ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Леонид Влодавец
Таран 1-3

Против лома нет приема
Ломовой кайф.
Без шума и пыли.

Леонид Влодавец
Против лома нет приема
(Таран-1)

Роман. - М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс, 1999. - 432 с. (Серия `Черная кошка`).

ISВN 5-04-003981-6

Часть первая. РАБОТА ПО ПРОФИЛЮ.

ЗАВТРАК БОМЖА

Майский снежок кружился над зеленой, недавно распустившейся листвой, падал
на уже прогретую апрельской теплынью землю и таял, навевая нездоровые
мысли, что Россия есть страна полного бардака, где даже силы небесные
поддались общему настроению.

Через проходной двор, который в сырую, холодную и пасмурную погоду казался
намного более унылым и грязным, чем в солнечные дни, негустым ручейком
тянулись пешеходы. Хотя дело было утром, сказать, что все они поспешали на
работу, было бы несправедливо. Слава богу, демократия, за 20 минут
опоздания не посадят, да и не уволят. А лозунг: `Береги рабочую минуту!`
как моральный стимул уже ни шиша не стоил, поскольку работа для
значительной части трудящихся стала всего лишь местом, куда изредка
привозят зарплату. Поэтому немалое число этих людей двигалось не спеша,
успевая поразмышлять о всяких посторонних вещах, которые ОРТ донесло до их
сознания за завтраком. Про всякие там отставки, импичменты, про курс
доллара, про разгул преступности и про то, доколе будут бомбить
братьев-сербов. Обо всем этом думать было интереснее и даже приятнее, чем о
чем-либо насущном. Типа того, как на 500 рублей семью кормить, у кого
занять до получки и дадут ли эту получку вообще.

По сторонам пешеходы глядели мало. Чего они там не видели? Серых,
облупленных стен, исписанных мелом, углем, краской из баллончиков? Окон, за
которыми идет примерно такая же тоскливая и пошлая жизнь, как и у них?
Переполненных мусорных баков и вывалившейся из них кучи мусора,
благоухавшей посреди двора? Небось многие годы этой дорогой каждый день
проходили...

Правда, на этот раз было кое-какое разнообразие. Прямо на куче мусора,
подложив под зад рваный пластиковый пакет, сидел бородатый бомж в
прожженной вязаной шапочке, засаленной нейлоновой куртке, драных джинсах с
поломанной `молнией` на ширинке и в резиновых сапогах. Изо рта у него
как-то странно выпирали два грязно-желтых клыка, делавших его похожим на
вампира или вурдалака - хрен его знает, чем они отличаются. Этими самыми
зубками - других, похоже, гражданин уже не имел! - бомж пытался обглодать
куриный окорочок, который был явно добыт им откуда-то из мусорного бака.

Милостыни бомж не просил, должно быть, считая, что вполне доволен своей
сегодняшней утренней трапезой. Кроме окорочка, ему еще и полкило
плесневелых горбушек досталось, и даже вздутая банка `пепси-колы`.

Большинство прохожих, конечно, никак не реагировало. То ли их собственные
мысли поглощали, то ли им просто все было по фигу. Наверно, были среди них
такие, у которых при взгляде на бомжа несколько повышалась самооценка
личности: мол, оказывается, есть такие люди, которые совсем до ручки дошли,
а я-то еще молодец, до такого не докатился! Однако у более пессимистичных
сердце екало, потому что они понимали, насколько хрупкая грань отделяет их
от этого клыкастого. Неужели в перспективе вот этот ужас? Впрочем, они
торопились пройти мимо, делая вид, будто не видят бомжа в упор.

Однако кое-кто все же находил возможность сделать замечание. Наименее
брезгливые хмыкали и, покачав головой, отпускали шуточки:

- Слышь, мужик, тут поблизости крыса дохлая лежит! Ты б ее тоже
оприходовал, чтоб мясо не пропало!

Другие, которые, глядя на эту картинку, испытывали позывы к рвоте, ворчали:

- Во кретин, а? Хоть бы спрятался куда-нибудь, коз-зел!

Впрочем, была какая-то добрая бабулька, которая испуганно вскрикнула:

- Ой, да что ж ты делаешь, родной?! Заболеешь ведь, отравишься!

Но, поскольку бомж не просил подаяния, отчислений в его пользу производить
не стала. Впрочем, даже если б и просил, навряд ли подала бы. У нее пенсия
была не рассчитана на такую благотворительность.

Некогда, в достопамятную и достославную советскую эпоху, телевидение то и
дело демонстрировало на экране бездомных граждан США, роющихся в мусорных
контейнерах, дабы сыскать себе пропитание. Народ попроще вздыхал и
сочувствовал: да, блин, жуть как у них хреново! У нас, конечно, тоже не
сахар, но все-таки даже самые пропитые алкаши объедки из мусорных баков не
жрут. `У советских - собственная гордость, на буржуев смотрим свысока...`
Более продвинутые в понимании того, что там `у их` на самом деле,
ехидничали и утверждали, будто в Нью-Йорке существует целая когорта
прохиндеев, которые за определенную мзду переодеваются в рванье, а потом
снимаются у мусорных баков для советского телевидения.

Хрен его знает, кто был тогда прав, а кто врал. И кто врет сейчас, тоже
понять трудно. Однако количество людей, роющихся в мусоре на территории
бывшего СССР, за последнее десятилетие резко выросло - факт неоспоримый.
Конечно, те, которые напрямую питаются тем, что выброшено на помойку,
составляют очень небольшой процент. Но на помойках, как известно, валяются
и абсолютно несъедобные вещи, имеющие, как выражался товарищ Карл Маркс, а
до него господин Адам Смит, `потребительную стоимость`. Например, пустые
бутылки или медная проволока.

