|
ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ www.Itоgi.ru / Архив / N. 38 / ИСКУССТВО /Тема текущего номера:
`Четвертый нефтяной...`
Nо. 38 (224)
20 сентября 2000
Роман Арбитман
Золушка в отсутствие принца
Отечественная научная фантастика в ее привычном воплощении умерла с
настулением свободы
(Фото: Макс Новиков)
В 1938 году на страницах `Литгазеты` писатель Александр Беляев назвал
нашу фантастику Золушкой - и тем самым обозначил ее статус на десятилетия
вперед. В одно емкое слово вместилось и униженное состояние всей этой
области литературы (которую третирует мачеха-критика), и ее протеизм (от
кухонной замарашки до принцессы), и даже печальная ее зависимость от хода
часовой стрелки (отмеряющей срок, после которого золотая карета всеобщего
признания может опять превратиться в тыкву).
Одно время роль Золушки была у нас просто уникальна. То, за что ее
толстым старшим сестрам давно поотрывали бы головы, ей самой сходило с рук
- благо власти предержащие не больно интересовались трудами какой-то
замарашки из литературно-кухонной резервации. С середины 60-х и до начала
90-х научная фантастика в СССР переживала настоящий расцвет, став по
необходимости `нашим всем`. Социальная сатира, роман-предупреждение,
триллер, неангажированная публицистика, философский трактат - все жанры (в
том числе и скучные) могли прятаться под сенью дружных букв `НФ`.
Однако ничто не вечно. Поиски фиг в кармане закончились вместе с СССР.
Праздник свободы ознаменовался концом НФ - в ее привычном воплощении.
Запретные жанры покинули свое убежище и начали самостоятельную жизнь. Что
же теперь осталось собственно фантастике как ветви литературы?
Паразитировать на былых заслугах?
Дать себе засохнуть? Прикрыться глянцевой обложкой и лечь на прилавок
рядом с детективом?
Старая гвардия К концу столетия из патриархов жанра мало кто уцелел.
Великое братство Стругацких исчезло со смертью старшего брата. Тандем
Евгения Войскунского и Исая Лукодьянова распался с уходом Лукодьянова.
Еремей Парнов, еще раньше оставшийся без Михаила Емцева, ушел в детектив.
Кончина Генриха Альтова вынудила умолкнуть и Валентину Журавлеву. Из
многих и многих, кто дебютировал в 60-е и активно действовал в 70 - 80-е,
на плаву по сути остались только трое: Кир Булычев, Владимир Михайлов и
Ольга Ларионова.
Все трое не изменили всерьез своих подходов к жанру-кормильцу. Каждый
лишь зафиксировал привычный stаtus quо и черпает из себя, прежнего...
Ольга Ларионова, некогда известная как автор `лирической фантастики` (то
есть произведений с преобладанием трепетных семейно-бытовых коллизий), еще
десять лет назад решила соединить свои навыки с жанром `космической
оперы`. Была сочинена повесть `Чакра Кентавра`, в основе которой оказалась
брачная идиллия земного космонавта Юрия и внеземной принцессы Сэнии.
Идиллию пытались разрушить коварные крэги (разумные птицы). Не так
давно увидел свет роман `Евангелие от крэга` - уже третья книга цикла о
людях и птичках, продолжающих гадить гуманоидам.
Увы, старая лирическая закваска дурно повлияла на новый сюжет: вместо
того чтобы схлестнуться с птичками, герои и героини долго выясняют
отношения и по-броуновски перемещаются с места на место...
Как и Ларионова, Булычев сделал ставку на инерцию и ностальгию. Те, кому
сейчас за тридцать, помнят Алису Селезневу, и для них имя писателя -
знакомый брэнд. Однако тиражированием вечно юной, как консервированная
курица, Алисы фантаст не ограничивается. Характерным примером творчества
нынешнего Булычева является его цикл `Театр теней` (начатый романами `Вид
на битву с высоты` и `Старый год`). Фантаст решил создать российский
вариант `Секретных материалов`, противопоставив импортному Фоксу Малдеру
россиянина Гарика Гагарина. И если герои сериала докапывались до сенсаций
в одиночку и лишь потом тревожили руководство, то булычевские персонажи
выходят на охоту за тайнами в качестве штатных сотрудников
государственного Института экспертизы и при поддержке оного. А мешают
нашим героям заурядные криминальные типы, которые наживаются на
обнаруженных артефактах и которых нетрудно утихомирить при помощи УК и
АКМ. В общем, `новый` Булычев остался прежним. Более того. Во первых
строках `Вида на битву с высоты`
читатель распознает двадцатилетней давности рассказ `Выбор`,
перелицованный автором в соответствии с теперешними реалиями. Памятуя о
большом запасе повестей и рассказов прежних лет, легко представить себе
механизм возникновения и остальных книг цикла.
