В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Дмитрий Орешкин: `Психология территорий - очень устойчивый феномен...` Назад
Дмитрий Орешкин: `Психология территорий - очень устойчивый феномен...`

Дмитрий Орешкин: `Психология территорий - очень устойчивый феномен...`Вопрос: Что делать человечеству с терроризмом? (Василий, Берлин)

Ответ: Ей-богу, не знаю. Так же как и с национализмом. И вообще - с дураками, которые всегда найдут кого осудить за то, что им мозгов и талантов на раздаче не хватило. Это очень серьезно: как адаптировать неудачника к жизни в нормальном обществе, как открыть перед ним перспективу, чтобы он не чувствовал себя изгоем. Ведь все террористы - ущербные в чем-то очень важном люди с огромными амбициями. И с нереализованной энергетикой. Басаев - посредственный студент-землемер, выгнали с первого курса. Ленин - неудачливый юрист, проигравший свои первые процессы. Яндарбиев - третьесортный советский поэт. Эсеры-бомбисты в дореволюционной России тоже не самые творческие люди были. А амбиции - выше неба.
Это проблема культуры. Чем жестче, негибче культура, тем легче в ней развивается варварское желание все взорвать и на обломках построить новый справедливый мир. Для развитой культуры террорист - жалок и отвратителен. Для неразвитой - он герой и борец за справедливость.
Но есть и еще что-то важное, что я не понимаю. Психология ненависти и озверения. Это уже - наверно, из области медицины.

Вопрос: Уважаемый Дмитрий Борисович! В настоящее время много говорят о перспективах укрупнения субъектов федерации. Цифры называют разные - кто-то 50 субъектов, кто-то 7-8. Понятно, что цифры - это не основное. Как Вы думаете, возможно ли создание таких правовых и экономических механизмов, которые позволят сохранить целостность России после такого изменения политико-территориального деления? Какие это могут быть механизмы, чтобы для государства не имели значения личности конкретных глав федерации, находящихся у власти и личности главы государства? Спасибо. (Дмитрий, Москва)


Ответ: Вопрос - на хорошую диссертацию. Есть укрупнение и укрупнение. Мне кажется разумным слияние регионов, если соседствуют гигант и карлик - например, Коми-Пермяцкий АО (150 тыс. населения, из них 35 тыс. - в столице Кудымкаре, сотые доли процента в ВВП России) и Пермская область - население 3 миллиона, Пермь - город-миллионер, область дает 2.5% от ВВП России. То же самое - Усть-Ордынский Бурятский АО и окружающая его со всех сторон Иркутская область. Такие слияния/поглощения нормальны. Но их можно по пальцам перечесть. А слияние `обычного` региона с таким же `обычным` соседом, на мой взгляд, противоестественно. Да, меньшим числом субъектов удобнее командовать сверху. Но я, как обыватель, предпочитаю смотреть снизу. Моя региональная власть и так для меня практически недоступна, а если она, объединит под собой несколько регионов, то станет еще дальше от меня - хотя бы в чисто географическом смысле.
Взгляните на карту Европы или Европейской России: чем выше плотность населения, выше уровень развития, тем дробнее административные полигоны (в частности, размеры наших субъектов Федерации). Потому что с ростом населения растет круг задач местной власти, и ей под силу управлять лишь более мелкими кусочками территории. А на Севере и в Сибири - наоборот. Наша Эвенкия по площади в два раза больше Японии. В Японии живет 125 миллионов человек, а в Эвенкии - всего 20 тысяч. Поэтому вся Япония исчерчена границами префектур и муниципалитетов. А Эвенкия - тайга без края, где одного губернатора более чем достаточно.

Поэтому мне кажется, что сама задача радикального сокращения числа субъектов Федерации - это командирская логика тех, кто губернаторов рассматривает как проводников единой политики, направленной из федерального Центра. Чем меньше губернаторов, тем легче их построить. Это, если угодно, симптом вполне советского мышления. С моей же точки зрения, губернатор должен в больше степени отвечать перед своими избирателями и интересы своих избирателей транслировать снизу вверх - а для этого он должен быть ближе к ним.
Короче говоря, Москва подтягивает губернаторов под себя, вместо того, чтобы приближать их к народу.

Проблема цельности российского политического пространства может решаться как сверху вниз - за счет более жесткой дисциплины, укрепления вертикали власти, так и снизу вверх - за счет развития межрегионального сотрудничества, укрепления транспортной, информационной, энергетической, финансовой инфраструктур. Единство СССР сверху гарантировалось единством административной пирамиды КПСС/КГБ, а на уровне `низовой` жизни контакты были чрезвычайно скудны. Когда административная система рухнула под собственной тяжестью - рухнуло и пространство СССР. Регионы (внутри России) немедленно ощетинились друг против друга своими сепаратными талонами (заменителями денег), запретами на ввоз-вывоз продукции, а более крупные осколки бывшей административной пирамиды (республики) немедленно кинулись в самостоятельное плавание.

Никакие формальные законы, никакие слова про `единый советский народ - новую историческую общность людей` не могли остановить распад, потому что не было реальных групп влияния, кровно заинтересованных в сохранении единства. И армия, и спецслужбы, вроде как присягавшие СССР, и всерьез считавшие себя гарантами цельности, на самом деле легко переприсягнули своим республиканским начальникам - а куда было деться, если они получают зарплату в республиканской кассе? Логика интереса сильнее логики красивых слов. Это закон и для бюрократии тоже - будь она в погонах или без.