На пустых бутылках в свое время умные люди еще, так сказать, `на заре
перестройки` сделали неплохой бизнес. Бутылки в последние годы советской
власти государство принимало по двадцать копеек, но число приемных пунктов
было невелико, и туда выстраивались длинные очереди. Правда, еще и в винных
магазинах принимали, но туда с большой сумкой пустых бутылок заходить не
стоило. Нетерпеливый народ мог облаять, а то и по шее надавать - в
зависимости от степени подогретости.

Кооператоры стали принимать пустые бутылки по восемнадцать копеек, но прямо
на улице, а то и в родном дворе - быстро и без очереди. Человек, у которого
трубы горели, из-за двух копеек не переживал. Он еще и посмеивался над
бизнесменами: эко, ребята дурью маются! По сорок копеек с ящика наваривают!

Однако ребята были вовсе не дураки. Потому как советская пол-литровая
пивная бутылка была выполнена по общеевропейскому стандарту. А на мировом
рынке за эту самую `евро-бутылку` платили уже в валюте. Допустим, по
двадцать центов за штуку. Почувствуйте разницу! Правда, наступил момент,
когда в России пиво и воды некуда стало разливать, потому что стеклотару
вагонами вывозили за кордон. Но это так - издержки первоначального
накопления...

К сожалению, гражданин, глодавший куриную ножку, извлеченную из мусорного
бака, в свое время не додумался до того, как можно, делать большой бизнес
на пустых бутылках. Он и при советской власти собирал бутылки для того,
чтоб покупать новые, и при демократической занимался тем же. Но увы,
времена свободного рынка обострили конкуренцию. Поголовье бомжей,
безработных и нуждающихся пенсионеров выросло на порядок. Бутылок на всех
уже не хватало. Кто еще не весь ум пропил, вспомнил пионерское детство и
принялся за сбор металлолома (особенно, цветного), макулатуры и иного
вторсырья. Но цветмет довольно быстро исчез со свалок, и народ стал
добывать его там, где он `плохо лежал` - то есть в кабельных туннелях, или
там, где он `плохо висел` - то есть прямо со столбов. Поскольку далеко не
каждый из тех, кто решался заработать на бутылку таким способом, мог
отличить низковольтные телефонные провода от ЛЭП-220, то число смертельных
поражений током заметно увеличилось. Кроме того, в это дело вмешались и
трезвые, технически грамотные люди, которые стали поганой метлой гнать
неорганизованных тунеядцев, больно метелить их и даже мочить до смерти.

Именно поэтому счастливый обладатель `ножки Буша` не рисковал связываться с
подобным бизнесом, а мирно довольствовался всякими `ништяками` для
пропитания. То на рынках рылся в подгнивших овощах, то на задних дворах
ресторанов подбирал объедки. В общем, перебивался как-то.

Весна для него была самым фиговым временем года. Зимой, конечно, холодно,
но в подъездах под батареями отопления выжить можно. А объедки в мусорных
баках в морозы долго не протухают. Во всяком случае, не сразу. Осенью
похуже, зато много недогнивших овощей и фруктов, валяется. Летом вообще
кайф - и тепло, и сады-огороды за городом полны всякой съедобной зелени, в
лесу грибы-ягоды растут. А вот весной тяжко: и объедки тухнут быстро, и
огороды еще не посажены, и в подъездах не топят. Так что сейчас, под
весенним снежком, нагрянувшим ни с того ни с сего, жилось бомжу совсем
тяжко. Хорошо вот, ножка куриная нашлась, и довольно свежая. Конечно,
мечталось и о бутылке, но на нее еще заработать требовалось. А главное - ,
придумать, как это сделать. Вопрос был очень насущный и серьезный.
Жизненный, можно сказать. Острая алкогольная недостаточность была снята
рано утром оставленной с вечера опохмелкой, но пройдет еще часок-другой и
она вернется.

Как ни пытался он растянуть удовольствие, куриная ножка все же весила не
килограмм. Обглодал дочиста и бросил косточку очень кстати подбежавшей
шавке. Тоже, видать, бездомной, старой, облезлой и с лишаем на боку. И
зубов у нее, чтоб разгрызть эту костяшку, тоже было негусто.

Бомж встал, завернул плесневелые горбушки в пакет, на котором сидел, и
собрался было топать туда, где снег за шиворот не падает. Но в это самое
время во двор въехала `Газель` с крытым кузовом и остановилась рядом с
мусорными баками. Из правой дверцы вылез крупный, красномордый мужик в
кожанке и надвинутой на нос кепочке.

- Э, алкаш! - позвал он по-деловому. - Поди сюда! Первая мысль, которая
мелькнула в пропитых мозгах бродяги - бежать! - сразу же резко угасла. Куда
он побежит при своем ревматизме и дохлом моторчике? Догонят тут же. И уж
тогда точно будут бить. А сейчас еще неизвестно, может, и не тронут. Но
подходить к такому верзиле было страшновато. Махнет вполсилы - и последние
зубы вышибет.

- Ну, чо встал? - немного повысив голос, произнес крутой. - Глухой, что ли?
Поди сюда, не бойся, бить не буду.

Бомж подумал: бить его, в общем, не за что. Этого мордатого он первый раз
видит, в карман к нему не лазил, дачу его не грабил, под окнами у него не
ссал. Правда, в прошлом бывали случаи, когда граждане, обознавшись,
принимали его за кого-то другого и начинали метелить. Оно и понятно, ведь
бомжи для прочей публики почти как негры или китайцы - все на одно лицо.

