ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Ги Де Кар
Чудовище

Журнальный вариант.
Перевод с французского Игоря Светлогора.

1. ОБВИНЯЕМЫЙ

Вот уже почти полвека трижды в неделю он проделывал этот
путь по Дворцу Правосудия: обходил по периметру огромный
гулкий вестибюль и сворачивал в Торговую галерею. Эта
прогулка, без которой он не мог обойтись, давала ему
возможность, как он любил говорить, `подышать славным
воздухом Дворца`. Все его движения - и размеренная,
неторопливая походка, и характерная манера при встрече с
коллегой браться кончиками пальцев за край одежды с еле
заметным намеком на поклон - выдавали многолетнюю привычку.
По понедельникам, средам и пятницам, всегда ровно в час
пополудни, он поднимался по ступенькам широкой лестницы,
выходящей на бульвар, и, не обращая внимания ни на кого из
встречных, направлялся к гардеробной адвокатов.
Там он не без сожаления расставался с цивильным головным
убором (зимой это был котелок, летом - выгоревшее соломенное
канотье) и водружал на голову старенькую шапочку, которую
сдвигал назад, надеясь, по-видимому, прикрыть обширную
лысину на затылке. Управившись с шапочкой, он, не давая
себе труда даже снять порыжевшую от старости блузу,
облачался в не менее поношенную мантию, которую не украшал
ни бант ордена Почетного легиона, ни какой-либо другой знак
отличия. Двойное одеяние придавало его фигуре солидность,
каковой в действительности он похвастаться не мог, хотя ему
и перевалило далеко за шестьдесят. Зажав под мышкой ветхий
кожаный портфель, где взамен вещественных доказательств
покоилась `Газетт дю Палэ`, он приступал к привычному обходу
Дворца.
Только теперь, вооружившись этими профессиональными
атрибутами, он чувствовал себя не частным лицом, а
представителем судейской касты и разрешал себе
приветствовать собратьев по сословию. В лицо он знал во
Дворце всех и вся, начиная со знаменитых председателей
судебных палат и кончая самым последним секретарем, всю
бесчисленную рать прокуроров, поверенных, адвокатов и
адвокатишек, с которыми он столько раз встречался в душных
палатах, пыльных коридорах и на нескончаемых лестницах. Он
знал всех, его же в общем-то не знал почти никто. Самые
юные из младших по возрасту коллег нередко недоумевали, чего
ради этот нелепо одетый старикан с обвисшими усами и
спадающими с носа очками бродит по огромному зданию Дворца
Правосудия.
Впрочем, его мало беспокоило, какого о нем мнения
адвокатское сословие. Он переходил из канцелярии в
канцелярию, из палаты в палату, изучая объявления о
приостановленных делах. Четыре-пять раз в году его можно
было встретить в одной из палат Исправительного суда (1),
где он пытался добиться снисходительности судей к
какому-нибудь закоренелому бродяге. Казалось, этим и
ограничивается его профессиональная деятельность, ораторский
талант и честолюбие. Таков был Виктор Дельо, уже сорок пять
лет состоявший в парижской адвокатуре.
Он всегда был одинок. Старые знакомые, изредка
попадавшиеся навстречу, делали краткий приветственный жест и
невольно ускоряли шаг, будто опасаясь заразиться невезением
от этого ничего не достигшего в жизни старого чудака, явно
неспособного когда-нибудь оказаться им полезным. Поэтому
Виктор Дельо удивился и даже встревожился, когда его
окликнул кто-то из секретарей:
- А, господин Дельо! Я вас ищу уже минут двадцать.
Господин старшина адвокатского сословия Мюнье срочно
вызывает вас к себе.
- Старшина сословия?.. - пробормотал старый адвокат. -
Что ему от меня надо?
- Не знаю, но дело срочное! Он вас ждет.
- Хорошо, иду.
Торопиться он счел излишним: Мюнье он знал с давних пор,
еще со студенческой скамьи. Они вместе изучали право и в
один год поступили в парижскую адвокатуру стажерами - после
того, как Дельо помог товарищу подготовить выступление.
Тогда Мюнье звезд с неба не хватал, а Дельо буквально
покорил комиссию.
С тех далеких времен все изменилось. Мюнье неслыханно
повезло в самом начале карьеры: он сумел добиться
оправдания клиентки, заранее осужденной общественным
мнением. Дальше молодому адвокату оставалось лишь держаться
на гребне растущей популярности; по мнению Дельо, считавшего
приятеля весьма посредственным защитником, его слава была
изрядно преувеличена. Однако после сорока пяти лет
безвестности Дельо смирился с тем, что он неудачник, и
влачил жалкое существование, хватаясь за те дела, на которые
не польстился никто из его коллег. Виктор Дельо
довольствовался, если можно так выразиться, объедками
Дворца.
В глубине души он не терпел Мюнье, который, как и все
карьеристы, отнюдь не жаждал встречать на своем осиянном
славой пути друзей юности, знававших его куда менее
блестящим. Однажды - вскоре после того, как Мюнье был
назначен на заветный пост, - Дельо довелось столкнуться с
ним во Дворце: преисполненный сознания собственной
значимости, старшина сословия еле удостоил его ответным
кивком. Дельо, впрочем, не особенно оскорбился, прекрасно
понимая, что в глазах такого вот Мюнье, который презирал
вечных неудачников, он является позором корпорации. Вот о
чем думал старый адвокат перед тем, как робко постучаться в
дверь кабинета старшины сословия.