Сейчас в единстве страны остро заинтересованы, скажем, ЮКОС, ЛУКОЙЛ, РАО ЕЭС и многие другие бизнес-империи. Да и бизнес регионального и более мелкого масштаба гораздо плотнее притянул регионы друг к другу. Горячо нелюбимые москвичами кавказцы на рынках - тоже своего рода дополнительная скрепа, экономически притягивающая Северный Кавказ к России - нравится это вам или нет. Реставрируя бюрократическую схему, якобы призванную гарантировать единство, Центр (с моей точки зрения) уже слишком перетянул одеяло на себя - забрал из регионов более 2/3 бюджетных поступлений и, с одной стороны, усилил позиции федеральной бюрократии (может, это и хорошо - пока трудно судить), но с другой стороны, заведомо ограничил возможности самостоятельного развития регионов, поиска ими выгодных контактов на низовом уровне. А это уже однозначно плохо: задерживает развитие межрегиональных связей и, следовательно, внебюрократического инфраструктурного скелета страны. Я скептически смотрю на возможность гарантировать единство страны какими-либо правовыми актами. Если эти акты вступят в противоречие с доминирующими группами интересов, на них или плюнут, или заново перепишут. В Конституции России точно прописано федеративное устройство страны и указаны субъекты Федерации. Это не мешает вести объединение субъектов - в интересах, как я понимаю, федеральной бюрократии.


Вопрос: Какие последствия от глобального потепления для Сибири Вы прогнозируете в ближайшие годы? (Диев, Омск)


Ответ: Это из моей прошлой жизни, когда я был палеогеографом. Глобальные потепления в новейшей геологической истории Земли сопровождались двумя важнейшими процессами: во-первых, теплый океан испарял больше влаги и, следовательно, увеличивалось количество осадков на суше. В том числе в виде снега, если речь идет о зонах холодного климата. Во-вторых, потепление всегда очень неравномерно распределялось по широтам. Если обще-планетарное потепление составит, скажем, 1 градус Цельсия, то на экваторе прибавка останется практически нулевой, а в высоких широтах среднегодовая температура поднимется на 2-3 градуса и даже более. Отсюда важнейшее следствие - перестройка системы атмосферной циркуляции. Поэтому не надо путать изменения погоды в конкретных точках (в некоторых местах, например, лето может стать прохладнее за счет активного поступления умеренных воздушных масс с океана) с общими изменениями глобального климата.
Конкретно для Сибири - есть основания ожидать небольшого отступления южной границы многолетней мерзлоты далее на север и, возможно, снижения индекса континентальности за счет некоторого смягчения зим и увеличения их снежности.

Вопрос: Уважаемый Дмитрий! Хотелось бы у Вас спросить, как Вы относитесь к ситуации, которая складывается на политической арене России. Прокомментируйте события на левом и правом фланге. Что будет с коммунистами (раскол КПРФ Семигиным) и с правыми (кто возглавит реальную демократическую партию)? Спасибо. (Александр, Москва)


Ответ: Россия по базовым политическим симпатиям - страна социал-демократическая, `бледно-розовая`. Справедливость, общинность, нелюбовь к особо удачливым - это у нас в крови. К тому же чисто экономически мы в своем большинстве остаемся `государственным народом` - живем на получку, которую не столько зарабатываем, сколько `получаем`. (Или - увы - не получаем). Я имею в виду, что зарплата никогда особенно тесно не была связана с качеством и количеством личного труда, но зато всегда сильно зависела от отношений с начальством и от лояльности.
От начальства, от государства и ждем благ, вместо того, чтобы рассчитывать на свои силы. Отсюда - блестящие, в принципе, перспективы социал-демократической, лейбористкой политики в ближайшем будущем. Кстати, и все бывшие страны социализма, пройдя через период более или менее жестких рыночных реформ, сегодня управляются более или менее социалистами или даже `коммунистами с человеческим лицом`. Мы - страна очень большая и поэтому у нас все идет медленнее и длится дольше. Польша, Болгария, Словакия, Румыния уже опять приближаются к разочарованию в левых политиках и готовы к входу в новый цикл либерализма - а мы еще пока только отползаем влево. И этот тренд продолжится еще лет 5-7, на мой взгляд.
Во всяком случае, география поддержки В. Путина на выборах 2004 г. со всей очевидностью показывает, что самый большой прирост голосов он получил на территориях бывшего `красного пояса` и в `левой` провинции. Тогда как в городах (особенно крупных) у него относительный недобор. Это значит, очень большим числом избирателей В. Путин подсознательно воспринимается как `левый` политик, несущий те самые ценности справедливости, `хорошего начальства`.
Это большая политтехнологическая удача Кремля: неясно сформулированные социал-демократического ожидания большинства могли уйти к Зюганову - а ушли по нескольким каналам к Глазьеву-Рогозину, к аграриям, Жириновскому (`мы за бедных, мы за русских`) к `Народной партии` Райкова, к `Партии Жизни` и - главным образом - к Путину. Обратите внимание - на левой поляне пытался сыграть даже Березовский - а он всегда хорошо чует политическую конъюнктуру.
Проблема коммунистов - в догматизме. Если бы они рискнули забыть про Ленина-Сталина, диктатуру пролетариата и смело перепозиционировали себя как лейбористов, социалистов, социал-националистов - как партию, не противостоящую рыночной экономике и капитализму, но отстаивающую в рамках этой экономики интересы того самого `госнарода` - то и голосов было бы в 2-3 раза больше. Сегодня Зюганов - в политической коме. Его масштаб не соответствует масштабу новых задач на левом фланге. Именно поэтому Кремлю его выгодно поддерживать в прежней позиции: по инерции 10-15% избирателей идут за ним. Чуть меньшее число пойдет за Н. Харитоновым, который правильно разыграл роль псевдо-оппозиции на президентских выборах и в награду получит Аграрную партию, которую отберут от состарившегося Лапшина. Глазьев переоценил свои шансы, на президентских выборах пошел поперек воли Кремля и получил демонстративную выволочку. Теперь он лишен и партии, и фракции, и политического влияния. Если он согласится лизать руки - возможно, дадут шанс исправиться и тоже откусить свои 10-12% от левого электората. Но в чисто функционально-имиджевом смысле он ровня Г.Семигину - молодой, эффективный, грамотный, современный, успешный - и левый. Поскольку Семигин по отношению к Кремлю ведет себя гораздо умнее, мне кажется, у него есть шанс быть поставленным на место слишком амбициозного Глазьева. Не в буквальном смысле слова (в партию к Рогозину) а в смысле заполнения существующей ниши электоральных ожиданий.