Тем не менее раздражать мордоворота не хотелось, и бомж нерешительно
приблизился.

- Заработать хошь? - спросил детина.

- Сколько?

- На пузырь хватит. Лезь в кузов!

Сказано было так, что бомж, не уточняя подробностей, кряхтя и скрипя
суставами, перелез через низкий бортик и забрался под тент. Бугай уселся в
кабину, где за рулем сидел еще один, такой же мощный. Бомж уселся на
скамеечку почти рядом с задним стеклом и заметил, что мужик, обещавший
пузырь, пока машина не тронулась с места, все поглядывал через окошечко -
на месте ли пассажир, не выпрыгнет ли в последний момент. Но бомж прыгать
не собирался. Бутылка уже грела ему душу, и он сейчас всецело
сосредоточился на мечтах об этом предмете. Он прямо-таки грезил о ней, ждал
встречи, выражаясь словами Пушкина, `как молодой повеса ждет свиданья с
какой-нибудь развратницей лукавой`, и любил эту `злодейку с наклейкой` так,
как, выражаясь словами Шекспира, `сорок тысяч братьев любить не могут`.

Конечно, ни Пушкина, ни Шекспира бомж не цитировал даже внутренне. Хотя
нельзя сказать, что он про таких писателей вовсе не слышал. Когда-то, в
лучшие времена, него и квартира была, и телевизор, а потому он и `Маленькие
трагедии` видел, и `Гамлета` со Смоктуновским. Правда, из всего творчества
этих великих он помнил наизусть только две фразы:`Буря мглою небо кроет...`
и `Ты перед сном молилась, Дездемона?`, но зато прочно.

Над тем, на хрена он понадобился этим качкам и что имен но ему предстоит
делать, бомж, конечно, размышлял, но не очень интенсивно. Например, он
точно знал, что грабить его не будут, потому что у него в избытке только
вши. Не сомневался бомж и в том, что его увозят не за тем, чтоб разобрать
на запчасти. Такое сердце и почки, как у него, можно пересадить только
классовому врагу. В заложники его тоже брать бессмысленно, да и
негигиенично - того и гляди вши с него на воров перепрыгнут. С другой
стороны, ничего путного бомж делать не умел. Раньше, правда, вагоны
разгружал, сил хватало, а теперь даже бутылку приходилось двумя руками
ухватывать, чтоб удержать. Возможно, если выдать в аванс стакан, он смог бы
яму вырыть или огород вскопать. Или, допустим, дачный сортир вычерпать.
Такие работы он уже выполнял и не боялся разочаровать хозяев.

В конечном итоге своих размышлений бомж все же остановился на сортире.
Огороды толковые люди сами вскапывают, это дело не всякому охломону
поручишь. А вот выгребную яму отчерпать, в которую вешние воды стекли, -
это амплуа как раз для него. Очень даже неплохо - на халяву за город
съездить, весенним воздухом подышать на природе. Даже когда сыро и холодно.
Лишь бы хозяева стакашек в аванс пожаловали...

Однако надежда на загородную прогулку не оправдалась. Минут через десять
машина остановилась, и работодатель выбрался из кабины.

- Вылазь! - велел он, подойдя к кузову.

ДЕЛО НА ОВРАЖНОЙ

Бомж послушно вылез и огляделся. Бывал он тут когда-то. Это место числилось
на карте здешнего областного центра как Овражная улица. Улица была
любопытна тем, что располагалась как бы подковой вокруг неглубокого, но
просторного оврага или скорее лога. Концы улицы упирались в реку,
рассекавшую город на две части, в половодье часть оврага-лога затапливало,
и поэтому ее ни в какие времена не застраивали. Другой любопытной
достопримечательностью Овражной улицы было то, что ее правая сторона
разительно отличалась от левой. Дома с четными номерами были бетонными
пятиэтажками хрущевских времен, а дома с нечетными номерами - одноэтажными
избушками дореволюционной постройки. Раньше такие же деревянные халупы
занимали всю окружающую местность. По идее архитекторов 60-х годов их
должны были снести, а овраг засыпать и возвести на нем опять-таки
`хрущобы`. Но Хрущева сняли, архитекторов поменяли, а новые начальники
решили отказаться от дорогостоящей затеи заровнять овраг, тем более что
вокруг города было полно более удобных мест для массового жилищного
строительства. Заодно решили оставить в покое последние деревянные домишки,
непосредственно примыкавшие к оврагу. Сейчас их владельцы были даже
благодарны властям за это решение. Без горячей воды, канализации, парового
отопления здешние обитатели обходились с детства и особо не страдали, зато
при каждом домишке имелся участочек, где можно было растить картошку и
прочие полезные для жизни овощи, не выезжая за город.

На самих склонах оврага-лога росли какие-то чахлые кустики, стояли какие-то
сараюшки, а бугристое дно его представляло собой голый пустырь. Впрочем, с
незапамятных времен по дну оврага была проложена проезжая дорога. В
старину, говорят, в логу сено косили и вывозили возами, однако теперь тут
трава не росла, потому что еще строители пятиэтажек завалили все дно
строительным мусором. Мусор подвозили сюда и сейчас, хотя никакой
официальной свалки здесь не существовало. Наверно, мечта хрущевских
архитекторов завалить овраг давно бы осуществилась, если бы не ежегодное
снеготаяние и половодье, которое на несколько дней превращало лог в подобие
залива, глубоко вдающегося в сушу. Уходя в реку, большая вода уносила с
собой наиболее легкую часть мусора, а заодно более-менее разравнивала кучи
земли и песка, привезенные сюда со строек.

