ПРЕДИСЛОВИЕ
Глава первая. ПРОГРАММА ИССЛЕДОВАНИЯ
Глава вторая. ПИЛОТАЖ
Глава третья. ПЕРВЫЙ ТУР ОПРОСА ЭКСПЕРТОВ: ФОРМИРОВАНИЕ ПРОГНОЗНЫХ МОДЕЛЕЙ
Глава четвертая. ВТОРОЙ И ТРЕТИЙ ТУРЫ ОПРОСА: РЕАКЦИЯ ЭКСПЕРТОВ НА ПРОГНОЗНЫЕ МОДЕЛИ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Данная монография представляет собой заключительный отчет по очередному, восьмому по счету с 1969 г., исследовательскому проекту Сектора социального прогнозирования Института социологии РАН. Темы предыдущих проектов:

Прогнозирование в социологических исследованиях. 1969-76 (заключительный отчет - одноименная монография изд. `Мысль`,1978)

Прогнозирование социальных потребностей молодежи.1969-76 (заключительный отчет - одноименная монография изд. `Наука`,1978)

Социальные показатели образа жизни советского общества. Методологические основы исходной модели прогноза. 1976-80 (заключительный отчет - одноименная монография изд. `Наука`,1980)

Поисковое социальное прогнозирование. Перспективные проблемы общества. Опыт систематизации. 1980-84 (заключительный отчет - одноименная монография изд. `Наука`,1984)

Нормативное социальное прогнозирование. Возможные пути реализации перспективных целей общества. Опыт систематизации. 1984-87 (заключительный отчет - одноименная монография изд. `Наука`, 1987)

Прогнозное обоснование социальных нововведений.1987-90 (заключительный отчет - одноименная монография изд. `Наука`, 1993)

Перспективы трансформации России. Экспертный сценарно-прогностический мониторинг. 1991-95 (заключительный отчет - одноименная монография изд. ЦОН МГУ, 1998)

Как и по всем этим проектам, заключительному отчету предшествовали ежегодные промежуточные, частично опубликованные в педагогической и социологической периодике (`Учитель`,1997,2; `Педагогика`,1998,2; `Социологические исследования`,1998,10).

Исследование проводилось коллективом Сектора социального прогнозирования Института социологии РАН в составе д.и.н., г.н.с. И.В.Бестужева-Лады (заведующий сектором, руководитель исследования), к.э.н., с.н.с.Е.Ю.Ивановой, с.н.с. Н.П.Гришаевой, с.н.с. Е.Ю.Колесниковой, с.н.с. Е.И.Прониной. В исследовании приняли участие несколько десятков научных сотрудников Института социологии РАН и ряда других научных и учебных учреждений как г. Москвы, так и некоторых других городов России. Сектор приносит благодарность педагогическому коллективу школы-лаборатории ≤199 г. Москвы (директор - М.А. Комлева, завуч - И.Ф. Ахметова), который составил основу корпуса экспертов на первом и втором этапе исследования. Благодарность приносится и экспертам всех трех туров опроса - как по методу углубленного интервью, так и заполнившим опросные анкеты. К сожалению, здесь нет возможности привести список экспертов, поскольку каждому была гарантирована анонимность в целях облегчения высказывания нетривиальных суждений.

Очные и заочные опросы проводились непосредственно или под руководством Е.И. Прониной, Е.Ю. Колесниковой, Н.П.Гришаевой, Е.Ю. Ивановой. Их протоколы и отчеты были использованы при написании второй-четвертой глав заключительного отчета. Тексты сводных промежуточных и заключительного отчета написал И.В.Бестужев-Лада.

Ожидаемые и желаемые изменения в системе народного образования России
И.В. Бестужев-Лада
академик РАО

Глава первая. ПРОГРАММА ИССЛЕДОВАНИЯ

1.
По ходу реализации исследовательских проектов Сектора социального прогнозирования Института социологии РАН, постепенно сложилась научная школа, которая отличается следующими чертами:

Социальный прогноз рассматривается в контексте технологического прогнозирования, теоретические основы которого были заложены в трудах В.А. Базарова-Руднева (1924-28), а затем в трудах Б. де Жувенеля и Д.Белла, не знавших о работах своего предшественника, в первой половине 60-х гг. Напомним, что концепция технологического прогнозирования не сводит прогноз в социальной сфере только к предсказанию ожидаемых состояний, а ориентирует его на выявление назревающих проблем и возможных путей их решения с целью заблаговременного `взвешивания` последствий намечаемых решений и повышения тем самым уровня объективности и, следовательно эффективности управления.
Такого рода прогноз невозможен без предварительного построения исходной (базовой) модели в виде систем математических уравнений или в крайнем случае - там, где это затруднительно - в виде упорядоченной совокупности количественных и качественных показателей, для чего необходима индикация объекта прогноза, т.е. представление его в виде системы показателей.
Весьма желательно также построение такой же модели прогнозного фона из показателей, отображающих факторы, которые определяют развитие объекта прогноза.
Выявление назревающих проблем осуществляется при помощи анализа трендовых моделей, которые не сводятся к прямой экстраполяции исходных динамических рядов, а учитывают возможные отклонения под влиянием фоновых факторов.
Выявление возможных путей решения таких проблем осуществляется при помощи анализа нормативных идеализационных и оптимизационных моделей, которые отображают идеальное и оптимальное состояние объекта по заранее заданным критериям и позволяют таким образом проводить как бы `обратную экстраполяцию` от идеального состояния через оптимальное к нормативам не столько ожидаемых, сколько желаемых изменений.
Предварительная верификация полученных прогнозов (абсолютная, как известно, возможна только при наступлении времени упреждения прогноза) практически осуществляется особым, чаще всего не первым, опросом экспертов.
Заключительная операция, которая составляет смысл и цель технологического прогнозирования, сводится к выработке рекомендаций для управления на основе сопоставления данных поискового (эксплораторного, проблемного) и нормативного (целевого) прогнозов.
Долгий опыт разработки социальных технологических прогнозов показал, что из множества методов прогнозирования здесь наиболее экономичны и эффективны, во-первых, опрос экспертов - очный, по методу глубокого интервью, и заочный, по `дельфийской технике` или хотя бы простым анкетированием - а также метод прогнозных сценариев.

Дело в том, что статистическое моделирование у нас в высокой степени затруднено из-за неполности и, мягко говоря, далеко не всегда адекватности соответствующих информационных массивов. Анализ текстов тоже весьма затруднен из-за стремления авторов не `подставить` себя под огонь критики, а, как известно, нетривиальные прогностические суждения почти всегда носят сугубо дискуссионный характер. К этому добавляется общеизвестная российская, точнее, никуда не девшаяся советская специфика: опубликовать книгу или статью не для того, чтобы сообщить что-то новое (обычно чреватое крупными неприятностями для автора), а просто для того, чтобы `опубликоваться`, пополнить `список трудов` для подтверждения или повышения своего формального статуса. Поэтому поиск редких конструктивных элементов в море пустословия чрезвычайно трудоемок и зачастую просто напрасен. Очень соблазнительно обратиться к опросу `рядовых респондентов`. Но специальное исследование (второй из перечисленных в предисловии проектов) убедительно показало, что даже среди экспертов девять из десяти страдают так называемым презентизмом мышления, т.е. не могут представить себе прошлое и будущее качественно отличным от настоящего. А уж среди `простых респондентов` людей, обладающих хотя бы самым зачаточным прогностическим мышлением - один на тысячу, если не на миллион.

Теоретически много могут дать социальному прогнозу результаты любого социального эксперимента - и удачного, и неудачного, и постановочного, и уже свершившегося (экс пост фактум). Однако новаторы-экспериментаторы обычно плохо знакомы с теорией социальных нововведений, согласно которой всякое действительное нововведение, а не более или менее грубая имитация оного, всегда и везде обычно проходит `проверку на прочность` в виде скептически-негативной реакции аудитории, с нередким гонением инноватора. Поэтому редкий новатор избегает тягчайших фрустраций с соответствующими сдвигами в своей психике, затрудняющих для него объективную прогностическую оценку своего детища. Приходится прибегать к длительным и дорогостоящим процедурам, чтобы отделить субъективные намерения автора от объективно получившихся результатов. Понятно, в неизбежной войне с автором. По той же причине в прогностике малоэффективны методы наблюдения.

Из других методов прогнозирования привлекают внимание огромные потенциальные возможности исторической аналогии. Действительно, Россия вовсе не является чем-то инопланетно-сверхъестественным. И, конечно же, как в её прошлом и настоящем, так и в перспективе очень много похожего на другие страны мира. Жаль, что гораздо меньше схожего, скажем, с Люксембургом, чем с любой Руандой-Бурунди, но это еще не основание для всяких поэтических вольностей типа того, что, дескать `Умом Россию не понять, аршином общим не измерить`. Вполне можно и понять и измерить, но обязательно с учетом существенной российской специфики, которая сплошь и рядом приводит по меньшей мере в изумление, поскольку невозможна не только в иных-прочих странах, но и вообще в состоянии трезвого ума и твердой памяти.

Главное же, почти во всех случаях встает вопрос о трудоемкости и дорогостоимости исследования. Трудоемкость приходит в антагонистическое противоречие с бесконечными чаепитиями, из которых складывается обычный рабочий день среднестатистического научного работника от Нарьян-Мара до Душанбе и от Бреста до Владивостока, т.е. с основами Евразийской и Среднеазиатской цивилизаций. С другой стороны, те же самые цивилизации изначально исключают выделение каких бы то ни было средств на исследование за пределами десятки-другой долларов месячного `жалованья` (термин, непереводимый ни на какие языки мира, кроме азиатских) каждому участнику - кстати, совершенно независимо от хода и результатов исследования, вообще от работы или `ничегонеделания`.

Западные коллеги отказываются поверить, что за информационное обеспечение исследования - и полиграфическое, и электронное - платить приходится так же мало, как и при несостоявшемся коммунизме с его якобы исчезновением всяких денег. Точнее, платит какое-то загадочное `государство`, с простыми смертными никак не соприкасающееся. Что научный работник вполне может работать - в перерывах между чаепитиями - либо за упомянутое выше грошовое `жалованье`, либо чаще вообще бесплатно - в порядке своего рода хобби после приработков где-то на стороне. А эксперту причитающиеся ему 3000 долларов за три часа экспертизы вполне заменяют хорошие личные отношения с руководителем исследования и вытекающее отсюда `личное одолжение`, а также понятное желание произвести хорошее впечатление на интервьюера-анкетера противоположного пола. Понятно, что это подразумевает характер и качество работы, немыслимые при оплате наличными.

В конечном итоге, горький опыт многих лет привел к оптимуму: экспертному сценарно-прогностическому мониторингу как самому дешевому (при условии `личного одолжения`) и самому эффективному варианту из всех возможных. Но и это, так сказать, `наименьшее зло` потребовало ряда рациональных ограничений для своей хотя бы минимально удовлетворительной реализации.

Во-первых, сугубого внимания к подбору экспертной группы. Головоломная задача - отобрать из сотни опытных и добросовестных экспертов хотя бы десяток (в нашем случае - шестнадцать) не с презентистским, а с прогностическим мышлением. Кроме того, желательно возможно менее чиновно-сановных. Ибо действующий чиновник-сановник просто по своему положению не имеет права высказывать суждения о будущем, отличном от настоящего. Иначе по канонам Евразийской цивилизации тут же возникает вопрос: куда смотрит начальство? То есть, сам сановный эксперт. В крайнем случае, годится экс-сановник, который обычно ностальгирует по своему прошлому, но зато не несет ответственности за назревающие проблемы. Кроме того, желательно хотя бы минимальное разнообразие в социальном статусе экспертов. Так, например, вряд ли целесообразно опрашивать одних только управленцев, или одних только академиков, или одних только общественных деятелей - оценки неизбежно будут смещены в одну плоскость. Наконец, надо иметь в виду коммуникабельность эксперта. Ибо все те же каноны азиатских цивилизаций предписывают вышестоящему не унижаться до разговоров с нижестоящим, а по возможности ставить его на место подобающим сану чванством. Мы искали и нашли исключения из этого правила.

Во-вторых, для эксперта, как и для всякого простого смертного, характерно такое явление, как психологическая усталость. И не только на третьем-четвертом часу допроса, когда даже самая хорошенькая интервьюерша представляется ведьмой-садисткой. Но и когда сказать уже больше нечего, а только что помянутая ведьма в десятый раз пристает с одним и тем же: `нет, вы все-таки скажите .`. К сожалению, оба забывают про известную французскую девушку, которая никак не могла дать больше того, что имела. И попадают в ложное положение. Эксперт выглядит как бы импотентным в самый интересный момент общения с партнершей и соответственно ожесточается, хотя на самом деле здесь просто грубо нарушаются элементарные правила экспертизы.

Оказывается, психологическая усталость эксперта наступает по разному при оценке качественно различных социальных явлений. Например, эксперту предъявляют динамический ряд данных, согласно которым население России уменьшается со скоростью до миллиона человек в год, и предлагают экстраполировать этот ряд на несколько десятилетий в будущее. В этом случае эксперта можно опрашивать хоть ежечасно - были бы новые фоновые данные факторов, содействующих изменению наметившейся тенденции в ту или иную сторону. Он устанет скорее физиологически, нежели психологически. Совсем иное дело, если требуется оценить ожидаемые и желаемые изменения, скажем, в экономике, культуре, военном деле, народном образовании, прибегая не только к количественным, но и к качественным оценкам. Здесь, если опрашивать не то что каждый день, но каждый месяц или даже каждый год, вполне можно нарваться на усталое: `я уже все сказал!`

Тот же эмпирический опыт показал, что, при отсутствии качественно новых фоновых данных, эксперты из месяца в месяц и даже из квартала в квартал в более или менее завуалированном виде просто повторяют свои прежние суждения, сводя на нет целесообразность повторной экспертизы. Мало того, по сложным социальным явлениям с сильнейшей инерцией (а экономика, культура, военное дело, народное образование и т.п. принадлежат именно к таким явлениям) даже ежегодная экспертиза срабатывает только тогда, когда экспертов либо меняют, либо опрашивают по радикально новой программе, под качественно новым углом зрения,

В-третьих, во избежание фантасмагории, необходимо строжайше придерживаться канонов построения прогнозных сценариев, выработанных одним из наиболее развитых к настоящему времени направлений исследования будущего - альтернативистикой, изучающей возможные пути перехода от существующих состояний к качественно новым, альтернативным. Альтернативистика требует, чтобы прогнозные сценарии удовлетворяли критериям реальности (не переходили в область фантастики), логичности (непротиворечивость причинно-следственных связей), сопоставимости (сопоставление только сопоставимого), оптимальности (возможность извлечения хоть каких-то уроков на будущее) и т.д. В её рамках разработаны основные типы прогнозных сценариев - инерционный, проблемный, целевой, идеализационный, оптимизационный, нормативный, революционный, катастрофический и др. И каждый имеет свои собственные каноны построения. Если, например, пытаться строить проблемный сценарий как целевой или катастрофический как революционный - ничего, кроме помянутой фантасмагории, не получится. Главное же, чтобы любой прогнозный сценарий или совокупность подобных сценариев могли служить материалом для выработки рекомендаций по оптимизации управленческих решений. Иначе к чему все чисто умозрительные построения?

Вот с таким примерно теоретико-методологическим багажом коллектив сектора в 1994-95 гг., на завершающих этапах реализации предыдущего проекта, приступил к выработке программы настоящего исследования. .

П.
Концепция технологического прогнозирования предполагает как нечто само собой разумеющееся, что процесс прогнозирования является, по сути своей, исследованием - в данном случае, исследованием будущего. И, как всякое научное исследование, должен начинаться с выработки программы, призванной уточнить объект, предмет, проблему, цель, задачи, структуру, рабочие гипотезы, время основания и упреждения, методы и организацию исследования. По этому алгоритму вырабатывались программы всех восьми исследований сектора, включая и настоящее. Каждый раз это требовало сравнительно длительного времени, чтобы разрешить ряд сложных вопросов, поэтому разработка программы всегда падала на последний год реализации предыдущего проекта, когда процедуры подготовки к печати заключительного отчета позволяли выделять время на подготовку нового проекта. Так произошло и на этот раз.

Объект исследования. Самым простым и выигрышным было бы повторить предыдущий проект (`Перспективы трансформации России`) применительно к обстановке второй половины 90-х годов. Опыт был наработан. Принципы формирования экспертной группы определены. `Подводные камни` и выигрышные моменты заранее известны. Правда, это явилось бы простым тиражированием уже накопленного опыта, с соответствующей ценностью в научном отношении. Но если бы нашелся хоть символический заказчик, какой имелся в начале реализации предыдущего проекта, то, возможно, соблазн `легкого пути` возобладал бы. К несчастью (или, в данном случае, к счастью?), `рынок прогнозов` во всем мире пока еще только складывается. Прогнозисты никак не найдут общего языка с управленцами. Решения принимаются, как и тысячу лет назад, большей частью чисто волюнтаристски, а никаким, образно говоря, нынешним `князьям олегам` никакие волхвы-кудесники не нужны, какими бы `заветами грядущего` они ни обладали. Иногда решения готовятся аппаратом, но когда оно уже подготовлено - футуролог может выступать только как весьма нежеланный ревизор, выставляющий управленца в неприглядном свете. Додуматься до простой мысли, что выработке решения обязательно должен предшествовать конструктивный диалог `князя` и `волхва` - это, видимо, будет достижением грядущего века.

В России же управление и предвидение - это как красное и круглое: абсолютно разные вещи, ничего общего меж собой не имеющие. Да, управленцы то и дело апеллировали к `научному предвидению` - но лишь в сугубо демагогических целях соответствующего `просвещения трудящихся`. Представить себе не только Сталина или Хрущева, но и Горбачева или Ельцина, хоть на секунду задумавшегося о последствиях намечаемого им решения, может лишь сумасшедший. Да, у нас почти два десятилетия разрабатывали `комплексную программу научно-технического прогресса` на двадцать лет вперед. Но это был заведомый псевдопрогноз для якобы обоснования квазипланов, весьма далеких от реального положения вещей. Да, у нас за последние годы развелась тьма `центров анализа и прогноза`, но это - чистейшее предугадывание того, чего требует заказчик: кто победит на выборах, каков будет курс доллара и т.п. Только на грани ХХ и ХХ1 веков у некоторых управленцев разного уровня начинает постепенно складываться понимание того, что именно способен дать ему технологический прогноз. И появляются первые крупные заказы - как на правительственном (увы, не нашем), так и на местном, и особенно на частном уровне. Но пять лет назад в нашей стране `рынка технологических прогнозов` вообще не существовало, а без него повторение пройденного было бы мазохизмом.

Вторым `кандидатом` на объект исследования были теоретические вопросы, с изучения которых, по понятным причинам, начиналась история сектора. Перечень этих вопросов бесконечен, и обращение к ним сулит `спокойную жизнь`, хотя и не привлекает никакого внимания окружающих (что, может быть, не так уж и плохо само по себе: `научная солидность` во всяком случае гарантирована). Самые `выигрышные` в данном плане: во-первых, теория социальных показателей, как основы исходной модели социального прогноза - к ней сектор уже обращался во второй половине 70-х гг. и мог бы с блеском вернуться на качественно новом уровне двадцать лет спустя; во-вторых, структура личности и сознания самого эксперта - объект настолько соблазнительный в плане изыскания путей повышения эффективности экспертных оценок, что едва не возобладал в планах работы сектора на 1996-2000 гг.

После долгих дискуссий, все же решено было поискать объект в социальной проблематике нашей страны - этого требовала прежде всего гражданская совесть исследователя. Круг социальной проблематики в рамках компетенции работников сектора давно определен. Это - ожидаемые и желаемые изменения в социальных аспектах экономики, структуры власти, семьи и народонаселения, народного образования, науки, культуры, здравоохранения, расселения, охраны окружающей среды и общественного порядка, наркотизации и денаркотизации общества (никотин, алкоголь, более сильно действующие наркотики), наконец, в социальной организации вооруженных сил. Раз нет конкретных заказчиков - остается выбрать любую из перечисленных двенадцати тем, которая получила хотя бы `хорошую печать`, коль скоро никакими дополнительными деньгами ни при каком варианте не пахнет. И тут сразу перед исследователем возникает стена ограничений, никакого отношения к собственно науке не имеющих.

В общих чертах известно, куда и почему дрейфует наша экономика. Известно также, какие примерно изменения в ней должны произойти, чтобы упадок сменился подъемом. Но не всегда вспоминается при этом, что существующее положение вещей очень выгодно определенным и притом довольно мощным силам. Мы видим, что как только начинают делаться попытки изменить положение вещей - реакция этих сил следует немедленно. Один из участников исследования сталкивался с этим самолично, причем трижды на разных уровнях, и досконально знает, каким может быть противодействие самому миролюбивому действию. Одно дело, выступить в роли содействия инициативе, пусть даже с небольшим шансом на успех. И совсем иное - выступить `просто так`, как говорится, для сотрясения воздуха. Образно говоря, высунуть язык, чтобы получить пулю в рот. Поэтому тема была отложена `до лучших времен`.

Известно также, что именно надо сделать, чтобы наше фиктивное разделение властей превратилось в реальное, чтобы возобладали подлинная демократия и правопорядок. Но вы же видите, какие страсти разгораются из-за робкой попытки устранить явную несообразность: заседание исполнительной власти (губернаторов) в помещении законодательной власти (верхней палате парламента). Нетрудно представить себе, что произойдет, если обнародовать суждения экспертов о том, как сделать фиктивное нефиктивным. Говоря словами одного несостоявшегося классика, `эта штука будет сильнее, чем `Фауст` Гете`. Эту тему постигла судьба предыдущей.

Кстати, примерно то же самое можно сказать о социальных аспектах здравоохранения и расселения, охраны окружающей среды и общественного порядка, социальной организации науки и вооруженных сил. Одно дело брюзжать по поводу нехватки лекарств или грубости врачей, гнусного вида наших лоджий, вопиющего надругательства над природой и некоторых недостатков в `перевоспитании` отъявленных бандитов. И совсем другое - затрагивать триллионные потоки долларов и рублей, которые крутятся в фармацевтике и градостроительстве, в науке и в армии, в предприятиях, загрязняющих окружающую среду, и в так называемых мафиозных структурах. Тем более, когда заходит речь о судьбе тысяч очень высоких и очень приятных синекур. Пусть даже доподлинно известно, `кто виноват` и `что делать` - уж что делать в каждом из перечисленных аспектов технологам-прогнозистам известно доподлинно - но общеизвестно, что прицельно стрелять у нас начинают даже по гораздо более пустячным поводам. Можно рискнуть жизнью, если знаешь, за что. Но чтобы `за просто так`?!

Социальные аспекты наркотизацииденаркотизации общества были отвергнуты по несколько иной причине. Слишком жив еще в памяти позорный провал `антиалкогольной` авантюры Горбачева второй половины 80-х гг., после которого любая плохо подготовленная или вообще неподготовленная инициатива в этой области неизбежно будет выглядеть еще одной такой же авантюрой. Здесь необходимы государственный ум и государственная воля. Пока они не проявят себя - в этой области лучше ограничиваться просветительством (чем сектор и занимается).

Остаются культура, семья и школа - `кандидаты` с более или менее одинаковыми шансами на успех. Остановились на последней - и только потому, что здесь открываются более гарантированные перспективы хотя бы публикации результатов исследования. При иных условиях, объектом исследования могли бы стать первая или вторая.

Во избежание недоразумений, следует уточнить, что в сфере культуры, семьи и школы тоже имеются опасные для автора `подводные камни`, которые, однако: гораздо легче обойти, чем в экономике или политике. Чтобы не быть голословными, приведем три конкретных примера не только из недавнего прошлого, но и из самого что ни на есть настоящего.

