно пробовал надевать линзы, но в конце
концов заработал сильнейший конъюнктивит -- они не годились для моих глаз.
И поскольку я был не в состоянии пользоваться контактными линзами, то не
мог скакать. Прощайте, двенадцать лет жизни. Прощайте, стремления, прощай,
скорость, прощай, пьянящая радость. Скверно... Так скверно, что даже ныть
бессмысленно. А хуже всего то, что они считают, будто делают это для твоего
же блага.
Уик-энд шел своим чередом. В субботу мы с утра прокатились на лошадях
вокруг фермы, ближе к полудню посетили местные скачки в Стратфорде-на-Эйво-
не, а вечером -пообедали с друзьями. В воскресенье мы поднялись поздно и,
собираясь позавтракать горячими сандвичами с ветчиной, расположились в
креслах рядом с камином, в котором пылали поленья; на полу гостиной, как
снежные сугробы, лежали кучи газет. Миновали две упоительные ночи; еще од-
на, как я надеялся, ожидала впереди. Эмма пребывала в наилучшем расположе-
нии духа, и мы были настолько близки к состоянию счастливой супружеской па-
ры, насколько это было вообще возможно.
И в этот домашний покой ворвался Хьюдж-Беккет на своем `Даймлере`.
Гравий проскрипел под колесами автомобиля, мы с Эммой поднялись, чтобы раз-
глядеть визитера, и увидели, как водитель и человек, сидевший рядом с ним,
вышли из машины и распахнули задние двери. Из одной вышел Хьюдж-Беккет,
сразу же окинувший тревожным взглядом фасад, а из второй...
-- О Боже, -- прошептала Эмма, широко раскрыв глаза. -- Ведь это же
не...
-- Именно он.
Она испуганно огляделась.
-- Ты не можешь привести их сюда.
-- Нет. Я приму их в салоне.
-- Но... разве ты не знал, что они приедут?
-- Конечно, нет.
-- О Боже!
Мы смотрели, как посетители поднимаются по нескольким ступенькам, ве-
дущим к парадной двери. Видно, ответ `нет` не устраивает их, подумал я. И
они выкатывают пушки, чтобы покарать дерзкого.
-- Ну ладно, -- промолвила Эмма, -- посмотрим, что им нужно.
-- Ты будешь сидеть здесь, у огня, и отгадывать кроссворд, а я тем
временем попытаюсь придумать, как отказать им, -- сказал я и направился от-
крывать дверь.
-- Рэндолл, -- сказал принц, протянув мне руку для пожатия, -- хорошо
уже то, что высказались дома. Можно нам войти?
-- Конечно, сэр.
Хьюдж-Беккет вслед за ним переступил порог. На его лице была сложная
смесь смущения и торжества. Ему не удалось самому уговорить меня, и теперь
он собирался насладиться зрелищем того, как я уступлю кому-то другому.
Я провел их в сине-золотой парадный салон. Там не было гостеприимно
горящего камина, но отопление работало как часы.
-- Слушайте, Рэндолл, -- настойчиво сказал принц, -- пожалуйста, по-
езжайте в Москву.
-- Могу я предложить вашему королевскому высочеству выпить? -- попы-
тался я сменить тему.
-- Нет, не можете. Сядьте, Рэндолл, выслушайте меня и давайте перес-
танем ходить вокруг да около.
Двоюродный брат королевы уселся на шелковом диванчике эпохи Ре-
гентства и жестом указал нам с Хьюдж-Беккетом на стоявшие напротив стулья.
Он был моим ровесником, возможно, на год-другой старше, и в прошлом мы
встречались очень часто. У нас было общее пристрастие -- лошади. Он больше
увлекался игрой в поло, чем скачками, тем не менее нам доводилось несколько
раз вместе скакать в стипль-чезах. Он был умным и прямым человеком, с виду
высокомерным и резких, но я видел, как он плакал над телом любимого коня.
Мы иногда встречались на всяких закрытых для широкой публики раутах,
но не были коротко знакомы. До сегодняшнего дня он ни разу не бывал у меня
дома, а я у него.
-- Вы ведь знаете Джонни Фаррингфорда, брата моей жены?-- спросил
принц.
-- Мы встречались, -- ответил я, -- но не очень часто.