В любом случае, основная задача власти сегодня - не позволить кому-либо из лидеров целиком замкнуть на себя огромный потенциал политических ожиданий `государственного народа`. Разбить этот потенциал на несколько независимых ручейков. А если и замыкать - то только персонально на президента. Чему я, например, наблюдаю все больше признаков.

Что касается `правых` политиков - то их у нас сейчас просто нет. `Правыми` звали СПС и `Яблоко` за то, что они были против левых (коммунистов). Но как только эта зеркальная (антикоммунистическая) функция себя исчерпала - так они перестали быть интересными. Оказалось, что `Яблоко` - ничуть не правая партия, а типично лево-интеллигентская, каких множество в университетской среде любой европейской страны. Экономическая программа у них чисто социал-демократическая (против крупного бизнеса), идеология - анархически-либеральная: за свободу личности, за права человека, за переговоры с Ичкерийским правительством. Что тут правого? СПС - хотел быть правым, но не смог. Чубайс демонстрировал державные шаги, говорил о `либеральной империи`. Но его не услышали, не поняли, или - скорее всего - не поверили. А Хакамада и Немцов, по сути дела, заняли `яблочную` позицию критики государства.

Настоящая правая политика - это индивидуализм, опора на сильного человека, на крупный бизнес, лозунг `поддержи лидера`, это патриотизм (иногда не без кондовости), суровый консерватизм, поддержка семейных ценностей, традиций. В наше стране это пока технически невозможно: консерватизм и патриотизм, традиции - автоматически отсылают нас к советским временам, а это противоречит индивидуализму и частному бизнесу: не сшивается.

Та условная группа, которую у нас по привычке называют `правыми` честно выполнила свою историческую функцию. Они убили коммунизм и не позволили ему взять реванш. Они провели приватизацию и сделали российскую экономику рыночной. Они сделали нашу страну гораздо более свободной. Больше ждать от них нечего - они способны только повторять сами себя. То, что они могли дать стране, они дали - и более не нужны. Россия (в лице своих избирателей) дала понять, что больше в их ценностях не нуждается.
Это не значит, что их ценности не нужны. Просто, по мнению большинства, они уже есть в достаточном на сегодня объеме.

Что с `правыми` будет? Если развитие пойдет дальше в русле демократии, то сегодняшний бюрократический ренессанс довольно быстро разочарует население, отягощенная паразитарными наслоениями экономика начнет буксовать и через один-два электоральных цикла запрос на либерализацию (`опора на частных лидеров экономики`) вновь станет актуальным. Но я не думаю, что развитие пойдет в русле демократии. Сословие, которое сейчас пришло к власти, не захочет расставаться с ней ни при каких условиях. Поэтому, предвидя проблемы в следующих избирательных циклах, они уже в ближайшие год-два постараются рассредоточить или уничтожить крупных собственников, способных в перспективе организовать серьезную правую оппозицию. А когда начнет проваливаться экономика, нерв общественного мнения они переведут во внеэкономическое поле: или начнется мобилизация для борьбы с терроризмом, или неожиданно появится коварный внешний враг, или в стране вдруг обозначится угроза фашизма-национализма и необходимо будет сплотиться вокруг действующей власти, которая при таком развороте событий окажется гарантией демократии. Или, скажем, в Белоруссии внезапно рухнет авторитарный режим и на повестку дня встанет вопрос о братской помощи освободившейся стране по сценарию аншлюса.
Тут много может быть вариантов. Но в любом случае они не предусматривают возвращения в политику людей, которых сегодня называют `правыми`.
Не исключено, что на арену раньше или позже выйдет `правый` игрок в новом смысле слова - что-то вроде французского Ле Пена, если не хуже. С опорой на державность, требованием порядка, высылки мигрантов, с требованием протекций по отношению к `нашему` бизнесу: запрос на такую политику вполне читается. Сейчас эту нишу довольно удачно прикрывает Жириновский - но ведь и он когда-нибудь надоест.