Все хорошо представляют себе типичный урок физкультуры в школе, как он постепенно сложился из `норм БГТО` в условиях репрессивно-казарменной педагогики Тридцать ребятишек полчаса мерзнут на ветру строем, пока двое-трое из них пытаются подтянуться на брусьях или пробежать стометровку. Формально - `на отметку`, а фактически - на посмеяние присутствующими. И на следующий день полкласса лежит с температурой и кашлем. Ничего более антипедагогического и даже асоциального просто придумать невозможно. К настоящему времени это осознали почти все до единого сколько-нибудь значительные специалисты по преподаванию физкультуры в школе, все руководство Госкомспорта и Минобраза, до министров включительно, с мнением которых автор знаком самолично. Мало того, разработаны и успешно опробованы методики, которые позволяют на целый порядок поднять эффективность внедрения в школу физической культуры безо всяких `отметок`. Тем не менее, на конференции Отделения образования и культуры Российской академии образования в июле 2000 года специально по этой проблеме было констатировано, что практически потребуется по меньшей мере десять лет, чтобы в школах начался (!) постепенный переход в данной области от дикости к цивилизации. Настолько сильна инерция системы вообще и десятков тысяч преподавателей физкультуры, которые могут преподавать только традиционным и никаким другим образом.

Еще один в точности такой же пример - преподавание иностранного языка в `обычной` (не `языковой`) школе. Всем доподлинно известно, что давать иностранный язык по часу-другому в неделю, да еще с ориентацией на подготовку будущего лингвиста, - это заведомо нулевой результат к моменту выхода в жизнь. Тем не менее, ту же воду с тем же результатом неизменно толкут в ступе каждой `неязыковой` школы. И это при том, что разработаны блестящие вариативные методики овладения даже не одним, а несколькими `разговорными языками` за десяток-другой уроков. Методики хорошего освоения не только разговорного языка за несколько месяцев. Мало того, эти методики опробованы и дают потрясающий результат - но только если выложишь столько то тысяч долларов в соответствующих учебных фирмах.

Теперь представьте себе, что прогностическое исследование ориентировано на выявление ожидаемых и желаемых изменений в преподавании физкультуры и иностранного языка в школе. Как отнесутся к нему десятки тысяч преподавателей того и другого предмета, по разным причинам еще не успевшие сбежать из школы в гораздо более щедрые на зарплату `структуры` и способные преподавать только так, как их научили в пединститутах? Правильно, как к потенциальной угрозе для своего и без того огорчительного существования. С соответствующей бурной реакцией, до травли `заветов грядущего вестников` включительно.

Те же самые `подводные камни` просматриваются и в области учреждений культуры. Конечно, скажем, музейные работники вряд ли способны оказать действенное сопротивление любым сколь угодно волюнтаристским инновациям и скорее с интересом встретят любую информацию о возможных переменах в своей плачевной участи, ибо, по их мнению, хуже существующего положения вещей трудно что-либо придумать. Но уже в области ТВ, где гнусная навязчивая реклама пахнет миллиардами долларов, за любым, самым плевым, нововведением тут же следует выстрел в Листьева или арест Гусинского.

Мы хотели бы быть правильно понятыми. Коллектив сектора вовсе не трусливее почти сотни в точности таких же безумно храбрых коллективов Института социологии РАН. Дело не в риске для жизни, а в нежелании `работать в стол` как при любой крамоле в недавние времена. Исследователь, как минимум, должен быть уверен что его труд, если и не будет оплачен полностью, то хотя бы не пропадет пропадом, когда ему заткнут рот задолго до первого публичного выступления.

К счастью, в избранной нами сфере исследования помянутые `подводные камни` легко обойти, если объявить, что изучаемые возможные и желательные изменения касаются не шкурных интересов соответствующих `подопытных кроликов`, а некой абстрактной и трудно представимой `социальной организации` той или иной отрасли общественного производства. И только от авторов зависит удержаться на этой стезе в рамках бесстрастной академичности, не дать скатиться исследованию в пучину страстей `дурной сенсационности`.

Из трех вышеперечисленных `кандидатов` в объекты программируемого исследования только сфера семьи лишена помянутых `подводных камней`. Но она оказывается не самой желательной по прямо противоположной причине - по причине полного равнодушия государства и общества к плачевной судьбе заживо разлагающейся и мучительно умирающей семьи. Здесь получается нечто вроде знаменитых чеховских `Лекций о вреде курения`. Каждый знает, что никотин сокращает жизнь человека почти на треть положенного ему судьбою срока. Но разве это основание для того, чтобы 70% мужчин и 35% женщин бросили курить? Точно так же каждый знает, что именно произошло в Косово. Но не каждый догадывается, что судьба косовских сербов неизбежно ожидает его самого или, в крайнем случае, его детей, так как те, у кого семья разваливается позднее и медленнее, обязательно раньше или позже стирают с лица земли тех, у кого семья давно заменена `сексом` и `кайфом`. Что толку вопиять в пустыне, даже если никто не затыкает рот?

С учетом всего сказанного, избранный объект исследования уточнился как `социальная организация системы народного образования в России`.

Предмет исследования - это, как известно, то, что изучается на объекте, Концепция технологического прогнозирования не оставляет здесь сколько-нибудь широкого выбора: при ориентации на `взвешивание` возможных последствий намечаемых решений, конечно же, рациональнее всего исследовать ожидаемые и желаемые изменения в развитии объекта.

Проблема исследования, как и положено, распадается на методологическую и предметную (социальную) Методологическая сводится к поискам путей оптимизации опроса экспертов и построения прогнозных сценариев. Ей, как указано выше, придается сугубое значение, ибо это - чистейшее фундаментальное исследование, каковое только и приличествует академическому институту. И если бы имелся отраслевой институт, на который можно было бы свалить решение предметной проблемы, то, наверное, так и следовало бы сделать. Но поскольку отраслевых институтов прогностического профиля в России просто не существует, поневоле приходится придавать исследованию фундаментально-прикладной характер и делать равно-порядковой с методологической также и предметную проблему. Тем более, что общие контуры её хорошо известны автору еще с осени 1974 г., когда он, по распоряжению Отдела Науки ЦК КПСС, был командирован в качестве докладчика на УП сессию Всесоюзного семинара по методологии педагогики и методике педагогических исследований Академии педагогических наук СССР (фактически по предоставленным материалам были подготовлены два доклада: `Предпрогнозная ориентация при прогнозировании развития системы народного образования` и `Прогнозирование перспектив развития системы народного образования` - см. ` Прогнозирование развития школы и педагогической науки`, ротапринт АПН СССР, ч.1-2, М., 1974).

В общих чертах предметную проблему в системе народного образования (СНО) можно сформулировать как `нарастающий разрыв между ориентацией на подготовку дипломированных специалистов и реальными требованиями жизни`. Напомним, что в 20-х годах, когда начала формироваться существующая доселе СНО, дефицит дипломированных специалистов был огромный, а недипломированных в избытке готовила так называемая `домашняя школа` в каждой почти многодетной семье, и заботиться об этом не было нужды. Кроме того, ожидалось скорое пришествие социализма, а затем и коммунизма, при котором противоположность физического и умственного труда должна была исчезнуть, а рабочие и крестьяне - поголовно перековаться в `народную интеллигенцию`. В результате школьные программы были построены таким образом, что в них на первый вышло только то, что требуется на приемных экзаменах в вуз, а требования реальной жизни отодвинуты на задний план и скомканы. Конечный итог (к 70-м годам!) : чудовищное перепроизводство посредственных и откровенно плохих дипломированных специалистов с нарастающим дефицитом недипломированных из-за ухода на пенсию старших возрастов, экономические репрессии за такую диспропорцию в виде замораживания зарплат более не дефицитным дипломированным специалистам с вынужденным быстрым ростом зарплат все более дефицитным недипломированным, `бегство` миллионов дипломированных на рабочие места недипломированных, т.е. полное выхолащивание смысла существования средней и высшей школы в том виде, как она сложилась и существует до сих пор. Кроме того, обнаружилось, что более чем для 80% школьников, которые не только не собирались, но и объективно не способны поступать в вузы, школьная программа, ориентированная только на поступление в вуз, просто не по силам и лишь напрасно ожесточает подростков до такой степени, что школа стала котироваться как второй по масштабам (после неблагополучной семьи) социальный источник преступности. Иными словами, школа при сохранении анахроничной ориентации перестала давать ожидаемый от неё социальный эффект, стала давать скорее асоциальный эффект, минус-эффект.

Все это стало предельно ясным не только для педагогической науки, но и для высшего звена управленцев СНО и даже для соответствующих отделов ЦК КПСС уже к середине 70-х годов. Именно тогда была осознана необходимость в кардинальной школьной реформе, выраженная формулой о `коренном совершенствовании всей нашей общеобразовательной системы`, озвученной на самой высокой трибуне государства его главою. И что же? Как видим, школьная реформа, при всех заклинаниях о её срочнейшей необходимости, продолжает до сих пор оставаться скорее в виртуальном, нежели в реальном пространстве. Тому должны быть и, действительно, наверное, имеются достаточно веские причины. Которые наверняка известны экспертам, так что дело только за тем, чтобы `выудить` у них нужную информацию, вполне достаточную, чтобы определиться с грядущими изменениями в СНО.

Цель исследования. В соответствии с канонами технологического прогнозирования, целью прогностического исследования принципиально не может быть какое бы то ни было предсказание ожидаемых событий - только выявление назревающих проблем и возможных путей их решения. Но и последнее - не самоцель, а скорее средство достижения конечной цели: содействие управлению социальными процессами в смысле повышения уровня объективности и тем самым эффективности намечаемых решений путем заблаговременного `взвешивания` их возможных последствий. Представляется, что значение такой постановки цели, её превосходства над простым `предсказанием` трудно переоценить.

Задачи исследования. В соответствии со все теми же канонами, как уже говорилось, задачами достижения только что поставленной цели являются:

Построение исходной модели объекта исследования в виде упорядоченной совокупности количественных и качественных показателей объекта.

Построение такой же совокупности показателей прогнозного фона.

Построение поисковой (проблемной) модели (`Дерево проблем`).

Построение нормативной (целевой) модели на основе `Дерева целей` по заранее заданным критериям.

Верификация полученных моделей опросом экспертов.

Рекомендации сфере управления на основе сопоставления данных поисковой и нормативной модели (`Дерево решений`).

Структура исследования. Строится сообразно задачам. Однако в связи со спецификой данного прогностического исследования и в особенности в связи со спецификой излагаемых ниже рабочих гипотез, в неё пришлось внести ряд корректив, отображенных в излагаемой ниже организации исследования.

Время основания и упреждения. Время основания, т.е. временные рамки информационного массива, составляющего основу динамических рядов в прошлом и настоящем, подразделяется в данном исследовании на три эшелона:

Досоветская Россия: вполне достаточно данных за 1913 г. (для сравнения).

Советская Россия 20-80-х гг. (динамический ряд с 1922 г., когда начала складываться существующая до сих пор СНО и далее по пятилеткам до 1991 г.)

Постсоветская Россия (1992-96 и 1996-2000).

Время упреждения эшелонировано канонически:

Текущие прогнозы (в рамках текущего и очередного учебного года) опущены изначально, так как требуют специального исследования.

Краткосрочные прогнозы на пятилетку 2001-05 гг.

Среднесрочные прогнозы на пятилетку 2006-10 гг.

Долгосрочные прогнозы на десятилетие 2011-20 гг.

Сверхдолгосрочные прогнозы (за рамками 2020 г.) тоже были опущены изначально, так как прогнозный фон уже на уровне рабочих гипотез (см. ниже) делал бессильным имевшийся научный инструментарий прогнозирования.

Забегая вперед, уточним, что на деле `разрешающая способность экспертов` оказалась такой, при которой эшелонирование их высказываний на кратко-, средне- и долгосрочную перспективу было вообще практически невозможно, так что пришлось удовольствоваться неким `среднеориентировочным` 2010 годом плюсминус пять лет. Именно эту перспективу и надо иметь в виду при ознакомлении с материалами последующих глав данного отчета.

Методы исследования. Как уже говорилось, из всего богатства научного инструментария технологического прогнозирования мы выбрали только два метода: опрос экспертов и построение прогнозных сценариев. Опрос экспертов распался на два подвида: углубленное интервью в форме обстоятельной беседы с экспертом частично по заранее подготовленному вопроснику, а частично, когда этого требовал ход развертывавшегося диалога `интервьюер - эксперт`, как принято говорить, `в свободном режиме`, лишь бы продолжала поступать требовавшаяся информация; коллективный заочный опрос в форме одноразового анкетирования (для сравнительного анализа с данными по интервью). Что касается сценариев, то они, по ходу исследования, были `переименованы` в `модели`, причем внимание было сосредоточено на нормативных идеализационной и оптимизационной моделях, а поисковая подразумевалась как бы сама собой: её данные фигурировали в диалоге с экспертами, но внимание на ней сознательно не заострялось, чтобы не дать исследованию скатиться в русло алармизма по поводу явного скатывания проблемной ситуации с СНО РФ в критическую и далее в катастрофическую с неизбежным разгоранием политических страстей при такой постановке вопроса. По той же причине `модель`, с её подчеркнуто статическим характером, выглядела предпочтительнее неизбежно динамического `сценария`, когда обязательно возникают сакраментальные российские вопросы `кто виноват`, `что делать`, с чего начинать `революцию в СНО` и пр. Этих накладок в академическом исследовании, конечно, хотелось бы избежать, сосредоточиться только на возможно более объективном анализе поставленных в заглавии проекта положений. В этом смысле `модель` полностью выполняла все функции `сценария`.

Рабочие гипотезы исследования, по идее, должны полностью определяться данными прогнозного фона, который канонически, в свою очередь, подразделяется на научно-технический, демографический, экономический, социальный, социокультурный, политический (внутриполитический) и международный (внешнеполитический). Понятно, имеются в виду предметные гипотезы, поскольку методологические в данном случае целиком сводятся к предположению, что подобранный нами корпус экспертов в состоянии содействовать достаточно адекватному построению моделей-сценариев, а те, в свою очередь, достаточно адекватно отображают действительное положение вещей и его перспективы.

Научно-технический фон поистине безбрежен, но нас в нем больше всего интересует только один показатель: уровень компьютеризации СНО. Это диктуется последними данными научно-технического прогнозирования (1999 г.), согласно которым в первом десятилетии ХХ1 века обязательно появится качественно новая массовая модель персонального компьютера (необходимые инженерные разработки уже имеются). Он будет настолько же разительно отличаться от привычного нам современного, насколько тот - от `компьютерного зала` лет 30-40 назад. Скорее всего, по своим габаритам он будет настолько же меньше современного ноутбука второго поколения (величиной с видеокассету), насколько тот - меньше ноутбука первого поколения (величиной с кейс). Наверное, это будет что-то вроде современного мобильного телефона в кармане или на поясе, только помощнее самых мощных сегодняшних компьютеров, поскольку окажется включенным в общемировую сеть типа Интернет, как бы объединяющую потенциальные возможности всех компьютеров мира. Мы не будем говорить о долгосрочных и сверхдолгосрочных прогнозах, согласно которым такому компьютеру в перспективе ближайших десятилетий уготована роль своего рода `протеза`, встроенного в человеческое тело, а затем и своего рода искусственной `железы`, регулирующей жизнедеятельность организма. Достаточно сказать, что в самые ближайшие годы каждый школьник в более или менее развитых странах (из числа которых, надеемся, до 2010 года еще не выпадет Россия) получит сравнительно дешевую игрушку типа излюбленного им плейера, которая позволит ему почти мгновенно получать любую требуемую информацию - от сколько будет дважды два или в каком году произошла революция 1917 года до полного набора решенных задач или уже написанных сочинений на любых выпускных или приемных экзаменах. Это не значит, конечно, что не надо будет учить таблицу умножения, решать задачки и писать сочинения. Но это означает, что педагогам придется коренным образом пересматривать методику обучения сообразно качественно новым условиям учебы.

Демографический фон демонстрирует особенности развития СНО в условиях нарастающего физического вырождения населения (депопуляции). Он имеет три измерения:

Количественное. Убыль населения страны со скоростью до миллиона человек в год в связи с преобладанием уровня смертности над рождаемостью. За последние восемь лет страна лишилась таким образом почти шести миллионов своих потенциальных граждан, в том числе стало на 5 млн. меньше детей до 16 лет (в 1992 г. было более 35 млн., к 2000 г. осталось менее 30 млн.) Эти абстрактные цифры мало что говорят неспециалисту. Гораздо доходчивее, если уточнить, что это означает через 5-10 лет двух детишек за школьной партой вместо каждых нынешних трех. И далее со всеми остановками, вплоть до величин, близких к нулевым к концу грядущего столетия, если не изменить наметившуюся тенденцию. Уже одно это заставляет внести серьезные коррективы в социальную организацию системы, где число абитуриентов средних школ становится меньше числа даже бесплатных вузовских мест. Конечно, по пословице, свято место пусто не бывает, и на практике произойдут просто серьезные сдвиги в национальной структуре школьного контингента. О том, какие это порождает проблемы, могли бы подробно рассказать американцы, у которых белое население физически вырождается еще более значительными масштабами и темпами, в результате чего контингент государственных (не частных) школ стремительно приближается к пропорции фифти-фифти по соотношению `белых американцев`, с одной стороны, и прочих субкультур, с другой. Дальнейшие перспективы лучше всего иллюстрирует общеизвестный ныне `Пример Косово`.

Качественное. В многодетных семьях при традиционном сельском образе жизни и сопутствующей ему относительно высокой детской смертности, как правило, выживали сильнейшие, которые и передавали свою генетику следующим поколениям. Сегодня в численно преобладающих однодетных семьях выживают почти все, кто родился, и далеко не все могут похвастать своим генетическим здоровьем. Городской образ жизни и вконец анахроничная школа, как известно, отнюдь не укрепляют здоровье. Скорее, наоборот. В общем, ко второму десятку лет жизни более половины школьников приходит с расшатанной нервной системой (невротики), две трети уже не могут обходиться без помощи лечебных и аптечных учреждений (аллергики), четыре пятых имеют серьезные хронические проблемы с ухом-горлом-носом, зрением и позвоночником, являются потенциальными клиентами уролога или, соответственно, гинеколога. Не учитывать этого фактора в стратегии развития СНО на ближайшие годы способен только компрачикос из романов-ужасов Виктора Гюго.

`Семейное`. Не секрет, что очень многое в жизни любого учащегося определяется семейным окружением. Неблагополучные семьи были всегда, но всегда составляли считанные проценты от более или менее благополучных. Ныне в данном отношении мир как бы перевернулся. Мало того, что на каждые две семьи с двумя родителями приходится одна фактически или даже и формально только с матерью, еще и каждая пятая из `полных` семей страдает от горького пьяницы-алкоголика, а все чаще - от законченного наркомана. Но и без этого в десятках процентов `полных` семей отношения как между взрослыми, так и взрослых с детьми носят, так сказать, воинствующе антивоспитательный характер, а в `неполных` сплошь и рядом идет непримиримая война матери с сыном или дочерью. Словом, если раньше в школу приходили `абитуриенты домашней школы` и семья в этом смысле была опорой, надежным союзником школы, то теперь дела обстоят, можно сказать, с точностью до наоборот: школе то и дело приходится расхлебывать `кашу`, завариваемую в семье.

Экономический фон отличается двумя параметрами. Во-первых, полным и хроническим отсутствием в стране каких бы то ни было `свободных` финансовых средств за рамками бюджетных выделений, которые изначально исключают сколько-нибудь серьезную школьную реформу. Поэтому приходится давать прогнозную оценку только таким возможным изменениям СНО, которые не требуют значительных дополнительных ассигнований. Во-вторых, разворованы и переведены на тайные счета в зарубежных банках такие астрономические суммы, которых с лихвой хватило бы практически на любую мыслимую школьную реформу. Когда до начальства доходит серьезность положения - например, в Чечне - сразу находятся сотнемиллиардные средства на полномасштабную войну. Было бы хорошо, чтобы возможно скорее пришло понимание того, что проблемная ситуация со школой - это нечто вроде `второй Чечни`, грозящей стране такими же неисчислимыми бедами, если проблему не решить кардинально.

Социальный фон исходит из того исторического факта, что, вопреки марксизму-ленинизму, бесклассового, `социально однородного` общества никогда не было, нигде нет и в принципе не может быть. Ибо всегда и везде любое человеческое общество делится ровно на пять страт (классов): высший - аристократия; средний, который, в свою очередь, подразделяется на высше-средний так называемых состоятельных слоев, собственно-средний со средним по стране душевым доходом и низше-средний бедняков; наконец, низший - `дно общества`, нищие, парии. Вся разница в том, что в благополучных странах средний класс составляет подавляющее большинство - до двух третей и более населения, высше- и низше-средние слои не выходят за рамки десятка-полутора процентов каждый, а высший и низший класс измеряется считанными процентами. А в неблагополучных, к каковым относится и Россия, только высший класс имеет примерно тот же процент (в сегодняшней России - не более 2% населения, из них собственно русских - не более 1%). С другой стороны, около половины населения составляют бедняки и около трети, судя по формальным душевым доходам, форменные нищие. Но это, конечно, данные `официальной` экономики, параллельно с которой существует, как известно, `теневая`, дающая возможность беднякам и нищим не только не умирать с голоду, но и повально пьянствовать. Напомним, что примерно такая же классовая структура была и в досоветской, и в советской России, и остается по сей день повсюду в мире. Сообразно ей строится в каждом случае и система народного образования, имеющая всегда и везде - на сей раз в полном соответствии с канонами марксизма-ленинизма - отъявленно классовый характер.

Не будем углубляться вглубь веков, напоминая о том, для кого существовали гимназии, отгороженные от `простонародья` не только высокой платой, но и специально введенными для этого `мертвыми языками`, изучать которые для крестьянина, мещанина, купца было такой же бессмыслицей, как сегодня, скажем, алгебру-геометрию-тригонометрию (в существующем чудовищном объеме) для 99% учащихся средней школы. Далеко не для всех существовали также реальные училища и даже церковно-приходские начальные школы. Напомним лишь о недавних временах, когда в каждом городе существовала особая школа для детей `начальства` (в Москве их было несколько), когда `теневики` имели реальную возможность деньгами либо протолкнуть своих чад в `престижную` школу, либо создать им `особые условия учебы`, вплоть до фактически покупки аттестата и диплома, когда из подавляющего большинства школ, особенно сельских, составляющих и поныне большинство школ страны, было фактически невозможно перейти в следующую ступень СНО.

Сегодня следует считаться с тем, что для 2% дошкольников, школьников и студентов - отпрысков `новых русских` - создана фактически особая подсистема СНО, готовящая их к престижным должностям в будущем. Она распадается на зарубежную и отечественную ветви. Не будем говорить здесь о том, какую участь готовят себе родители, отправляющие свое чадо в страну с иной, более высокой в их глазах, культурой. Не секрет, что почти во всех без исключения случаях дети в такой ситуации начинают стыдиться своих родителей, подобно тому, как переехавшие в город потомки зачастую стыдятся своих деревенских предков. Укажем лишь, что эта подсистема в обеих своих ветвях надежно отгорожена от прочего населения высоким тысячедолларовым забором.

Точно так же различными (главным образом, денежными) способами около десятка процентов родителей из высше-среднего класса и немногим больше из довольно малочисленного у нас собственно среднего класса создают для своих отпрысков условия учебы, разительно отличающиеся как от тысячедолларовых учебных заведений ``высшего класса`, так и от почти бесплатных для детей остальных 80% населения.