-- Он хочет участвовать в следующих Олимпийских играх. В Москве.
-- Да, сэр. Мистер Хьюдж-Беккет говорил мне об этом.
-- Выступать в многоборье.
-- Да.
-- Видите ли, Рэндолл, есть одна проблема... Мы не можем отпустить
его в Россию, пока все не разъяснится. По крайней мере, я не хочу допус-
тить, чтобы он ехал туда, если есть хоть малейшая вероятность, что вся эта
штука полыхнет нам прямо в глаза. Я не отпущу, просто не отпущу его туда,
пока есть хоть небольшая вероятность... инцидента... который мог бы кос-
нуться кого-нибудь еще из нашей семьи. Или всей британской нации. -- Он от-
кашлялся. -- Конечно, я знаю, что Джонни не имеет никакого отношения к тро-
ну и к династии, но все же он граф и мой шурин, и хотя вся мировая пресса
забеспокоилась, это честная игра.
-- Но, сэр, -- мягко возразил я, -- Олимпийские игры -- соревнования
совершенно особые. Я знаю, что лорд Фаррингфорд хороший спортсмен, но он
может не пройти квалификационный отбор, и все проблемы сразу снимутся.
Принц протестующе затряс головой:
-- Если проблема не разрешится, то Джонни не пройдет квалификацию да-
же в том случае, если окажется лучшим из лучших.
-- Вы собираетесь помешать этому? -- задумчиво спросил я.
-- Да, собираюсь. -- Принц говорил весьма уверенно. -- Хотя это на-
верняка вызовет большие разногласия в нашей семье -- ведь и Джонни, и моя
жена всем сердцем жаждут, чтобы он оказался в команде. И знаете, у него от-
личные шансы. Этим летом он уже победил в нескольких соревнованиях, он уси-
ленно тренируется, чтобы полностью соответствовать мировому классу. Мне бы
не хотелось вставать на его пути... Вот почему я прошу вас выяснить, что же
делает опасной поездку в Россию... если, конечно, такая опасность существу-
ет.
-- Сэр, но почему я? Почему не дипломаты?
-- Они взвалили всю ответственность на меня и умыли руки. Они считают
-- и я, между прочим, согласен с ними, -- что лучше всего действовать час-
тным образом. Особенно если может возникнуть нечто, чего мы не хотели бы
видеть в официальных донесениях.
Я промолчал, но мое несогласие было видно невооруженным глазом.
-- Посудите сами, -- сказал принц, -- мы с вами давно знакомы. У вас
мозги вдвое лучше моих, и я доверяю вам. Я очень сочувствую вашим неприят-
ностям из-за зрения и понимаю, что они влекут за собой целую кучу проблем,
но сейчас у вас появилось много свободного времени и вам нужно его запол-
нить. Так что если ваш управляющий мог заставить вашу ферму работать как
часы, пока вы завоевывали лавры в Челтенхеме и Эйнтри, он с тем же успехом
справится с делами, пока вы будете в Москве.
-- Надеюсь, что это не вы подгадали ввести запрет на очки как раз
сейчас, чтобы дать мне возможность выполнить ваше поручение, -- сказал я.
Он уловил горечь в моих словах и сдержанно усмехнулся.
-- Скорее это были те любители, которые сговорились убрать вас с до-
роги.
-- Некоторые из них уже клянутся, что они вовсе этого не хотели.
-- Так вы поедете? -- спросят принц. Я внимательно посмотрел на свои
руки, побарабанил пальцами по столу, снял и вновь надел очки.
-- Понимаю, что вы не хотите, -- продолжал принц, -- но, поверьте,
мне больше не к кому обратиться.
-- Сэр... ну ладно... но неужели нельзя отложить это до весны?. Я ду-
маю... вы сможете найти кого-то получше...
-- Это нужно делать сейчас, Рэндолл, сию минуту. У нас появилась воз-
можность купить для Джонни в Германии одну из их лучших молодых лошадей,
настоящего крэка. Мы... опекуны Джонни... Лучше я объясню. Его состояние
находится в опеке, пока ему не исполнится двадцать пять, а до этого еще це-
лых три года. Сейчас он получает весьма щедрое денежное содержание, но есть
вещи, ну, например, лошадь мирового класса, на которые его капитала не хва-
тит. Мы с удовольствием купим эту лошадь, мы выбрали ее после тщательного
поиска, но нас торопят с решением. Мы должны дать ответ до Рождества. Такая
дорогая покупка не может быть оправдана ничем, кроме участия в Олимпийских
играх, и нам чертовски повезло ж отсрочкой в несколько недель. Да за этой
лошадь стоит очередь покупателей.