- Здравствуй, Дельо, - воскликнул тот с несвойственной
ему приветливостью. - Давненько же мы с тобой не болтали!
Почему, черт возьми, ты ко мне не заглядываешь?
Дельо был ошеломлен: его старый товарищ излучал
дружескую улыбку!
- Да, знаешь ли, - пробормотал он, - не хотелось тебя
беспокоить: ведь ты так занят...
- Какие пустяки, старина! Для друга я всегда свободен...
Сигару?
Дельо нерешительно запустил руку в протянутую ему
роскошную коробку и, вынув сигару, промолвил:
- Спасибо. Я посмакую ее вечером.
- Держи, держи... Возьми, сколько хочешь...
Старшина сословия протянул ему пригоршню сигар, и Дельо,
конфузясь, рассовал их по карманам.
- Ну ладно, садись, старина!
Дельо повиновался. Мюнье, меряя шагами просторный
кабинет, приступил к делу:
- Скажи, ты слышал о деле Вотье?
- Нет.
- Да, ты верен себе! Неужели ты никогда не изменишься?
Позволь узнать, что же ты делаешь целыми днями во Дворце?
- Гуляю...
- Лучше занятия не нашел!.. В общем, я решил тебе
помочь...
Дельо вытаращил глаза за стеклами очков и растерянно
замигал.
- Так вот, дело Вотье, о котором ты ничего не слышал,
полгода назад наделало немало шума. Этот самый Вотье убил
американца на борту теплохода `Де Грасс`, шедшего из
Нью-Йорка в Гавр... Абсолютно бессмысленное преступление:
мотив так и не удалось найти. Вотье убил совершенно
незнакомого ему человека, причем без всякой корысти! Само
собой, капитан `Де Грасса` тут же посадил его под замок, а
потом передал в руки встречавшей на гаврском причале
полиции. Сейчас он сидит в тюрьме Санте и ждет процесса:
через три недели он предстанет перед Судом присяжных. Вот и
все...
- Ты звал меня, чтобы рассказать об этом?
- Да... потому что я решил поручить это дело тебе...
- Мне?
- Именно.
- Но ведь я же никогда не выступал в Суде присяжных!
- Вот и прекрасно: будет почин! Неужели тебе не надоел
Исправительный суд? Послушай, дружище, я огорчен, видя, как
человек в твоем возрасте и с твоими способностями тратит
свой талант и время на жалобы о задавленных собаках и мелких
сутенерах! Встряхнись, Дельо! Ведь Суд присяжных - это
звучит! Согласись, когда впереди маячит гильотина, страсти
разгораются. А общественное мнение для нас - все! Будь
уверен: если тебе удастся не слишком скверно провести это
дело, получишь шанс подцепить другие, выгодные!
- Может и так, - согласился Дельо. - Спасибо, что
подумал обо мне.
- Только я должен сразу предупредить, чтобы ты не
обольщался по поводу гонорара: с финансовой стороны дело
Вотье дохлое. Зато имя на нем заработать можно, а это как
раз то, что тебе нужно. Да, я упустил одну существенную
деталь: за это дело брались уже двое наших коллег: Шармо и
де Сильв. Ты их знаешь?
- Понаслышке...
- Ну, это меня тоже не удивляет, бирюк ты этакий. Да
пойми же, между коллегами существует взаимная поддержка,
выручка, профессиональная солидарность, наконец! М-да...
Ну так вот, Шармо некоторое время изучал это дело, а потом
вернул его, не указывая причин. Тогда я поговорил с де
Сильвом - кстати, очень способный молодой человек, - и он
согласился вести дело Вотье. Шармо передал ему досье. У
меня, признаться, создалось впечатление, что он был рад от
него избавиться... Все вроде бы устроилось, как вдруг, черт
побери, на прошлой неделе приходит мой де Сильв и заявляет,
что решительно не может взяться за это дело, - и это за три
недели до начала процесса! Мне пришлось срочно искать
нового защитника, и я - хочешь верь, хочешь нет - никого не
нашел! Все, под тем или иным предлогом, уклонились... В
конце концов мне пришлось просить согласия председателя
палаты Легри на назначение адвоката. И тогда я вспомнил о
тебе...
Наконец-то Дельо понял истинную причину `заботы` о нем
старшины сословия.
- Вот досье, - поспешил прервать паузу Мюнье, указывая на
объемистую папку, лежавшую посреди стола.
Поднявшись, старый адвокат взвесил папку на руке и
ответил:
- Все ясно... Во всяком случае, нельзя пожаловаться, что
мои именитые предшественники поленились собрать
свидетельства. Остается надеяться, что их убедительность не
уступает весу...
Не добавив более ничего, он засунул досье в портфель, где
оно нарушило привычное одиночество `Газетт дю Палэ`, и
направился к двери.
- Дельо, - окликнул его несколько смущенно старшина
сословия, - ты на меня сердишься?
- Что ты, вовсе нет... Ты сделал свою работу, вот и все!
Я постараюсь сделать свою...
- Ну-ну, напрасно ты так! Вчера, перед тем как принять
окончательное решение, я пролистал это дело - просто чтобы
понять, почему коллеги от него избавлялись. Думаю, теперь я
знаю. Само по себе дело не сложное: преступление
бесспорно, убийца и не пытался ничего отрицать. Жертва,
похоже, совершенно безобидна... а вот преступник, Жак Вотье
- прелюбопытнейшая личность. Скорее всего он сам отпугнул
защитников...
- Вот как! Вдобавок окажется, что убийца - настоящее
чудовище?