Что касается `остального населения`, то факт начинающейся постепенной деградации дошкольных учреждений и обычной общеобразовательной школы, не получающей должной финансовой подпитки, не подлежит никакому сомнению, Достаточно сказать, что из 30 млн. оставшихся детей более 2 млн. --главным образом, школьного возраста, согласно официальным данным парламентских слушаний в мае 2000 г., оказались не только за стенами школы, но и в числе официально признанных `беспризорными`. И еще несколько миллионов числятся в школе практически лишь формально, месяцами прогуливают уроки, не выполняют никаких домашних заданий и в старших классах покидают школу совсем для разного рода приработков, поскольку `мертвые языки` подавляющего большинства преподаваемых в школе предметов по жизни им ни к чему, а в вузы они поступать не собираются. И это не говоря уже о 35 тысячах подростков в тюрьмах и примерно таком же количестве `без вести пропавших` за последние годы. Тревожнее всего, что процентная доля этих тысяч и миллионов имеет тенденцию к нарастанию.

Без учета этих обстоятельств, всякие разговоры о каких бы то ни было изменениях в нашей СНО остаются пустым сотрясением воздуха.

Социокультурный фон всегда определяется соотношением собственно культуры и противостоящей ей антикультуры, `теневой культуры`. Первая, начиная с античных трагедий и литургий, дает так называемый эффект катарсиса, очищения, возвышения души, чем очень способствует стабилизации и развитию общества. Вторая, начиная с публичных казней, гладиаторства и вакханалий, апеллирует к низменным, животным инстинктам человека и тем самым дестабилизирует, разрушает общество. Первая опирается на культы милосердия, любви, семьи, разума; вторая - на культы насилия, похоти, стадности, наркокайфа (включая алкоголь и никотин). Антикультура всегда знала свое место в жизни и, как проститутка, никогда не пыталась встать вровень с замужней женщиной. Первые попытки такого рода начались на Западе лишь во второй половине прошлого века и привели к смене Золотого века классики Серебряным веком декаданса (упадка). В 20-х-70-х годах ХХ века культы антикультуры стали заявлять о себе все агрессивнее, а на протяжении двух последних десятилетий истекающего века собственно культура, можно сказать, все более переходит к `глухой обороне` под натиском поистине триумфального шествия своей соперницы, которая теперь выступает в средствах массовой информации и в общении людей уже даже не на равных, а во все большем преобладании.

Это оказалось возможным только потому, что детская, подростковая и молодежная субкультуры, из-за развала семьи, `разрыва поколений` и межеумочного, вопиюще дискриминационного положения детей, подростков и молодежи при городском образе жизни в современном обществе, приняли общеизвестный характер `контр-культуры`, воинствующе противостоящей господствовавшей культуре `взрослых`. Задача состоит в том, чтобы перевести детскую, подростковую и молодежную суб-культуру на рельсы собственно культуры и тем самым вернуть антикультуру на подобающее ей место `дома терпимости`. Но эта задача еще даже не осознана как следует и к решению её не приступали.

Совсем недавно любое образовательное учреждение, подобно солдатской казарме, являло собой очаг культуры, как говорится, этажом выше обычной крестьянской избы, хаты, сакли. Сегодня школа, как и казарма, больше такого места в сфере культуры не занимает. Напротив, та и другая являются рассадниками худших традиций бурсачества, смертельным врагом семьи, горнилом антикультуры. Да и культура родителей, в массе своей, перестала быть `воспитывающей`. Встает задача, так сказать `рекультивации школы`, тоже еще не осознанная как следует.

Политический фон должен исходить еще из одного исторического факта: да, с тоталитарным строем вроде бы покончено, хотя сильнейшие пережитки оного в сознании и поведении людей, конечно же, сохранились; но никуда не делись и не могли деться тысячелетние традиции личностно-авторитарных отношений, полностью господствующие и поныне в жизни общества под любой бутафорией `демократии` (в кавычках). Дикий произвол `начальства` разных уровней обычен и привычен. Без учета высокой степени вероятности самых невероятных `нововведений`, которыми способен изумить население любой самодур-управдом любого ранга, все прогнозные оценки каких бы то ни было возможных изменений просто повисают в воздухе.

Есть и еще одна важная сторона политического фона. Это - открытый лет двадцать назад на сессиях Всесоюзного семинара `Детсад 2000 года` при Секторе социального прогнозирования Института социологии РАН закон классовой борьбы в СНО, ничуть не уступающий своей категоричностью аналогичному закону в марксизме-ленинизме. Оказывается, развитие СНО целиком и полностью определяется борьбой целых четырех социальных сил, не только не имеющих ничего общего между собой, но и находящихся в сугубо антагонистических противоречиях по отношению друг к другу.

Первая, так сказать, наиболее сильная сила в рассматриваемой системе - это управленцы всех уровней, от школьного завуча до правительства страны. Для них, по самому характеру их работы, не существует ни учителей, ни родителей, ни тем более детей, а есть только показатели-проценты, каковые должны выглядеть возможно более прилично в глазах вышестоящих инстанций, во избежания нагоняя свыше. Любой ценой!

Вторая сила, послабее, - учительство. Ему приходится обороняться разом на три фронта - от `начальства`, единственное спасение от коего - показуха, `втирание очков`; от родителей, с их взбалмошными, антипедагогическими требованиями; наконец, от собственных учеников, категорически не желающих потрафлять ни тем, ни другим, ни третьим. Возможно, некоторым покажется дискуссионным утверждение, что учитель - не только `сеятель разумного, доброго, вечного`, но и самый обычный работник общественного производства, в принципе такой же, как токарь или слесарь, и ему ничто работническое не чуждо. Да, можно привести примеры тысяч великомучеников педагогики. Но ведь учителей-то - миллион! И в массе своей они, как и все, интересуются прежде всего условиями и оплатой их труда. И если условия побуждают - учитель может вкатить до десятка и более уроков в день, дать домашние задания на всю ночь до утра, продержать класс на холоде строем чуть не час, публично унизить ученика или его родителя. Сладить с этой силой можно только одним путем - адекватным изменением, оптимизацией условий учительского труда.

Третья сила, стихийная, как русский бунт, - родители. По новоявленной пословице, им хочется как лучше (для своего ребенка), а получается как всегда. Типичный родитель сегодня не видит никакой разницы между своим любимым ребенком и еще более любимым котенком или кутенком. И от того, и от другого, и от третьего требуется только одно - одно и то же: нахватать возможно больше медалей на очередной выставке (экзаменах). Ради этого собак, кошек и детей дрессируют сутками разными домашними заданиями и в разных кружках, совершенно не заботясь о том, нравится это дрессируемому существу или нет, валится он с ног от усталости или уже окочурился. Ясно, что при такой агрессивности, конфликтов с управленцами, учителями и собственными детьми не избежать.

Наконец, четвертая, самая многочисленная, но и самая слабая сила - дети, подростки, молодежь, вообще учащиеся, вынужденные держать глухую оборону против своего трехглавого классового врага. Врагу словно бы невдомек, что в молодости ни в детсад, ни в школу, ни в институт не ходят для того, чтобы набираться там знаний с последующей реализацией в своей жизненной карьере, о которой первые двадцать лет жизни думают так же мало, как и о неминучей смерти. Во-первых, туда, как в армию, гонят родители, общество, государство, и `косить` от такой рекрутчины - себе дороже. Во-вторых, и это главное, подрастающее поколение приходит в образовательные учреждения для удовлетворения потребности не столько в знаниях, сколько в само-утверждении: чтобы завоевать уважение окружающих и на этом основании хоть немного начать действительно уважать самого себя при непомерном самолюбии каждого. Следовательно, вся педагогическая хитрость должна заключаться в том, чтобы удовлетворение отчаянной потребности в самоутверждении логично выливалось в удовлетворение познавательных потребностей. К сожалению, в сегодняшней школе это - две совершенно разные вещи. С ужасающими последствиями для общества.

Международный фон. Нас стараются не огорчать напоминанием о том прискорбном факте, что более десятка лет назад наша держава потерпела поражение в Третьей мировой войне 1946-89 гг., которая вошла в историю под псевдонимом `Холодной`. И что мы сегодня находимся примерно в том же положении, в каком находились после Второй мировой войны Германия или Япония. С той разницей, что нам никто не собирается помогать оправиться от поражения и восстановить рухнувшую экономику. Напротив, нас все еще боятся и делают, и будут продолжать делать все возможное, чтобы мы и дальше пребывали в существующем плачевном положении. Это создает для подрастающего поколения в будущем дополнительные трудности, преодолевать которые должна научить школа.

И это еще полбеды. Еще более тяжкая беда состоит в том, что на глазах назревает Четвертая мировая война - война почти миллиарда безработных людей в странах Азии, Африки, Латинской Америки (с семьями - почти четыре миллиарда, две трети нынешнего человечества) против заживо разлагающихся, клонящихся к упадку Евроамериканской и Евразийской цивилизаций в Северной Америке и Европе. Сегодня такая война еще невозможна: слишком неравны силы. Но завтра, когда оружие массового поражения (прежде всего, бактериологическое) будет освоено моджахедами, второе издание `Бури в пустыне` состоится, так сказать, на равных.

Четвертая мировая война, как и её прелюдии в Югославии, Афганистане, Ливане, Чечне и т.д., как и вся Третья мировая война, не будет иметь фронтов, подобных тем, которые делили сражающиеся армии и отделяли их от мирного населения в Первой и Второй мировых войнах. Боевик с автоматом в любую секунду может вырасти в дверях любой квартиры. Не говоря уже о бомбежке. Это накладывает на школу категорический императив: каждый абитуриент, независимо от пола, должен знать азбуку самообороны и первой медицинской помощи так же назубок, как и просто азбуку или таблицу умножения. Без этого в складывающихся условиях его аттестат зрелости окажется недействительным. Хотя бы потому, что не окажется в живых его носителя. Пока что эта нехитрая истина до школы не дошла.

С учетом всего, только что сказанного о прогнозном фоне профиля работы, две основные рабочие гипотезы исследования можно сформулировать следующим образом:

1.При сохранении наблюдаемых тенденций на предстоящее десятилетие, СНО РФ будет все более уподобляться положению в типичных `банановых республиках` Третьего мира: дорогостоящие платные учебные заведения для детей из немногих состоятельных семей, в том числе во все возрастающей части - за рубежом; быстро деградирующие до уровня самых примитивных сельских школ учебные заведения для основной массы населения. При таком положении школа неизбежно сделается важным инструментом ускорения классового расслоения с неминуемым социальным взрывом в обозримом будущем ближайших двух-трех десятилетий.

2. Этот нежелательный процесс можно существенно затормозить, если произвести хотя бы частичные реформы, из числа тех, которые не потребуют непомерных ассигнований. Положение можно стабилизировать оптимизаций СНО на основе системы кардинальных реформ, если государство сочтет их достаточно приоритетными и выделит в срочном порядке необходимые для таких реформ средства.

Какие именно реформы СНО возможны и желательны - предстоит определить экспертам.

Организация исследования. 33 года назад Сектор начинал свой первый исследовательский проект с пятью выделенными ему оказавшихся ненужными дирекции сотрудниками ( вместо запланированного ранее Отдела из 74 штатных единиц), которым еще предстояло стать социологами. Через три года он удвоился в числе, а еще через два года в него сбежалось до полусотни человек - остатки разгромленных подразделений Института, кто еще не успел спастись в другие учреждения. Затем половина разошлась своими путями, а другая, в свою очередь, спустя несколько лет была поделена пополам, чтобы создать Сектор образа жизни. В последующие годы из оставшихся выделились еще две исследовательские группы, и к своему последнему, восьмому исследовательскому проекту Сектор подошел точно в таком же количественном составе, как и к первому. Только теперь это были уже опытные социологи с 20-30-летним стажем работы. Да, их оргтехника, как и 30 лет назад, исчерпывалась одной пишущей машинкой - и на той, увы, не все умели печатать. Только по ходу реализации последнего проекта в секторе появился сначала старый, а к концу столетия и новый компьютер, плюс интервьюеры обзавелись, наконец, диктофонами и перестали изображать из себя журналисток с блокнотами в руках. Зато накопился огромный опыт работы с экспертами практически любого уровня сложности. И это в какой-то мере компенсировало малочисленность команды и убогость оргтехники. Разумеется, заставляя приноравливать организацию исследования к имеющимся в наличии силам и средствам.

Прежде всего, решено было предпослать собственно формальному опросу экспертов возможно более основательный пилотаж. Дело в том, что сотрудники сектора имели значительный опыт работы в дошкольных и вузовских учреждениях, а также в институтах повышения квалификации. Но конкретную обстановку в школе знали в лучшем случае на уровне родительского актива, что было заведомо недостаточно. Поэтому решили первый год целиком посвятить практической работе в школе. Никого не `опрашивать`, а просто трудиться вместе с педперсоналом школы, изучая школьную жизнь во всех её сложностях. Это и должно было стать, по сути, пробным опросом экспертов - школьных работников как лучших знатоков образовательного дела. Пусть пока не в виде интервью и анкет, а простым общением - суть дела от этого не менялась.

Для такой задачи заведомо не годилась ни `авторская`, ни `обычная` школа. В первом случае пришлось бы изучать не собственно школу, а систему автора - в каждом случае разную. Во втором, педагоги слишком замотаны своими школьными буднями, чтобы помышлять еще и о каких-то там изменениях в будущем, которые начальству виднее. К счастью, нашелся оптимальный вариант. Руководитель исследования был приглашен по совместительству научным руководителем школы-лаборатории ≤ 199 г. Москвы и привел туда свой коллектив. Школа никакая не `авторская`, а самая обычная Школа как школа. Вместе с тем, не просто школа, а еще и лаборатория. С элитным персоналом, не только способным, но и обязанным думать не только о сегодняшнем, но и о завтрашнем дне. Отчет о нашей совместной работе публикуется во второй главе настоящего труда. Главное, что дал пилотаж - намного более основательный, чем был вначале, вопросник для интервью и анкет первого тура опроса экспертов.

Задачей первого тура было определение контуров идеализационной и оптимизационной моделей, на которые должны были реагировать эксперты второго и третьего туров опроса. Эта задача была настолько сложна и важна, что экспертов разделили на две подгруппы. В первую, с членами которой предполагалось провести углубленное интервью в форме свободной беседы, вошли шестнадцать признанных первейших авторитетов в области народного образования, продемонстрировавших в своих выступлениях способность к прогностическому мышлению: четыре экс-управленца самого высокого уровня, четыре члена Российской академии образования, известных своими инновационными трудами в психологии и педагогике, четыре педагога - руководителя `авторских` школ с такими же личностными характеристиками и четыре общественных деятеля из комитетов по образованию наших законодательных органов различного уровня (та же личностная характеристика).

Число `шестнадцать` было определено эмпирическим опытом предыдущего исследовательского проекта. При меньшем количестве терялась репрезентативность экспертной группы, нарастала угроза односторонности оценок. При большем - наблюдалась `избыточность` информации, эксперты просто начинали повторять один другого. Кроме того, по выбранной цифре легче вычислять проценты. Правда, по ходу исследования обнаружилось, что любимые социологами проценты в данном случае не так уж и важны. Гораздо важнее нетривиальность высказываний и оценок - совершенно независимо от того, сколько именно экспертов их высказали, Поэтому в последующем изложении мы чаще прибегаем не к процентам, а к понятиям типа `полный консенсус`, `большинство`. `меньшинство`, `отдельные эксперты` и т.п.

Кроме того, шестидесяти экспертам - работникам школы-лаборатории - прямо на одном из педсоветов были розданы анкеты. Эта подгруппа служила как бы `контрольной` и, действительно, дала много дополнительной конструктивной информации.

На основе данных первого тура опроса экспертов была составлена `Идеальная модель СНО РФ` (см. Приложение 1). В следующем, втором туре экспертов попросили отреагировать на неё. К сожалению, у многих экспертов первого тура наступил тот самый синдром психологической усталости, о котором упоминалось выше (`я уже все сказал!`). Пришлось заменить большую часть экспертов сотрудниками ряда институтов повышения квалификации работников образования, Института социологии, ряда институтов Академии образования и нескольких других научных и учебных заведений как Москвы, так и других городов страны (к нам подключились коллеги из Самары, Новосибирска, Красноярска, Ухты и др.). Однако, как говорится, нет худа без добра. Конечно, интервьюерам пришлось гораздо труднее начинать сначала, чем продолжать работу с уже вошедшими в курс дела прежними экспертами. Зато расширился круг экспертов и появились новые нетривиальные суждения.

Третий, последний тур опроса, согласно программе исследования, должен был быть самым эффектным заключительным аккордом. Как опытные футурологи, мы предполагали в 1994-95 гг., что спустя два -три года правительство - старое или сменившееся, безразлично - обязательно выступит (не сможет не выступить!) с проектом кардинальной школьной реформы. Вот тут-то мы напустим на проект своих экспертов и получится замечательная заключительная глава, венчающая наше исследование: о реальных путях уже не идеализации, а практической оптимизации СНО РФ. Однако правительство оказалось хитрее футурологов. Оно долго тянуло с реформой и вдруг устами нового министра объявило, что не до реформ: выжить бы! Судорожные попытки наскрести хоть какой-то квазиреформаторский материал у работников министерства успеха не имели. Пришлось пойти на никем не замеченный чуть ли не государственный переворот: назначить самих себя `калифом на час`, то бишь самозванным министром образования, который тут же сочинил текст проекта долгожданной реформы и отдал его на растерзание экспертам. Правда, вскоре последовало сообщение о проекте перехода к 12-летней школе. Но было уже поздно, да и сам сюжет вряд ли тянул на оптиматизационную модель СНО. Так или иначе, концептуально исследование было завершено, ожидаемые и желаемые изменения в СНО РФ на ближайшую десятилетнюю перспективу более или менее прояснены, а процедуры экспертизы для подобного рода объектов исследования отработаны досконально.

Ожидаемые и желаемые изменения в системе народного образования России
И.В. Бестужев-Лада
академик РАО

Глава вторая. ПИЛОТАЖ

1.
Как известно, Фрэнсис Бэкон считал причиной заблуждений человеческого разума различные ложные идеи, которые он называл `призраками` или `идолами`. Одни `призраки` представляют собой просто искаженные отражения действительного положения вещей, в силу того, что человек неизбежно примешивает к их объективной природе свою собственную, субъективную. Другие порождает фантазия каждого - у каждого своя. Третьи проистекают из разного понимания одних и тех же слов. Четвертые навязываются разными ложными учениями, которые некритически принимаются на веру.

В полном соответствии с этими верными наблюдениями, любого исследователя социальных (и не только социальных) явлений вообще, системы народного образования в частности, подстерегают аналогичные `призраки`.

Одни из них рождаются из чисто субъективных предубеждений, особенно сильных у профессионалов, которым кажется, что их личный опыт позволяет им открывать абсолютные истины в последней инстанции. И они обычно очень неохотно вспоминают слова Гамлета о том, что `на свете много есть такого, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам`.

Другие проистекают из установившихся стереотипов, согласно которым, одно - хорошо, `прилично`, заслуживает одобрения, а другое - плохо, предосудительно. При этом далеко не всегда принимается во внимание, что общепринятые стереотипы могут быть связаны с весьма негативными последствиями либо изначально, либо в силу изменившейся обстановки.

Третьи, как и предупреждал Бэкон, могут навязываться `ложными учениями` самого разного уровня, начиная с социальных утопий типа марксизма-ленинизма и кончая `авторскими школами`, которые в определенных условиях дают какой-то эффект, но при механическом перенесении на другую почву имеют совершенно иные последствия.

Наконец, нельзя забывать, что при любом контакте с исследователем многие объекты исследования - а уж социальные все без исключения - обязательно меняют свой характер. Подойдите к ежу - он тут же свернется в оборонительный колючий комок, и будет грубой ошибкой полагать, будто он всю жизнь только такой и останется таким, когда вы отойдете подальше. Вот почему юрист Ленин в своем заумном `Материализме и эмпириокритизме`, который мы в свое время обязаны были заучивать чуть ли не наизусть, совершенно напрасно ругал физика Эрнста Маха за то, что тот обратил внимание именно на эту особенность взаимоотношения исследователя и исследуемого. Наша знаменитая детская поэтесса еще в довоенные годы полностью присоединилась к позиции Маха, описывая чудо, которое произошло в обычной школе при появлении в ней высоких гостей из тогдашнего Минобраза. Сначала она долго удивлялась, с чего бы это школа вдруг мгновенно преобразилась и все поголовно стали вести себя образцово. До такой степени, что даже `и никто не бьет девчонок`! А потом выясняется: `Просто в школе нынче гости. Пять гостей из Наркомпроса. Покажите, гости просят, Как у вас в столовой, в зале . Ну, ребята показали!

Вот, чтобы не оказаться в положении `гостей из Наркомпроса`, которым эксперты демонстрируют столь любимые россиянами потемкинские деревни системы народного образования, и было принято решение посвятить весь первый год реализации нового исследовательского проекта (1995-96 учебный год) целиком возможно более основательному знакомству со школой, точнее, с рядом дошкольных учреждений, одной типичной средней школой (впоследствии еще нескольких) и одного института повышения квалификации работников образования. В сознании, что с высшей школой исследователи были уже знакомы по своему совместительству и без того достаточно хорошо. Конкретно, объектом пилотажа, как указывалось в предыдущей главе, была избрана московская школа-лаборатория ≤ 199, а дошкольные учреждения изучались через посредство Информационно-аналитического центра `Детство` при Научно-исследовательском институте информационных технологий правительства Москвы и московской Академии повышения квалификации работников образования.

Уже первые недели тесного сотрудничества с педагогическими коллективами школы и дошкольных учреждений показали, насколько важно было предпослать диалогу с экспертами именно такой пилотаж. Он позволил заново переосмыслить многие положения, казавшиеся само собой разумеющимися, и придти впоследствии к экспертам с гораздо более четко и объективно сформулированными вопросами.

Вот, например, казалось бы, само собою разумеющееся положение о желательности содействовать демократизации школы и эффективному трудовому воспитанию учащихся путем создания своего рода `школьного парламента` из учителей, родительской общественности и представителей старшеклассников, которые могли бы заинтересованно обсуждать многие проблемы жизни школы, начиная с текущего ремонта и поддержания чистоты в здании и кончая общим бюджетом школы. В том числе вопросов, касающихся личного трудового вклада учащихся в это дело. И не только по зданию школы, но и на пришкольном участке и даже на окружающих территориях (за соответствующее вознаграждение, конечно, которое остается лишь возможно более рационально реализовать). Все это поначалу представляется не только желательным, но и вполне реальным, тем более, что есть множество школ, где более или менее успешно функционирует именно такой `парламент`, а ученики не менее успешно выполняют работу уборщиц, сами держат в образцовом порядке пришкольный участок и выполняют те или иные платные работы за пределами школы. Казалось бы, остается только зафиксировать такие нововведения в виде сугубо желательных - и можно класть на стол министру проект приказа о введении таких инноваций по всем школам во всероссийских масштабах.

Более основательное знакомство с жизнь школы показывает, что последствия выполнения такого приказа будут катастрофическими. Выясняется, что для того, чтобы действовала, скажем, `система Макаренко`, нужен прежде всего сам Макаренко или, в крайнем случае, один из его верных учеников. Во всяком ином случае шпана разнесет школу впрах, и чтобы просто спасти учебное заведение, её придется спешно преобразовать в исправительно-трудовую колонию, т.е. совсем иное образовательное учреждение. Точно так же уборка школы и пришкольного участка, проходящие в одном коллективе на волне энтузиазма, в других случаях могут обернуться трудовой повинностью с тысячами общеизвестных способов уклонения от неё, а то и жестокой физической расправой `уборщиков` над `загрязнителями`. А уж платный труд за пределами школы и вовсе может натолкнуться на тотальный у нас уголовный и чиновный рэкет, против которого школьник и педагог еще более беспомощны, чем обычный предприниматель. И это не говоря уже о том, что любой школьный `парламент`, при отсутствии надлежащей атмосферы, может легко превратиться в дурной аналог нашей знаменитой Госдумы, где демагоги тут же начнут `выяснять отношения` дикими скандалами.