Я нервно встал, подошел к окну и взглянул на холодное ноябрьское не-
бо. Московская зима, слежка неизвестно за кем, вероятность выкопать кучу
тщательно скрываемого дерьма -- эта перспектива представлялась омерзитель-
ной.
-- Пожалуйста, Рэндолл, -- сказал принц, -- пожалуйста, поезжайте.
Хотя бы попробуйте.
Эмма стояла в отделанной панелями гостиной,, глядя в окно на отъезжа-
ющий `Даймлер`. Она бросила на меня оценивающий взгляд.
-- Вижу, он одолел тебя, -- констатировала она.
-- Я веду арьергардные бои.
-- У тебя нет никаких шансов.
Она прошлась по комнате и села на скамеечку перед камином, протянув
руки к огню.
-- Это слишком крепко сидит в тебе. Почтение к суверену и все такое.
Дед -- королевский конюший, бабка -- придворная дама. И целая куча им по-
добных в течение нескольких поколений. Тебе не на что надеяться. Когда
принц хмурит брови, все твои гены, унаследованные от предков, встают во
фрунт и берут под козырек.

ГЛАВА 2

Принц жил в скромном доме, который был лишь чуть-чуть больше моего,
но на сотню лет старше. Он сам открыл дверь, хотя, в отличие от меня, имел
целый штат прислуги. А еще у него были жена, трое детей и, кажется, шесть
собак. Когда я вылезал из `Мерседеса`, меня тщательно обнюхали крутившиеся
под ногами далматин, уилпет и несколько тявкающих терьеров, прибежавших не-
торопливой рысцой один за другим.
-- Отпихните их с дороги, -- громко посоветовал принц, поджидавший в
дверях. -- Фингер, пятнистый олух, успокойся.
Далматин не обратил никакого внимания на эти слова, но я все же смог
добраться до двери не облизанным и не укушенным. Пожал принцу руку, слегка
поклонился и по коврам, устилавшим украшенный колоннами вестибюль, просле-
довал за ним в богато убранный кабинет. Две стены занимали плотные ряды
книг в кожаных переплетах, а две другие были почти невидимы, так как всю их
площадь занимали окна, двери, многочисленные портреты и камин. Среди этого
изобилия лишь изредка проглядывал клочок бледнозеленых обоев. На большом
столе выстроились шеренги фотографий в серебряных рамках, из стоявшей в уг-
лу медной вазы тянулся к бледному свету белый цикламен.
Я знал, что собственноручно открытая мне дверь -- весьма необычный
знак внимания. Принц, в свою очередь, знал, что я знаю это. Он действитель-
но очень рад моему согласию `сходить в разведку`, подумал я, но и смущен
множеством ловушек, угадывавшихся впереди.
-- Очень мило с вашей стороны, Рэндолл. -- Принц указал мне на черное
кожаное кресло. -- Надеюсь, вы хорошо доехали? Сейчас мы с вами выпьем ко-
фе...
Он сел в удобное вращающееся кресло и начал светскую беседу. Джонни
Фаррингфорд обещал приехать к половине четвертого (принц взглянул на часы и
убедился, что после условленного времени прошло уже пятнадцать минут). Тут
он опять сказал, что с моей стороны было очень мило согласиться приехать к
нему. Еще лучше, добавил он, что мне не придется быть в этих делах тесно
связанным с Джонни, поэтому, конечно, было мудрее организовать встречу у
принца, а не у Джонни. Надеюсь, добавил он, вы понимаете, что я имею в ви-
ду.
Принц был плотен, довольно высок и темноволос, со спокойными и добро-
желательными голубыми глазами, в которых можно было разглядеть характер
зрелого человека. Брови стали гуще, чем пять лет назад, шея -- крепче; го-
ворить он начал больше в нос. Время превращало его из атлета в атланта.
Во мне это утро понедельника вызывало леденящее предчувствие смер-
тельной опасности.