Вопрос: Вы достаточно критично настроены по отношению к действующей власти, но при этом активно сотрудничаете с Центризбиркомом, зависимым от администрации президента. Почему Вас до сих пор не оттеснили? (Юра, Москва)


Ответ: Я тоже задаю себе этот вопрос. С другой стороны, это поучительный пример того, что наши мифологические представления об устройстве российской власти довольно далеки от реальности. Самое близкое к правде объяснение, как мне кажется, вот в чем. Я сотрудничаю с ЦИК России не в персональном качестве, а как лидер группы специалистов высокого уровня, которые производят программный продукт, графику, дизайн для быстрой обработки цифровой информации, собранной ГАС `Выборы` и конвертации этих цифр в картинки для ТВ, Интернета и прочих СМИ. Те красивые карты, диаграммы, анимированные картинки, которые вы видите в телевизоре, когда речь идет о результатах выборов - это результат нашей работы. Это трудная и специфическая задача, включающая необходимость знать технологию организации выборов, избирательные законы, решать технологические проблемы (написать софт, обеспечить информационную безопасность и пр.), разрабатывать наглядные и более или менее элегантные визуальные решения. Думаю, никто кроме нашей группы такую работу сегодня сделать бы и не смог. А мы ее делаем с 1995 г. Так что мы (а не я в качестве эксперта-индивидуала) - конкурентоспособны, и в ЦИКе, где работают разумные люди, это понимают.
Надо иметь в виду и то, что профессиональная этика не позволяет мне: а). критиковать ЦИК, для которого мы работаем; б). критиковать власть, когда я выступаю на площадке ЦИКа; в). проявлять личные политические предпочтения, стоя на этой же площадке. Это, по-моему, правильно и разумно. И, мне кажется, руководство ЦИК такую позицию принимает и ценит.

А что там Орешкин где-то еще пишет или говорит в другое время - это, в конце концов, его личное дело. Да ведь и в ЦИКе, хочу напомнить, работают люди, представляющие разные политические ценности - от `Яблока` до КПРФ.
Власть, в общем, не так уж всепроникающа и тотальна, как нам кажется. И если не бежать впереди паровоза, торопясь первым прогнуться, то она соглашается принимать тебя таким, каков есть. Особенно, если ты соблюдаешь некоторый комплекс правил, который сродни этике врача или адвоката. Хотя, конечно, это все до поры до времени. Гонка лизоблюдов так быстро меняет социальный климат, что скоро и простая сдержанность может восприниматься как подрывная деятельность. Не стал бы винить в этом только власть. Есть еще и противоположная сторона.


Вопрос: Не могли бы Вы хотя бы коротко рассказать о технологии ваших исследований, если это, конечно, не является, ноу-хау... (Маша)


Ответ: Социология - в дословном переводе - наука об обществе. В России этот термин понимают в узком смысле: как исследования, связанные с изучением общественного мнения на базе выборочных опросов. Мы опросов, как правило, не проводим. Зато у нас есть возможность анализировать не выборку в 1600 человек, а выборку объемом 60-70 миллионов человек - то есть всех, кто пришел на выборы. Поскольку у нас есть технология обработки результатов выборов, есть опыт работы с этими данными и мы накопили огромную базу данных по выборам 1991-2004 г.г., нам удается фиксировать некоторые базовые сдвиги общественных настроений (и их географию) в масштабе целых избирательных циклов. Это бывает весьма полезно как для предсказания выборов (у нас это неплохо выходит, особенно по одномандатным округам), так и для иных масштабных социологических проектов.
Это тоже социология, но, в отличие от обычной `опросной`, она ориентирована на более долгосрочные изменения, на большее внимание к пространственным переменам, и на работу с весьма специфическим, строго количественным и стандартным материалом - электоральной статистикой.

Вопрос: Проводили ли Вы исследования, связанные с интернетом - изучение аудитории Сети, популярность веб-сайтов и пр? Спасибо. (Игорь Васильевич, Москва)


Ответ: Нет, не проводили. Руки не доходят.

Вопрос: Подскажите, что такое, по Вашему мнению, `непопулярные реформы`, о которых не так давно говорил президент Путин. В чем они будут выражаться? (Антон, Саратов)


Ответ: Прежде всего, реформа ЖКХ. Придется целиком платить за коммунальные услуги. Слесарь, лифтер, энергетик, водопроводчик, дворник - хотят зарабатывать больше. За чей счет? За счет пользователя. Пользователь - вы. Вам придется всей этой публике больше платить. Вообще за жизнь придется платить, а нам это очень непривычно. Непопулярно. Мы привыкли, что живем бесплатно, за нас платит государство. Многим это нравится. А меня, например, злит. Бесплатно живет раб у хозяина. Если хорошо себя ведет - лучше кормят и могут даже дать отдельное жилье (казенное). Плохо себя ведет - отберут миску, пошлют на конюшню и выпорют.
Боюсь, я в меньшинстве. Но все равно большинство людей в любом случае хочет жить в более комфортных условиях - с горячей водой и канализацией. (Кстати, по данным на 2000 г. 20.3 миллионов горожан(!) в России живут без канализации, т.е. пользуются дощатыми `удобствами` во дворе). А за улучшение качества надо платить. `Хозяин` (государство) не способен обеспечивать растущие потребности `рабов` в комфорте. Значит, надо приучать граждан самих платить за свои удобства и вообще отвыкать от бесплатного корма. Понятно, дав им возможность зарабатывать достаточно много. Серьезная психологическая проблема. Не говоря уже про технологические проблемы типа воровства коммунальных платежей и повышения платы ровно за тот же набор услуг при ухудшении их качества. Кому же такое понравится?

Непопулярна пенсионная реформа. Демографически число людей работоспособного возраста сокращается, а число пенсионеров растет. Поэтому советская модель пенсионного обеспечения, когда из зарплаты работоспособного человека выдирали примерно треть и отправляли на оплату пенсии неработоспособному - не справляется. При таком раскладе надо, чтобы работников было как минимум в 2.5 раза больше, чем пенсионеров. Когда я выйду на пенсию (через 10 лет) это соотношение заведомо не будет выполняться. Кроме этого, заработки слишком разные, к тому же значительная часть их идет `в темную`. Значит, надо поступать как на всем белом свете: не собирать деньги в общую кучу, а потом делить между стариками с большей или меньшей справедливостью, а дать возможность каждому работнику накопить себе за активный период жизни личный пенсионный вклад, который должен быть вложен в надежные ценные бумаги и приносить стабильный доход.