Впрочем, `Газель` на дно оврага спускаться не стала, а остановилась перед
воротами одного из домишек. Шофер вылез из кабины, отпер висячий замок на
воротах и, вернувшись в машину, заехал во двор. Двор этот был окружен
довольно высоким забором, вдоль которого было построено несколько
односкатных сараев, крытых толем и рубероидом. Грузовичок объехал угол дома
и остановился на маленькой площадочке между еще не вскопанным огородом и
задней торцевой стеной избы. Именно тут бомжа и высадили из кузова.

Само по себе это подтверждало его предположение о предстоящей ему
золотарской работе. Сортиры тут, на нечетной стороне Овражной улицы, были
именно такие.

- Замерз? - с неожиданной заботливостью спросил краснорожий. - Для сугреву
примешь?

Бомж возрадовался: да кто ж откажется? Такому хозяину можно и три нужника
вычистить!

Мордастый вынул из-за пазухи четвертинку и подал бомжу. Тот принял ее как
дар божий, трясущимися руками свернул пробку и припал к горлышку. Всю сразу
не высосал, отпил грамм сто и сунул в карман, будто боялся, что отберут.

- Потеплее стало? - оскалился крутой.

- Ага, - кивнул бомж, - полегчало. Чего делать-то надо, командир?

- Да работа не пыльная. Возьмешь сейчас чемоданчик, спустишься на дно
оврага по тропке, подойдешь к дороге. Там бугор такой есть, из него рельса
торчит, не перепутаешь. Вот около него встанешь и будешь ждать. Минут через
пятнадцать туда подъедет машина. Если спросят: `Это вы от дяди Федора?`
отдашь им чемодан. А потом топай сюда. Получишь два пузыря. Понял?

- Понял... - Бомж при всем своем отупении, конечно, сообразил, что дело
темное, но вопросы задавать не стал. Например, почему за такую плевую
работу такой высокий гонорар обещают. Раз людям надо, чтоб он чемодан
отнес, значит, он это сделает.

- Учти, - как бы мимоходом заметил работодатель, - мы за тобой отсюда
глядеть будем, понял? Ежели что не так - пожалеешь, что на свет родился!

- Все путем будет, - испуганно закивал бомж. - Не волнуйся, командир... Я ж
не дурак совсем...

Водила между тем успел зайти в дом и вернуться оттуда с потертым, небось
еще советского производства, черным `дипломатом`. Кроме того, он принес
пластиковый пакет, в котором приятно позванивали две поллитры, и
торжественно показал бомжу:

- Видал? Нормально сходишь - два дня гулять будешь! На, бери кейс и топай!
Через огород, в заднюю калитку и вниз до бугра, усек? Бугор с рельсой, не
забыл?

- Ясное дело, память есть еще...

Бомж взял `дипломат`, бросил прощально-вожделенный взгляд на пакет с
бутылками и двинулся в указанном направлении. Наниматели некоторое время
постояли во дворе, а потом, убедившись, что бомж нашел заднюю калитку и
начал спускаться по тропе на дно лога, вошли в дом. Прямо из сеней они
поднялись по приставной лестнице на чердак и заняли позицию у слухового
окна, выходившего на зады дома. Оттуда весь овраг и дорога просматривались
как на ладони. И бугор с торчащей рельсой был прекрасно виден.

- Что-то не звонит наш клиент! - озабоченно произнес водитель. - Может,
напомнишь ему, Гришан?

- Это ему деньги нужны, а не нам, - мрачно ответил красномордый. - Где ты
видел, чтоб люди настырничали, когда хотят долг отдать? А не звонит он
потому, что еще рано. Мы на девять утра договаривались.

- Минута осталась! - заметил водила, бросив взгляд на часы. - Неужели он, в
натуре, такой точный? Если б мне был кто-то двести тысяч баксов должен, то
я б уже с полдевятого телефон обрывал.

Однако сотовый, лежавший у Гришана во внутреннем кармане куртки, запиликал
точно в 9.00.

- Алло, - отозвался тот.

- Это Гриша? Здравствуйте! - интеллигентно пробаритонили из сотового. - У
вас планы на сегодня не поменялись?

- Никак нет, Виктор Сергеевич, все в силе. Как выражается господин
Говорухин, `место встречи изменить нельзя`. Можете убедиться сами. Буду
ждать, как условились, у рельсы.

- Как я вас узнаю?

- По одежке. Серая такая грязная курточка, шапка вязаная, джинсы старые и
резиновые сапоги. Ну, борода еще такая космами, с проседью. В руке кейс
ободранный. Да я там один буду, вряд ли попутаете. Спросите на всякий
случай: `Это вы от дяди Федора?` Я кивну головой и отдам `дипломат`. Когда
вас ждать?

- Минут через десять, я уже в машине. Желтая `шестерка`.

- Ну, тогда до встречи.

Гришан, которому очень непросто было сохранять спокойствие во время
разговора, по ходу которого он описывал Виктору Сергеевичу внешность
безымянного бомжа, перевел дух.

- Похоже, все путем. Фима, доставай оптику! Водитель, порывшись в углу
чердака, вернулся к окну сперва со штативом, а потом с некой медной трубой,
немного похожей на старинную пушку. Но это был всего лишь небольшой
старинной работы телескоп.

- Ни хрена себе прибор! - подивился Гришан. - Я думал, у тебя морской
бинокль, а это ж, блин, такая штука, что на Марс смотреть можно! Или на
бабьи сиськи вон в том доме за оврагом...