Принц снова бросил короткий взгляд на часы, на этот раз нахмурившись.
Я с надеждой подумал, что, если драгоценный Джонни не приедет вовсе, можно
будет благополучно вернуться домой и забыть об этой истории.
Два высоких окна кабинета, как и в моей гостиной, выходили на подъез-
дную дорожку перед домом. Вероятно, принц, как и я, предпочитал заранее
знать, кто звонит в его дверь: это давало возможность при необходимости
придумать какую-нибудь уловку.
Как раз на виду, посреди пустой гравийной площадки, одиноко и спокой-
но стоял мой серо-голубой `Мерседес`. Пока я праздно смотрел в окно, на
площадку стрелой влетел белый `Ровер`, нацеленный прямиком на мою машину. В
отчаянии, видя все происходящее как в замедленном кино, я безнадежно ожидал
аварии.
Раздавшийся звук напоминал грохот металлолома на утилизационном заво-
де и сопровождался непрерывным гудком: очевидно, водителя `Ровера` прижало
к рулю.
-- О Боже! -- в испуге воскликнул принц и вскочил на ноги. -- Джонни!
-- Моя машина! -- откликнулся я, невольно выдав причину своего остол-
бенения.
К счастью, принц уже подходил к двери. Я по пятам за ним пробежал че-
рез вестибюль и вылетел во двор.
На звук столкновения и гудок в окна выглянуло множество испуганных
лиц, но первыми на месте происшествия оказались мы с принцем. Передок `Ро-
вера` взгромоздился на багажник моей машины, и вся сцена напоминала ка-
кую-то чудовищную механическую случку. Его колеса висели над землей, все
сооружение выглядело весьма неустойчивым, а резкий запах бензина сразу зас-
тавил задуматься о возможных последствиях.
--Вытащим его, -- торопливо сказал принц, дергая ручку двери водите-
ля. -- Господи...
Дверь перекосилась от удара, ее заклинило. Я подбежал к противополож-
ной двери. То же самое. Джонни Фаррингфорд не смог бы точнее врезаться в
мой `Мерседес`, даже если бы очень постарался.
Вторая пара дверей была заперта, задняя дверь тоже. Настойчиво и раз-
дражающе звучал гудок.
-- Боже! Нужно вытащить его! -- неистово крикнул принц.
Я вскарабкался на искореженную кучу металла и, цепляясь за осколки,
протиснулся туда, где когда-то было ветровое стекло. Затем я извернулся и
оторвал неподвижного человека от баранки. Наступила блаженная тишина. Но
лица Джонни Фаррингфорда я узнать не мог.
Мне вовсе не хотелось вглядываться в окровавленные черты. Я протис-
нулся мимо него, поддерживая повисшую голову, и потянул заручку задней две-
ри. Принц лихорадочно дергал дверь снаружи, но мне пришлось проделать нес-
колько акробатических трюков и изо всей силы упереться ногами, прежде чем
удалось ее распахнуть. Невольная мысль о том, что в этой металлической гру-
де может проскочить искра, вызывала оторопь: я слышал и обонял вытекающий
бензин. И от того, что этот бензин лился из разбитого бака моей машины, мне
не становилось легче. Как, впрочем, и от того, что нынче утром я полностью
заправил его.
Принц сунул голову в машину и ухватил шурина за плечи. Я прополз на
переднее сиденье и вытащил безжизненные ноги из путаницы торчавших педалей.
Принц с недюжинной силой дергал Джонни за руки, а я как мог толкал ноги; мы
понемногу перевалили его через спинку сиденья и просунули в заднюю дверь.
Здесь я выпустил ноги, принц потянул Джонни на себя, и тот выпал из машины
на гравий, как новорожденный теленок из коровы. К тому времени подоспела
помощь в лице слуги и садовника, и жертву осторожно унесли с места проис-
шествия.
--Уберите его от машин, -- распорядился принц и вновь обернулся ко
мне: -- Бензин... Рэндолл, вылезайте-ка оттуда!
Этот совет был, пожалуй, лишним. Я никогда прежде не ощущал себя та-
ким медлительным и неуклюжим, с такими неловкими руками и ногами.