Проблема в том, что частным пенсионным фондам народ категорически не верит (менее 2% граждан отдали свои пенсионные накопления частнику), а государственный пенсионный фонд не рискует или не хочет принимать ваши пенсионные отчисления под процент, хотя бы не уступающий темпу инфляции. Т.е. государство и тут предпочитает взять свое, хотя бы в виде инфляционной ренты: скажем, берется хранить деньги под 10% годовых, когда инфляция составляет 12%. И вы вместо 10% прибыли получаете 2% убытка.

Надо менять систему - а это тоже сложная психологическая и технологическая задача. Если какой-то из частных пенсионных фондов рухнет, кто будет отвечать и откуда возьмутся деньги на выплату пострадавшим пенсионерам? Сказать, `извините, вы сами с выбором ошиблись?` Значит, нужна система страхования вкладов и т.п. Всего этого нет - и, боюсь, нескоро будет.

Еще одна непопулярная реформа - здравоохранение. Тоже ведь придется платить. Все понимают: лечиться даром - это даром лечиться. Врач, даже если он не особенно хороший, должен зарабатывать больше, чем слесарь-сантехник: материал слишком разный. Напрямую и сразу оплатить услуги врача (особенно хорошего) весьма немногим по карману. Мощь, оборудование и цена медицины растут. Это уже не советская тетя-доктор с палочкой от эскимо в кармане и с зарплатой в 90 рублей в месяц. Очень и очень серьезные деньги. Нужна опять-таки система заблаговременного накопления средств в фондах медицинского страхования, их правильного вложения в надежные бумаги, прозрачного финансового менеджмента. Но, в любом случае, нам придется платить - пусть и не слишком много. Опять же - кому это может понравиться.

Еще есть образование, а также армия. Ее реформа особенно непопулярна как раз в вооруженных силах. Военные в советскую эпоху считали себя элитой. Некоторые из них и были элитой. Но в целом их было слишком много, и они были слишком среднего качества. Воевать предпочитали не умением, а числом. В частности, числом бюджетных денег. Сейчас так нельзя. Нет ни достаточного количества солдат (опять демографические ограничения), ни возможности использовать на поле боя плохо обученных специалистов. Значит, их должно быть меньше, но лучшего качества и с лучшей техникой. Кого-то следовало бы попросить за штат, а остальных - заметно приподнять в престиже, в оплате и отправить на дополнительное обучение. Но это будет слишком болезненно воспринято как раз той самой низкокачественной армейской массой, которая и отпугивает от армии современного грамотного человека. Проблема безболезненного решения не имеет, отчего министр обороны и предпочел сказать, что реформа в армии уже завершена.
Ну, завершена, значит завершена - ему с государственных высот виднее. Но я для себя тоже имею право на вывод: надо в обозримой исторической перспективе держаться подальше от всего, что в нашей стране стреляет, взрывается и передвигается строем.


Вопрос: Как получилось, что Вы, человек занимающийся вопросами географии, стали одним из самых влиятельных политологов современной России? Каким образом Ваша непосредственная профессия помогает делать выводы относительно политической ситуации в стране? С уважением... (Михаил Валерьянович, Санкт-Петербург)


Ответ: Не знаю, как получилось, уважаемый Михаил Валерьянович. Но знаю, что слово `влиятельный` - не из моего набора. Я мало на кого влияю. Если только на читателей. А в смысле влияния на лиц, принимающих решения - не влияю и влиять не хочу. Хотя - спасибо за комплимент.
Как стал? Это интересно. В молодости осознанно пошел в географию - (МГУ, Геофак) как в область, максимально далекую от диалектического и исторического материализма, но живую и `человеческую`. Выбрал палеогеографию - то есть науку об эволюции природной среды, о географии прошлого. Было очень интересно: колебания климата, древние оледенения, мамонты, древний человек. Защитил диссертацию (средненькую, аспирантскую, про древнее оледенение Русской равнины). И затосковал. Было мне 26 лет, до 35-40 лет докторскую защищать было неприлично. Да и не на чем. Нужна была настоящая лабораторная база, как в Канаде и США - там к истории природы и климата относились очень серьезно. А у нас - ни оборудования, ни компьютеров. Так, умным глазом посмотрел на геологический разрез, описал, зарисовал. Но и за два поколения до нас были люди с еще более умным глазом, и все главное, что можно было увидеть без оборудования, они уже увидели и описали. Нам оставалось крошки подбирать со стола великих. Или где-то добывать масс-спектрометры, термолюминисцентные установки, бог знает что еще. А было негде добыть.
И стал я от тоски писать научно-популярные статьи в журналы, газеты, и даже книжки. Тем хватало.

Это только сейчас принято задним числом говорить про высокий полет и престиж советской науки - а тогда в академическом Институте географии мы статьи писали на `оборотке` - на одной стороне старый текст, а на другой - ты пишешь новый. Бумаги писчей не было. Прочитаешь, интереса ради, что написано с той стороны - и понимаешь, что ничегошеньки нового за 2-3 года не придумал. Первый настоящий компьютер в своем институте я увидел в 1991 году, когда на валюту, полулегально заработанную написанием сценария для телефильма Эй-Би-Си про Аральское море, мы купили в институт мини-издательский комплекс. Уже была свобода, и мы с помощью компьютера и принтера (это и называлось: комплекс) придумали, как печатать карты для газет и журналов, и как на этих картах показывать различные параметры - от количества выпитой водки на душу населения до количества совершенных преступлений или числа верующих мусульман/христиан.