Владимир Михайлов, чья муза долго разрывалась между асtiоn и
философствованиями, склонился в сторону последних. В его новом романе
`Беглецы из ниоткуда` (продолжении старой книги `Дверь с той стороны`)
бездействия стократ больше, чем действия. А предыдущий роман `Вариант `И`
- формально фантастический - и вовсе отдан геополитике. Автор
остросюжетной тетралогии о капитане Ульдемире, Михайлов в `Варианте `И`
пожертвовал динамикой ради квазиисторических экскурсов и возможности
высказать следующую идею - нашей стране следует поднять зеленое знамя
Пророка и утвердиться в качестве исламской сверхдержавы. Чтобы озвучить
столь экзотический рецепт спасения России, Михайлов поставил на кон
главное, что имеет, - репутацию одного из видных представителей `старой
гвардии` НФ. Кто выиграл?
Только не жанр.
Молодая гвардия Итак, мэтры перешли на `новоделы`, а ученики лучших
мастеров НФ той поры - А. и Б. Стругацких - стараются принизить их
достижения. Отчасти ради амбиций, отчасти с целью коммерции. Пять лет
назад редактор издательства Теrrа Fаntаstiса Андрей Чертков родил
любопытную идею. Мир Стругацких, утверждал Чертков, так детально прописан,
что сделался почти реальным уголком Вселенной. И было бы глупо не пустить
туда жильцов - в особенности, если у них с воображением плоховато. Молодым
писателям-фантастам было предложено соблазнительное начинание: попробовать
силы на чужой территории. Так появились `Время учеников`
(1996) и `Время учеников-2` (1998). Только что вышел третий сборник.
О двух первых было уже немало сказано. За редким исключением, сюда попали
сочинения двух видов:
либо графоманские попытки имитации стиля мэтров, либо надрывные попытки
с ними полемизировать. В третьей книге - та же тенденция. Авторы клянутся
в верности `духу Стругацких`, уснащая свои сочинения чужими персонажами и
реалиями и пытаясь объяснить неразумным мэтрам, как нужно было `правильно`
строить сюжет (Владимир Васильев, рассказ `Перестарки`). Уже знакомое
стремление вывернуть наизнанку `миры Стругацких`, выявить гадкое нутро
некогда положительных героев родило на свет, к примеру, `Посетителя музея`
Александра Хакимова (совестливый охотник из `Возвращения` превращен в
убийцу-ксенофоба). Присутствует в книге и новый рассказ Андрея Лазарчука,
чья авторская манера неизменна: хорошо прописанный абзац - и невнятица на
уровне общего замысла. Еще в `Солдатах Вавилона` Лазарчук выдал за роман
ком, слепленный из пестрых отрывков. Чтобы читатель мог уловить нечто
стройное в импрессионистическом буйстве красок, ему требовалось отойти от
полотна на расстояние бесконечности... Все эти недостатки присутствуют и в
недавно изданном сборнике Лазарчука `Из темноты`. Выстроить связный сюжет
для автора задача по-прежнему непосильная. Прокламируя свою принадлежность
к `школе Стругацких`, он не смог перенять у мэтров главного - умения
писать сюжетно, не теряя при этом глубины. Пройти по тонкой грани между
заумью и пошлостью ему не дано.
Как спасти Россию `Товарищ, пред тобою Брут. Возьмите прут, каким секут,
секите Брута там и тут`. Такие вирши предлагались героями Стругацких в
стенгазету НИИЧАВО, но были отвергнуты: мол, не годится, не наши методы,
пропаганда телесных наказаний.
Знали бы эти гуманисты, что из-за их дряблости Россия едва не погибла,
захлебнувшись в мутной волне преступности. Хулигана Хому Брута не в
стенгазете надо было песочить, а из `магнума` в сердце и контрольку в
голову. За пьянство в общественных местах, за нерыцарское отношение к
Панночке, за хамские высказывания в адрес Вия. И вообще Брут - не русская
фамилия...