Неизвестно из-за чего, но равновесие искореженных автомобилей наруши-
лось: то ли из-за наших манипуляций, то ли изза моих не слишком осторожных
движений, но `Ровер` начал крениться набок, а я все еще находился в нем. Я
услышал, как принц панически крикнул:
-- Рэндолл!
Я высунул ногу наружу, попытался перенести на нее свою тяжесть, и
`Ровер` еще сдвинулся. Я на секунду замер, вцепился обеими руками в дверные
стойкий рывком вышвырнул себя из машины, больно ударившись о землю боком и
локтем. Быстро сгруппировавшись, я принял низкий старт, который сделал бы
честь любому спринтеру.
`Ровер` с металлическим скрежетом сполз с моего `Мерседеса`. Не могу
сказать, произошло ли при этом замыкание в электропроводке, но наружу уда-
рил сноп искр, словно одновременно чиркнули сотней зажигалок.
Взрыв отбросил машины одну от другой, и они я обе вспыхнули как ад-
ские печи. Бензиновые пары загорелись со свистом и грохотом, порыв раска-
ленного воздуха ударил меня в спину и помог отбежать подальше.
-- У вас волосы горят! -- констатировал принц, когда я поравнялся с
ним.
Я провел ладонью по голове -- так оно и было. Обеими руками я сбил
пламя.
-- Спасибо.
-- Не стоит благодарности.
Он ухмыльнулся совсем не по-королевски:
-- А ваши очки сидят точно на месте.
Как и положено, вскоре прибыли врач и машина `Скорой помощи`, но
Джонни Фаррингфорд задолго до этого успел очнуться и недоуменно посмотреть
вокруг. Он лежал на удобном длинном диване в семейной гостиной. Рядом сиде-
ла его сестра-принцесса, которая, правильно оценив ситуацию, старательно
промывала его раны.
-- Что случилось? -- захлопал глазами Фаррингфорд.
Слово за слово ему растолковали, что он ехал на машине и на пустой
площадке величиной с теннисный корт умудрился въехать прямиком в зад моему
`Мерседесу`. Вот и все.
-- Рэндолл Дрю, -- представил меня принц.
-- О-о.
-- Чертовски глупая история, -- небрежно бросила принцесса, но по ее
напряженному лицу я угадал чувства старшей сестры, вечно защищавшей малень-
кого братца.
--Я... я не помню.
Он увидел кучу окровавленных тампонов, валявшихся на подносе, капли
крови, стекавшие с порезанного пальца, и собрался упасть в обморок.
-- Джонни не выносит вида крови, -- пояснила сестра. -- Хорошо бы ему
наконец перерасти эту слабость.
Травмы Фаррингфорда ограничивались несколькими порезами на лице, кос-
ти на первый взгляд казались целыми. Однако при каждом движении он вздраги-
вал и прижимал руки к бокам, словно пытаясь собрать себя воедино. Это сразу
навело меня на мысль о сломанных ребрах.
Джонни Фаррингфорд был высоким, стройным я изящным молодым человеком
с пышной копной курчавых рыжих волос, переходивших под подбородком в клоч-
коватую бороденку. Нос, казалось, удлинился и стал острее, а обветренная
загорелая кожа от потрясения стала серой.
-- Дерьмовые подонки, -- неожиданно сказал он.
-- Могло быть и хуже, -- с сомнением в голосе произнес принц.
-- Да нет... Они избили меня, -- пояснил Фаррингфорд.
-- Кто? -- Принц приложил тампон к кровоточившему порезу, видимо, ре-
шив, что Джонни бредит от сотрясения мозга.
-- Эти люди... Я... -- Тут он умолк и с величайшей осторожностью по-
пытался сфокусировать взгляд на лице принца, словно считал, что это поможет
ему привести мысли в порядок.
-- Я ехал сюда... после этого... ну и... почувствовал... что покрыва-
юсь потом. Я помню, как повернул и въехал в ворота... увидел дом...
-- Какие люди?
-- Которых ты послал... насчет лошади.
-- Я никого не посылал.
Фаррингфорд медленно моргнул, и его взгляд вновь стал туманным.
-- Они... они пришли на конюшню... я как раз думал... не пора ли вы-
езжать сюда... чтобы встретиться с... тем парнем... ну, которого ты...
-- Да. Это Рэндолл Дрю, вот он.