До того карты России (хоть бы и в ладонь размером) практически никто в СМИ не публиковал - секретность. Да и издательская база была страшно скудная. А тут вдруг - пошло. Читателям интересно оказалось рассматривать свою страну не просто как единое и неделимое пятно красного цвета, а с неожиданным содержанием. Оказывается, у нас есть география бедности и богатства, география рисков сепаратизма, география загрязнений. Мы каждый день сами для себя делали открытия - и транслировали их в газеты и в журналы. И одновременно улучшали программный продукт. Настолько, что в 1993 году уже могли делать электронные карты, пригодные для демонстрации по телевидению. Набрались смелости, предложили Евгению Киселеву на НТВ. Ему стало интересно - тогда все было полно жаждой инноваций. И пошли наши карты на телевидении - с результатами выборов в Госдуму 1993 года, с результатами референдума и т.д.

Мы по ходу дела учились - глядь, вдруг образовалась полоса поддержки КПРФ к югу от Москвы. Почему? Андрей Трейвиш, один из лучших экономико-географов России нам тогда объяснил - это такая специфическая мелко-городская зона (Брянск-Орел-Белгород-Курск-Липецк-Тула-Рязань-Воронеж-Тамбов-Пенза-Ульяновск) с устойчивым консервативным населением, с нелюбовью к `московским штучкам`, при тесной связи с близким селом, к тому же очень неплохо жившая в советское время за счет своих черноземов и огромных вливаний в сельское хозяйство. Сало свое, картошечка, самогон, солярка и комбикорм - ворованные в совхозе, а квартира - в Курске или в Пензе, и какие им нужны демократические перемены? К тому же как раз в этой зоне очень сильны традиции военно-патриотического настроя - от казачества еще.

То есть вполне добротная и рациональная жизненная позиция, я ее очень даже понимаю. Так вот появилось понятие `красный пояс`. Сегодня, он, кстати, стал поясом активной поддержки В. Путина. Психология территорий - очень устойчивый феномен. Например, меня поражала упертая антикоммунистическая позиция Ярославской области. На всех выборах в области коммунисты недобирают нескольких процентов даже по сравнению с соседями (а в русском Нечерноземье вообще власть, и особенно коммунистическую - недолюбливают). И немудрено: в царское еще время Ярославль был городом университетским, промышленным, торговым и очень активным. Не случайно здесь Б. Савинков мятеж поднял. А уж подавили его просто страшно: повстанцев в баржи грузили, вывозили на середину Волги и живьем топили. Город запомнил. И власть запомнила. Ярославль, мне кажется, потом специально давили за свободомыслие. Как и Питер, кстати. Уже в сталинское время в Ярославской области затопили целый город Мологу, когда строили Рыбинское водохранилище. А жителей - разогнали кого куда. И это тоже запомнилось. За что же особенно будут любить коммунистов в Ярославле? А в Магаданской области?
Нет, в таких местах скорее за Жириновского проголосуют.

Вот так, полегоньку мы учились понимать свою страну. Дальше - больше. В 1995 году мы пришли в ЦИК России и предложили наши электронные карты для отображения хода и результатов выборов. Быстро, точно, наглядно, удобно. Почему бы и нет? Там понравилось. С тех пор работаем. Естественно, параллельно учимся и опыта набираемся.
Удивительно не это. Удивительно (а точнее, стыдно) то, что этот огромный сектор до того был вообще пустым. Мы там оказались `первыми парнями` исключительно на безрыбье. Мы ведь даже не были специалистами в экономической или социальной географии (хотя у нас в Институте есть очень и очень яркие ученые в этих областях). Просто проявили немного изобретательности.
И еще - меня, особенно на первых порах, поражала географическая безграмотность нашего высшего руководства. Когда уже нас заметили и стали приглашать с докладами Большие Начальники в Большие Дома, их более всего удивляла способность во время доклада считывать с электронной карты информацию. Вот, например, Удмуртия, а вот - Бурятия. Отличаются они тем-то и тем-то. `И что - говорят - ты можешь любой регион на карте по имени назвать?` Действительно, могу. Это, между прочим, и мишка косолапый сможет, если его пять лет в университете учить. `Ну - говорят - эксперт!`. Вот так:
И мы, глядя на них, тоже учились понимать, кто и как строит политику. Дело даже не в том, что они рулят огромной страной, не зная, где у нее вход, а где выход, а в том, что у них нет внутреннего чувства разнообразия, огромной неоднородности пространства России. Они все - родом из советского инкубатора, где Родина мыслилась монолитной и монотонной, как огромный серый кусок хозяйственного мыла. А Родина - очень разная. И что одному региону - очевидно, то для другого региона еще очень и очень требует доказательств. Это я кожей почуял, еще учась в Университете - за что земной поклон покойным учителям. Которые, кстати, именно на Геофаке, и именно потому, что он был подальше от исторического и диалектического материализма, сохранились еще с той, досоветской эпохи.

Так что `политологом`, а точнее, политическим наблюдателем (мне не нравится корень `лог` - нет там никакой большой науки, а есть полная или неполная информированность, близость к начальникам) я стал, как принято писать в книжках, самоучкой. Из народа.


Вопрос: Ваш взгляд на грузинскую проблему - что там все-таки происходит и что еще может происходить? Что Вас тревожит во всей этой ситуации? (Анна Марина, Москва)


Ответ: Извините, Анна, я в Грузии плохо разбираюсь. Тревожит меня то, что моя страна, кажется, в который раз выбирает в споре того союзника, на которого приличной стране ставить бы не следовало. Впрочем, точно не знаю, а с чужих слов лучше не судить.