- Не хочу навязывать тебе своего мнения. Ознакомься с
делом, и сам все поймешь... Возможно, тебе понадобится
дополнительный срок, чтобы подготовиться к защите. Если
что, обращайся ко мне, и мы перенесем процесс.
- Я сделаю все, что в моих силах, чтобы до этого не
дошло, - промолвил Дельо. - Раз вино на столе, его надо
выпить; раз преступление совершено, его надо судить без
промедления. Либо подсудимый виновен, и остается лишь как
можно быстрее вынести приговор, либо он невиновен, и тогда я
считаю несправедливым продлевать его предварительное
заключение.
- Ну, в данном-то случае, старина, виновность твоего
подзащитного вряд ли подлежит сомнению. К тому же, судя по
всему, он собирается сразу же признать себя виновным...
- Позволю себе заметить, дорогой старшина сословия, что
теперь это касается только его и меня...
- Конечно, конечно. В конце концов убил-то он, это
бесспорно! А раз так, то, боже мой, шесть или восемь
месяцев предварительного заключения - ничто в сравнении со
сроком, который он получит, если, конечно, тебе удастся
спасти его от гильотины!
- Я загляну к тебе через недельку, поделюсь
впечатлениями, - сказал Дельо вместо прощания. Пожимать
руку этому горе-старшине, взвалившему на него такое дело, он
посчитал излишним.
Впервые он шел по Торговой галерее быстрым шагом. У
входа в вестибюль он нос к носу столкнулся с Бертэ, одним из
многих, кто обыкновенно не замечал его.
- Да ведь это наш добрый Дельо! - воскликнул Бертэ. -
Как поживаете, дорогой друг?
От изумления Дельо потерял дар речи: вот уж воистину
день сюрпризов!
- В добрый час! - продолжал его собеседник, указывая на
разбухший портфель. - Работа на столе! Интересная?
- Здесь у меня, - ответил старый адвокат с
конфиденциальным видом, - весьма важное дело...
- В Исправительном суде?
- В Суде присяжных! - небрежно бросил Дельо, удаляясь.
Теперь уже Бертэ остолбенел от изумления.
Пока новоявленный защитник Вотье шел в гардеробную, чтобы
сменить свею бесформенную шапочку на измятый котелок, он
думал о том, что впервые в жизни сумел произвести на кого-то
впечатление. Одно то, что он получил возможность произнести
эти два слова, одновременно страшных и магических - `Суд
присяжных`, - сразу возвысило его в глазах окружающих.
Теперь надо любой ценой добиться успеха... Но отчего же за
это дело никто не пожелал взяться?

Он понял это спустя несколько часов после того, как
прочел и перечел материалы, собранные двумя его
предшественниками. Некоторые бумаги были испещрены их
пометками. Дельо начал с того, что стер все замечания своих
коллег. Сам он никогда ничего не помечал, полагаясь на
память и предпочитая иметь дело с сухим языком документа.
За окном уже сгустились зимние сумерки. Рабочий кабинет
в скромной квартирке на пятом этаже старого дома по улице
Сен-Пэр, которую Виктор Дельо занимал уже много лет, был
освещен лишь лампой с зеленым абажуром, стоявшей на
письменном столе. Обычной неспешной походкой старый адвокат
подошел к вешалке в углу прихожей, снял с нее линялый
домашний халат и накинул поверх блузы. Затем он прошел в
крохотную кухню и подогрел кофе, сваренный приходящей
служанкой. Кофейник и щербатую чашку он отнес в кабинет и
устроился в дряхлом кресле, закурив для полноты ощущений
одну из сигар, подаренных старшиной сословия.
Но адвокат не просто блаженствовал - смежив веки, он
размышлял. Из кажущегося оцепенения он выходил только
дважды, чтобы переговорить по телефону.
- Алло! Мэтр Шармо? Это Дельо... К сожалению, не имею
чести знать вас лично - пока не было случая познакомиться,
дорогой коллега, чем я искренне огорчен... Я позволил себе
позвонить вам по поводу дела Вотье, которое мне пришлось
унаследовать, если можно так выразиться... Нет-нет, мэтр де
Сильв им уже больше не занимается... А я согласился... Вот
и хочу вас спросить - чисто по- товарищески и строго между
вами: почему вы решили отказаться от этого дела?
Ответ был длинным, но маловразумительным. Выслушав его и
поблагодарив, Виктор Дельо положил трубку, повторяя:
`Любопытно! Весьма любопытно!`, а спустя несколько минут
набрал новый номер:
- Алло! Мэтр де Сильв? Это Дельо...
Он задал тот же вопрос, выслушал ответ, покачал головой,
поблагодарил и положил трубку, бормоча: `Странно! Очень
странно!` В кабинете вновь воцарилась тишина, которую
нарушил лишь приход Даниеллы Жени.
- Добрый вечер, мэтр. Я разыскивала вас повсюду во
Дворце и уже начала беспокоиться...
- Я ушел оттуда раньше обычного.
- Но вы, надеюсь, не захворали?
- О нет, внучка...
Даниелла отнюдь не состояла с ним в родстве - просто он
привык называть так юную студентку, которая заканчивала
юридический факультет и готовилась стать адвокатом. Они
познакомились случайно на террасе кафе на бульваре
Сен-Мишель. Очень скоро старожил Дворца и будущая
адвокатесса прониклись друг к другу симпатией. Даниелла
стала единственной женщиной, не считая служанки Луизы,
которой не возбранялось в любое время дня и ночи заявиться в
берлогу закоренелого старого холостяка. Нелюдимый ворчун
научил ее уйме профессиональных уловок, и она все время
удивлялась тому, что он не сделал карьеры.