-- Вот-вот... Хиггинс выгнал мою машину... `Ровер`... сказал, что у
`Порше` что-то с новыми Покрышками... я вышел во двор... посмотреть ноги у
Гручо... Лейкленд сказал, что все в порядке, но я хотел сам посмотреть, по-
нимаешь... Они были вам сказали, что на два слова... что их ты прижал. Я
сказал, что спешу, сел в машину... они втиснулись со мной... оттолкнули от
руля... один из них погнал по шоссе, пока мы не выехали из деревни... там
остановился... эти педерасты стали меня лупить... я им врезал пару раз...
но двое на одного... тяжело, понимаешь.
-- Они ограбили тебя? -- спросил принц. -- Нужно сообщить в полицию.
-- На его лице появилось озабоченное выражение. Полиция означала огласку, а
огласка неприятных сведений была для принца проклятием.
-- Нет... -- Фаррингфорд прикрыл глаза. -- Они велели... держаться
подальше от... от Алеши.
-- Они что? -- Принц дернулся, словно ударили его самого.
-- Правда... знали, что тебе это не понравится...
-- Что еще они говорили?
-- Ничего. Чертова ирония судьбы... -- чуть слышно пробормотал Фар-
рингфорд.-- Ведь это ты хотел... найти Алешу... А по мне... гори оно все...
синим пламенем.
-- Отдохни, -- велела взволнованная принцесса, вытирая липкую красную
каплю с ободранного лба.
-- Не разговаривай пока, Джонни, будь паинькой. -- Она подняла глаза
на нас, стоявших в изножье дивана. -- Вы собираетесь что-нибудь делать с
автомобилями?
Принц мрачно смотрел на два обгоревших остова и пять пустых огнетуши-
телей, лежавших вокруг, как красные торпеды. Резкий запах в ноябрьском воз-
духе -- вот и все, что напоминало о пламени, вздымавшемся выше крыши, и
густом черном дыме. Пожарные в лице все тех же слуги и садовника стояли по-
одаль и с довольным видом разглядывали плоды своих трудов, ожидая дальней-
ших распоряжений.
-- Вы считаете, что он был в обмороке? -- спросил принц.
-- Похоже на то, сэр. Он сказал, что вспотел. Не слишком приятно,
когда тебя так отколошматят.
-- А ведь он никогда не переносил вида крови.
Принц проследил взглядом траекторию, по которой проследовал бы `Ро-
вер` с потерявшим сознание водителем, не окажись на его пути моя машина.
-- Он должен был врезаться в один из этих буков, -- заметил он, -- а
его нога была на акселераторе.
Вокруг лужайки стояли два ряда крепких старых деревьев, их лишенные
листьев ветви сплетались между собой. Как можно было догадаться, их посади-
ли, чтобы защищать дом от северо-западных ветров. Сделали это в том давнем
веке, когда ландшафты планировали так, чтобы они радовали глаза будущих по-
колений; могучие стволы остановили бы танк, не то что `Ровер`. Этим деревь-
ям повезло, подумал я, ведь множество их ровесников пало под натиском бурь,
засух и болезней.
-- Просто счастье, что он не врезался в буки,-- сказал принц таким
тоном, что оставалось лишь гадать, о ком он сожалел -- о Джонни или о де-
ревьях. -- Конечно, вашу машину тоже жаль. Надеюсь, она была застрахована?
Лучше будет, если вы скажете страховщикам, что произошел несчастный случай
на стоянке. Не привлекайте к этому внимания. В наши дни автомобили списыва-
ют очень легко. Надеюсь, вы не станете выставлять претензии Джонни, ну и
тому подобное?`
Я помотал головой. Принцу заметно полегчало. Он слегка улыбнулся и
несколько расслабился.
-- Нам бы не хотелось, чтобы сюда сползлись журналисты. Вспышки, те-
леобъективы... Стоит хоть одному пронюхать, и здесь будут пастись целые
стада.
-- Но это окажется слишком поздно, -- перебил я.
-- Вы ведь не будете говорить, что Джонни замешан в этом происшес-
твии? -- с тревогой спросил принц. -- Никому? Мне бы очень не хотелось,
чтобы пресса раздула эту историю. Это совершенно ни к чему.
-- Хотите сказать, что людям не следует знать, как вы, рискуя жизнью,
спасали брата своей жены?