Вопрос: Что ждать от второго срока Путина? Какой будет Россия через четыре года? Можно ли сейчас сказать, что `курс Путина` определился и его можно как-то охарактеризовать и понять?! (W.T., USA)


Ответ: Мы, слава богу, прошли историческую фазу, когда все было ясно: это `наш`, это `не наш`. Путин - человек сложный, многое из того, что он делает - мне кажется правильным. Еще большее - особенно в последние годы - мне кажется неправильным. Насколько могу судить, его система ценностей все-таки в основе своей военно-патриотическая. То есть не армия нужна, чтобы защищать народ, экономику и страну, а страна, народ и экономика нужны, чтобы была сильная армия и Россия вернула себе свой геополитический статус. Ему, мне кажется, льстило бы сравнение с де Голлем или с Пиночетом. Но те эксплуатировали силовиков, чтобы укрепить бизнес и экономику, а этот - эксплуатирует бизнес, чтобы укрепить силовиков. Разница.
Если эта гипотеза верна, то можно прогнозировать примерно такую динамику. Крупный бизнес будут `нагибать`, вводить в его менеджмент силовиков, а сильных лидеров, имеющих в потенциале политические амбиции - выводить из игры. Для этого будут подогревать популистские настроения `масс`. Будет усиливаться идеологическая накачка - на почве ли религии (православия?), на почве ли военно-патриотического воспитания. Он - человек с очень системным мышлением. Поэтому не делает резких движений, но зато все `нерезкие` движения подчиняет одной цели.
Потенциальных соперников - убирать. Дисциплину и единоначалие - усиливать. Рычаги возможного давления на себя и свою политику - устранять. Совет Федерации - пустое место. Госдума - считай, департамент администрации президента. СМИ из числа влиятельных - все построены и под контролем. Суды и прокуратура - слушают команду. Бизнес - несет яйца Фаберже и пишет покаянные письма из кутузки.

Это все - лишь средства для достижения Великой Цели. Но, поскольку Цель не очень понятна и едва ли достижима, средства постепенно сами становятся целью. Я очень боюсь, что период благоприятной экономической конъюнктуры раньше или позже закончится - и тогда, перед угрозой разочарования избирателей и возможной потери власти президент может повернуться к стране другим боком. А у страны уже не будет тех самых `рычагов давления` - ни СФ, ни Госдумы, ни свободных СМИ. То есть для меня важно не то, плох Путин или хорош, а то, сможет ли Россия, (если он и его команда вдруг ей - не дай бог - разонравятся) попросить его освободить рабочее место.
У меня ясное чувство - не сможет. Мне добрые люди возражают: что ты ноешь, ведь он все правильно делает! А я отвечаю то, что сказал в начале. Многое - правильно. А еще большее - нет.


Вопрос: Мне кажется, что любые экономические преобразования нереальны в стране из-за коррупции. А ее победить нельзя! Что же делать? (Сергей Длинный, Казань)


Ответ: Тоже вопрос из числа бесконечных. Я думаю, коррупцию можно не то, чтобы победить, а снизить до таких размеров, когда она перестанет быть одной из ведущих проблем страны. Только не надо делать из этого предвыборных лозунгов. Потому что на решение уходит, как опыт показывает, примерно одно поколение. То есть лет 25. Коррупция разрастается до социально опасных размеров, когда государство переходит от автортарно-бюрократического режима управления к более свободному. Например, в послевоенной Италии - при переходе от режима Муссолини и пришедших ему на смену левых бюрократов. В Испании после Франко. В Южной Корее после генералов-президентов.
Тоталитарный режим держит коррупцию в узде за счет страха. Строго говоря, право на коррупцию (зато феерически-безбрежную) принадлежит только лично `хозяину`. Он может себе позволить буквально все. И если не позволяет, то не от скромности (как многие думают), а от того, что собственно деньги ему не льстят. Он ищет наслаждения не в деньгах, а во власти. Сталин, известно, одевался скромно. Но кто еще из мировых богатеев имел личное метро? У Саддама Хусейна было около 80 дворцов - и все они принадлежали народу. Но ночевал в них не народ, а Саддам Хусейн. Или его приближенные.

Менее помешанные на власти подчиненные, конечно, были бы не прочь урвать кусочек благ - но боялись. И уж совсем туго с благами было у народа. Ему и урвать было негде. Уходит тиран - рушится система контроля, основанная на страхе. А других систем контроля нет. Вся экономика еще в руках бюрократов. И они - благо, знают, как устроена система, начинают с нарастающей скоростью наполнять свой карман. Это - в нашей истории - уже хрущевские и брежневские времена. Начиналось на самых верхах (благо страх прошел), а к исходу эпохи Брежнева воровали все - от `несунов` на заводе и в колхозе, до расхитителей общественно-полезного времени в НИИ (больше там стащить было нечего).

Или вернуть страх (Андропов пытался ловить людей в магазинах и кино во время рабочего дня - получилось позорно). Или сделать так, чтобы воровать было невыгодно. Невыгодно воровать у себя. И, если заводом владеешь ты, то это уже твоя, а не андроповская забота пресекать воровство и прогулы. Но переход на частные рельсы (с учетом смены психологии) как раз и занимает одно поколение. В течение этого перехода еще огромная роль принадлежит бюрократу. Особенно в самом начале процесса, когда ни законов, ни контрольных органов, ни - само собой - понятий о порядочности.