Или столь же заманчивая идея об использовании старшеклассников в качестве

помощников преподавателя. Тоже подкрепленная многочисленными конструктивными примерами конкретных школ. Более тесное знакомство со школьной жизнью показывает, что, помимо позитивных традиций, в ней никуда не делись и негативные, берущие начало в Бурсе Помяловского или даже гоголевского Хомы. Нельзя забывать, что высший, высше-средний, собственно средний, низше-средний и низший класс существуют не только в обществе в целом, но и в любой казарме или тюрьме, в любой детской, подростковой, молодежной и взрослой компании. Достаточно внимательнее приглядеться, и вы всюду увидите лидера-пахана (иногда даже двух или более, борющихся между собой за влияние), его прихлебателей-шестерок, `рядовых` членов сообщества, тоже поделенных на более и менее равных, в зависимости от физической силы и ряда других привходящих факторов, наконец, жалких `опущенных`, над которыми безнаказанно измываются все, кому не лень.

Автор более полувека назад самолично прошел через все это в целых четырех школах различных городов страны (не считая трех последних в военные годы, когда бурсацкие традиции на время прервались по достаточно веским причинам). В каждом классе прежде всего скрупулезно устанавливалась `иерархия силы`: кто за кем из мальчиков (девочки тогда еще были не в счет) в порядке убывания драчливости. Спорные вопросы решались дуэлью на кулаках (это называлось `стыкаться`). Кроме того, каждый новичок обязан был пройти процедуру `прописки`, т.е. более или менее жесткого лупцевания группой `старожилов`. Избавиться от этого или хотя бы смягчить экзекуцию можно было лишь путем `откупа` или весомых заслуг перед классом. Наконец, существовали игры типа `драки-драки-дракачи, налетели палачи, кто на драку не придет, тому хуже попадет!`, где все, кто послабее, почти ежедневно получали свою порцию тумаков от тех, кто посильнее.

Читатель может подумать, что такая дикость за истекшие полвека должна бы исчезнуть. Но вот мы раскрываем `Московский комсомолец` за 13 июля не 1600-го и даже не 1900-го, а текущего 2000-го года и читаем там об обычных буднях обычной казармы. Чтобы выбиться из рядов несчастных `салаг`, участь которых - стирать `дедам` носки и заправлять чужие койки, новобранец должен пролежать ночь со стручком красного перца меж ягодиц. Если выдержал испытание - тебя жестоко избивают пряжками ремней по заднице, и только тогда производят в следующее казарменное сословие. Затем следуют забавы, прямо заимствованные из `Очерков Бурсы` Помяловского: зажигание спичек или ваты меж пальцами ног спящего `салаги`, чтобы насладиться зрелищем его судорог от боли, разнообразные издевательства, побои и пр. Как вы думаете, это только в казарме начинается или еще в школе закладывается?

Так вот, если бездумно поставить в школе `старших` над `младшими`, не перенесем ли мы в школу целиком вышеописанные казарменные порядки?

Еще один пример касается общеизвестной перегрузки учащихся. Перегрузка чудовищна, что и говорить. Но попробуйте в приказном порядке сократить её не то что вдвое-втрое, а хотя бы наполовину или даже всего на четверть, не меняя ничего в других компонентах школьной жизни. Вы тут же получите, во-первых, снижение и без того нищенской зарплаты учителя, целиком определяемой именно его почасовой нагрузкой, во-вторых, обвальное падение качества обучения, поскольку приказ наверняка будет повсюду воспринят как сигнал к `ничегонеделанию` на уроках, наконец, в-третьих, хоть чуть высвободившись от действительно каторжного труда на уроках и над домашними заданиями, подрастающие `каторжники`, как и подобает любому каторжнику, тут же полезут на стенку от безделья.

Примеры можно продолжать без конца, и все они говорят об одном: в школе (и не только в школе) нельзя увлекаться никакими новациями, даже если их опробовали все до единого педагоги-новаторы и единогласно поддержали самые авторитетные эксперты, пока досконально не изучены возможные непосредственные и отдаленные, косвенные последствия любого нововведения. Собственно, именно для этого и существует технологическое прогнозирование. Но его научный инструментарий заведомо мертв и даже опасен, пока исследователь не познакомился как следует с изучаемым объектом. Для чего, собственно, и потребовался пилотаж.

Что же касается взаимоотношений исследовательской группы с изучаемым коллективом, то надо еще раз перечитать блестящую `Тамань` Лермонтова, где героя вполне оправданно чуть было не утопили за то, что он пытался влезть без спроса в сложную жизнь местных контрабандистов. Это не значит, конечно, что наши школы - сплошное третье действие оперы `Кармен` в логове контрабандистов. Но это значит, что каждая школа - вообще каждое предприятие, учреждение, организация нашей злосчастной страны - представляет собою сложнейшее хрупкое равновесие множества формальных и фактических, `уставных` и `неуставных` отношений. Включая отношения с выше- и нижестоящими инстанциями и стихийной окружающей средой, в данном случае - с родителями. Чуть затронь их без должного такта грубым инструментарием современной науки - и любой `камешек` способен вызвать лавину последствий, которые могут погрести под собой и исследуемых, и исследователей.

Это - тоже один из кардинальных уроков проведенного пилотажа.

П.
Пилотаж в школе ≤ 199 и других учреждениях СНО проходил в трех формах:

Встречи членов исследовательского коллектива с педагогами.
ОДИ (организационно-деятельностные игры) по тематике исследования.
Пробные очные и заочные опросы педагогов в качестве экспертов.
Отчитываемся по порядку.
Встречи участников исследования из различных учреждений начались стихийно, просто по желанию сторон лучше познакомиться друг с другом. Но постепенно они сложились в определенную систему, ставшую по сути первым этапом пилотажа. Думается, что без этого остальные формы сотрудничества построились бы гораздо медленнее и дали бы заведомо меньший эффект.

Встречи, в свою очередь, сделались разными по масштабам и формам проведения.

Простейшая форма - встречи-беседы, с глазу на глаз или в малых группах: с членами дирекции учреждения, с группами педагогов и учащихся (по их просьбе). Исследовательская группа на этих встречах редко выступала в полном составе - разве лишь в самом начале, при первых знакомствах. Далее выходили на встречи поодиночке или, в крайнем случае, парами, поскольку количество встреч быстро вышло за рамки физических возможностей исследователей.

Более сложная форма - выступления членов группы перед группой слушателей или даже перед всем коллективом учреждения (как правило, в виде `круглых столов`, которых за год пилотажа состоялось несколько). Естественно, с вопросами слушателей, их замечаниями и соображениями по поводу услышанного. Здесь прорисовались две опасности - своего рода Сцилла и Харибда - каждого такого мероприятия по прогностической тематике.

`Сцилла` - специфическая реакция аудитории на любую прогностическую информацию глобального (общемирового), регионального (общероссийского) или локального (допустим, Москва) уровня. Безразлично, идет ли речь об абстрактных процессах или конкретных явлениях.

Прежде всего, любая непрофессиональная аудитория (за рамками специалистов по технологическому прогнозированию) интересуется только предсказаниями конкретных событий будущего. Приходится еще и еще раз напоминать, что будущее невозможно `знать`, как прошлое или настоящее, в виде событий - только в виде проблем, целей и возможных решений, с желательным `взвешиванием` их вероятных последствий, что и составляет суть технологического прогнозирования. Что о конкретных событиях нашего с вами будущего доподлинно знает только Господь Бог, да еще булгаковская нечистая сила, да еще разве только цыганки, которые сообщают такого рода сведения только за мзду и только идиотам.

Однако понимание необходимости проблемного подхода к будущему обычно наталкивается на механизм психологической защиты непрофессионала. Вместо назревающей проблемы, которая поддается решению, он видит только угрозу своему существованию, которую не в силах отвести. Безразлично, идет ли речь о назревании новой мировой войны, начинающемся физическом вырождении народа, катастрофичной экологической ситуации или тупиках СНО. Сознание непрофессионала `отталкивает` подобную информацию примерно по тем же причинам, по каким сознание курильщика `отталкивает` информацию о том, что никотин почти на треть сокращает отпущенный природой срок жизни человека. Возникает эффект фрустрации и отторжения, результативность встречи катится к нулю, на первый план выходит неудовлетворенность, недовольство аудитории. Поэтому опыт и разум подсказывают необходимость возможно органичнее дополнять проблемный подход целевым, переводя разговор на альтернативные пути решения назревающих проблем. Но поскольку такие проблемы нигде в мире, и тем более у нас, не решаются достаточно удовлетворительно или чаще не решаются совсем, то нередко чувство тревожности и неудовлетворенности аудитории остается. Здесь важно вовремя остановиться, удовлетвориться тем, что аудитория начинает понимать неизбежность и необходимость серьезных перемен в будущем, и возможно скорее переходить к проблемам, по которым присутствующим есть что сказать по части их возможного решения. Тогда взаимопонимание с аудиторией устанавливается надолго.

Тут возникает противоположная опасность - `Харибда`. Обыденное сознание (а это всегда - 910, если не 99100 любой непрофессиональной аудитории) плохо реагирует на абстракции. Оно мгновенно переходит на конкретику - на конкретные учреждения, конкретную администрацию, конкретные личности. И если вовремя не перевести эту реакцию в конструктивное русло технологического прогнозирования (выявление достаточно абстрактной проблемы - постановка цели и выявление возможного пути решения проблемы), то начинает автоматически `разряжаться` весь взрывоопасный потенциал технологического прогноза. Разговор быстро переходит на выяснение отношений, на личности и выливается в банальный скандал.

Нужно сказать, что на встречах обе стороны довольно быстро нашли общий язык, научились извлекать из бесед прогностическую информацию без нежелательных `накладок`. Достаточно сказать, что эта форма работы оказалась единственной не дающей эффекта психологической усталости аудитории, сохранившейся на все пять лет реализации проекта и продолжающей сохраняться даже за его рамками до сих пор.

Успех этой формы работы привел к еще более сложной форме - неформальным (до формальных дело не дошло) семинарам, где аудитория не просто реагировала на выступление члена исследовательской группы, но и сама формировала прогностическую информацию, на которую должны были реагировать исследователи. Такого рода семинары подготовили достаточно прочную почву для проведения ОДИ - организационно-деятельностных игр.

Ш.
По ходу пилотажа было проведено две ОДИ - одна осенью 1995 г., другая весной 1996 г.

Тема первой ОДИ - `Факторы гуманизации школьной жизни`. Участниками игры выступили ученики 5-11 класса (40 чел.) и отдельно педагоги и управленцы (90 чел.) вместе с родителями (20 чел.). Собственно, `пленум` отдельно по первой и второй группам состоялся только в начале игры, при постановке задач, и в конце, при подведении итогов. Вся остальная работа, как и во всех типовых ОДИ, шла в под-группах по интересам каждой из трех перечисленных групп.

Вообще то, как известно, ОДИ - очень сложное и порой даже психологически опасное мероприятие, поскольку это - игра, а всякая игра сопряжена с азартом, который может поссорить игроков и пустить всю затею, что называется, вразнос. В начале своей деятельности в качестве игротехников членам исследовательской группы доводилось стремглав мчаться за город, мирить поссорившихся, кого-то отпаивать валерьянкой, кому-то вызывать врача, срочно свертывать или переформировывать отдельные процедуры игры. Теперь, с высоты имевшегося опыта, все `взрывоопасное` было устранено изначально. Со своей стороны, игроки тоже оказались на высоте. Не забудем, что мероприятие проводилось в элитной школе, где пятиклассник, по уровню сознательности, равен старшекласснику `обычной` школы, где практически почти каждый преподаватель и представитель родительской общественности мог дать фору иному кандидату, а то и доктору педагогических или психологических наук. Кроме того, в ОДИ пришли добровольцы - так сказать, элита элиты. Выше уровня сознательности просто не бывает. И все сошло благополучно.

Ожидаемые и желаемые изменения в системе народного образования России
И.В. Бестужев-Лада
академик РАО

Глава третья. ПЕРВЫЙ ТУР ОПРОСА ЭКСПЕРТОВ: ФОРМИРОВАНИЕ ПРОГНОЗНЫХ МОДЕЛЕЙ.

1.
Эта глава получилась бы гораздо более интересной, если вместо следующего ниже текста просто привести шестнадцать расшифрованных записей интервью с нашими экспертами и присовокупить к ним протокол анкетирования другой группы экспертов . Однако в этом случае мы получили бы семнадцать глав вместо одной, с чем вряд ли согласились бы издатели данного отчета. А если к тому же дать расшифровки на правку самим экспертам - к чему обязывает в подобных случаях элементарная издательская этика - то можно ожидать, что с высоты прошедших со времени данных интервью лет, эксперты дали бы столько комментариев к своим высказываниям 1996-97 гг., что получились бы уже не главы, а целая полка новых книг, появление коих мы очень приветствовали бы, но это выходит далеко за рамки предпринятого нами исследования.

Главное же - была бы сразу нарушена гарантия анонимности экспертов, под каковую они согласились в свое время дать нам интервью. Не помогло бы даже просто умолчание их имени при `личностном` изложении взглядов каждого из них. Все шестнадцать являются настолько крупными и оригинальными личностями, хорошо известными в стране и за её пределами или по крайней мере в сфере СНО, что конкретный автор высказывания будет легко угадан при любых `фигурах умолчания`. И с каждым из них придется согласовывать содержание всего отчета, потому что вовсе не обязательно мнение каждого совпадет с мнением остальных и тем более с мнением исследовательского коллектива. Кстати, это же обстоятельство изначально исключило вычисление процентов по высказанным суждениям. Когда речь идет о личностях подобного масштаба, то, в отличие от `среднестатистических человеко-единиц`, совершенно не имеет значения, один эксперт высказал то или иное суждение, половина опрошенных, большинство, меньшинство или все поголовно. Главное - каково само суждение, насколько оно нетривиально, какую имеет прогностическую ценность.

При такой ситуации единственный выход из положения - принципиально `безличный`, сугубо проблемный подход к излагаемым результатам опроса. Каковой и проводится в данном отчете возможно более последовательным образом.

(Вставка ≤ 1 см. в конце главы)

Каждому из шестнадцати экспертов до начала интервью был представлен перечень вопросов, на которые было бы желательно получить ответ. Этот перечень составлялся сугубо для предварительной ориентации эксперта в последующем разговоре, ни к чему его не обязывал, предусматривал полную возможность исключения каких-то или даже всех до единого пунктов, с заменой их другими, по личному усмотрению эксперта. Что и имело место при проведении интервью.

Каждая беседа занимала от сорока минут до двух часов. Для записи использовались диктофоны, но в ряде случаев, по желанию эксперта, интервьюер, подобно журналисту, ограничивался краткими записями в своем блокноте, которые затем расшифровывал более подробно.

Предварительный перечень вопросов выглядел следующим образом:

Существует ли кризис в СНО РФ, и если да, то в чем он заключается?
Какие проблемы СНО можно считать наиболее существенными?
Какова цель образования сегодня в нашей стране?
На какие тенденции, которые наметились в сфере СНО, можно повлиять?
Как должны выглядеть подсистемы СНО в обозримой перспективе?
С каждым из экспертов были согласованы временнЫе и масштабные рамки интервью. Было условлено, что, учитывая время, необходимое для завершения исследования и публикации его результатов, эксперты не ограничатся перспективой 1997-2000 гг., а затронут следующее пятилетие и там, где это возможно, перспективу до 2010 года, вполне достаточную для цели и задач исследования. Что касается масштабов, то эксперты были вольны ограничиться любой из существующих подсистем СНО или несколькими из них, но им было высказано пожелание оценивать, по возможности, ожидаемые и желаемые изменения всей СНО в целом.

Ниже следуют сводки экспертных суждений по каждому из пяти пунктов.

П.
По поводу `кризиса в СНО РФ` мнения экспертов разошлись диаметрально противоположно, что подтверждает исключительную сложность феномена и его пока еще только начинающееся осмысление, в связи с чем нет устоявшейся, утвердившейся точки зрения. Диапазон оценок был достаточно широк. От `никакого кризиса нет, есть обычная проблемная ситуация, каких было немало и обязательно будут в будущем, ибо без этого нет развития` до `это уже не проблемная, а кризисная ситуация, способная за считанные годы перерасти в катастрофическую, если вовремя не предпринять радикальные меры`. Все остальные оценки оказались промежуточными в рамках данного диапазона.

При таком разбросе мнений важно понять суть феномена, безразлично, называется ли он `проблемой` или `кризисом`. А для этого необходимо уяснить, в чем собственно проявляется `проблема` или `кризис`. В этом отношении эксперты были более или менее единодушны. Они констатировали серьезные изменения в экономической, социальной, политической, культурной жизни общества, подчеркивая в то же время, что СНО РФ отнюдь не претерпела столь же серьезных изменений (хотя её положение несомненно значительно ухудшилось по сравнению с предыдущими десятилетиями). Таким образом, наметился и разрастается разрыв между `вызовами` по сути качественно нового общества и `ответами` на них существующей СНО. В особенности это касается содержания преподавания, методик и `объективной профориентации средней и высшей школы`, приходящей во все более острое противоречие с сегодняшними требованиями общественного производства.

Заслуживает внимания то, что не один, а несколько экспертов, не сговариваясь (эксперты вообще не знали, кто конкретно включен в список интервьюируемых, поэтому контакты меж ними по поводу данного опроса могли быть только случайными, очень маловероятными, исключительными), описали `проблемно-кризисную ситуацию` как `ситуацию отсутствия целей образования`. Эту точку зрения в различных формулировках разделило не менее половины экспертов. Формулировки гласили: `В ситуации отсутствия четкой цели, четкого заказа, мы не знаем, какое общество строим, а значит не готовы к адекватному обучению и воспитанию учащихся, что не может не порождать самых острых проблем`, `Кризис проявляется в абсолютной неразработанности целей и развития общества в целом, и системы образования в частности, иными словами - в полной неопределенности социального целеполагания`, `Никакого кризиса СНО нет, есть кризис социального целеполагания, неясность ожидаемых и желаемых перспектив, неопределенность социальных ориентиров, отсутствие цели образования как таковой`.

Эта точка зрения оказалась совершенно неожиданной для исследовательской группы, в которой до сих пор нет единого мнения на сей счет. Однако она принадлежит к разряду именно тех `неожиданных суждений`, которым необходимо сугубое внимание, так как именно в таких случаях открываются новые горизонты осмысления перспектив происходящего.

Необходимо уточнить, что имелась в виду не общеизвестная цель образования, как особой отрасли общественного производства: полноценное качественное воспроизводство следующего поколения, как совокупности всесторонне развитых Личностей, хороших Родителей, сознательных Граждан, добросовестных Работников. Речь шла о конкретной целевой ориентации СНО РФ: кого именно и как именно готовить в новых условиях жизни общества.

Один из экспертов дал развернутое пояснение рассматриваемому здесь вопросу: `Понятие кризиса имеет два значения - позитивное и негативное. Первое имеет в виду импульс развития, поскольку `бескризисность` равнозначна застою. Второе, как и при болезни, грозит катастрофой. Но у нас эта негативная сторона связана не столько с самой СНО, сколько с государственной политикой в области образования. СНО, как видим, - чуть ли не единственная сфера общественного производства, которая в общем и целом устояла при всех передрягах, не потеряла своего потенциала и по многим параметрам постепенно вновь возвращается в режим развития`. Можно по разному относиться к такой точке зрения. Но ясно одно: без осмысления того, в какой именно ситуации находится сегодня СНО и какие тенденции преобладают в её текущем развитии, невозможно адекватно оценивать перспективы изменений в системе - и ожидаемые, и желаемые.

Ш.
Насколько широким был разброс мнений экспертов при диагностике состояния СНО в целом, настолько же стал неожиданно полным, или, точнее, почти полным консенсус при определении наиболее существенных проблем СНО. Практически все эксперты не только назвали одни и те же проблемы, но даже расположили их примерно в одном и том же порядке, с самыми незначительными вариациями.

Первое и второе места по частотности упоминаний и по степени важности разделили две проблемы: содержание образования в учебных заведениях и, как это ни покажется странным на первый взгляд (для неспециалистов, потому что специалисты давно уже не видят в этом ничего странного), состояние здоровья учащихся и детей дошкольного возраста.

Содержание образования подверглось критике практически по всем статьям. Математика в школе несколькими экспертами была оценена как `чрезмерная по объему`, и почти всеми - как `неадекватная тому, что нужно потом в жизни подавляющему большинству абитуриентов`. Один из экспертов уподобил её даже `мертвым языкам в дореволюционной гимназии`, поскольку девять из десяти школьников никогда не сталкиваются с алгеброй, геометрией и тригонометрией в своей последующей жизни. Физика, химия, биология, по мнению большинства экспертов, тоже перегружены материалом, годящимся разве лишь для приемных экзаменов в вуз. При этом здесь, как и в математике, проблемное обучение подменено бесконечными абстрактными задачками, ничего ни уму, ни сердцу не дающими. Русский язык преподается таким образом, что десятки грубых ошибок в сочинениях большинства выпускников - обычное дело. Школьная литература, как известно, отвратила от собственно литературы не одно поколение школьников (правда, некоторые эксперты уточнили, что `нелюбовь подрастающего поколения к какому бы то ни было чтению имеет более сложные корни, в которых надо разобраться специально`). Школьная история продемонстрировала `маниакальное пристрастие к второстепенным именам и датам`, в результате чего `теряется смысл истории` и делается возможным `позорное шарлатанство псевдоисториков, наводнивших книжные полки бредовыми измышлениями по части отечественной и всемирной истории` ( заметим, что это высказывалось почти за три года до того, как научная общественность восстала против `Новой хронологии` академика А.Т.Фоменко и его присных). Школьная география увлеклась описанием промышленности в разных городах мира, словно не замечая, как быстро меняется картина мировой экономики и при этом уделяя совершенно недостаточное внимание экологическим проблемам. Физкультура и иностранный язык, которыми, по мнению многих экспертов, надо заниматься каждодневно - либо не заниматься совсем, `даются гомеопатическими дозами`, и в результате выпускник не владеет иностранным языком совсем и физически так же бескультурен, как и до занятий физкультурой. Категорическая `двойка` была выставлена также преподаванию пения и рисования в обычной школе.

Что касается здоровья детей, подростков, учащейся молодежи, то оно, казалось бы, должно идти по линии учреждений не столько образования, сколько здравоохранения. Однако масштабы заболеваемости таковы, что не могут не сказываться на эффективности СНО в целом, причем ряд заболеваний прямо связан с `накладками` школьной жизни. Эксперты приводили разные данные из разных источников. Но все сходились на том, что от трети до половины школьников страдают неврозами, т.е. выходят из школы с расшатанной нервной системой, а немало становится кандидатами в контингент психдиспансеров. От половины до двух третей становятся аллергиками, т.е. уже не способны нормально существовать без постоянной медицинской и фармакологической поддержки. Наконец, от двух третей до четырех пятых имеют серьезные хронические проблемы с ухом-горлом-носом, зрением, позвоночником, а также заболеваниями урологического или, соответственно, гинекологического характера. И если аллергию можно `списать` на окружающую среду, а часть неврозов и `ухо-горло-нос` - на семейно-бытовые причины, то большая часть неврозов, зрение и позвоночник - явный `продукт` школьной жизни, как она сложилась сегодня. Хуже всего, что рост помянутой заболеваемости продолжается такими темпами и масштабами, что заставляет бить тревогу о судьбе всего подрастающего поколения.