Она-то и печатала ему на дряхлой машинке в его кабинете в
тех редких случаях, когда необходимость перевешивала почти
суеверное отвращение, которое он питал ко всякого рода
переписке.
- Послушайте, внучка, - обратился окутанный облаком
сигарного дыма Виктор Дельо к студентке, чье появление в
кабинете вывело его из оцепенения. - Раз вы посетили меня,
буду весьма благодарен, если вы сядете за машинку и
отпечатаете вот это письмо в пяти экземплярах.
- Новое дело в Исправительном суде?
- Не совсем... Я принял важное решение: отказаться от
Исправительного и посвятить себя Суду присяжных... Видите
на столе внушительное досье? В этих бумагах - судьба
первого человека, которого я попытаюсь спасти от
гильотины... На первый взгляд дело кажется безнадежным.
Клиент далеко не обычный. Насколько я помню, подобного
клиента защищать еще никому не приходилось... Вы готовы?
Число - сегодняшнее. Оставьте место для обращения. Диктую:
`Ввиду того, что я взял на себя защиту Жака Вотье, над
которым 20 ноября сего года в Суде присяжных департамента
Сены начнется процесс по обвинению в убийстве Джона Белла,
имевшем место 5 мая сего года на борту теплохода `Де Грасс`,
я буду чрезвычайно Вам признателен, если Вы либо назначите
мне встречу, либо согласитесь прийти ко мне - чем быстрее,
тем лучше, поскольку до начала процесса осталось совсем
немного времени. В ожидании ответа, искренне Ваш...`. Так,
теперь берите конверты, я диктую адреса. Госпоже Жак Вотье,
отель `Регина`, 16 бис, улица Акаций, Париж- это последний
адрес, который значится в материалах дела. Не забудьте
сделать пометку `Подлежит переадресовке`... Второй адрес:
госпоже Симоне Вотье, 15, авеню Генерала Леклерка, Аньер.
Третий: доктору Дерво, 3, улица Парижа, Лимож... Два
последних письма - в один и тот же адрес: Институт святого
Иосифа, Санак, департамент Верхняя Вьенна. Получатели:
господин Ивон Роделек и господин Доминик Тирмон. Вот и
все... Завтра у вас есть лекции?
- Только одна, но я могу ее прогулять.
- Обязательно прогуляйте! Мне надо, чтобы вы подежурили
на телефоне с половины девятого. Меня не будет весь день, и
вернусь я, наверное, не раньше девяти вечера. А вы
отвечайте на звонки и дожидайтесь меня. Если кто-нибудь из
тех, кому я написал, откликнется, назначьте ему встречу на
послезавтра на любое удобное ему время. Да, и на обед не
уходите: я распоряжусь, чтобы Луиза приготовила вам поесть.
- Скажите, мэтр, а если будет что-то срочное, где я смогу
найти вас по телефону?
- Понятия не имею! Подождите, пока я вернусь... Ну,
вот, письма подписаны. Теперь - на улицу Лувра, на почтамт!
- Мэтр, не будет нескромностью спросить, что это за люди,
кому вы написали?
- Будет, будет нескромностью, внучка, но я все-таки
скажу, раз уж вы стали помогать мне в этом деле: эти
пятеро, как мне кажется, могут дать превосходные показания в
пользу обвиняемого. Но это вовсе не значит, что все они
изъявят желание предстать перед судом. Моя задача - найти
аргументы, способные побудить их к этому...

Остаток ночи Виктор Дельо провел в размышлениях. Воздав
должное сигарам старшины сословия, он пришел к выводу, что
пора познакомиться со своим подзащитным...
Утром, оформив разрешение, он уже шел по коридору тюрьмы
Санте. Надзиратель, сопровождавший его, сказал:
- Будет просто чудом, если вам удастся хоть что-нибудь
выудить из этого типа! Он упрям как осел!
- Не слишком изысканно, друг мой.
- Я просто хотел предупредить вас, мэтр...
Зазвенели ключи, и тяжелая зарешеченная дверь отворилась.
Виктор Дельо в сопровождении надзирателя, который тщательно,
на два оборота, запер за ними дверь, вошел в камеру и
поправил очки, чтобы хорошенько разглядеть своего нового
клиента...
Тот сидел прямо на полу в самом темном углу тесной
камеры. Но, даже сидя, он поражал своими гигантскими
размерами... Квадратное лицо с огромной, выдающейся вперед
челюстью, жесткие, как проволока, волосы- все это, казалось,
не имело ничего общего с человеческим обликом. Адвокат
инстинктивно попятился: ему вдруг почудилось, что перед ним
- страшилище, вырвавшееся из чащоб девственного леса. На
него нельзя было смотреть без содрогания... Грудную клетку
словно распирало изнутри могучее сердце; длинные руки
заканчивались волосатыми кулаками убийцы... руки,
поджидающие жертву. Но самое большое впечатление
производило лицо, лишенное всяких признаков жизни:
остановившиеся незрячие глаза, обезьяньи губы, выступающие
скулы, выпуклые надбровья, мертвенно-бледный цвет кожи. О
том, что гигант жив, свидетельствовало лишь его мерное
мощное дыхание. Никогда за свою жизнь Виктору Дельо не
доводилось сталкиваться с подобным субъектом. Запинаясь, он
спросил у надзирателя:
- И он всегда... э-э... в таком положении?