Насколько могу судить, расцвет коррупции, равно как и расцвет криминального бизнеса, пришелся на ельцинские годы. Когда возникло что-то среднее между бизнесом, бюрократией, силовиками и бандитами. Сейчас ситуация потихоньку входит в берега - уже на новых основаниях. Частный бизнес частному бизнесу взятки не носит. Но носит бюрократу и силовикам. При этом - по моим впечатлениям - ни один из чиновников, от которых зависит распределение финансовых потоков, не откажется от того, чтобы оттуда зачерпнуть `откат`. Но - аккуратно, чтобы комар носа не подточил. И не слишком много, чтобы своего взяткодателя не разочаровать (а то или заложит, или найдет иной способ решить свои проблемы, минуя твой кабинет). Между чиновниками начинается нечто вроде рыночной конкуренции за право решить твой вопрос за минимальную взятку и с максимальными удобствами.

Эпоха коррупционного беспредела и `большого хапка` естественным образом выдыхается. Наверно, это многих шокирует, но такая `упорядоченная` коррупция, в условиях явного дисбаланса между объемом полномочий чиновника и его зарплатой играет роль стихийного стабилизатора. Сегодня технологически невозможно на пустом месте украсть миллион долларов, как это было несколько лет назад. Деньги оставляют следы, налажены механизмы контроля, слишком очевидные дыры постепенно затыкаются, за тобой ревниво следит сосед - риск слишком большой. И процесс будет неизбежно двигаться в том же направлении.

Коррупция в политике будет постепенно вытесняться более или менее цивилизованным лоббизмом, зарплаты врачей, милиционеров, преподавателей и других людей, которые сегодня явно или неявно берут взятки - будет приближаться к осмысленному уровню, риск и страх потерять работу будет все серьезней - и лет через несколько, если все будет нормально, людям вдруг покажется унизительным брать и давать мелкие взятки - при приличной зарплате и уважении коллег. Во всяком случае, так этот процесс идет во всем мире.
Не хотел бы упрощать. Не само собой все образуется, а по мере развития новой, основанной не на голом страхе, системе отношений в обществе.

Здесь основная угроза - под шум криков о борьбе с коррупцией привести к власти очередного тирана, который зажмет коррупцию железной рукой - и развернет процесс вспять, приватизировав с помощью расширяющегося бюрократического аппарата все государство целиком. Именно так случилось в Белоруссии. И кто теперь способен проконтролировать, как и сколько президент Лукашенко тратит денег из своих секретных (специальных) фондов? И кто способен предвидеть масштабы коррупционного пожара в процессе передела государственной собственности, тогда как Лукашенко уйдет?


Вопрос: Что доказали парламентские и президентские выборы в России? (Андрей, Москва)


Ответ: Они доказали, что `административный ресурс` усилил свое влияние и, впервые за все избирательные циклы, начиная с 1991 г., работает строго на одну группу людей в Кремле. Они доказали, что президент Путин и связанная с его именем партия очень и очень популярны. Они доказали, что, оставаясь в рамках правового поля, можно существенно сузить свободу политической борьбы в России. Они доказали, что в Кремле работают очень толковые и эффективные политтехнологи - хотя они действуют не совсем теми средствами, которыми хотелось бы. Они доказали, что в ожиданиях избирателей обозначился дрейф в сторону державности, социально ориентированной политики, сильного руководства. Они доказали, что Гегель прав: каждый народ имеет то правительство, которое заслуживает. Что еще?

Вопрос: Как будет решаться проблема `Преемник- 2008`? Кто будет бороться за президентский пост в следующую кампанию? Сможет ли Россия `плавно` поменять президента, без реальной борьбы за власть? Хорошо ли, если так оно и случится? Ваше отношение к тому, что президент и политическая общественность открыто обсуждают эту проблему? Значит уже все в принципе согласны, чтобы президент фактически `назначается` предыдущим руководством? (Марат И., студент, Москва)


Ответ: Марат, такая куча вопросов! Не думаю, что президент всерьез размышляет о преемнике уже сейчас. Скорее, это мягкий зондаж общественного мнения - мол, как среагируют? Ведь если за почти четыре года Путин растеряет популярность (а это вполне может быть, верно?) то почему народ должен с восторгом принять его преемника? Поэтому мне кажется, под термином `преемник` понимается не конкретная личность, а какая-то процедура передачи властной эстафеты `своим` проверенным людям. Ее, несомненно, планируют и, полагаю, сразу по нескольким каналам. Уже говорил, что теоретически возможно получить в качестве преемника Путина - самого Путина. Например, аншлюс Белоруссии, новое государство, новая конституция, новые выборы, новый президент.
Одна из важнейших деталей - устранение серьезной оппозиции. Это - неизбежно. А как уж в этих упрощенных условиях технологически передать власть из рук в руки - это вопрос более мелкий.
Конечно, к 2008 году бизнес постарается консолидироваться (особенно, если его слишком сильно обидят) и вернуть себе контроль над страной. Но ведь ему будет противостоять очень сильная и сплоченная команда, которая тоже имеет свой бизнес - и намерена его расширять.
Это все мы увидим задолго до выборов: основные шаги по расчистке поля будут сделаны в течение ближайших года-двух. Думаю, скучно не будет. Или, наоборот, будет очень скучно.

19 Март 2004

Орешкин Дмитрий Борисович - руководитель аналитической группы `Меркатор` Института географии РАН, кандидат географических наук.



СМИ.ru, 2002.http://nvolgatrade.ru/

Док. 205670
Опублик.: 09.07.04
Число обращений: 735

  • Орешкин Дмитрий Борисович

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``