Серьезные претензии по части содержания образования предъявлялись не только средней, но и высшей школе, а также дошкольным учреждениям. Кому не известно, например, что после отмены обязательного посещения лекций и семинаров на них нередко присутствует лишь несколько студентов из двухсот человек потока. Не является секретом также и то обстоятельство, что многие студенты сегодня подрабатывают неделями и месяцами, совершенно не посещая занятий и приступая собственно к учебе только накануне экзаменов. Так может быть радикально изменить содержание учебы в вузе сообразно сложившемуся фактическому положению вещей? В частности, провести более четкий раздел между очной, заочной, вечерней и дистантной формами образования. Более тесно сопрячь учебу с производственной практикой по выбранной специальности, со сдачей профильных и общеобразовательных минимумов и т.д. Точно так же хорошо известно, что далеко не все детсады полностью используют потенциал дошкольного учреждения, а порой не дают и того минимума занятий с детьми, который предусмотрен обязательными программами.

Соответственно третье и четвертое места по тем же критериям разделили проблемы, связанные с культурным обликом учащихся и с методиками обучения (включая существующую и желательную материально-техническую базу школы).

Почти все эксперты обратили внимание на то, что по своему культурному облику сегодняшний типичный абитуриент мало чем отличается от `лица с незаконченным средним образованием` и даже от покинувшего школу после первых трех-четырех классов. У слишком многих примерно один и тот же лексикон, перемежаемый сплошным матом, причем не только в присутствии женщин (чего раньше не было даже в уголовной среде), но и при самом активном участии женщин. Одинаковое косноязычие, неумение изложить простейшую мысль ни устно, ни тем более письменно. Одинаково нижайшая культура питания и пития, одежды и жилого интерьера, а главное - общения, знаний и труда. Все это - совершенно очевидная недоработка школы. Как образно сказал один из экспертов, `за синусами-косинусами и образами Евгения Онегина мы забываем главное - сделать выпускника школы по уровню культурного развития хоть одной ступенью выше не имеющего образования некультурного человека`.

Что касается методик и школьной маттехбазы , то главное внимание эксперты обратили на только что начинающуюся у нас компьютеризацию обучения. Один из них уподобил современную школу классу, где учатся считать на палочках и счетах, когда рядом у каждого лежит дешевый калькулятор. С компьютером дело сложнее, потому что он пока очень дорогой, в обычной школе их мало, а то и совсем нет, его легко сломать, если оставить учащихся без присмотра наедине с ним. При этом нельзя упускать из виду динамику компьютеризации. Каждое новое поколение компьютеров теперь появляется в среднем почти каждые пять лет. Давно ли стационарный компьютер казался венцом научно-технического прогресса по сравнению с огромными `камерами хранения` 50-60-х годов? А теперь появились компьютеры-ноутбуки тех же характеристик габаритами с небольшой кейс (заметим, что это говорилось всего три года назад; с тех пор габариты `ноутбуков` почти сравнялись с видеокассетами, а научно-технические прогнозы обещают в перспективе ближайших лет сравнять их с карманными телефонами при значительном понижении стоимости каждого). Тем не менее, практически все эксперты считают, что всеобщую, поголовную компьютерную грамотность надо прививать при любой имеющейся технике. Даже, как выразился один из них, если на всю школу имеется только один старый, списанный компьютер с программой 80-х годов и его надо эксплуатировать 24 часа в сутки, чтобы каждый ученик под присмотром учителя просидел за ним хотя бы полчаса-час. Ибо, продолжил он, без элементарной компьютерной грамотности в ХХ1 веке человек будет выглядеть абсолютно так же, как неграмотный по сравнению с грамотным в ХХ-м. При этом все до одного эксперта так или иначе обратили внимание на то, что компьютер требует радикального пересмотра школьных программ по всем до одного предметам.

Понятно, компьютером дело не ограничивается. Нельзя сбрасывать со счетов имеющуюся аудио- и видеотехнику, которая позволяет совершенно иначе построить практически любой урок, начиная с демонстрации опытов и кончая виртуальной экскурсией в любой музей мира. В свою очередь, нельзя сбрасывать со счетов и традиционные наглядные пособия пусть даже столетней давности. Без них, как показывает опыт, эффективность урока значительно падает.

Последней по счету, пятой из наиболее существенных проблем СНО, почти все эксперты назвали неудовлетворительное положение учителя. Возможно, эту проблему следовало бы назвать первейшей, но природная российская интеллигентность запрещает педагогу, вообще порядочному человеку, выдвигать собственную проблему на первый план. Но на какое бы место мы ни поставили проблему педагогических кадров СНО - все равно она одна из ключевых. Положение учителя, как ни крути, весьма ущербно сразу в двух отношениях. Первое - зарплата намного ниже средней по стране, причем выплачивается нерегулярно, что заставляет прибегать к всевозможным `приработкам`. Второе - учителя бесконечно дергают по пустякам все кому не лень. Начиная с непосредственного начальства и любой бюрократической инстанции вообще и кончая агрессивностью родителей. Что бы мы ни говорили о положении учителя, факты говорят сами за себя: во-первых, пресловутая `феминизация` педагогических коллективов, доходящая до 80-90% женщин - верный индикатор неблагополучия; во-вторых, массовое бегство педагогов в иные `структуры`, где платят в несколько раз больше, а унижений - намного меньше; в-третьих, постоянно сокращается и без того незначительный процент выпускников педучилищ, пединститутов, педуниверситетов, которые идут работать по полученной специальности. В результате сплошь и рядом складывается парадоксальная ситуация: в Москве, например, в то время числились безработными десятки тысяч человек, а пять тысяч учительских вакансий пустовали.

Эксперты разделили свое видение решения проблемы на `идеальный` и `оптимальный` уровни (положив тем самым начало аналогичному строению в последующем нормативных прогнозных моделей). На идеальном уровне учитель и воспитатель дошкольного учреждения видятся в положении судьи (тоже идеального). Это - должность сугубо выборная (конкурс или выбор родителей) с зарплатой и прочими весомыми благами любого госчиновника - как известно, немалыми. Этот идеальный учитель занят только своим непосредственным делом - педагогическим творчеством, поскольку во всем остальном его подстраховывают помощники - профессиональные или из числа родительской общественности. На оптимальном уровне требуется хотя бы средняя по стране зарплата и четко отрегулированные условия труда - хотя бы как у последнего из госчиновников.

Каждый из экспертов назвал еще с десяток проблем - начиная с молодежной наркомании, преступности, беспорядочных половых отношений и т.п. и кончая многими из тех конкретных проблем школьной жизни, о которых мы говорили в предыдущей главе. Но поскольку вопрос был поставлен о `наиболее существенных в глазах эксперта проблемах` и число их было ограничено интервьюером в пределах пяти, то картина получилась вышеописанная.

1У.
По вопросу о `цели образования сегодня в нашей стране` некоторые эксперты сначала затруднились с ответом, поскольку этот вопрос стихийно возник при обсуждении ими первого вопроса (характеристика состояния СНО). Но интервьюеры повернули его в другую плоскость - и он актуализировался иначе.

В самом деле, если не говорить о `целях образования вообще`, когда разговор неизбежно переходит на воспроизводство Личности, Родителя, Гражданина, Работника (все - с большой буквы), о чем упоминалось выше, а поставить вопрос о конкретных целях каждой из ступеней образования? Тогда кто-то из экспертов удовольствуется повторением своего ответа об общих целях (как оно и произошло в действительности), а кто-то попытается конкретизировать цели применительно к каждой из ступеней образования.

При таком подходе получилось, что целью дошкольной ступени образования является подготовка ребенка к школе. Однако подобная постановка цели встретила у некоторых интервьюеров возражение эксперта: образование ребенка в дошкольном учреждении представляет ценность и само по себе, независимо от подготовки к школе. Что важнее? На этот вопрос разные эксперты ответили по-разному. Одни сочли главным подготовку к школе, другие - общее развитие ребенка, третьи подчеркнули, что одно не только не исключает другого, а, напротив, предполагает другое.

Следуя этой логике, целью начальной школы нужно считать подготовку к переходу в неполную среднюю школу, а той - в среднюю. Но уже на этой ступени возникает недоразумение: ведь отнюдь не все школьники стремятся в 10-й класс, а выпускники полной средней школы - в вузы. Приходится, как и применительно к дошкольным учреждениям, дополнять `подготовительный` аспект `общеразвивающим`. Тем самым, на новом витке дефиниций, мы вновь приходим к общим целям образования, и если рассматривать СНО как особую отрасль общественного производства, то не избежать формулировки целеполагания в контексте качественного воспроизводства поколений, о чем говорилось выше.

У.
Еще один значительный разброс мнений экспертов получился при рассмотрении вопроса о возможности влияния на тенденции, наметившиеся в сфере развития СНО. Каждый из экспертов воспринял этот вопрос по-своему. Одни делали упор на объективные тенденции развития страны, целиком связывая их с развитием СНО. В смысле: если и дальше страна будет скатываться на положение `сырьевого придатка` экономики США и Западной Европы по типу `банановых республик` Латинской Америки, Азии, Африки, то и СНО РФ будет все более уподобляться колумбийской, нигерийской или филиппинской. Поэтому начинать воздействовать на изменение СНО к лучшему необходимо с воздействия на развитие всего государства. Другие, не отрицая важности такого подхода, подчеркивали, что у СНО есть и свои собственные, специфичные тенденции, которые тоже могут стать объектом воздействия. Одна из таких тенденций - совершенствование содержание обучения и методик. Другая - начавшийся процесс компьютеризации образования. Третья - некоторые позитивные сдвиги в подготовке педагогических кадров. Можно построить целый набор позитивных и негативных тенденций подобного рода и затем стремиться максимизировать первые, минимизировать вторые.

Были и эксперты, которые предлагали воздействовать прежде всего непосредственно на развитие СНО, опираясь на новые факторы развития страны в целом: например, начавшееся в условиях депопуляции (подавляющее преобладание однодетной в среднем семьи, нарастающее преобладание смертности над рождаемостью и т.п.) физическое вырождение народа ведет в перспективе к нарастающему снижению числа детей вообще и школьников в особенности, что создает реальную возможность резкого снижения наполняемости классов и повышения тем самым качества образования. Наши эксперты, как и сами интервьюеры, в 1997 г. еще не знали о масштабах начавшегося вырождения, но уже прозорливо оценивали его возможные последствия. Сегодня доподлинно известно, что депопуляция привела в 90-х годах к снижению числа детей в стране более чем на пять миллионов (с 35 млн. детей до 16 лет в 1992 г. до 30 млн. к 2000 г.). В первом десятилетии ХХ1 века ожидается нарастание этого процесса, в результате чего за школьными партами в 2005-10 гг. останется всего два школьника вместо каждых существующих трех. Появляется реальная возможность уделить этим оставшимся двум гораздо больше внимания, нежели нынешним трем.

Еще одна тенденция - грядущее исчезновение существующих миллионов рабочих мест в ходе начинающейся комплексной компьютеризации общественного производства (не только в сельском хозяйстве и промышленности, но и в строительстве, на транспорте и связи, в сфере обслуживания, в госаппарате и т.д.). У нас и без того плохи дела с занятостью. На 65 млн. работающих приходится свыше десятка миллионов формально или фактически безработных, плюс еще большего масштаба `скрытая безработица`, когда люди на `избыточных` (ненужных общественному производству) рабочих местах получают фактически пособие по безработице под видом чисто символической зарплаты в несколько сот рублей, на которые физически невозможно прожить семьей, да и ту выплачивают нерегулярно (не путать с учителями и другими категориями трудящихся, которые находятся во в точности таком же положении, отнюдь не являясь `избыточными` в общественном производстве!). Теперь компьютеры `погонят` работающих миллионами с их привычных рабочих мест. Это способно повлиять на развитие СНО двояким образом. Во-первых, резко возрастет ценность каждого рабочего места, и на должность учителя можно будет отбирать по конкурсу, что приведет к существенному повышению качества педагогического корпуса. Во-вторых, СНО обязана будет повернуться лицом к качественно новой производственной структуре общества, что неизбежно потребует кардинальных реформ в этой сфере.

Впрочем, разговоры о назревающих в ХХ1 веке проблемах настолько нервировали экспертов, что было решено выделить комплекс вопросов, связанных со средне- и долгосрочными прогнозами в этой области на перспективу до 2010-2020 гг., в особую тему, к которой вернуться в особом исследовательском проекте, а пока ограничиться краткосрочной перспективой 2001-2005 гг., когда упомянутые процессы еще не успеют развернуться в полную меру.

У1.
Совершенно неожиданно для исследователей последний из пяти `затравочных` вопросов (как должны выглядеть в перспективе подсистемы образования) шаг за шагом по ходу почти всех интервью выдвинулся на первый план, поскольку позволил экспертам развернуться в новом качестве, на более конкретном уровне информации, Правда, они почти никогда не доходили до конкретики деталей школьной жизни, как это проявилось в пробных опросах школьных педагогов при пилотаже. Но переход с полностью абстрактного уровня СНО в целом на гораздо более конкретный уровень подсистем СНО придал экспертам как бы `второе дыхание`. Приращение прогностической информации пошло такими темпами и масштабами, что заставило пересмотреть еще раз всю стратегию исследования, поставив в основу формирования прогнозных моделей, на что была изначально нацелена данная экспертиза, не СНО в целом, а именно её подсистемы. Впрочем, о результатах лучше судить читателю. Мы попытаемся ниже дать сводку суждений экспертов по логике построения подсистем СНО - от исходных к заключающим.

Логически первой такой подсистемой явилась подсистема образования родителей. Это проистекало из напомненного одним из экспертов известного афоризма о том, что воспитание ребенка должно начинаться с воспитания его родителей. Но афоризм - афоризмом, а ведь нигде в мире такой подсистемы - как подсистемы - нет! Можно ли и нужно ли её создавать, и если да, то каким именно образом?

Очень важно, что эксперты обратили внимание на исторический прецедент. Они напомнили, что при традиционном сельском образе жизни (в нашей стране он господствовал до 60-70-гг., на протяжении которых лавинообразно сменился господствующим ныне современным городским) воспитание будущего родителя проходило в рамках так называемой `семейной школы`, где от поколения к поколению передавались профессия отца и матери, их мировоззрение, их стереотипы сознания и поведения (что составляет суть действительного, не на словах только, воспитания подрастающего поколения). Эффективность этой школы была несопоставима даже с лучшими сегодня в мире авторскими школами, не говоря уже об `обычных`. К пятнадцати годам подросток не только физиологически, но и психологически превращался в полностью взрослого человека и был готов в любую минуту начать выполнять функции матери или соответственно отца своего собственного семейства. Разум подсказывает необходимость заимствовать из этого драгоценного народного опыта все, что возможно, искать пути построения некого аналога сего единственно подлинно естественного положения вещей.

С какого времени начинать воспитание будущего родителя? Эксперты единогласно отвечают: `чем раньше - тем лучше`. Если возможно беседовать на эту тему в детсаде - прекрасно. В начальной школе - очень желательно. В неполной средней - обязательно. В полной средней - уже поздно, поскольку ценностные ориентации молодежи к этому времени уже успели в значительной мере по этому вопросу сформироваться. А как формирует ценности `улица` - общеизвестно. Некоторые эксперты напомнили об экспериментальном школьном курсе `Этика и психология семейной жизни` лет двадцать назад и порекомендовали изучить этот опыт. Таким обрисовался в общих чертах первый уровень проектируемой подсистемы.

Второй уровень первоначально рисовался исследователям, как своего рода `матримониальный ликбез` при подаче заявления молодыми людьми о вступлении в брак. Нечто вроде `Материалов для служебного пользования` отдельно для женихов и невест с целью их предварительного просвещения о сложностях семейной жизни. Эксперты не оставили от этого гипотетического предложения камня на камне. Они напомнили, что ко времени вступления в законный брак (с 18 лет по законодательству РФ) десятки процентов подростков уже ведут беспорядочную половую жизнь, и миллионы молодых жизней уже успевают жестоко покалечиться по крайней мере психологически. Так что начинать эту стадию надо не с 18 лет, а по меньшей мере на пять лет раньше, когда нынешние акселерированные девочки и мальчики начинают превращаться в девушек и парней, сексуально озабоченных растлевающими средствами массовой информации.

Интервью проходили в разгар войны между нашими туземными `остроконечниками` и `тупоконечниками` - сторонниками механического заимствования западных стереотипов `сексуального просвещения` и сторонниками `полового воспитания` в духе неколебимой добродетели. В какой-то мере это напоминало разыгравшуюся десятилетием раньше `антиалкогольную войну` между `алконавтами` - сторонниками немедленного введения `сухого закона`, и `бормотологами` - сторонниками введения западных стереотипов `культуры пития`. Существовала и промежуточная позиция - формирование в школе `половой культуры учащихся` как органической составной части этической культуры. Как и всем оппортунистам, сторонникам этой позиции (к коим принадлежит автор сих строк) жестоко доставалось с обеих крайних сторон. Естественно, среди экспертов нашлись сторонники всех трех позиций, что и отразилось на экспертных суждениях по данному вопросу. Менее естественно, но вполне понятно, что те же линии фронтов разделили членов исследовательской группы и сохранились доселе, тормозя конструктивное решение проблемы.

Впрочем, идеологическая вражда расколола экспертов и социологов только на этой стадии проектирования подсистемы. Следующие две стадии вызвали, напротив, редкое единодушие.

Третий уровень подсистемы получил условное название `Университет будущего родителя` и сформировался как совокупность информации, остро необходимой грядущим родителям, начиная по меньшей мере с третьего месяца их беременности. Мы сознательно употребляем местоимение `их`, а не `её`, чтобы подчеркнуть крайнюю желательность надлежащего просвещения обоих будущих родителей, а не только беременной женщины.

К этому времени некоторые члены исследовательского коллектива уже имели довольно богатый опыт лекций на социологические, психологические, педагогические и гинекологические темы в родильных домах для будущих матерей, лежащих `на сохранении ребенка`. Поэтому они могли допрашивать экспертов по данному вопросу со знанием дела. И все до единого эксперты, хотя близко не подходили ни к каким роддомам, дружно выдвинули или поддержали идею `Университета будущего родителя`.

По той же логике, следующий, предпоследний уровень подсистемы получил название `Университет молодого родителя`, рассчитанный примерно на первые три года родительской жизни. Идея его создания сопровождалась таким же единодушным энтузиазмом и экспертов, и социологов. Эксперты предупреждали только, что у молодых родителей очень плохо со временем, чтобы слушать лекции и ходить на семинары, так что придется разрабатывать и внедрять оригинальную методику просвещения, рассчитанную на человека, вконец замотанного бессонной ночью с орущим ребенком. Но у социологов противоположного пола были свои собственные конструктивные соображения на сей счет, проистекающие из личного опыта.

Наконец, пятый, последний уровень подсистемы первоначально предложил один из экспертов, видимо, лично пострадавший от неразработанности данной проблемы. Он предложил идею создания `Университета молодых бабушки и дедушки` мотивируя это фактом массового появления `молодых людей` сорока с лишним лет, на которых, в дополнение к их собственному сокровищу, удвоенному в числе точно таким же сокровищем противоположного пола откуда-то со стороны, внезапно обрушивается третье сокровище примерно такого же уровня сознательности, с которым уже успели позабыть, как обращаться. Думается, эта идея не менее конструктивна, чем две предыдущих, тем более, что все три последних уровня рассматриваемой подсистемы нетрудно объединить в единый комплекс.

Эксперты подчеркивали (и социологи подтверждали), что данная подсистема может работать в значительной мере на началах самоокупаемости, поскольку многие люди готовы платить приличные деньги, чтобы им помогли находить оптимальные решения свалившихся на них проблем. Но и госдотации здесь не менее оправданы, чем на любую другую подсистему СНО. Ведь речь идет о судьбах миллионов и миллионов родителей и детей.

УП.
Дошкольная подсистема образования была единственной из девяти, где все шестнадцать интервью быстро вылились в диалог, можно сказать, `на равных`, хотя, учитывая высокий статус экспертов, это было очень непросто. Дело в том, что при Секторе социального прогнозирования Института социологии РАН еще с доперестроечных времен годами функционировал Всесоюзный семинар `Детсад 2000 года`, через который прошли в общей сложности сотни работников этой подсистемы, в том числе все сотрудники Сектора. По ходу занятий Семинара была выработана концепция `Микрорайонного дошкольного центра` (МДЦ), который представлялся совокупностью открытых и закрытых игровых площадок микрорайона на базе лучшего детсада под общим руководством методиста и педиатра, где можно было в принципе охватить различными режимами работы - от прогулочных групп до стационара - все сто процентов детей дошкольного возраста, вышедших из младенческого состояния, т.е. примерно с двух-трех (точнее, с двух с половиною) до шести-семи лет. Мало того, что эта идея была разработана в различных вариациях до мельчайших деталей, она еще успешно прошла экспериментальную проверку на нескольких полигонах Москвы и других городов СССР. (Этот опыт обобщен в коллективном отчете И.В.Бестужев-Лада, Н.П.Гришаева, Е.Ю.Иванова. Дошкольное воспитание: проблемы и перспективы. Вып.1-4, М., РАО и РИПКРО, 1993). И если бы не хищничество в отношении зданий и участков детсадов, приведшее в 90-х годах к самому настоящему разгрому дошкольной подсистемы образования, возможно, она сегодня выглядела бы качественно иначе.

Естественно, ни один из шестнадцати экспертов не работал в дошкольных учреждениях. Зато им свойственен был более широкий и глубокий взгляд на СНО в целом, включая все её подсистемы. Поэтому диалог получился в высшей степени конструктивный. Мы опускаем ту его часть, которая принадлежала интервьюерам, отсылая читателя к только что приведенной публикации. Попытаемся вкратце суммировать только суждения экспертов на сей счет.

Как правило, диалог начинался с дискуссионного по сей день вопроса, как лучше именовать рассматриваемую подсистему: привычным `дошкольным воспитанием` или пока что непривычным `дошкольным образованием`? Здесь мнения экспертов разделились почти поровну. Интервьюеры в каждом случае разъясняли, что Сектор придерживается терминологической концепции, согласно которой `образование есть совокупность `обучения` и `воспитания`, причем первое подразумевает передачу знаний, умений и навыков, а второе - передачу стереотипов сознания и поведения. Однако отнюдь не все эксперты разделяют эту традиционную концепцию.

При всех терминологических разногласиях, обе стороны во всех шестнадцати случаях согласились с тем, что дошкольное образование (воспитание) необходимо для возможно более широкого круга - в идеале для всех - детей дошкольного возраста. Почти все эксперты подчеркивали только недопустимость принудительности в данном отношении и недопустимость уподоблять детсадовские занятия школьным. Только игровой режим! А режим посещений - в зависимости от конкретных условий в каждой семье. При хорошей матери-домохозяйке или бабушке вполне достаточно прогулочной группы дважды по часу-другому в день (для обязательного, хотя бы минимального общения со сверстниками). А при иных обстоятельствах может быть даже недельный стационар.

Содержательные дискуссии возникли при обсуждении вопроса о `науках`, которые ребенок должен пройти до поступления в школу. Единогласно и безоговорочно прошли только этика и эстетика (`привитие чувства собственного достоинства и обязательного уважения к личности другого, а также развитие веками подавленного у нас Чувства Прекрасного`), да еще физическая культура, включая элементарные санитарию и гигиену. Формулировки `культура умственного и физического труда, азы естество- и обществознания` вызвали большие сомнения. Беглое чтение и счет хотя бы до сотни тоже прошли почти единогласно и с самыми незначительными оговорками, а вот в отношении письма вновь возникли сомнения: большинство экспертов высказалось за то, чтобы удовольствоваться хотя бы элементами рисунка и письма, доступными для шестилеток. Впрочем, все согласились, что тут многое зависит от личности воспитателя и самого ребенка.