- А что, - без особого смущения сознался Фима, прилаживая трубу на штатив,
- я и смотрел на сиськи, пока трахаться не научился. Марс я в него не
рассматривал, потому как не знаю, где он, но на Луну смотрел. Кратеры
видал.

- Откуда это у вас?

- Это, говорят, дед когда-то изготовил. Еще при Сталине. Он на заводе
работал, женатый был уже, но мечтал в Москву поехать и на астронома
выучиться. Не успел, война началась, и его там убили. Чудак, блин, верно?

- Да не особо, я сказал бы. Мне, когда я маленький был, тоже в космонавты
хотелось. Если б не посадили за драку в шестнадцать лет, глядишь, и полетел
бы. Насчет космоса не знаю, а летчиком бы точно стал...

- И сидел бы сейчас без зарплаты небось! - ухмыльнулся Фима, наводя
телескоп на бугор с рельсой.

- Фиг его знает! - вздохнул Гришан. - Ну, ты наладил эту елдовину?!

- Готово! - доложил потомок оптика-самоучки. - Алкаш уже на месте, можешь
поглядеть. Если не резко будет, подгони окуляр под свой глаз...

- Разберусь как-нибудь... - Гришан приложил глаз к маленькой стекляшке.
Да-а, морду четко видно, не перепутаешь.

- А вон и `шестерка`! - воскликнул Фима, без всякой оптики рассмотревший
желтый автомобильчик, кативший по дороге в лог.

- Доставай фотку и, как подъедут, смотри, там он или нет. Если сам выйдет и
возьмет кейс - это одно, если `шестерку` пошлет - другое, как
договаривались, понял?

- Заметано, не забыл! - Фима вытащил из кармана фотографию некоего
представительного господина и впился в нее глазами, чтобы в максимальной
степени запомнить все черты лица.

Желтая `шестерка` подкатила к бомжу. Фима, бросив еще один взгляд на фото,
припал к окуляру, а Гришан нажал на своем сотовом клавишу `роliсе` и вывел
на табло некий шестизначный номерок. Указательный палец он занес над
кнопочкой со значком `*`.

- Сам приехал! - возбужденно произнес Фима. - Вылез! Подошел! Берет кейс!

Действительно, из машины вышел тот самый, представительный, одетый в
коричневый плащ. Лицо точно соответствовало фотографии. Похоже, он приехал
один и без охраны, даже машину вел сам.

- Ну и лох! - покачал головой Гришан.

Палец Гришана нажал на кнопку `*`, цифирки номерка одна за другой мигнули,
и через секунду после того, как мигнула шестая, там, у машины, где стояли
два человека, сверкнула багровая вспышка, а затем гулко раскатился грохот
мощного взрыва...

Ударная волна долетела на чердак в виде сильного порыва ветра, стекла в
доме брякнули, но не разбились. Гришан с Фимой, которые сразу после нажатия
кнопки нырнули на пол, маленько поежились, но, едва волна прошла, тут же
выглянули в окно.

- Крепко рвануло! - оценил работу Гришан. - А ну, глянь в трубу
поподробнее!

Фима перескочил к телескопу.

Желтая `шестерка`, перевернутая взрывом, лежала вверх колесами и полыхала
дымным пламенем. Никого живого вокруг нее не просматривалось. Лежали
какие-то бесформенные ошметки, плавала в воздухе черная копоть. Наконец
Фима разглядел далеко в стороне от горящей машины нечто обгорелое и
дымящееся, совсем непохожее на человека, но на этом `нечто` через мощную
оптику телескопа хорошо просматривались обрывки коричневой
ткани-плащевки... Разглядел Фима и то, что осталось от бомжа. Красно-черные
клочья мяса и лохмотья от джинсов повисли на той самой рельсе, торчащей из
бугра.

- Обоих на куски... - брезгливо морщась от неаппетитного зрелища,
пробормотал Фима. - Ну что, валим отсюда? А то менты скоро приедут...

- На фига? - спокойно возразил Гришан. - Мы что кого-нибудь взрывали? Я
лично этого не помню. Может, ты, братан, о чем-то таком слышал? Так скажи,
облегчи душу...

Фима нервно заржал, уважая тонкий юмор старшего товарища.

Гришан посмотрел в окуляр телескопа, рассмотрел результаты работы и сказал
более серьезным тоном:

- Менты, конечно, приедут, ФСБ тоже приползет, ну и что? Посмотрят место
происшествия, разберутся, где чьи кишки валяются. Потом пройдут по дворам,
опросят, кто чего видел. Могут и к нам зайти побеседовать. А у нас что? У
нас ничего. Разберешь свой телескоп, положишь туда, где лежал. Сам по себе
он ни хрена не улика. Бомжа никто видеть не мог. Да если и видел, то
внимания не обратил. Бабки-соседки могли заметить, как он от нашего забора
шел. Ну и что? Может, он там всю ночь проспал, под этим забором? Но
разговор наш они не слыхали - сто процентов. Что слева, что справа - обе
глухие, как тетери. Меня они знают как твоего старого друга. Приехал помочь
огород копать - какие проблемы?!

- А с пятиэтажек наш двор, наверно, видеть могли... - опасливо заметил
Фима.

- Во-первых, корешок, пятиэтажки торцами к улице стоят, - напомнил Гришан
уверенным тоном. - А торцы у них глухие, без окон. Опять же они без
балконов, с боковых окон тех двух домов, что напротив нас, вообще ни черта
не увидишь. С тех, что подальше от нас, в самом крайнем случае можно только
машину увидеть.