- Почти всегда.
- Как вы думаете, он знает, что мы здесь?
- Он? Да он узнаёт все! Даже не по себе становится:
как ему удается все понимать, ничего не видя, не слыша и не
умея говорить?..
- Этому я не удивляюсь, - возразил адвокат. - Ведь этот
парень образован и весьма умен. Вы знаете, что это чудовище
даже написало книжку?
- Как он сумел?
- Подменяя тремя чувствами, которыми он располагает, -
осязанием, вкусом и обонянием, - все остальные, которых он
лишен с рождения: зрение, слух и речь... Но объяснять это
слишком долго.
- Что до обоняния, мы уже заметили: он распознает
каждого из нас сразу, как войдешь в камеру.
- Аппетит у него хороший?
- Нет. Правда, и кормежка тут не ахти...
- А с ложкой и вилкой он умеет обращаться?
- Не хуже нас с вами! Только чаще всего он к миске и не
притрагивается... Вот что я думаю: чего ему не хватает,
так это посетителей... Здесь, в тюрьме, жизнь у него хуже,
чем у животного в клетке. Ведь он ничем не может заняться!
Ни читать, ни писать, ни даже поговорить с нами, когда мы к
нему заходим...
- Возможно, вы и правы, но нужно еще, чтобы он захотел
принимать гостей, и к тому же - чтобы они владели одним из
доступных ему способов общения... Как вы считаете,
психически он нормален?
- Все врачи, которые приходили его обследовать, - а их
было Бог знает сколько! - в один голос заявляют, что да...
- Как же они, черт возьми, сумели в этом убедиться?
- Они приходили с переводчиками, которые пытались с ним
общаться... Они касались его пальцев - вроде бы слова на
них выписывали...
- И что же, удавалось?
- Все уверяют, что он нарочно не отвечает... Этот тип не
желает, чтобы его защищали!
Внезапно клиент Виктора Дельо вскочил на ноги и,
прислонившись спиной к стене, принял оборонительную стойку.
Он был выше своих незваных гостей на целую голову.
- Вот это машина! - пробормотал адвокат. - Сложен как
атлет... Теперь меня не удивляет, что он расправился с
жертвой одним ударом...
- Осторожно, мэтр, - он нас засек! Смотрите:
принюхивается! Не приближайтесь к нему! Никогда не
угадаешь...
Адвокат, пренебрегая предупреждением, приблизился к
подзащитному и положил свои ладони на его руки, но тот резко
их отдернул, словно испытывая отвращение к этому контакту.
Не признавая себя побежденным, Виктор Дельо дотронулся до
его лица: несчастный съежился, испустив хриплый вопль,
который с успехом мог бы принадлежать и зверю.
- Осторожней, мэтр! - повторил надзиратель.
Но было уже поздно: колосс схватил адвоката за плечи и
встряхнул его, бормоча что-то нечленораздельное. Огромные
ручищи почти сомкнулись на горле... Но тут надзиратель
изловчился стукнуть гиганта дубинкой по голове: тот
отпустил добычу и отступил к стене.
- Я предупреждал вас, мэтр! Это настоящее чудовище!
- Вы в этом уверены? - спросил Виктор Дельо, водружая на
нос упавшие очки.
Справившись с этим, он вновь приблизился к своему клиенту
и долгое время разглядывал его, после чего заявил:
- Похоже, коллеги говорили мне правду... Теперь я
понимаю, почему они постарались поскорее сбыть дело с рук!
Защищать этого парня небезопасно... Но отчего же он так
набрасывается на тех, кто пытается его спасти? Я не успел
сделать ему ничего плохого, а он уже ненавидит меня.
Странно! Как объяснить, что я желаю ему только добра?..
- Те тоже пытались, мэтр. Он знать ничего не хочет.
- Ничего, я найду к нему, подход... А знаете, он совсем
не так уж безобразен... Бывает такое уродство -
возвышенное, что ли... Посмотрите: черты лица грубы, но
энергичны, фигура хоть и громадна, зато пропорционально
сложена... Думаю, он вполне мог бы понравиться женщине...
Не всякой, конечно, а такой, которая любит грубую физическую
силу... Я еще не видел его жену, но уже представляю ее
себе: хрупкая, миниатюрная, этакое эфирное создание...
Закон контрастов... Ну, а напоследок я еще раз подойду к
нему, чтобы он запомнил мой запах. Тогда он узнает меня
завтра. Вот бы он сам дотронулся до меня!
Лицо адвоката оказалось в нескольких сантиметрах от лица
его странного подзащитного. Однако гигант не шелохнулся.
Дверь со скрипом затворилась. Виктор Дельо молча шагал
рядом с надзирателем. Напоследок тот спросил:
- Ну что, будете его защищать?
- Думаю, да...
- Нелегко вам придется с этаким чудовищем...
- Я не уверен, что этот парень - такое уж чудовище. Не
доверяйте внешности! Как мы можем по-настоящему его узнать,
если он не видит, не слышит и не может нам ответить? Мне
нужно во что бы то ни стало проникнуть в его мир. Тогда,
быть может, я обнаружу перед собой несчастного человека,
который страдает и которого никто не пытается понять.
Дубинкой тут ничего не добьешься! Вам никогда не приходило
в голову, что если он и убил, то имел очень веские
основания?.. Узнайте, может ли меня принять начальник
тюрьмы?

Господин Менар, начальник тюрьмы, оказал адвокату самый
радушный прием.