Олег Дивов, автор романа `Выбраковка`, иллюстрирует сегодня еще одну
тенденцию творческой переработки принципов отечественной НФ. Он делает
вид, что написал антиутопию - типа `451° по Фаренгейту`. Но тщетно. При
чтении тонкая оболочка антиутопии рвется, и из-под нее скалит зубы утопия.
По Дивову, Россию спасут судьбоносные указы: они упростят систему
судопроизводства, передав большую часть правоохранительных функций
сотрудникам Агентства социальной безопасности - людям, которым будет
дозволено стать одновременно и оперативниками, и прокурорами, и палачами.
Главный герой романа объясняет, как нужно себя вести. Кавказец высунется -
дать пенделя. Приезжий `авторитет`
поднимет хай - пристрелить на фиг. И все будет хорошо. Понятно, никто
не может запретить Дивову такое писать, а издательству - публиковать.
Печально другое: идеи `Выбраковки` пользуются успехом. Для поколения,
не знающего ГУЛАГа, диктата спецслужб и удушающего безгласия, тоталитаризм
выглядит `бумажным тигром`, абстрактной разновидностью наименьшего зла,
нормальной платой за безопасность и полную миску.
В одной компании с Дивовым сегодня оказывается и Вячеслав Рыбаков. Уже
несколько лет он расплачивается талантом беллетриста за грядущее право
`пасти народы` и прописывать горькие лекарства. В новом романе `На чужом
пиру` из четырехсот страниц литературе отдана сотня.
Остальная площадь заполнена публицистикой (иногда разбитой на диалоги),
а публицистика в свою очередь - поисками врагов. В финале омерзительный
стукач клевещет на обаятельного героя в демпрессе, существующей на деньги
ЦРУ, а обаятельный герой разоблачает гнусного предателя, который по указке
из Лэнгли старается ослабить коллективный мозг нации. Автор романа `Мы`
Евгений Замятин исполняет пожелание Рыбакова и переворачивается в гробу.
Есть соблазн увязать тиражирование обоих романов с нынешним ползучим
реабилитансом Лубянки: не исключено, что Рыбаков, Дивов и им подобные лишь
слегка забежали вперед. Что ж, литература, служащая силовым структурам,
сегодня тоже востребована рынком. Хотя преобладает на прилавках еще не
она...
Килобайтники Термин `килобайтная проза` пока недостаточно укоренился в
среде нынешних писателей-фантастов, однако это вопрос времени. В условиях,
когда типографские машины работают без остановки, выигрывает тот, кто
умеет выбивать из Музы по килобайту (1024 печатных знака) в час.
`Килобайтников` пестуют `АСТ` и `ЭКСМО`.
Лидерами по праву считаются Сергей Лукьяненко, Ник Перумов и Василий
Головачев.
Из всех минотавров серии `Звездный лабиринт`
(`АСТ`) Лукьяненко - наиболее способный, а две самые популярные его
книги напоминают качественный коньяк. Пусть не букетом или ароматом, зато
обилием звездочек на обложке - и в названии серии, и в названиях романов
(`Звезды - холодные игрушки`, `Звездная тень`). Первый том дилогии о
приключениях астронавта Петра Хрумова, которому приходится спасать Землю
от внеземлян, написан лихо. Фантаст ставит изящный эксперимент, вписывая
грядущие достижения космонавтики в нашу родную действительность конца
90-х. Впрочем, ко второму тому действие выдыхается (это присуще всем
`килобайтникам`), и НФ превращается в остросюжетный боевик, разбавленный
выпадами в адрес любимца тинейджеров 60 -70-х Владислава Крапивина.
`Валовый` подход издательств превратил в халтурщиков даже честных
ремесленников. Свой недавний роман `Алмазный меч, деревянный меч`
Николай Даниилович (Ник) Перумов, известный грамотными сиквелами
Толкиена, сляпал на скорую руку - из кельтских мифов, картинок
древнеримской истории и истории европейского Средневековья, обломков
разнообразных американских книг в жанре fаntаsy, Томаса Мэлори и
`Спартака`. Гномы, тролли, орки, колдуны, священники, исповедующие культ
Спасителя, римские легионеры, маги, циркачи, император со свитой - и все
это обильно полито кетчупом.