- Ну, а ежели с той стороны оврага?

- Оттуда вообще ничего не видно, деревья мешают. Короче, разбирай телескоп
и укладывай на место. А я пойду лопаты доставать, начнем огород вскапывать.

- Не удивятся менты, что мы в такую холодрыгу за огород взялись?

- Чудак, это ж самое оно! Вскопаем в холод, а сажать-то попозже будем,
когда заморозки кончатся. Очень полезно, говорят. Сорняки померзнут... `Май
холодный - год плодородный!` Слыхал такую пословицу?

- Слыхал... - вздохнул Фима. - Только не очень в нее верится.

МОЛОДОЙ ПАПАША

`Та-та-та-а! Та-та-та-а! Та-та-та-а!` - пропел электронный рожок с
командной вышки дивизионного стрельбища, дав сигнал к открытию огня. Этот
звуковой сигнал еще с царских времен расшифровывался как: `По-па-ди-и!
По-па-ди-и! По-па-ди-и!`, то есть как бы призывал солдат не тратить патроны
попусту.

Юрка Таран лежал на третьем направлении - в самой серединке, - приложив око
к резиновому наглазнику оптического прицела `СВД`. Хорошая машина, мощная,
из нее за полтора километра можно уложить, если попадешь, конечно. Лихой
советский гибрид из лучшего российского стрелкового оружия последнего
столетия. Патрон 1908 года - от мосинской винтовки-трехлинейки, с которой
отвоевали все войны и конфликты, начиная с Китайского похода 1900 года,
автоматика перезаряжания - по типу `Калашникова`, который в разных
модификациях тарахтел по всему миру всю вторую половину беспокойного ХХ
века.

Первыми поднялись две ростовые на пятистах метрах. Бах! - Юрка достал одну
первым же выстрелом, переместил ствол вправо и повалил вторую. Ну, в такие
`коровы` грех не попасть. Интересно, что следующим покажут? Поясные на
триста или головную на двести метров? Головную еще увидеть надо. Она не
больше тарелки по размеру. Зимой, на фоне снега, ее намного лучше видно,
особенно в солнечные дни, хоть и была эта фанерная башка покрашена в белый
цвет. А сейчас, когда травка зеленеет, но солнышка нет и погода серая,
разглядеть туго. Хотя Таран стрелял тут не первый раз и знал примерно, где
эта головная должна выставиться, все же переживал слегка. Он ведь сегодня в
первый раз стрелял из `СВД` вместе с `бойцами`, а не с `курсантами`. Тут
требования повыше, тем более что его в `бойцы` перевели еще не
окончательно, а с испытательным сроком на один месяц. Капитан Ляпунов,
когда Таран ему представлялся, прямо сказал: `В течении месяца все стрельбы
должен отстрелять на `отлично` по нашим нормативам. Если будет хоть одна
четверка - иди доучивайся, отчислим без пощады!` А чтоб заслужить `отлично`
у `бойцов`, надо валить все, что покажут, в том числе и головную. А именно
в эту головную, будучи `курсантом`. Таран попадал не каждый раз.

Показали поясные. Это означало, что голова появится под самый финиш. По
сторонам от Тарана грохали одиночные выстрелы, на соседних направлениях
начали палить по своим мишеням. Там лежали настоящие `бойцы`,
профессионалы. Краем левого глаза, прежде чем снова зажмурить его, Юрка
увидел, что на четвертом и пятом направлениях они уже повалили по одной
мишени. А поясные стоят всего десять секунд. Так что надо скорее с ними
разделываться. Правда, потом они еще раз подымутся, но уже на пять секунд,
и завалить за это время обе почти невозможно.

Бах! - одна легла. Бах! - а вот во вторую Юрка не попал, и она спокойно
опустилась сама по себе.

По идее несбитая поясная на трехстах метрах должна была подняться снова. Но
вместо нее на Юркином направлении, как и у всех других, поднялась `голова`!
Таран едва успел навести на нее прицел и вдарил. `Башка` ушла вниз. Потом
поднялась поясная. Юрка долбанул и ее.

Рожок пропел `отбой`, и Таран услышал из мегафона с вышки:

- Все пять направлений - `отлично`! Разряжай! Магазины отсоединить!
Контрольный спуск! Оружие на предохранитель! Встать! На исходную, шагом
марш!

За линией белых флажков Юрка передал `СВД` среднему бойцу в пятерке, а
магазин с четырьмя патронами сдал сержанту Быкову, своему нынешнему
командиру отделения (точнее, `боевой группы`, как именовали здесь такие
подразделения). Те, что уходили стрелять, несли с собой полные, с десятью
патронами каждый, магазины, а магазины отстрелявшейся пятерки стали
доснаряжать. Как уже понял Таран по прошлым стрельбам, у `бойцов` эта
процедура носила как бы характер неофициального подведения итогов.

В прошлый раз, когда они стреляли из `АКС-74` и Юрка сдал пять патронов из
пятнадцати, повалив все мишени и заслужив `отлично`, Быков сказал
снисходительно:`Для мотострелка - очень неплохо!` Сие означало - по крайней
мере, Таран это так понял, - что для `бойца` Юрка стрелял так себе. То есть
завалить все мишени и отстрелять на `отлично` каждый `боец` был
просто-напросто обязан, о четверке тут и речи не было. Здесь она
рассматривалась как двойка у `курсантов`. Здесь качества стрелка
оценивались по числу сданных патронов. В случае с автоматом Быков пожурил
одного из старых `бойцов`, который сдал только семь патронов из пятнадцати,
дескать, `мартышка к старости слаба глазами стала`. А тот очень смущенно
пробормотал, что-де палец задержал пару раз и вместо двух патронов в
очередь ушло по три-четыре. Тому, который, свалив три мишени, сдал
двенадцать штук, Быков отпустил сдержанную похвалу: `Это по-нашему, один
патрон - один басмач`.