- Ну как, дорогой мэтр, познакомились со своим клиентом?
И каково же, разрешите узнать, первое впечатление?
- Неплохое, - ответил Виктор Дельо к изумлению
собеседника. - Не скажу, чтобы первая наша встреча была
чересчур сердечной, однако питаю надежду, что со временем
наши отношения улучшатся... Впрочем, я пришел к вам с
нижайшей просьбой: нельзя ли изыскать возможность -
разумеется, за определенную плату - несколько разнообразить
стол моего подзащитного, давая ему с сегодняшнего вечера
что-нибудь в дополнение к тюремной пище?
- Вы не хуже моего знаете, дорогой мэтр, что единственная
добавка, предусмотренная правилами, - это передачи с воли.
- Получает ли их мой клиент?
- Никогда.
- Не правда ли, довольно странно? Ведь почти все его
родственники живут в Париже.
- Знаю. Но я никого из них не видел.
- Неужели даже мать ни разу не захотела встретиться с
сыном?
- Нет.
- А сестра, а шурин?.. В общем, все они отвернулись от
него: он стеснял их с самого своего рождения, а теперь еще
и опозорил... Похоже, у них одна забота: поскорее узнать о
его казни и забыть о его существовании! Ну, а жена?
- Говорят, куда-то уехала.
- Меня удивляет, что она с таким безразличием отнеслась к
судьбе мужа после стольких лет терпеливого ухаживания за
ним...
- Чего не бывает на свете...
- Да-да, разумеется... Теперь, господин директор, я с
вашего разрешения зайду в бистро- тут, напротив, его хорошо
знают все родственники и друзья ваших подопечных- и
распоряжусь, чтобы сюда доставляли кое-какую снедь:
ветчину, хлебцы, крутые яйца, шоколад... Думаю, если он
поужинает сегодня поплотнее, то лучше будет спать... А если
хорошо выспится, может, не откажется вступить со мной в
разговор...
- Вы умеете общаться со слепоглухонемыми?
- Нет, но, к счастью, на свете есть другие люди, которые
это умеют. Хотя бы те, кто некогда воспитывал моего
клиента... Да! Еще одна просьба: попробуйте втолковать
надзирателям, чтобы они перестали считать заключенного номер
шестьсот двадцать два чудовищем. Пока в суде не будет
доказано обратное, я буду твердо стоять на том, что он
невиновен. До скорой встречи, господин директор...

Два часа спустя Виктор Дельо зашел в книжную лавку
неподалеку от театра `Одеон`.
- Дорогой мэтр, - воскликнул букинист, - какими судьбами?
- Представьте себе, дорогой мой Боше: обошел десяток
магазинов и не нашел нужной книжки. И как это я сразу не
подумал о добрейшем Боше? Вы случайно не помните роман под
названием `Один в целом свете`?
- Как же, как же... Своеобразная вещь. Автор, кажется,
слепоглухонемой от рождения? Да вы, наверное, слышали о нем
- несколько месяцев назад о нем трубили все газеты в связи с
убийством...
- О, вы знаете, если не считать `Газетт дю Палэ`, я не
интересуюсь прессой... Скажите, когда автор оказывается
убийцей, его книгу, должно быть, начинают расхватывать?
- Да, но не тогда, когда она уже продана. Издателю бы
следовало допечатать ее в двадцать четыре часа, пока в
памяти читателей преступление было еще свежо.
- А когда вышел роман?
- Сейчас я вам скажу...
Букинист принялся листать свой гроссбух. Наконец он
ткнул пальцем в страницу:
- Вот. Пять лет назад.
- Черт побери, ведь он был совсем молод - двадцать два
года! Ну и как, это был успех?
- На первых порах - любопытство, подогретое двумя-тремя
критическими статьями... Особого успеха книга не имела...
Читатель слабо интересуется психологическими романами. Ему
подавай действие, тайну, кипение жизни! Но вам я, наверное,
смогу помочь: кажется, у меня остался один экземпляр,
сейчас мой помощник его поищет...
Десять минут спустя автобус повез будущего защитника Жака
Вотье к дверям Национальной библиотеки. Интересующие
адвоката сведения оказались в газетах от 6 мая и нескольких
последующих дней. Одна статья показалась ему наиболее
интересной.
`По радио, 6 мая. Вчера на борту теплохода `Де Грасс`,
идущего из Нью-Йорка в Гавр, было совершено немыслимое по
своей жестокости преступление. Произошло оно в каюте-люкс,
которую занимал богатый двадцатипятилетний американец Джон
Белл. Единственный сын влиятельного вашингтонского
конгрессмена, он направлялся в Европу впервые. На борту `Де
Грасса` находилась также чета Вотье. Жак Вотье - тот самый
слепоглухонемой от рождения, который несколько лет тому
назад опубликовал занятный роман `Один в целом свете`.
Роман был переведен на несколько языков и пользовался
большим успехом в Соединенных Штатах. Приглашенный
американским правительством выступить в ряде городов с
лекциями о достижениях Франции в такой сложной проблеме, как
обучение и воспитание слепоглухонемых от рождения, Жак Вотье
провел в Соединенных Штатах и Канаде пять лет. Повсюду в
поездках его сопровождала жена, его незаменимая помощница.
По возвращении с послеобеденной прогулки по палубе
госпожа Вотье с удивлением обнаружила, что мужа в каюте нет.
Подождав немного, она отправилась искать его по всему
теплоходу и, не найдя, поделилась тревогой с судовым
комиссаром Бертеном.