Не вызвал дискуссий вопрос о желательности для таких занятий хорошо оборудованных специальных помещений (еще лучше - зданий с участками), а также об их расположенности возможно ближе к родительскому дому - во всяком случае, в пределах пешеходной доступности для ребенка. Зато наметился диаметрально противоположный разброс мнений по вопросу о платности или бесплатности данной подсистемы. С одной стороны, часть экспертов отстаивала принцип бесплатности, справедливо указывая на то, что у подавляющего большинства молодых родителей с детьми дошкольного возраста средств к жизни и так катастрофически не хватает. С другой стороны, почти равновеликая часть напоминала о том, что `всякая халява развращает людей и кошмарно ухудшает качество обслуживания`. Взамен предлагался принцип полной платы по реальной стоимости при соответствующих денежных госдотациях молодой семье. Была и промежуточная, компромиссная позиция: детское питание, одежда, книжки, игрушки и услуги дошкольных учреждений - по сугубо символическим ценам, доступным молодой семье с выплатой разницы в реальной стоимости из годбюджета.

Особенную дискуссию вызвал вопрос о платности образовательных услуг за пределами общего для всех минимума для одаренных детей из неимущих семей. Преобладающее мнение экспертов склонялось к тому, что таким детям показаны целевые стипендии из разных источников, не обязательно государственных.

УШ.
В подсистеме начальной школы столкнулись две противоположные концепции: одна - традиционная `начальная и средняя школа вместе, детсад отдельно`, другая - инновационная `детсад и начальная школа в одном комплексе, неполная и полная средняя школа в другом`. За традиционной схемой стоит инерция мышления и экономия средств. За инновационной - понимание принципиального различия между подростком, с одной стороны, и ребенком любого послемладенческого возраста, с трех и до примерно десяти лет, с другой. До недавних пор эта проблема носила абстрактно теоретический характер, поскольку все равно не имелось никаких средств для её решения. Но в обозримой перспективе, когда количество детей начинает по нарастающей сокращаться, появляется реальная возможность `маневра средствами` при строительстве или капитальном ремонте зданий СНО. Проблема обретает практическую актуальность. Пока что она решается компромиссно. Там, где появляется возможность, дети и подростки размещаются по разным школьным зданиям.

Голоса экспертов в отношении двух противостоящих концепций разделились примерно поровну. Но по нескольким принципиальным положениям был достигнут консенсус. Прежде всего это относится к различию между ребенком и подростком. Один из экспертов заявил, что пресловутая формула `дети до 16 лет` так же лжива и бессодержательна, как и аналогичная ей формула `молодежь до 30 лет`. Он напомнил что веками народная мудрость различала младенцев (которые, в свою очередь, делились на грудных и просто младенцев); детей младшего, среднего и старшего возраста (приблизительно трех-пяти, пяти-восьми и восьми-десяти лет), в зависимости от того, какую именно помощь, в отличие от младенцев, они могли оказывать родителям по хозяйству; подростков десяти-пятнадцати лет, которые, в отличие от детей, не просто помогали по хозяйству, а являлись своего рода `заместителями` отца и матери семейства по ряду важных трудовых операций и по уходу за младшими братьями и сестрами; наконец, молодежь пятнадцати-двадцати лет, остававшаяся на положении подростков в ожидании скорой свадьбы, и в случае отсутствия таковой переходившая в обязательном порядке на третьем десятке лет жизни в категорию `старых дев` или соответственно `бобылей`, обреченных на плачевную участь `приживальщиков` в чужой семье. Сегодня существенная прежде разница между `помощниками` и `заместителями` по хозяйству исчезла, а акселерация резко `омолодила` наступление физиологической зрелости, так что все чаще не поймешь, когда кончается `ребенок` и начинается `молодежь`. Но все равно переходная возрастная группа подростков с их специфическими проблемами никуда не девалась и требует к себе специального внимания. Равно как и физиологически взрослые люди - `учащаяся молодежь`.

Другие эксперты были более кратки в своих суждениях по сему поводу, Но ни один не выступил с иной точкой зрения. В общем и целом все так или иначе придерживались того же мнения. Вопрос сводился только к тому, действительно ли начальная школа может представлять особую подсистему СНО, или она сама есть подсистема средней (неполной средней) школы.

Если суммировать мнения экспертов по этому вопросу, то они сводятся к двум основным положениям, разделяемым большинством экспертов.

Во-первых, коль скоро контингент начальной школы - не `школьники вообще`, а дети, в отличие от подростков и молодежи, то и отношение к ним должно быть именно как к детям. Имеется в виду число и продолжительность уроков и перемен, включая обязательную релаксацию - аналог знаменитого `мертвого часа` в детсадах (сам `мертвый час` с современными детьми вряд ли реализуем - по крайней мере, в школе, но педагогика изобрела множество способов достигать релаксационного эффекта без имитации дневного сна в постелях). Кроме того, обязательность значительного игрового компонента на уроках и в домашних заданиях - не столь большого, как в детсадах, но все же намного больше, чем у подростков и тем более у взрослой молодежи. Наконец, обязательность `щадящего режима` в отношении оценки знаний. Насколько известно, педагоги в первых классах (может быть, не все?) давно уже явочным порядком перешли с пятибалльной на двухбалльную систему, меньше приводящую в отчаяние малышей. По известному анекдотическому принципу: отметка бывает только либо хорошей, либо очень хорошей. Наверное, этот опыт с какими-то поправками следовало бы распространить на всю начальную школу.

Во-вторых, требует оптимального решения проблема разновозрастности школьных контингентов. В принципе разновозрастность естественна и полезна, но, как показывает горчайший опыт, она дает надлежащий эффект только в том случае, если возрастная пирамида увенчивается достаточно ответственным взрослым человеком (родителем или учителем), который способен в зародыше подавлять эксцессы, неизбежные при столкновении особей подрастающего поколения, принадлежащих к разным возрастным группам. Именно это обстоятельство сгубило нашу злосчастную армию, с её двухгодичной рекрутчиной, когда `деды` второго года службы безнаказанно измываются над `салагами` первого года службы (правда, неясно, исчезла бы гнусная `дедовщина`, если бы мы, вслед за немцами, стали переходить на 9-месячный срок службы). И если вы заглянете на перемене в любую школу и посмотрите, как относятся старшие к младшим, то тут же станете ярым сторонником отделения начальной школы от неполной средней, даже если до того придерживались противоположной точки зрения.

1Х.
Меньше всего замечаний со стороны экспертов вызвала подсистема неполной средней школы. По сравнению с предшествующими и последующими, может показаться, будто она - само совершенство и верх благополучия. На самом деле, это, конечно, не так, и эксперты не преминули отметить некоторые её специфичные проблемы.

Главнейшая из проблем - психология подростка вообще и современного в особенности. Следует признать, что мы собственными руками поставили его в довольно противоестественное положение, и потом сами оплакиваем плачевные результаты. Веками и даже тысячелетиями подросток - это прежде всего бурная заключительная стадия полового созревания, которая за три-четыре, а то и за два-три года превращает гадкого утенка в прекрасного лебедя (а у нас сегодня сплошь и рядом получается прямо противоположное превращение прекрасного агнца в гадкое козлище) Изменяется физиология, даже физический облик человека. Естественно, точно так же меняется психология. Меняется мучительно - и для самого подростка, и для окружающих. Чтобы облегчить мучительное превращение `гусеницы` в `бабочку`, народная мудрость веками переводила бурную энергию `перевоплощения` подростка в каналы подготовки к будущей `взрослой жизни`. Подростка забирали из школы и приобщали к делам по хозяйству намного серьезнее, чем ребенка, практически держали все время `на подхвате` у себя под руками. А в короткие часы досуга отправляли его на предбрачные игры - петь частушки и водить хороводы. Сначала в роли зрителя и статиста в этом вековечном спектакле, затем, ближе к четырнадцати-пятнадцати годам, все чаще в роли `солиста`, в роли завтрашнего жениха или невесты. Мы стихийно и бездумно отреагировали на массовый переход от традиционного сельского к современному городскому образу жизни прямо противоположной стратегией: продолжаем держать подростков фактически полностью на положении детей, даже на положении неразумных младенцев, которым надо запихивать в рот кашу (в данном случае - в голову знания) и затем сажать на горшок (вызывать родителей). При всем том, как ни парадоксально, фактически полностью бросаем этих псевдомладенцев на произвол судьбы, как оставляем зачастую детей одних играть со спичками. И очень удивляемся, очень огорчаемся когда вдруг получаем в ответ подростковую `контркультуру`, воинствующе враждебную господствующей культуре пожилых.

Один из экспертов рассказал притчу, которую автор с тех пор многократно использовал в своих выступлениях перед студентами и общественностью. Вы завели на даче котенка или кутенка, а затем, уезжая, бросили его на произвол судьбы. Что сделает кутенок, чтобы выжить? Правильно: примкнет к стае и будет жить по законам звериной стаи. В точности так же поступает подросток, брошенный на произвол судьбы своими родителями ради очередных гостей и круглосуточного телевизора. А стая - это серьезно. В ней обязательно есть вожак - обычно не самый гуманный представитель человечества - которому, под страхом крупных неприятностей, надо угождать и подражать. Есть прихлебатели, с которыми тоже приходится считаться. И есть злосчастные `слабаки`, участи которых трудно позавидовать и в число которых очень не хочется попасть.

И вот, можно сказать, прямо из своих звериных джунглей, куда мы его запихнули собственными руками, подросток попадает на школьную `ферму`, требующую мгновенного перевоплощения в домашнего ягненка. Результаты каждый может видеть собственными глазами. И, как поется в популярной песне (правда, по иному поводу), подождите, `то ли еще будет, ой-ой-ой!`

Развести сегодня подростков назад по крестьянским избам - антиутопия. Продолжать держать их в межеумочном, ублюдочном состоянии - себе все дороже и дороже. Выдавать замуж и женить по достижении 16 лет, а до того интенсивно готовить к этому событию, как прежде - но пассаран! Современных родителей в данном отношении можно вполне сбросить со счета к чертям, то бишь к их ТВ и гостям. Остается сделать, что возможно, в рамках и силами неполной средней школы.

Что может сделать по части оптимизации процесса взросления подростков неполная средняя школа? Эксперты наметили несколько конструктивных, на наш взгляд, путей решения этой проблемы.

Во-первых, к подросткам надо возможно более правдоподобно относиться не как к школьникам, а как к `всамделишным` студентам. Нет, настоящим студентом он не станет не то что в четырнадцать - даже в восемнадцать лет (напомним, что интеллектуальное совершеннолетие особей из рода гомо сапиенс происходит не ранее двадцати одного года). Но вот `поиграть в студентов` - это он с таким же удовольствием, как и `поиграть во взрослых` на своих вечеринках, будь они трижды прокляты. `В студентов` - это значит возможно чаще, не ломая положенного расписания, прибегать к кратким лекциям на уроках - с вопросами и `соображениями по поводу`, к имитации студенческих семинаров - с пятиминутными докладами, оппонентами, дискуссией, `все как у больших`, к лабораторным работам, производственной практике и даже к защите `дипломных работ` объемом в одну-две странички. Все это делается в тысячах школ, но ведь школ-то у нас - десятки тысяч!

Во-вторых, подростков надо возможно более энергично готовить к будущей жизни. Свадьба - это сегодня за далекими горами и далеко не у всех. А вот работа светит практически всем и намного раньше. Нельзя ли начать готовиться к ней, как раньше к свадьбе, за много лет допрежь? Никто из экспертов не отстаивал давно скомпрометировавшую себя идею ранней профессионализации подростков. Но почти все так или иначе указывали на важность начальной стадии будущей профориентации именно в этом возрасте. Не сразу ставить на подростке клеймо `токарь` или, наоборот, `слесарь`, а помочь ему познакомиться с несколькими профессиями на выбор - и не просто на словах, а возможно более основательно.

Автор готов сослаться в данном отношении на собственный опыт. Как и многие мальчишки 30-х годов, он не мыслил себя вне военной профессии, бредил армией с четырех лет и начал основательную подготовку к военной карьере ровно в десять лет, в четвертом классе. Для этого он с упоением перечитал и едва ли не выучил наизусть около десятка популярных книжек `для старшего школьного возраста` с одинаково скучными названиями типа `Артиллерия`, `Военно-морские корабли` и т.п. Кроме того, он неоднократно побывал в музеях и собственными руками потрогал пушки, постоял если не на палубе, то рядом с макетом линкора. Поговорил по душам со всеми, с кем мог, из числа тех, кто носил петлички на гимнастерках. Наконец, в насквозь военизированных тогда школах и пионерлагерях дослужился до должности командира отделения и аж помкомвзвода. Поэтому когда 18 июня 1941 года, после окончания семилетки, явился в приемную комиссию спецвоенморшколы на Красносельской в Москве, то, после самого краткого собеседования зачисление было предрешено. И если бы не небольшая близорукость, о которой предстояло с удивлением узнать назавтра (об очках тогда даже не помышлял), то вы, наверное, догадываетесь, кто именно командовал бы во второй половине ХХ века военно-морскими, а то и всеми вооруженными силами СССР.

Разве трудно помочь миллионам подростков проделать примерно то же самое, причем вовсе не обязательно по военной стезе и вовсе не обязательно раз - и на всю жизнь? Чем больше атомной энергии подростков отвлечется на эту предстоящую `свадьбу` со своей будущей супругой-профессией, тем больше её переключится не на разрушительные, а на мирные цели в интересах и самого подростка, и всего общества.

Наконец, в-третьих, сразу несколько экспертов указали на самую главную особенность, отличающую взрослого человека от невзрослого: обязательная забота о ком-то или о чем-то, чувство ответственности и за себя, и за ближних - прежде всего, за меньших своих собратьев по разуму. Это означает, что подростка можно и должно вернуть на его исконную должность заместителя взрослого, прежде всего, по части заботы о малышах. Но обязательно, во избежание `дедовщины`, под непосредственным личным руководством учителя или родителя.

И все это - при сохранении достаточно высоких стандартов общего образования, необходимых для успешного прохождения последующих подсистем СНО. Понятно, с учетом замечаний по части содержания образования, о коих мы упоминали выше.

Х.
Насколько единодушно и `мирно` прошли интервью по подсистеме неполной средней школы, настолько прямо противоположный характер приняло обсуждение проблем `полной средней` (включая специальные средние учебные заведения). По сути получились шестнадцать разных подходов, разных моделей этой подсистемы. Единственное, в чем сошлись все шестнадцать экспертов - это в резко критическом отношении к году выпуска абитуриентов (напомним, что тогда вопрос о переходе к 12-летней средней школе не был еще поставлен официально). Именно здесь совершенно неожиданно для исследователей состоялась, можно сказать, кульминация экспертизы.

В самом деле, кого и куда выпускаем мы из школы в 17-18 лет? Полвека и даже четверть века назад ответ напрашивался сам собой. Сегодня никакого ответа вообще нет. По крайней мере, достаточно убедительного. А недоумения экспертов, напротив, выглядят как раз весьма оправданными.

Если мы таким образом спешим якобы заполнить пустующие рабочие места в общественном производстве, то это - напрасная затея. Во-первых, у нас каждый третий из работоспособных прочно увяз в трясине открытой или скрытой безработицы. И никто не ждет ни новых конкурентов на привлекательные рабочие места, ни новых `хвостов` в очередях на получение пособия по безработице. Тем более, новичков абсолютно неквалифицированных и очень капризных в отношении условий работы. Во-вторых, даже если бы все общественное производство горело у нас синим пламенем из-за нехватки рабочих рук, любящие родители все равно не пустили бы свое ненаглядное чадо на непрестижные - пусть даже сравнительно высокооплачиваемые рабочие места Предпочли бы содержать его на собственной шее до его, чада, собственной пенсии, а помянутые рабочие места, как это и происходит сегодня, предоставили бы выходцам из `трудоизбыточных` регионов. Известно, каких.

Если торопимся поскорее передать абитуриентов `полной средней` следующим подсистемам СНО, то и это - напрасный труд. Опыт показывает, что в вузы пройдет не более 20% выпускников, да и из тех чуть не треть отсеется на первом-втором курсах, а по специальности пойдут работать вообще считанные проценты. И даже такой плачевный результат воздвигнется на монблане из десятков тысяч трагедий `непоступивших`, сотен тысяч трагедий их родителей, бабушек и дедушек. Целое море самого отчаянного людского горя, сопоставимого с попаданием под трамвай. И во имя чего?

Если надеемся таким образом поправить кошмарную демографическую ситуацию, связанную с начинающимся физическим вырождением народа, успеть подготовить к 18 годам новый контингент женихов и невест аккурат сразу под венец, то и тут нас ждет жестокое разочарование. Даже к 25 годам узами брака успевает сочетаться лишь один из трех молодых людей, а уж в 18-20 лет это - считанные проценты. Совершенно независимо от того, выпустить ли их из школы после четвертого класса или оставить в десятом на десятый год.

Наконец, если рассчитываем таким способом успеть забрить их в солдаты до обзаведения семьей, то это просто - социально-политическое самоубийство страны. Горький опыт показывает, что один профессионально-опытный 25-летний боевик легко одолевает десяток насильно загнанных в строй 18-летних мальчишек. Пока что это достаточно убедительно продемонстрировали несколько тысяч чеченских боевиков. А если случится столкновение с десятком или сотней тысяч профессиональных рейнджеров? Это будет похуже 1941 года . И почему-то никому не приходит в голову подумать об альтернативных путях строительства вооруженных сил: как получить десятерной эффект по сравнению с существующим положением, при гораздо меньших затратах, безо всяких стенаний несчастных солдатских матерей, без массового увиливания от солдатчины их не более счастливых детей, без трижды проклятой, но неизбывной при существующем положении вещей жуткой `дедовщины` и прочих `прелестей`, неизбежных при попытке протащить в ХХ1 век давно минувший Х1Х-й или даже ХУШ-й.

Но сколько ни ломай голову над несуществующими причинами такого головотяпства, воочию видим одно: сотни тысяч изуродованных молодых жизней, сотни тысяч год за годом не работают и вообще, можно сказать, не живут, а только всеми правдами и неправдами пытаются пролезть в вуз (любой!) - лишь для того, чтобы вылететь оттуда после первого же семестра из-за полной неспособности к студенческой учебе, и уж во всяком случае мало кто из `пролезших` намеревается работать по полученной специальности. Еще больше годами мучаются от безделья на родительской шее. И вряд ли намного меньше оказываются загнанными жизнью в различные `криминальные структуры`. Помножьте все это на убитых горем родственников . Неужели для этого надо было оканчивать среднюю школу?

Перефразируя известный афоризм Талейрана, можно сказать, что здесь мы видим нечто худшее, чем просто ошибку. Мы видим самое настоящее преступление. В отношении подрастающего поколения. В отношении всего народа, общества, государства. Безнаказанное государственное преступление продолжительностью почти в полвека - вот что это такое.

Один из экспертов обратил внимание на дикий ажиотаж с поступлением в `негосударственные` вузы (те самые, которые наши респонденты в пробных опросах почти единодушно отнесли к сфере `теневой экономики`). Ведь полная стоимость обучения 20-летнего `ребенка` в самых дешевых из них сопоставима со стоимостью автомашины или квартиры - вещей, для не одного и не для двух наших родителей намного более дорогих, чем постылый, бесконечно огорчающий и нередко враждебный тинэйджер. Правда, позволить себе такую роскошь могут не более 20% семей, принадлежащих к высшему, высше-среднему и среднему классу общества. Остальным 80%, принадлежащим к низше-среднему и низшему классам, это не по карману. Но и 20% - это восемь миллионов семей из наличествующих сорока миллионов - вполне достаточно для процветания этой разновидности `черного` или, по меньшей мере, `серого` рынка. Можно, конечно, не соглашаться с такой суровой оценкой экспертом наших `негосударственных` вузов, многие из которых ни по каким статьям не уступают государственным. Тем более, что в последних тоже растет и ширится `коммерческий сектор` платного обучения, ровно ничем не отличающийся от `негосударственного` рынка. Но все-таки что же движет людьми, выкладывающими или даже годами с трудом наскребающими полдесятка, десяток, а то и два десятка тысяч долларов, которым, казалось бы, нетрудно найти более рациональное применение?

Другой эксперт обратил внимание на торговлю в открытую, по-наглому готовыми бланками дипломов на любой вкус. Формально не придерешься: человек потерял диплом и покупает новые `корочки`, чтобы официально оформить дубликат. Но все же понимают, что это гораздо легче сделать непосредственно в учебной части соответствующего вуза. Всем понятно, что готовится `очередная` липа. Готовится во многих тысячах семей - иначе торговцу не было бы смысла торчать со своим `товаром` целый день в переходах метро. И стоит это ровно в десять тысяч раз дешевле окончания `негосударственного вуза` или платного отделения государственного. Зачем же миллионы семей выбирают вариант, который обходится в десять тысяч раз дороже? Конечно, многим родителям просто претит `липа`, а многие понимают, что, помимо `корочек`, необходимы еще и какие-то знания, какая-то фактическая специальность. Но для подавляющего большинства важнее другое: их чадо предстоящие пять лет не будет тихо сходить с ума в безуспешных попытках год за годом проскочить круги ада приемных экзаменов или скандально сходить с ума от безделья или, того хуже, затешется в дурную компанию и `сядет на иглу`, как это сделали и делают сегодня миллионы их собратьев по разуму.

Уже одного этого факта достаточно для самого сурового вердикта в адрес существующей полной средней школы. Для обвинения в том, что она сделалась полнейшим анахронизмом и ни в коей мере не соответствует действительным запросам общества.

Но, как известно, критиковать гораздо легче, чем предлагать что-то лучшее и притом не фантастичное. Здесь у экспертов было гораздо меньше единства. Как уже говорилось, они предложили целых шестнадцать наборов различных решений, во многом напрочь исключающих друг друга. Выбирая из каждой концепции наиболее конструктивные, на наш взгляд, элементы и сводя их в единое целое, получаем примерно такую картину.

Основополагающим императивом в данном отношении должно служить следующее положение: коль скоро родительская семья не справляется больше даже с подростками, а уж тем более со взрослыми молодыми людьми 15-20 лет, причем у большинства из них своя собственная семья появится, как правило, лишь спустя годы и годы, а общественное производство не готово предоставить им привлекательные рабочие места - разум подсказывает необходимость удерживать их как можно дольше в рамках социального института школы (не обязательно предыдущей подсистемы и вообще не обязательно существующих образцов).

Вряд ли можно признать оптимальным просто продлить им `школьные годы` еще на несколько лет. В особенности памятуя о том, что подавляющее большинство из них к продолжению общеобразовательных занятий за школьными партами ни интеллектуально, ни психологически просто не способны и будут по нарастающей выражать свой протест асоциальным поведением.

Гораздо разумнее во всех отношениях представляется сеть средних профессиональных училищ (колледжей), в которых первые два-три курса, как и сегодня, базовая теоретическая подготовка совмещается с производственной практикой, а затем студент (!) колледжа идет на длительную производственную практику стажером по профилю своей специальности (может успеть сменить несколько профилей, в случае необходимости), периодически сдает, как аспирант, профильные и общеобразовательные минимумы, для чего получает соответствующие консультации, а также готовит диплом, как вузовский студент, - пусть всего на несколько страниц.

Стажерство может продолжаться сколь угодно долго, потому что стажер работнику - не конкурент. До тех пор, пока не откроется желанная вакансия или стажер не поступит в университет (см. ниже). Или пока не обзаведется собственной семьей и отправится искать другое место работы, чтобы её содержать. Во всех случаях молодой человек находится в коллективе (в рамках определенного социального института), имеет четкие ориентиры и цель в жизни, обретает смысл жизни. Если вдуматься во все это, то ни жалко никаких средств для такой реморализации подрастающего поколения и минимизации обычных ныне жизненных драм молодежи. Тем более, что и средства-то требуются не заоблачные: ведь стажеры многое могут компенсировать своим трудом при стипендии, несопоставимой с зарплатами квалифицированных рабочих.