-- Да, -- задумчиво подтвердил он, -- и вы будете молодцом, если про-
молчите об этом. -- Принц окинул взглядом мои обгоревшие волосы. -- Да и не
было там большой опасности. Если хотите, можете сказать, что спасли его са-
ми.
-- Нет, сэр, так не пойдет.
-- Я и не думал, что вы согласитесь. Вам не больше моего хочется,
чтобы они ползали вокруг со своими блокнотами и прочими причиндалами.
Он отвернулся и жестом более приглашающим, чем приказным подозвал са-
довника, который все еще торчал поблизости.
-- И как мы поступим со всем этим, Боб?
Садовник знал все, что касалось перевозки аварийных автомобилей и га-
ражей, откуда можно было бы вызвать помощь, и взялся все устроить. Он раз-
говаривал с принцем совершенно свободно; было видно, что эта свобода выра-
боталась за много лет взаимного уважения и является стойкой опорой роялиз-
ма.
-- Не знаю, что бы я делал без Боба, -- заметил принц, когда мы воз-
вращались в дом. -- Если бы я сам стал звонить в гаражи и автомастерские и
представляться, то там или не поверили бы и ответили, что они сами королева
Шебы, или же, разволновавшись, недослушали бы и все перепутали. Боб вывезет
эти автомобили без всяких хлопот, а вот если бы я взялся за это сам, то
первым здесь оказался бы репортер.
На ступенях принц остановился и посмотрел на остов того, что некогда
было моим любимым автомобилем.
-- Мы дадим вам автомобиль, чтобы добраться домой. Нам нетрудно одол-
жить вам один из наших.
-- Сэр, -- перебил я его, -- кто или что такое Алеша?
-- Ха! -- почти выкрикнул он, резко повернувшись ко мне. Его глаза
вдруг сверкнули. -- Вы впервые проявили интерес без нажима с моей стороны.
-- Я сказал, что подумаю, смогу ли что-нибудь сделать.
-- Имея в виду сделать как можно меньше.
-- Ну, я...
-- И посмотреть, не подсовывают ли вам тухлую рыбу.
-- Э-э... -- промямлил я. -- Так как насчет Алеши?
-- Это и есть та самая проблема, -- ответил принц. -- Мы ничего не
знаем об Алеше. Именно это я и хотел уточнить.
Джонни Фаррингфорд очень скоро вышел из больницы и вернулся домой,
так что уже через три дня после аварии я поехал навестить его.
-- Простите за вашу машину, -- сказал он при виде `РейнджРовера`, на
котором я приехал в этот раз. -- Дерьмово получилось.
Он был очень взвинчен, лицо все еще оставалось бледным. Несколько по-
резов затянулись быстро, как это бывает только в юности; непохоже, что шра-
мы останутся на всю жизнь. По движениям чувствовалось, что болели у него в
основном мышцы, а не кости. Все к лучшему, подумал я, это помешает ему тре-
нироваться к Олимпиаде.
-- Входите, -- пригласил хозяин. -- Кофе и все такое?
Он приглашающим жестом вытянул руку, и мы вошли в комнату, напоминав-
шую иллюстрацию к журнальной статье о сельском быте. Пол, выложенный камен-
ными плитками, толстые ковры, массивные балки на потолке, большой камин,
стены из старых неоштукатуренных кирпичей и множество продавленных диванов
и стульев с выгоревшей ситцевой обивкой.
-- Это не мой дом, -- пояснил Фаррингфорд, чувствуя мое удивление, --
я снимаю его. Сейчас я принесу кофе.
Он скрылся за дверью в дальнем конце комнаты; я не спеша последовал
за ним. Кухня, в которой он наливал кипяток в кофеварку, была оснащена
всем, что только можно купить за деньги.
-- Сахар? Молоко? Или вы хотите чай?
-- Лучше кофе. И молока, пожалуйста.
Джонни внес поднос в комнату и поставил его на стол перед камином. На
толстом слое старой золы горели уложенные дрова, но огонь совсем не грел. Я
закашлялся, а потом с удовольствием выпил горячую жидкость, решив погреться
если не снаружи, то хотя бы изнутри.
-- Как вы себя чувствуете сейчас? -- спросил я.
-- Да... нормально.

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 131264
Опублик.: 19.12.01
Число обращений: 0