На теплоходе тотчас начались поиски. Проходя мимо каюты
Джона Белла, стюард, обслуживающий каюты, обнаружил, что
дверь в нее приоткрыта. Анри Тераль - так зовут стюарда -
не без труда открыл дверь, и его глазам предстало жуткое
зрелище: молодой американец стоял на коленях, ухватившись
за дверную ручку. Он был мертв. Из перерезанного горла на
пижаму лилась кровь. В крови был и ковер... Здесь же на
койке сидел Жак Вотье. Казалось, он в состоянии прострации:
недвижимый, с бесстрастным лицом. Незрячие, лишенные
всякого выражения глаза он уставил на собственные руки,
обагренные кровью... Стюард тотчас известил комиссара
Бертена, который не мешкая бросился в каюту, где произошло
убийство. Жак Вотье не оказал ни малейшего сопротивления.
Он покорно дал себя арестовать и препроводить в судовой
карцер. Его обезумевшая от горя супруга по просьбе капитана
`Де Грасса` согласилась быть переводчицей на первом допросе:
ведь никто другой на борту теплохода не владел способами
общения с ее слепоглухонемым мужем.
Жак Вотье заявил, что не намерен давать никаких
объяснений по поводу убийства. Он утверждал лишь, что оно
вполне мотивировано, и безоговорочно признал себя виновным.
Несмотря на мольбы жены, он в дальнейшем ни на йоту не
отступил от занятой им позиции.
Мотив преступления тем более загадочен, что госпожа Вотье
заявила: ни она, ни ее муж никогда не имели ни малейшего
контакта с убитым. Они его совсем не знали. Судовой врач
`Де Грасса`, обследовав преступника, пришел к заключению,
что психически Жак Вотье совершенно нормален.
Как только `Де Грасс` войдет в гаврский порт, убийца
будет передан в руки уголовной полиции`.
Та же газета, но уже от 12 мая, знакомила читателей с
подробностями этой операции:
`Сразу же по прибытии `Де Грасса` в Гавр старший
инспектор Мервель в присутствии переводчика с языка
слепоглухонемых и судебно-медицинского эксперта вновь
допросил Жака Вотье. Убийца Джона Белла почти слово в слово
повторил через переводчика ответ, данный им сразу после
преступления. Перед заключением под стражу странный
преступник будет подвергнут углубленному медицинскому
обследованию, которое должно определить, с кем мы имеем
дело: с психически нормальным человеком или же с
несчастным, внезапно обезумевшим от сознания своей
неполноценности`.

Не сделав по обыкновению ни одной пометки, Виктор Дельо
поспешно покинул читальный зал Национальной библиотеки и
снова сел в автобус, на сей раз направляясь в Латинский
квартал. Во время поездки адвокат окончательно решил для
себя, что под уродливой личиной Вотье скрывается душа, никак
не соответствующая его внешности. Во всяком случае, налицо
железная воля на службе у редкого интеллекта - своеобразного
и почти непостижимого для обычного человека. Интеллекта,
способного ввести в заблуждение любого - точнее, любого, кто
воображает себя более проницательным только потому, что
способен видеть, слышать и говорить...
Выходя из автобуса на углу улиц Гей-Люссака и Сен-Жак,
Виктор Дельо мысленно заключил, что защищать такого клиента
и в самом деле будет нелегко.
Он остановился перед порталом дома номер 254 по улице
Сен-Жак, где красовалась внушительных размеров надпись:
`Национальный институт глухонемых`.
Виктора Дельо принял директор института. Кратко изложив
ему причину своего визита, адвокат спросил:
- Скажите, среди ваших воспитанников нет слепоглухонемых?
- Нет, мэтр. Здесь у нас только глухонемые. На обучении
слепых специализируется Институт Валантена Айюи. И это
естественно, поскольку наши методы диаметрально
противоположны: для наших подопечных главным подспорьем
является зрение, в то время как для слепых это слух и речь.
- А как же быть с теми, кто рождается без зрения и слуха?
- Единственный метод обучения, который им доступен, -
комбинированное использование трех оставшихся чувств:
осязания, вкуса и обоняния.
- Удается добиться успеха?
- А как же. Некоторые слепоглухонемые от рождения
достигают такого уровня образованности и культуры, какому
могли бы позавидовать многие.
- И где же совершают подобные чудеса?
- В мире есть всего пять или шесть специализированных
заведений такого рода. Во Франции - Институт святого Иосифа
в Санаке, в департаменте Верхняя Вьенна, где братья ордена
святого Гавриила терпением и настойчивостью добиваются
поразительных результатов... Очень рекомендую там побывать.
Тем более что ваш подопечный, Жак Вотье, выпущен из стен
именно этого заведения, где он был, если не ошибаюсь, одним
из самых выдающихся учеников.
- Не могли бы вы кратко обрисовать основные положения их
методики обучения?
- Охотно... Мне не раз доводилось бывать в Санаке и
встречаться там с замечательным человеком - господином
Роделеком. Именно он довел эту методику до совершенства.
Если бы он не принадлежал к святому ордену, правительство
давно бы уже наградило его орденом Почетного легиона...
Итак, Ивон Роделек считает, что слепоглухонемому от рождения
ребенку прежде всего следует дать понятие символа, чтобы он
мог ухватить связь между осязаемым предметом и мимическим
символом, его обозначающим. Для этого используются весьма
хитроумные методы, с которыми вы познакомитесь в Санаке.