Стажерство может охватывать не только те специальности, по которым существуют техникумы и аналогичные им специальные средние учебные заведения. Социально важно, что оно может охватить массовые рабочие профессии и даже многие категории маргиналов (например, будущий дворник может учиться, как все, на `оператора экологической службы города`). Некоторые колледжи могут быть названы военными и поставлены в настолько привилегированное положение, что поступление в них начнется по конкурсу, причем после их окончания вовсе не обязательно идти в профессиональные военные - можно применить полученную специальность в любом другом месте. А меж тем студент такого колледжа сыграет в деле обороноспособности страны абсолютно такую же роль, как и сегодняшний призывник. Только без `дедовщины`. Во всех остальных колледжах желательна военная кафедра, раз в неделю военно-спортивная подготовка целый день и один из летних месяцев - военные лагеря, причем, как в Израиле, не только для юношей. К двадцати годам получится хорошо подготовленный резервист на случай чрезвычайных ситуаций. Остается только создать такие условия для контрактников, чтобы в профессиональную армию после окончания колледжа шли по большому конкурсу, как в университет. Как сегодня `миротворцем` в Югославию или в Африку.

Теперь соберите воедино все только что сказанное или перечитайте сказанное еще раз и сообразите: разве это не конструктивная альтернатива существующему вопиющему положению вещей? Не пытайтесь доказывать, будто все это - несбыточная утопия. Во многих странах мира это давно уже - реальность. Конечно, у России - большая специфика, а у сегодняшней России - тем более. Но не настолько же, чтобы, говоря словами классика сатиры, своих собственных детей самим себе продолжать отдавать на поругание!

Нужно признать, что соображения экспертов в данном случае настолько радикальны, что требуют основательного дополнительного обсуждения и грамотно поставленных социально-педагогических экспериментов. Впрочем, такие эксперименты уже проводятся в ряде субъектов РФ, и дело - за осмыслением накапливаемого опыта.

Х1.
Суммируя претензии экспертов к подсистеме высшей школы (`университетской`), их можно свести к следующим основным пунктам:

Вокруг приемных экзаменов на бесплатные отделения вузов искусственно создается совершенно ненужный ажиотаж, поскольку подавляющее большинство подающих заявления (до 80-90% и более!) не только не имеет никаких объективных данных для учебы в вузе - ни склонности, ни способности, ни элементарной грамотности - но и вообще не собирается работать по соответствующей специальности. Все это нетрудно прояснить проверенными способами задолго до приемно-экзаменационных мук. Значит, кому-то выгодно существующее вопиющее положение вещей - не абитуриентам же и не их родителям!
Существующее положение вещей унавоживает почву для общеизвестного факта существования коррупции среди части профессорско-преподавательского состава вузов (не только на приемных экзаменах), ничуть не уступающей по характеру и масштабам столь же общеизвестной коррупции части госаппарата. Это не только преступно само по себе, но и оказывает поистине растлевающее воздействие на подрастающее поколение. Происходит, по сути, антивоспитание молодежи. Справедливости ради надо уточнить, что насквозь коррумпирована часть работников СНО не только в данной подсистеме. Но негативный социальный эффект сказывается с особой силой именно здесь.
При всем кошмаре приемных экзаменов, проводятся они таким образом, что до трети и более поступивших не проходят испытания студенческой учебой на первой же или, в крайнем случае, на второй сессии. Отсев продолжается и на последующих курсах. Не слишком ли велик процент `брака` в работе тружеников, принимающих экзамены?
Не секрет, что подавляющее большинство студентов - даже очников! - не занимается систематически или даже вообще не занимается учебой на протяжении семестра. Лекционные и семинарские аудитории пустуют, заполняются в лучшем случае на несколько процентов от списочного состава потока или группы. Основная масса студентов подрабатывает себе на пропитание или откровенно бездельничает. А если все же завлечь их в аудиторию обещанием `автоматического зачета` при регулярном посещении, то большинство болтает или занимается посторонними делами даже на самых содержательных и интересных лекциях. Основная учебная нагрузка приходится только на месяц очередной сессии или, точнее, на ночь перед экзаменом. Поэтому ответы подавляющего большинства даже очников, не говоря уже о заочниках или вечерниках, поражают своей убогостью. Самая мягкая оценка сложившегося положения вещей, по собственному более чем 30-летнему опыту преподавания в самых различных вузах страны: не более десятка процентов числящихся `студентами` являются, как говаривали в дореволюционной России, действительными студентами, обещающими стать хорошими дипломированными специалистами. Еще примерно треть учится, как говорится, ни шатко ни валко и станут привычными нам `серыми`, посредственными специалистами. Остальные - большинство! - заведомо `липовые` студенты и в точности такие же будущие `специалисты`.
Сказанное подтверждается прискорбными фактами реальной жизни. Напомним, что когда опрометчиво решили десяток лет назад провести тотальную аттестацию миллиона с лишком наших врачей, то треть(!) не прошла даже на `дохлую тройку`. А из оставшихся двух третей, в свою очередь, две трети именно на упомянутую тройку и прошли. И самое печальное, что поправить сложившееся положение очень трудно. При малейших попытках оптимизации сразу же возникает вопрос о `часах нагрузки` преподавателей. Этот вопрос, вроде бы второстепенно-инструментальный по своему характеру, удивительным образом сразу же становится основополагающим и пускает ко дну самые робкие попытки сделать вопиющее хоть чуть менее вопиющим.
Но можно ли реально что-то сделать для повышения социальной эффективности данной подсистемы СНО?

Несколько экспертов обратили внимание на опыт в данном отношении многих более цивилизованных стран мира (каждый подчеркивал при этом недопустимость механического перенесения чужих образцов в специфику России, но указывал на необходимость изучения и учета `всего конструктивного`).

Там из `высшей школы` продолжительностью дольше нашей полной средней выходят в 18 лет, но идут не сразу в университет, а сначала в младший, затем в старший колледж (напоминающий наш техникум или среднее профессиональное училище) продолжительностью два года каждый. И только после естественного совершеннолетия, в 22 года все желающие безо всяких приемных экзаменов поступают в двухлетний бакалавриат университета. Очень многие - те, кто получает привлекательное рабочее место или приобщается к выгодному бизнесу -вполне удовлетворяются дипломом старшего или даже младшего колледжа. Тем более, что, как правило, колледж является органической составной частью университета, и диплом, таким образом, получается как бы тоже вполне `университетский`, И если для приличной работы этого вполне достаточно, то, как говорится, чего же боле?

В свою очередь, подавляющее большинство (до двух третей и более) бакалавров полностью удовлетворяются своим дипломом и отправляются `делать деньги`. Мы видим гордый титул ВА (`бакалавр искусств` - неважно, каких) на визитках президента страны, директора фирмы, даже НИИ, даже университетского `зампрофессора` (нашенского доцента). Ведь, считая с младшим и старшим колледжем, это целых шесть лет студенчества! И лишь примерно четверть решает отказаться от высоких окладов и продолжает учиться еще два года в магистрантуре. Титул МА (`магистр искусств`) вполне достаточен для преподавателя университета или научного сотрудника НИИ, не говоря уже обо всех прочих, намного менее интеллектуальных профессиях.

Заметим, что четыре семестра бакалавриата и столько же магистрантуры отнюдь не равнозначны тем же восьми или даже десяти или даже двенадцати семестрам нашего вуза, где всех огулом стригут под одну гребенку. Здесь не проходит основополагающий принцип казарменного социализма: `солдат спит, а служба идет`, с которым мы просуществовали почти три четверти века и который загнал нас в нынешнее бедственное состояние. Здесь необходима запись на лекции, семинары, лабораторные работы, без которых тебя не допустят к дипломной работе. А если и попытаешься проскочить дуриком, то профессор отнесется к твоей физиономии намного более придирчиво, нежели к уже примелькавшимся - ведь перед ним их не двести, как у нас, а вдесятеро меньше. Главное же, все два года ты работаешь над дипломом, который хвастливо именуется диссертацией. И на обсуждение её отводится вовсе не пять минут, как у нас на сотенных потоках дипломантов, а гораздо больше, так что любая халтура проходит гораздо труднее. И еще главнее - личная ответственность профессора за свой `штучный товар`. Ведь при малейшем сбое в работе дипломированного специалиста сразу вспоминают фамилию профессора, давшего ему `путевку в жизнь`.

И лишь несколько процентов остаются на студенческой скамье еще два года в докторантуре, чтобы получить титул `пиэйчди` - доктора философии, который мы высокомерно приравниваем к нашему кандидату наук. Но этот `кандидат` в девяти случаях из десяти становится ординарным университетским профессором, ровно ничем не уступающим нашим туземным. И только один из десяти берет на себя дополнительный труд обзавестись чисто украшательским титулом `доктор наук`, равнозначным нашему академику, безо всякого дикого ажиотажа типичных академических выборов.

Заметим особо, что докторские диссертации того и другого уровня защищаются здесь вовсе не на пороге колумбария старцами предпенсионного, а то и глубоко пенсионного возраста, перед ученым советом, мирно дремлющим в ожидании банкета - истинной кульминации всякой защиты. Вообще подсистема подготовки научных кадров составляет национальный позор нашей страны, и мы специально напрочь вычеркнули её из нашего исследования, предоставляя другим копаться в этой смехотворной грязи.

Ничуть не идеализируя положение дел в других странах мира (заметим, что в каждой из них все ругательски ругают пороки своих родных СНО), подчеркнем, что формально мы заимствовали из этого опыта все, что возможно. Есть у нас и бакалавриат, и магистрантура, и докторантура, и даже отсутствующая в иных-прочих странах аспирантура. Но все это напоминает бородатых допетровских воевод, переименованных Петром в обершаутбенахты и прочие шпрехшталмейстеры. Да, ты имеешь право поступить в бакалавриат. Но на целых четыре года - столько, сколько раньше требовалось для подготовки дипломированного специалиста. И тебе потребуется еще год, чтобы получить диплом `специалиста`. Кто же тогда бакалавр? И зачем кому нужен диплом `недоспециалиста`? Правда, у тебя остается выбор: плюнуть на `специалиста` и пойти сразу из бакалавриата еще на два года в магистрантуру. Видимо, чтобы стать `переспециалистом`. Фантасмагория! Неплохо кормящая, между прочим сопричастную к сим инновациям вузовскую публику.

А если заимствовать все конструктивное не формально, по существу? Повторяем, с учетом существенной специфики России. Не все эксперты согласны с такой постановкой вопроса. Но все едины в том, что университетская подсистема требует серьезного совершенствования, чтобы более адекватно соответствовать запросам современного российского общества.

ХП.
Почти все эксперты, каждый по своему, обратили внимание на избитый тезис, тысячекратно тиражированный всеми средствами массовой информации, о том, что объем информации в последние десятилетия удваивается каждые десять лет, а любые полученные знания устаревают еще быстрее - лет за пять-семь. Поэтому, если не повышать квалификацию систематически, изо дня в день, не проходить специальных занятий по повышению квалификации хотя бы раз в полгода-год, не проходить кардинальную переподготовку продолжительностью в месяц, а то и в целый семестр -раз в каждые пять-десять лет - то самый замечательный диплом становится такой же `филькиной грамотой`, как если бы он достался вам по наследству.

Сообразно этому исходному тезису, может и должна существовать особая подсистема СНО, равнопорядковая всем предыдущим и последующим, посвященная специально повышению квалификации и переподготовке работников всех до единой отраслей общественного производства. Формально такая подсистема существует в виде сотен институтов повышения квалификации, тысяч разного рода курсов, семинаров и пр. Но фактически её правильнее было бы назвать `бессистемьем`, поскольку мировая и отечественная педагогика еще не осознала необходимость разработки основательной теории, методологии, методики и технологии этого дела. Поэтому каждый директор, каждая кафедра, каждый профессор, доцент, преподаватель ИПК, не говоря уже о курсах и семинарах, `повышает` и `переподготавливает`, как им Бог на душу положит. Иногда - удачно, чаще - нет.

Даже без специальной экспертизы, по собственному более чем 30-летнему опыту работы в системе ИПК, автор готов положить руку на Библию и поклясться, что дело здесь обстоит именно таким прискорбным образом. Но эксперты, ничуть не сговариваясь заранее с ним и между собой, дают проблемной ситуации в данной подсистеме точно такую же оценку.

Оптимальное решение проблемы видится в `подтягивании` этой подсистемы к уровню предыдущей, в превращении существующего бессистемья в системность.

Очевидно, утверждают эксперты, требуется какой-то общий алгоритм повышения квалификации и переподготовки кадров, строго обязательный для всех и каждого - не только для дипломированных специалистов. Затем следует дифференциация сообразно специфическим особенностям той или иной отрасли производства. Наконец, необходим учет специфики каждой профессии, каждого уровня квалификации конкретно. Все это не выходит за рамки реального. И быстро входит в рамки остро необходимого.

ХШ.
Не так уж редко человек работает по одной специальности, а увлекается другой, а то и несколькими другими. И очень хотел бы как следует изучить их, как говорится, для души, вовсе не собираясь менять профессию. Кроме того, он с детских лет то и дело читает и слышит, что невозможно стать и тем более оставаться культурным человеком без каждодневных общеобразовательных занятий длиною в целую жизнь. Поэтому теоретически существует особая подсистема СНО, равно-порядковая всем остальным иным-прочим и именующаяся общим самообразованием взрослым. Есть даже специальная педагогическая дисциплина, закладывающая теоретический фундамент под эту область просвещения - андрагогика. Есть и особые НИИ образования взрослых. Есть все. Нет главного - самой такой подсистемы в натуре, как любит говорить современная молодежь.

Точнее, сравнительно недавно нечто вроде такой подсистемы все же имелось. Один из экспертов напомнил в этой связи о вечерних университетах (они же народные, они же марксизма-ленинизма и т.д.). Ведь в них было вовлечено ни много ни мало 15 млн. чел - во много раз больше, чем в вузах и ссузах, вместе взятых. Если отвлечься от понятных для того времени `накладок` - `добровольно-принудительного` порядка посещений под бдительным надзором специальных церберов в юбках с кондуитами в руках, львиная доля времени на абракадабру реализованной и воинствующе господствующей утопии, выступающей в жанре некой квазирелигии, дремота под монотонное бубнение по бумажке многих лекторов, словно тиражирующих известную роль Игоря Ильинского в кинофильме `Карнавальная ночь` и т.п. - то нельзя не признать, что для миллионов людей не только послешкольного, но и после-студенческого возраста это был практически чуть ли не единственный способ приобщения к сокровищнице отечественной и мировой культуры в рамках СНО, но за рамками школы и вуза.

Сохранилась ли у людей и всего общества в целом потребность в пожизненном общем самообразовании взрослых? Эксперты единогласно утверждают: да! Можно ли реанимировать сеть вечерних университетов, разгромленных в прах? Слышится столь же единодушное: нет! А можно ли создать рассматриваемую подсистему на новых принципах, соответствующих состоянию общества на сей день? Ответ: не только можно, но и нужно, только без благоглупостей минувших не так давно времен.

По мнению экспертов, категорически не пройдет сегодня никакая `обязаловка-принудиловка`: не те времена, не те люди, не те власти. Не пройдет и формалистика `мероприятий для галочки`, даже малейший намек на то, что придется проскучать час-полтора `за просто так`. С другой стороны, даже если все полезно и интересно, слишком многим людям будет просто жалко времени на такую `роскошь`, как общие знания, ровно ничего в семейный бюджет не добавляющие. Поэтому необходимы весомые стимулы пожизненного общего образования. Короче, необходим `пряник`, коль скоро `кнут` давно выпал из рук властей предержащих.

Конечно, если бы каждый занимающийся в данной подсистеме обнаруживал бы вдруг у себя на столе после таких занятий, скажем, хотя бы десятирублевую банкноту на пиво или еще лучше извещение об удвоении зарплаты, то ажиотаж начался бы тут же похуже, чем с поступлением в вузы. Но, увы, такая маниловщина остается в области ненаучной фантастики. А есть ли более реальные варианты? Эксперты утверждают: есть!

Общеизвестно, что евразийцы очень падки на чины и звания. Нас хлебом не корми, дай только сходить в театр или в гости в служебной спецовке с погонами и звездочками на них, начертать на своей визитке `заслуженный` или, наоборот, `академик`. Напомним еще раз, что многие абитуриенты пробиваются в вуз, вовсе не собираясь учиться там и тем более работать по специальности. Их интересуют только `корочки`, по возможности не купленные в подземном переходе у метро. Точно так же слишком многие новоиспеченные кандидаты и доктора наук даже не помышляют о работе в этой самой науке. Им важен только титул на визитке - и ничего больше. Так вот, нельзя ли эту евразийскую смехотворность обратить на пользу личности и обществу? Эксперты убеждены: можно и нужно!

Разом, каждый по-своему, несколько экспертов порекомендовали построить подсистему общего самообразования взрослых по образу и подобию университетской - от бакалавриата или даже еще ступенью ниже до докторантуры. Коль скоро такая тяга к `корочкам` - давайте удовлетворим эту жгучую псевдопотребность возможно полнее! Допустим, вы, будучи физиком или лириком, вдруг увлеклись особенностями рыбной ловли в Древнем Китае или собиранием советских монет. Исполать! Начинайте собирать материалы для диссертации на этот счет - хоть бакалаврской, хоть докторской. Но извольте, как и все добропорядочные аспиранты, сдать прежде целый ряд профильных и общеобразовательных минимумов, т.е. посвятить немалое время ознакомлению с соответствующей информацией. Ученых ступеней много и заниматься таким хобби можно всю жизнь. Это наверняка отвлечет вас от совершения тьмы антиэтичных поступков и заодно уменьшит толпы страждущих `корочек` у дверей приемных комиссий вузов и ученых советов. Фрейдисты сказали бы: сублимирует неуемную энергию честолюбцев, направляя её в более рациональное русло повышения уровня своего общего образования.

Эксперты подчеркивают, что современная аудио- и видеотехника, учебное ТВ и особенно компьютеризация СНО открывают перед андрагогикой поистине безбрежные просторы, создают реальные возможности поставить подсистему общего самообразования взрослых вровень с университетской, а может быть, даже сделать её намного масштабнее и престижнее. Дело за тем, чтобы эти возможности претворить в жизнь.

Х1У.
Один из экспертов, как принято говорить, почти ровесник века, поделился с интервьюером воспоминаниями и соображениями, которые вполне можно положить в основу идеологии реконструкции последней по нашему счету подсистемы СНО. Он напомнил, что столетие назад рабочая неделя даже служащих (менее 5% работающих) частенько доходила до 50-60 часов, у рабочих и ремесленников - до 60-70-ти, а у крестьян (свыше 80% населения) - до 70-80-ти, поскольку домашний скот ни выходных, ни праздников не признает, а требует каждодневного почти круглосуточного ухода. Сегодня такая каторжная рабочая неделя сохранилась разве что у работающей замужней женщины, на шее которой сидит два-три подрастающих или уже давно подросших и доживших до пенсии иждивенца. А, между прочим, учебная неделя, включая домашние задания, никогда не превышала 40 часов даже у студентов и гимназистов, не говоря уже о реальных училищах и церковно-приходских школах. И вот мир, можно сказать, перевернулся. Себе мы отвоевали 40-часовую рабочую неделю, да и в той чуть не каждый день либо праздник, либо чей-то день рождения, когда всем с утра не до работы. А детей своих загнали в бывшую крестьянскую 80-часовую, в чем нетрудно убедиться, провожая рано утром свое чадо в школу и видя его в прострации поднимающимся от письменного стола с домашними заданиями глубоко в ночь-заполночь, причем, как известно, домашние задания, подобно домашней скотине, тоже никаких праздников и выходных не признают. Только за одно это самое настоящее злодейское преступление в отношении собственных детей мы с вами заслужили все ужасы Апокалипсиса. Ибо это - восьмой смертный грех.

Хорошо еще, что наши яблоки-дети недалеко упали от своих яблонь-родителей и, как и те, в массовом порядке отвечают на такой беспредел своего школьного и домашнего `начальства` столь же тотальным саботажем - либо полным игнорированием домашних заданий и прогуливанием уроков, либо такой дикой халтурой на уроках и дома, что лучше бы просто считали ворон за окном. Иначе мы давно загнали бы в гроб двадцать миллионов своих школьников и студентов - всех до единого.

С другой стороны, несколько экспертов обратили внимание на опасность механического сокращения учебной недели. Дело в том, что раньше труд, быт и досуг были жестко регламентированы, можно даже сказать, ритуализированы, и за строжайшим соблюдением этих ритуалов бдительно следило всесильное тогда общественное мнение окружающих. Так что долго предаваться хандре от скуки мог разве лишь какой-нибудь сановный князь Потемкин-Таврический. Если же сегодня вдруг просто заменить в школе 80-часовую учебную неделю нашей с вами 40-часовой, то школьники буквально полезут на стенку от скуки. Это значит собственными руками пихнуть их на полдня головой прямо в жерло растлителя-телевизора, либо практически силой загнать в банду дворовой шпаны. То есть, совершить прямо противоположное злодеяние.

Сразу несколько экспертов, каждый сам по себе, нашли выход из этого диалектического противоречия. Они напомнили о существовании подсистемы дополнительного образования в виде довольно многочисленных некогда домов пионеров, юных техников, юннатов и прочей экзотики. Далеко не все они разгромлены подобно детским садам. Автор в качестве председателя президиума Педагогического общества России лично свидетельствует, что во многих крупных городах Поволжья и Сибири, не говоря уже о Москве и Питере, блестяще функционируют на прежней базе крупные творческие центры школьников, с десятками кружков, с сотенными педагогическими коллективами, с сотнями помощников-родителей, с тысячами детей, подростков, молодежи из окрестных и даже из довольно далеких школ. И все это в значительной мере - на бесплатной (бюджетной) основе.

Эксперты внесли интересное предложение. А что, если сделать эти центры своего рода опорными пунктами сети своих филиалов непосредственно в школах? Заменить пресловутую `продленку` системой школьных клубов по интересам, охватывающих не только самих школьников, но и преподавателей, и их семьи. В качестве научного руководителя одной из типичных (правда, элитных) школ-лабораторий, опять-таки лично свидетельствую, что на базе обычного классного кабинета по домоводству площадью чуть более полусотни квадратных метров можно создать прекрасный вечерний клуб по разносторонним интересам. А в других классных комнатах - если, конечно, школа не работает в три смены - могут столь же хорошо функционировать клубы по интересам, где те же самые занятия идут уже не `на отметку`, а `на интерес`. В конечном итоге мы получаем ту же 70-80-часовую учебную неделю, но уже не каторжно-принудительную, а добровольно-привлекательную.

Разумеется, это требует конструирования подсистемы СНО, равновеликой трем существующим школьным. Мало того, коренной перестройки работы начальной, неполной средней и средней школы. А может быть, также детсадов и вузов.

Но результат, по мнению ряда экспертов, должен быть многообещающим.

ХУ.
Наряду с опросом шестнадцати экспертов по методу глубокого интервью, как и предусматривалось программой исследования, было проведено анкетирование шестидесяти других экспертов - на сей раз, в отличие от пилотажа, по той же схеме, что и для интервьюируемых: 12 педагогов, 12 управленцев, 12 научных работников - специалистов в области педагогики и психологии, 12 общественных деятелей - членов комитетов разного рода законодательных органов по вопросам народного образования, а также представителей родительской общественности, 12 представителей молодежи (младших научных сотрудников, аспирантов, студентов - в порядке эксперимента).

Анкета (см. Приложение ≤ 2) состояла из пяти блоков, плюс обычные сведения о респонденте (таком же анонимном, как и интервьюируемые). Было возвращено 39 анкет, пригодных для обработки (8 научных работников, 11 педагогов, 9 управленцев, 6 общественных деятелей и 5 представителей молодежи).

Первый блок содержал просьбу перечислить пять основных, по мнению респондента, изменений, которые произойдут в системе организации средней школы в ближайшие пять и следующие пятнадцать лет. К ней присовокуплялась просьба проранжировать названные изменения по степени вероятности наступления - от менее к более вероятному. По сути, это была отдельная анкета.