Сейчас все `бойцы` из группы, с которой стрелял Таран, сдали по пять
патронов, а он - только четыре.

- Ну что, - сказал Быков, - вполне прилично. Не боги горшки обжигают.

Голос у него звучал по-прежнему снисходительно, но не без ободряющего
оптимизма. Дескать, когда-нибудь научишься работать как положено, задатки
есть.

Когда отстрелялась следующая пятерка - она была последней во взводе, где
числился теперь Таран, - появился лейтенант Дударев (некоторые `бойцы` его
за глаза именовали Дудаевым) и построил свое войско для раздачи замечаний и
поощрений.

- Внимание, взвод! Объявляю итоги стрельб. Для проведения мероприятия
взводом получено 230 патронов. Все мишени всеми бойцами поражены. Смешно,
если б было по-другому. Задержек в стрельбе не произошло. Результаты:
командир взвода - получено десять, сдано пять, зам. командира взвода -
получено десять, сдано пять. Командиры групп - получено тридцать, сдано
пятнадцать. Первая боевая группа - получено шестьдесят, сдано тридцать.
Вторая боевая группа получено шестьдесят, сдано двадцать девять. Третья
боевая группа - получено шестьдесят, сдано тридцать. Учитывая, что во
второй группе имеется боец с испытательным сроком - результат нормальный.
Сержанту Быкову усилить тренировки с данным товарищем. Итого взводом сдано
114 патронов. У первого взвода из 230 сдано 115, у второго - столько же, но
у них нет `курсантов`. Все! Р-равняйсь! Смир-рно! Напра-во! К машине,
шаго-ом... марш! Вольно!

Когда погрузились в машину и поехали в расположение, Таран, сидя на
скамейке рядом с прочими, малость взгрустнул. Получалось, что он один такой
разгильдяй на всю боевую` роту. Как Дударев сказал, в других взводах нет
`курсантов`. То есть его. Тарана, за нормального `бойца` еще не считают. Он
тут все еще не свой. Хотя некоторые знают, что он порох нюхал и в таких
переделках бывал, что многим из них и не снилось... Впрочем, о том, что им
снилось, а что нет. Таран толком не знал. Некоторым `бойцам` было лет по
тридцать и больше, так что они могли и Афгана хлебнуть, и Чечни, и других
мероприятий в том же духе. И чтобы они совсем признали его за равного, надо
еще долго-долго есть с ними пуд соли, а может, и не один. То есть пройти
через что-то серьезное вместе. Чтоб они воочию увидели, каков он бывает в
настоящем деле, и поняли: да, это уже не совсем салажонок, а паренек
солидный.

Правда, какие бывают у `бойцов` настоящие дела, Таран тоже пока не знал.
Догадывался, что навряд ли послабее того, какое было зимой, когда ему.
Юрке, пришлось вдвоем с Милкой - `королевой воинов` штурмовать
заминированное и залитое бензином логово Седого. Тогда они за всех
поработали, и самого Седого взяли, и целую кучу другого народа. А Юрка с
Милкой остались целы и даже почти что невредимы. Полковник Птицын сказал,
что будь они на настоящей государственной службе, то получили бы Героев
России, не меньше. А будь дело при советской власти, то, уж конечно. Героев
Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали `Золотая Звезда`.

Однако, поскольку и Юрка, и Милка, и все прочие `бойцы` официально являлись
военнослужащими разведроты энского мотострелкового полка, который ни в
каких боевых действиях участия не принимал и к спецоперациям тоже вроде бы
не привлекался, то орденов и званий им ждать не приходилось. Потому что на
самом деле их подразделение называлось МАМОНТ - Мобильный Анти-Мафиозный
Отряд Нелегального Террора, и действовал он, в общем и целом, вопреки
существующему законодательству. Конечно, спецслужбы, как догадывался Юрка,
о том, что `рота` - на самом деле батальон двухротного состава - совсем не
то, что числится на бумаге, знали, но глядели на это сквозь пальцы. И о
том, что отряд этот существует и кормится на `полном хозрасчете`, не
привлекая ни рубля из бюджета, тоже знали. Но, должно быть, их это не
волновало, потому что и им кое-что от этого `хозрасчета` перепадало. И
командование дивизии, где приютился под видом `роты` неучтенный батальон,
тоже догадывалось, что не все здесь чисто, но было вполне довольно жизнью.

Грузовик благополучно добрался до расположения `мамонтов`. По команде
Дударова все попрыгали с машины, построились.

- Обед через двадцать минут, - объявил лейтенант. - Привести себя в
порядок, умыться и так далее. Р-разойдись!

- Отставить! - послышался голос Генриха Птицына. Он появился из дверей
штаба бесшумно, как призрак.

- Отставить! - послушно повторил лейтенант. Строго говоря, по возрасту он в
обычных войсках давно должен был быть майором, а то и подполковником.
Возможно, когда-то так оно и было. Но здесь, у `мамонтов`, большинство всех
этих казенных чинов силы не имели. Пожалуй, только сам Птицын сохранил себе
то самое звание, которое некогда носил в спецназе ГРУ. Таран знал, что
сейчас рядом с ним в строю стоят не только бывшие рядовые, сержанты и
прапорщики, но и старлеи с капитанами - без всяких знаков различия на
погонах, такие же рядовые по здешнему статусу, как и он сам, который в
настоящей государственной армии не служил вовсе.