Однако главный недостаток книг Перумова - не эклектика. Беда в другом.
Fаntаsy - та же сказка: в финале добро обязано победить зло. У Перумова
это невозможно в принципе. Моральный релятивизм автора уничтожил грань
между добром и злом. Победы никому желать не хочется.
Подобно Перумову, Василий Головачев нетвердо различает `плохих` и
`хороших`, поскольку торопится накрошить персонажей побольше.
Недавний его роман `Регулюм` не хуже и не лучше остальных. Есть даже
мнение, будто его боевики одинаковы, так как все изготовлены из одних
материалов: руководства `Основы рукопашного боя`
и книги Д. Андреева `Роза Мира`. Однако на самом деле сочинения автора
делятся на две категории:
а) с краденым сюжетом, б) без сюжета вовсе. В романах категории `б` все
непрерывно горит и кружится, герои дерутся ногами, а в паузах ведут
разговоры о Мироздании. В романах категории `а`
стрельбе и дракам придана толика смысла - благодаря заимствованиям у
коллег-фантастов.
`Регулюм` принадлежит к категории `а`. Хаос нанизан на сюжет `Конца
Вечности` Азимова - с той разницей, что простоту азимовского
мироустройства подменяет невнятица. Кроме описаний драк и
даниил-андреевщины (`Роль стабилизатора Регулюма выполняет
общечеловеческий эгрегор как разумная надсистема`), книгу подпитывают
отголоски голливудских сюжетов (одна из глав даже названа `Миссия
невыполнима`). Герою, пребывающему в состоянии `внутренних разборок с
самим собой`, приходится еще и упорядочивать Хаос. `Сканируя пространство
в поисках злых намерений`, в финале герой почти разрушает Вечность и почти
воссоединяется с любимой... Или почти воссоединяется с Вечностью и почти
доканывает любимую? Финалы у Головачева можно толковать по-разному - на
тиражах это не отражается.
Там, где нас нет Увы, тем редким фантастам, которые стараются увязать
сюжетность с художественностью, `килобайтаж` недоступен. Речь идет о
Марине и Сергее Дяченко (`Пещера`, `Армагед-дом`), Михаиле Успенском
(`Там, где нас нет`), Евгении Лукине (`Зона справедливости`), Юлии
Латыниной (`Инсайдер`), работающих в жанре `фантастического реализма`.
Жанр этот восходит к классике (повестям Гоголя и раннему Достоевскому),
где Невероятное может вторгнуться в реальную жизнь и перевернуть ее вверх
дном.
Читатель, уставший и от наукообразия НФ, от надоедливой сказочности
fаntаsy, от `килобайтных` боевиков и утопий с привкусом Лубянки, мог бы
принять такие правила игры. Но таких читателей, увы, пока немного.
Андрей Тарковский относился к произведениям Аркадия и Бориса Стругацких
бережно. В своем фильме `Сталкер` (на фото кадр из фильма) он не пытался,
подобно литературным `ремейкерам`
мэтров, подправить их сюжеты или превратить положительных героев в
отрицательных.
``` Предыдущая заметка Оглавление Следующая заметка ```
Пока остатки `старой гвардии` (Кир Булычев, Владимир Михайлов, Ольга
Ларионова)
философствуют и переписывают сами себя, `ученики` осваивают чужие
территории, а именно `Миры братьев Стругацких`. Книги минотавров из
`Звездного лабиринта` напоминают качественный коньяк. Если не букетом или
ароматом, то обилием звезд на обложках
В отличие от `килобайтников` (Ника Перумова, Василия Головачева)
фантасты, которые стараются увязать сюжетность с художественностью (Марина
и Сергей Дяченко, Юлия Латынина), пишут медленно.
Сорyright с Журнал `Итоги`
Е-mаil: Itоgi@7dаys.ruРедакция не имеет возможности вступать в
переписку, а также рецензировать и возвращать не заказанные ею рукописи и
иллюстрации. Редакция не несет ответственности за содержание рекламных
материалов. При перепечатке материалов и использовании их в любой форме, в
том числе и в электронных СМИ, ссылка на `Итоги` обязательна. ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ
Док. 138149
Опублик.: 18.01.02
Число обращений: 1
|