- Если я вас правильно понял, - спросил адвокат, -
ребенку начинают давать представление об окружающем мире с
помощью мимики, ведущей его от известного к еще неведомому?
- Именно так. Только после этого его можно начинать
учить дактилологической азбуке. Причем он не сможет
получить понятие о буквах, не освоив предварительно двадцати
шести положений пальцев - единственно благодаря послушанию,
доверию к своему наставнику и, конечно, огромной
подсознательной тяге к новым знаниям. Мало-помалу он
научится обозначать предмет двумя способами: мимическим
знаком и посредством дактилоазбуки.
- Таким образом, если я учитель и хочу дать своему
необычному ученику понятие книги, я должен вложить ему в
руки томик и довести до его сознания, что он может
обозначать книгу либо с помощью мимического символа, либо
воспроизводя пальцами пять букв: к-н-и-г-а?
- Вы верно уловили суть, дорогой мэтр. Комбинация из
пяти букв очень скоро будет восприниматься учеником как
некий образ, благодаря чему он поймет эквивалентность обоих
обозначений: целостного, или синтезированного, и
расчлененного, или аналитического. Повторение этого урока с
различными предметами повседневного обихода закрепляет в его
сознании оба способа выражения.
- Все это прекрасно, но как все-таки ребенка учат
разговаривать?
- Учитель воспроизводит каждую дактилобукву на руке
ученика. Одновременно он произносит соответствующий звук и
дает ребенку ощупать, как расположен при этом язык, зубы и
губы, а также осязать колебания груди, горла и дрожание
крыльев носа - до тех пор, пока ученик наконец сам не сумеет
воспроизвести этот `звук`. Грудь учителя становится для
слепоглухонемого своеобразным камертоном, с которым он
сверяется, чтобы придать своим `звукам` надлежащую
окраску... Будьте любезны, дорогой мэтр, произнесите
согласный звук, неважно какой.
- Б, - произнес Виктор Дельо.
- Вам не приходилось задумываться над тем, какую сложную
работу вы проделываете, чтобы выговорить этот, казалось бы,
простейший звук? Все операции производятся механически, без
всякого усилия, благодаря многолетней привычке, выработанной
с самого раннего детства. Чтобы получилось это незатейливое
`б`, язык должен свободно и мягко лечь на основание ротовой
полости, губы должны быть чуть поджаты, уголки губ слегка
раздвинуты, дыхание - приостановлено. При таком положении
органов речи мы, приоткрывая губы, резко выталкиваем изо рта
порцию находящегося там воздуха: тот взрывной звук, что
получается при этом, и есть звук `б`...
- Боже мой, - воскликнул адвокат с улыбкой, - признаться,
я никогда ни о чем подобном не думал, и это хорошо: ведь
если каждый раз задумываться над тем, как произнести тот или
иной звук, я и рта не открою!
- Юному ученику, - продолжал директор, - приходится
детально знакомиться с механизмом произнесения каждого
звука, соответствующего определенной букве алфавита, - и так
для всех букв и их сочетаний. Лишь усвоив это, он сможет
воспроизводить устную речь... Она хоть и весьма
несовершенна, но все же может быть понята посвященными.
Вслед за этим наставник доводит до него соответствие между
дактилологической буквой-символом, произносимым звуком и
рельефной буквой: так он научится читать на ощупь письмо
зрячих. Наконец, дабы подопечный овладел всеми доступными
ему способами общения, наставник обучает его соответствию
между дактилобуквой и выпуклой буквой алфавита Брайля. Все
это, вместе взятое, и дает слепоглухонемому возможность
писать так, чтобы его мог понять любой из нас, в том числе и
вы, взявший на себя неблагодарный труд защищать его...
- Благодарю вас, уважаемый господин директор... Вот и
для меня кое-что прояснилось. Разрешите попросить вас еще
об одной услуге: не согласитесь ли вы сопровождать меня в
качестве переводчика завтра утром в тюрьму Санте, где я
надеюсь добиться от моего клиента, чтобы он заговорил?
- Я бы с радостью, дорогой мэтр, но не кажется ли вам,
что лучше было бы пригласить для помощи в этом разговоре
одного из братьев ордена святого Гавриила?
- Я сразу же подумал об этом и уже написал в Санак. Но
время не ждет! Мне необходимо уже завтра вступить в контакт
со своим клиентом... Только вы способны помочь!
Директор любезно согласился.

Даниелла встретила Виктора Дельо на пороге:
- Как жаль, что вы не пришли часом раньше! Приходила
госпожа Симона Вотье...
- Ого! Его матушка... Это меня радует, милая внучка! И
что же она сказала?
- Утром она получила письмо и сразу отправилась к вам...
- Такой благоприятный момент нельзя упустить! Я еду...
- Куда, мэтр?
- К этой даме, в Аньер... Думаю, она уже вернулась, а
если нет - подожду... Мне будет чем заняться...
При этих словах он достал из портфеля книгу. Мельком
бросив на нее взгляд, студентка спросила:
- Я вижу, мэтр, вы увлеклись романами?
- А почему бы и нет? Начать никогда не поздно.
Взгляните на обложку: вас ничего не удивляет?
- Название? `Один в целом свете` - звучит довольно
грустно... А! Имя автора ведь это...
- Он самый. Видите ли, внучка, где-то на этих трехстах
страницах, я убежден, кроется ключ к разгадке... До
скорого! А вы оставайтесь... Вдруг придет еще кто- нибудь

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 139313
Опублик.: 18.12.01
Число обращений: 0