- Взвод, р-равняйсь! Смирно!... - Дударев напрягся и хотел доложить по
форме, но Птицын остановил его движением руки:

- Вольно, вольно... Боец Таран здесь?

- Так точно! - отозвался Юрка.

- Выйти из строя!

Когда Юрка вышел, Птицын ухмыльнулся и сказал:

- Товарищи бойцы! Сегодня у нашего молодого коллеги знаменательный день!
Во-первых, как мне доложили со стрельбища, он отстрелялся вполне прилично,
изгадив только один патрон. Во-вторых, у него сегодня маленькое семейное
торжество. Сегодня сыну нашего уважаемого молодого, папаши Алексею Юрьевичу
Тарану исполнилось два месяца! Ура!

- Ур-ра! Ур-ра! Ура-а-а! - проорал взвод.

- В ознаменование этого события объявляю бойцу Тарану двое суток отпуска,
начиная с 15.00 сегодняшнего числа. Поскольку сегодня четверг, плюсую эти
двое суток к двум выходным дням. Стало быть, вернешься в понедельник до
15.00. Ясно? Переодеться в гражданку и бегом на КПП дивизии. Автобус уходит
в 14.30. Как раз успеешь. Пообедаешь у жены надеюсь. Ну вот, теперь можно и
сказать: `Разойдись!`

Таран разом позабыл про все свои мелкие обиды и сомнения. Надо же, блин,
Птицын вспомнил про то, что Лехе два месяца исполнилось. Правда, он ведь
крестный отец, ему положено.

Народ разбежался, на Тарана многие поглядывали с грустью и с завистью. Хотя
рассказывать прошлые биографии здесь, как и во французском Иностранном
легионе, было не принято, Юрка догадывался, что у многих мужиков где-то
живут семьи, к которым они по разным причинам попасть не могут. Может, у
кого-то и сыновья есть ненамного моложе Тарана. Кого-то дома прокляли,
кого-то вспоминают, кому-то приятно получать хорошие деньги от
отсутствующего супруга. Некоторые, как и Таран, здесь, на месте, семейства
заимели, живут на квартирах и служить ходят, как на работу.

Таран и Надька, бывшая Веретенникова, нынешняя его жена, одиннадцать лет
проучились в одной школе. Однако о том, что Надька была минимум с шестого
класса в него влюблена, Таран узнал только в прошлом году, после того, как
сам пережил крах своей первой любви. На свою голову Юрка влюбился в некую
Дашу, сущего ангела по внешности и настоящую ведьму в душе. Мало того, что
она врала ему на каждом шагу, утверждая, что учится в Москве и станет
актрисой (а на самом деле была `девушкой по вызову` и снималась в порнухе),
так она еще и втравила Тарана в темные и мокрые дела, которые едва не
стоили ему жизни и привели к тому, что ему пришлось бежать из дома, где
жили хоть и безбожно пьющие, но родные мать с отцом. Даша в конце концов
свое получила - бандиты спихнули ее в канаву с серной кислотой, - но Тарану
немало жизнь попортила. Случайно, бегая по городу как затравленный
волчонок. Юрка прибежал в подъезд, где жила Надька, попал к ней домой и вот
тут-то узнал, что, оказывается, искал счастье не там, где следовало. Увы,
пришлось и Надьке вместе с ним уходить сюда, под защиту Генриха Птицына. И
тоже надевать `мамонтовскую` форму. Сперва поварихой была, потом писарихой.
Для семейной жизни Генрих выделил им комнатушку в штабе. С условием, чтоб
расписались честь по чести.

Однако, где двое - там и третий. Тем более у двух восемнадцатилетних,
обалдевших от любви придурков. Правда, к тому времени, когда маленький
Таранчик появился на свет, все непосредственные опасности, благодаря
которым Надьке пришлось убегать из дома, миновали. В принципе и Юрка мог бы
домой вернуться. А жить в тесной клетушке с младенцем, когда мимо двери по
коридору то и дело народ ходит и орет громкими командными голосами, не
больно-то удобно. В общем, решили, что Надька отправится обратно к папе с
мамой, а Таран останется служить. Он ведь имел на руках доподлинный военный
билет, вроде бы служил по призыву, как положено. Конечно, Генрих его и
`комиссовать` мог по состоянию здоровья, но Юрка за несколько месяцев так
привык к `мамонтовской` жизни, что никакой другой себе уже не представлял.
Специальности у него не было, а на гражданке и с высшим образованием работы
немного.

Так что Таран переселился в казарму, все крупные вещички отвезли к Надьке в
город, а Юрке каждое воскресенье - иногда и субботу тоже! - стали давать
увольнения. Само собой, без всяких записок, просто он надевал гражданское и
ехал в город, как обычный штатский парнишка. А когда маленькому Лешке
исполнился месяц, вот так же, как сегодня, Птицын аж на четверо суток -
считая два выходных - расщедрился. Он ведь был по всей форме крестным отцом
- настоял, чтоб дите крестили. Таран в эти навороты не верил, Надька,
кажется, тоже, но тем не менее поехали в церковь. А за крестную мать
выступила Милка единственная среди `мамонтов` дама, стоявшая на должности
`бойца`.

Ее биографию Таран знал, пожалуй, намного лучше других. Некогда была
спортсменкой-многоборкой, потом сидела, угодила в проститутки, подсела на
иглу, попала в подпольный бордель самого крутого из областных паханов -
Дяди Вовы. Изображала там `садистку` в костюме из фильма `Зена - королева

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 136551
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 0