Во втором блоке фигурировала просьба оценить по пятибалльной шкале вероятность наступления через пять и пятнадцать лет следующих возможных изменений из числа наиболее часто упоминавшихся в первом блоке:

Отход от традиционных форм урока и переход к компьютерной форме обучения.
Усиление активных методов обучения.
Предоставление ученикам права решающего голоса в формировании школьного бюджета.
Необязательное обучение до 14 лет.
Введение свободного посещения школы.
Индивидуальный план обучения.
Введение раздельного обучения мальчиков и девочек
Создание в школах разновозрастных классов
Совместное обучение детей здоровых и с физическими недостатками.
Восстановление единой школьной формы.
Возможность для учителя свободного выбора программы обучения.
Реальное соответствие школьной программы требованиям вузов.
Полученная раскладка экспертных оценок приводится в Приложении ≤ 2. Суммируя эти данные, видим следующую картину по 12 только что перечисленным позициям:

В ближайшие 5 лет очень маловероятно, в следующие 15 лет почти наверняка.
В ближайшие 5 лет маловероятно, в следующие 15 лет вполне вероятно.
В ближайшие 5 лет и в следующие 15 лет вероятность почти нулевая.
То же самое.
В ближайшие 5 лет очень маловероятно, в следующие 15 лет вероятно.
В ближайшие 5 лет вероятно, в следующие 15 лет весьма вероятно.
В ближайшие 5 лет и в следующие 15 лет вероятность малая.
В ближайшие 5 лет маловероятно, в следующие 15 лет несколько вероятнее.
То же самое.
В ближайшие 5 лет маловероятно, в следующие 15 лет намного вероятнее.
В ближайшие 5 лет вероятно, в следующие 15 лет весьма вероятно.
В ближайшие 5 лет маловероятно, в следующие 15 лет вероятно.
Как видим, наши респонденты не назвали ни одного сколько-нибудь радикального изменения в жизни школы, да и из названных почти по всем позициям, кроме возможности свободного выбора учителем программы обучения, вероятность для ближайших пяти лет крайне мала. Что касается следующих пятнадцати лет, то и там вероятность ненамного больше, кроме разве что компьютерного обучения и свободного посещения школы (очевидно, именно в связи с компьютером). Очень похоже, что именно так выглядят ожидаемые изменения в СНО РФ глазами даже элиты педагогического корпуса страны, памятуя, что рядовой учитель, как и рядовой гражданин страны, никогда не задумывается о подобных материях. Суммируя экспертные оценки, приходим к заключению, что наиболее вероятным наши респонденты считают на ближнюю перспективу введение индивидуальных планов обучения школьников, а на дальнюю - комплексной компьютеризации обучения.

Соответственно наименее вероятными - предоставление школьникам права голоса в формировании школьного бюджета, необязательное обучение до 14 лет, введение раздельного обучения мальчиков и девочек. Любопытно, что наиболее радикальные нововведения предложили студенты, так что наша ставка на молодежь полностью оправдалась.

Третий блок (совмещенный при раздаче анкет с первым) содержал ту же просьбу, что и первый, но на сей раз речь шла о желаемых изменениях. Однако, видимо, наш вопрос был поставлен не совсем корректно, потому что респонденты в данном случае не увидели разницы между ожидаемым и желаемым и просто повторили тот же набор нововведений, только с оценкой по шкале от наименее к наиболее желательному. Поэтому четвертый блок, возвращенный одновременно с третьим, выглядел следующим образом. Мы взяли процент поставивших отметку в той или иной графе пятибалльной шкалы, а затем суммировали позиции по 1-му и 2-му пункту (очень нежелательно и нежелательно), 4-му и 5-му пункту (желательно и очень желательно). 3-й пункт (безразлично) проигнорировали. В результате получилось соотношение по каждой позиции желаемого и нежелаемого, что дало возможность проранжировать приведенные выше 12 позиций по степени убывания от очень желательного к очень нежелательному. Мы отдаем себе отчет в условности приводимых цифр. Но все же, по нашему мнению, они дают некоторое представление об интенсивности сочувствия или, наоборот, враждебности наших респондентов к соответствующим нововведениям, которые знаменовали бы соответствующие изменения в СНО.

Итак, на перспективу ближайших пяти лет желательными (в порядке убывания) представляются:

Усиление активных методов обучения (53 `за`, 16 `против`)
Реальное соответствие школьной программы требованиям вузов (41:23)
Индивидуальный план обучения (44:26)
Свободный выбор учителем программы обучения (38:19)
Соответственно нежелательно (в порядке нарастания) представляются:

Единая школьная форма (26 `за`, 48 `против`)
Компьютерная форма обучения (14:50)
Совместное обучение детей здоровых и с физическими недостатками (18:62)
Разновозрастные классы (19:61)
Свободное посещение школы (16:70)
Решающий голос школьника в формировании школьного бюджета (10:72)
Необязательное обучение до 14 лет (3:81)
Раздельное обучение мальчиков и девочек (11:82)
На перспективу следующих пятнадцати лет те же соотношения выглядят так:

Свободный выбор учителем программы обучения (75:8)
Усиление активных методов обучения (73:3)
Индивидуальный план обучения (74:11)
Соответствие школы требованиям вузов (62:19)
Разновозрастные классы (42:33)
Совместное обучение детей здоровых и с физическими недостатками (39:28)
Свободное посещение школы (39:33)
Компьютерная форма обучения (36:27)
Единая школьная форма (39:41)
Решающий голос школьника в формировании школьного бюджета (26:49)
Необязательное обучение до 14 лет (11:62)
Раздельное обучение мальчиков и девочек (16:70)
Пятый блок анкеты содержал вопрос о приоритетности целей школы. Респонденту предлагалось оценить, в какой степени, по его мнению, школа формирует ребенка как: 1.Гражданина 2.Работника 3.Семьянина 4.Личность 5.Члена малой социальной группы. Оценки по знакомой уже нам пятибалльной шкале распределились следующим образом: 1. Член малой социальной группы (38% положительных ответов против 22% отрицательных). 2. Личность (31:36). 3. Гражданин(21:43). 4. Работник(17:41). 5. Семьянин (3:84).

Полученные данные можно интерпретировать следующим образом: если наша школа еще кое как справляется с формированием члена коллектива (компании), то с формированием личности, гражданина и работника дело обстоит из рук вон плохо, а уж с формированием будущего родителя - очень плохо, результат почти нулевой.

Если говорить об анкете в целом, то ознакомление с её данными приводит к двум прямо противоположным выводам. Один касается консервативности нашего педагогического корпуса, в коей он смело может соперничать со всеми остальными корпусами дипломированных специалистов страны. Поэтому любому реформатору надо семижды семь раз подумать, прежде чем предлагать самое пустяшное нововведение, которое неминуемо засосет более чем вековая школьно-вузовская рутина, выходившая неколебимой в своих основах даже при очень серьезных потрясениях. Другой связан с признанием наличия очень большой доли здравого смысла у педагога. Он, как и все люди, очень настороженно относится к любым нововведениям. Но особенно враждебно к любым благоглупостям, которые утопистам всех времен и народов кажутся панацеей от бед, а на поверку оказываются дорогой в ад. Достаточно задуматься о том, почему это вдруг учитель так отчаянно сопротивляется, казалось бы, великолепной идее приобщить школьника к секретам формирования школьного бюджета (даже за рамками зарплаты учителя) или разделить снова по отдельным школам мальчиков и девочек - и сразу перед глазами встает реальная картина того, что на деле получится из такой затеи с нашими, не к ночи будь помянуты, тинэйджерами и особенно их родителями. Прекрасный урок для любого поборника радикальных изменений в школе!

С этими мыслями мы приступили к конструированию на основе полученных материалов идеализационной модели СНО РФ для второго тура опроса экспертов.

Вставка ≤ 1 на стр. 1.

Каждый интервьюер получил разработанный исследовательской группой `План глубокого интервью` (см. Приложение 1). Планом предписывалось дать эксперту краткую информацию о сути данного научно-исследовательского проекта и сосредоточиться, в основном, на двух вопросах: в чем, по мнению эксперта, заключается кризис СНО РФ и какова может быть программа нововведений в этой сфере. По первому вопросу требовалось оценить перспективы дальнейшего развития СНО РФ при существующих тенденциях, прояснить вопрос о необходимости и желательности школьной реформы, сформулировать и проранжировать основные проблемы, стоящие перед СНО, указать, на какие тенденции её развития можно повлиять. По второму вопросу предлагалось назвать возможные конструктивные нововведения во всех основных подсистемах СНО. За этими рамками эксперту следовало дать возможно большую свободу в изложении рассматриваемой проблематики. Так, как он её понимает. Вплоть до изменения самой тематики интервью. Наконец, у эксперта спрашивали совета относительно структуры и содержания анкеты для другой группы экспертов. (см. Приложение 2).

Ожидаемые и желаемые изменения в системе народного образования России
И.В. Бестужев-Лада
академик РАО

Глава четвертая. ВТОРОЙ И ТРЕТИЙ ТУРЫ ОПРОСА: РЕАКЦИЯ ЭКСПЕРТОВ НА ПРОГНОЗНЫЕ МОДЕЛИ.

1.
По итогам первого тура индивидуального очного опроса экспертов и анкетирования была составлена `Идеализационная модель СНО` (см. Приложение ≤3), которую и вынесли на второй тур экспертизы. Первоначально предполагалось, что это будут те же самые интервьюируемые и анкетируемые, что и в первом туре. Но жизнь внесла суровые поправки в этот замысел.

Прежде всего, оказалось что почти все шестнадцать экспертов, с которыми было проведено глубокое интервью, психологически не готовы повторить еще раз довольно таки трудоемкую операцию, занимающую в общей сложности до половины их рабочего дня. Конечно, если предложить им за неё три тысячи долларов или хотя бы рублей, как это делается в более цивилизованных странах, может быть, некоторые из них и совершили бы насилие над своей психикой, заставив себя зарабатывать деньги и таким вот образом. Безусловно, все они до единого совершенно бесплатно готовы были бы работать дни и ночи, если бы речь шла о правительственной программе реформы СНО. Но чтобы `просто так`, без гарантии публикации, и даже в случае публикации оставаясь, по необходимости, анонимами - это уж, извините. Никто из самих исследователей тоже не вынес бы такого насилия над собственной психикой. Наконец, можно было бы легко `задействовать` вновь всех шестнадцать, если бы предъявить каждому расшифрованные записи интервью с остальными. Тем более, если собрать всех вместе для совместного обсуждения высказанного каждым. Но нетрудно сообразить, что в этом случае пришлось бы распрощаться с основополагающим в данном исследовании принципом анонимности. Это стало бы совсем другим исследованием. А может быть, даже уже и не исследованием, а скорее жестокой междоусобицей .

То же самое относится и к участникам анкетирования. Конечно, их было легче уговорить заполнить анкету вторично - для этого достаточно было указания многим со стороны их школьного начальства. Но опыт пилотажа и первого тура показал, что в этом случае можно было скорее всего ожидать почти стопроцентного повтора ответов.

Поэтому пришлось обновлять подавляющее большинство интервьюируемых и приискивать новый контингент анкетируемых. К счастью, как раз в это время в Институте социологии РАН готовилась Всероссийская конференция как раз по теме исследования, причем с числом участников, сопоставимым с заданным программой контингентом анкетирования. Этот вариант и был успешно реализован.

Оказалось, что обновление контингента опрашиваемых, вопреки программным установкам, имеет и положительную сторону. Прежние эксперты вряд ли с такой придирчивостью набросились бы на свое родное `детище` - прогнозные модели СНО, разработанные на основании их же собственных высказываний. А уж новые эксперты постарались вовсю. Что, собственно, от них и требовалось.

На первый взгляд, новые эксперты камня на камне не оставили от предложений прежних. Чуть ли не по каждому конкретному предложению, по всем девяти под-системам СНО. Но на самом деле они блистательно следовали основополагающим канонам технологического прогнозирования касательно обязательного `взвешивания` возможных - особенно негативных - последствий намечаемых решений. К чему собственно и сводится роль технологических прогнозов. И если бы наше правительство с августа 1991 года, а может быть и с октября 1917-го, а еще лучше - прямо с 862 -го, когда отъявленный бандит Рюрик ошибочно вообразил, будто Русь - всего лишь объект выколачивания дани и тем самым подал дурной пример всем своим преемникам, - так вот, если бы наше правительство поверяло свой волюнтаризм подобной экспертизой, то очень возможно, что наши злосчастия хоть немного поумерили бы свои масштабы. Во всяком случае, мы имеем теперь все основания настоятельно рекомендовать её всем до единого действующим министрам, в том числе и министру образования, буде его вынудят к радикальной реформе СНО.

П.
Каждый из шестнадцати новых экспертов, ознакомившись с предъявленной ему `Идеализационной моделью СНО`, сначала начинал беседу с интервьюером с общей положительной оценки. Некоторые - целиком и полностью, большинство - с рядом несущественных замечаний. Но когда следовала просьба о возможно более развернутой и возможно более конструктивной критике, то каждый очень добросовестно, зачастую сам того не ведая, скрупулезно применял МДО - метод деструктивной оценки - один из основополагающих методов технологического прогнозирования, предписывающий эксперту пункт за пунктом давать критический разбор всех элементов любого прогнозного суждения. И эксперты, действительно, пункт за пунктом раскритиковали все звенья прогнозной модели, начиная с подсистемы образования родителей и кончая подсистемой дополнительного образования.

По части подготовки школьников к семейной жизни, они тут же напомнили о печальном опыте введения в школах курса `Этика и психология семейной жизни` лет пятнадцать-двадцать тому назад. Курс позорно провалился, потому что его авторы попытались разговаривать со школьниками резонерско-абстракционистским языком, тогда как известно, что до 80% школьников имеют серьезные проблемы с пониманием всего абстрактного. И все 100% воинствующе враждебны любому резонерству. А говорить со школьниками на бытовые темы на понятном им языке, как это делал Господь наш Иисус Христос со своими учениками, увы, никто из нас пока не научился. Следовательно, требуются основательные теоретико-методологические проработки и грамотно поставленные педагогические эксперименты, прежде чем снова выходить к школьникам с подобной проблематикой.

Кстати, почти все эксперты очень враждебно отнеслись к попыткам введения в школу каких бы то ни было новых предметов. Крайние экстремисты вообще требовали сохранить номенклатуру школьных предметов, как она сложилась в дореволюционной гимназии, и жесточайшим образом пресекать все попытки нововведений в данном отношении. Более либеральное большинство допускало исключения из этого правила, но только в редких, исключительных случаях и только после основательного обсуждения всем педагогическим корпусом. Один из экспертов напомнил, что в любой церкви любые серьезные инновации происходят только после обсуждения и утверждения их, скажем, архиерейским собором. И настоятельно советовал неуклонно следовать сему благому примеру.

По части матримониального просвещения подростков все до единого эксперты категорически восстали как против `сексуального просвещения` евразийских школьников по чуждым нам западным образцам, так и против `полового воспитания` в духе пресловутых аиста и капусты. Они и тут высказались за основательную теоретико-методологическую разработку и грамотные педагогические эксперименты по отработке методики собеседований врачей и педагогов с небольшими группами девочек на пороге их превращения в девушек и - отдельно - мальчиков на пороге превращения их в парней сообразно основным социально-психологическим типам молодого человека. Все остальное объявлено грубой и вредной профанацией.

Идеи университетов будущего родителя, молодого родителя и молодых бабушек и дедушек встретили гораздо более благосклонное отношение. Но и здесь эксперты напомнили, что далеко не все будущие матери и тем более отцы, особенно на втором десятке лет жизни, задумываются над предстоящей им ролью родителей. Меж тем, в данном - и не только в данном - отношении крайне желательно избежать любого намека на принудительность, грозящую изначально скомпрометировать саму идею. Следовательно, вновь и вновь требуются хорошо продуманные эксперименты, а на их основе - своего рода `маяки`, способные сделать такого рода учреждения привлекательными и даже модными. Что касается молодых родителей, то, по мнению большинства экспертов, у них просто не найдется времени посещать какие бы то ни было университеты. Единственная надежда здесь - дистантное просвещение на основе аудио- и видеотехники, учебного телевидения и, главное, компьютерных программ. То же самое относится к подавляющему большинству бабушек и дедушек, вряд ли расположенных набираться ума на старости лет, иначе, как на экране ТВ или на мониторе ПК.

Главное, что объединяло экспертов на этой стадии реализации метода деструктивной оценки, это - категорическое неприятие малейшего намека на принудительность. Эксперты даже вынудили исследователей расстаться с полюбившимся им поначалу понятием `родительский всеобуч`, поскольку заподозрили в нем принудиловку. Только просвещение и только добровольное - таков был вердикт экспертов в этой части опроса. Однако, по иронии судьбы, этот же самый принцип решительно расколол в общем единое до того мнение экспертов при переходе от подсистемы образования родителей к подсистеме дошкольного образования. Часть экспертов выступила за возможно более полное уподобление дошкольной подсистемы - школьной, т.е. за единообразие программ, требований, стандартов, пусть даже модифицированных сообразно особенностям того или иного социально-психологического типа малышей. За всеобщее и полное дошкольное образование детей трех-шести лет, точнее, за всеобщее бесплатное школьное образование с трех лет. Другая часть настаивала на сохранении плюрализма в подходе к дошкольникам. Пусть у каждого детсада будет своя особенная программа (в рамках какого-то общего необходимого минимума), пусть детсады конкурируют друг с другом по степени привлекательности для детей и их родителей, наконец, пусть семейное воспитание конкурирует с детсадовским, и если какая-то семья (в условиях нарастающей массовой безработицы!) вознамерится дать детям более эффективное воспитание, чем в детсаде, то надо всячески помогать ей. Были и промежуточные, компромиссные точки зрения, более близкие менталитету исследователей. Видимо, проблема требует дополнительного исследования.

В отношении начальной и неполной средней школы эксперты обратили внимание на то, что сельско-поселковые школы, а также школы малых и отчасти средних городов, составляющие подавляющее большинство российских школ, просто не имеют реальных возможностей для создания дошкольно-школьных комплексов, отделения начальной школы от средней и т.п. Поддержав идею необходимости учета специфики образования детей и образования подростков, эксперты предостерегли против рецидивов попыток реализации давно скомпрометировавшей себя идеи ранней профессионализации школьников. Некоторые эксперты поддержали идею предварить начальную профессиональную ориентацию подростков производственной, т.е. рассказом подросткам и их родителям об особенностях современного рынка труда. Разумеется, не только рассказом, но и соответствующими экскурсиями, учебными фильмами и т.д. Разумеется, не для сиюминутного решения `куда идти`, а для того, чтобы сделать будущую профориентацию старшеклассника более основательной.

Очень большим оказался разброс критических экспертных оценок по подсистеме полного среднего образования. Собственно, эксперты сошлись во мнении только по двум пунктам: все согласились, что выпускать 18-летних молодых людей, как говорится, `во чисто поле` в современных условиях недопустимо и что в этих условиях комплектовать армию людьми, не достигшими полного естественного совершеннолетия (21 год) тоже недопустимо. А вот что делать за рамками этих двух аксиом - у каждого эксперта свои соображения. Одни решительно восстают против какого бы то ни было `милитаризма` в учебных заведениях до времени окончания вуза в 22-24 года. Другие предлагают сделать 12-летнюю общеобразовательную школу всеобщей, минимально обязательной для всех (с дифференциацией образования сообразно способностям ученика) и дополнить её такими же обязательными для всех двух-трехлетними подготовительными курсами в вуз. В зависимости от успеваемости на курсах решается вопрос, зачисляется ли курсант в студенты безо всяких экзаменов или идет учеником-стажером на производство. Третьи предлагают направлять молодежь после получения паспорта в 14 лет в средние профессиональные училища с пяти-шестилетним сроком обучения и примерно таким же распределением после окончания, как и в предыдущем случае. Четвертые предлагают оставить все, как есть, опасаясь что любое радикальное изменение лишь ухудшит положение. Пятые выступают за то, чтобы, не мудрствуя лукаво, взять все конструктивное из опыта наиболее благополучной страны или двух-трех таких стран и, с учетом российской специфики, модифицировать применительно к условиям России. Большинство экспертов очень сомневаются, что современное российское общество выдержит институт 15-20-летних стажеров-студентов, которых один из экспертов тут же окрестил `ваньками жуковыми ХХ1 века`, хотя признают известную привлекательность подобной перспективы. Словом, здесь пока еще ясности меньше всего.

Очень усомнились эксперты в реальности идеи дифференциации высшего образования на двухлетние бакалавриат, магистрантуру и докторантуру. Двое из них напомнили о неудачном опыте двухлетних учительских институтов. Молодежь решительно предпочла либо удовлетвориться педучилищем и идти зарабатывать себе на жизнь, либо если уж сидеть на стипендии дальше, то в четырехлетнем пединституте. Большинство экспертов предостерегло против слепого копирования западного опыта и пророчески предрекло, что евразийские родители всеми правдами и неправдами станут проталкивать своих чад прямиком в докторантуру, минуя явно непрестижных в таком контексте бакалавров и магистров, так что России, по образному выражению одного из экспертов, грозит жуткая участь `стать страной сплошных непуганых докторов без единого фельдшера`. Мы уже проходили эту трагикомедию тридцать лет назад с шестью миллионами наших инженеров (на девять десятых в кавычках) по сто рублей в месяц за штуку при трехстах рублях в месяц станочнику или шоферу - против менее двух миллионов американских инженеров стоимостью по две тысячи долларов в месяц, т.е. примерно вдвое больше недипломированного работника. И не хотелось бы вновь наступать на те же грабли. При всем том, все до единого эксперты признали необходимость серьезного совершенствования подсистемы высшего образования, но многие делали упор на контракт будущего студента с предприятием, которое обязывается выплачивать ему приличную стипендию в обмен на последующую `отработку` и строго следит за реальными успехами своего стипендиата. А некоторые предлагали шире развивать опыт учебно-производственных предприятий типа `завод-втуз` или `фабрика-школа`.

Резкой критике экспертов были подвергнуты идеи развертывания подсистем повышения квалификации и переподготовки кадров, а особенно - общего самообразования взрослых. Почти все эксперты указывали, что без очень весомых стимулов или без государственного принуждения обе подсистемы в существующих условиях просто нежизнеспособны. Но откуда сегодня взять средства на стимулы? И какого принуждения ожидать от резко ослабленного государства? А без стимулов или принуждения кто же будет сегодня тратить время на никому не нужную переподготовку и общее образование? Эксперты подсказывали возможные пути прогресса в данных подсистемах: установить `предельный срок действия` всех выдаваемых дипломов, аттестатов и прочих сертификатов уровня образования, которые перестают быть действительными без прохождения курсов повышения квалификации, переподготовки и т.д.; установить, что сертификат о повышении квалификации или переподготовке выдается только после сдачи определенных профильных и общеобразовательных минимумов в учреждениях соответствующих подсистем СНО. Но тут есть риск, что такой порядок станет удобной `кормушкой` для уймы `надзирателей`, которые, за соответствующую мзду, выдадут любой сертификат. Гораздо сложнее, но и надежнее, если учреждения обеих рассматриваемых подсистем просто будут привлекать людей интересной и важной для них информацией по сходным ценам. Кроме того, все эксперты согласились, что решающая роль в обеих подсистемах должна принадлежать аудио- и видеотехнике, учебному ТВ, Интернету - вообще различным формам дистантного образования.

Что касается подсистемы дополнительного образования, то эксперты почти единогласно признали выдающуюся роль домов детского творчества и призвали приложить все усилия для расширения и укрепления сети таких центров, но сильно усомнились в возможностях распространения филиалов этой сети на сами школы.

Мотивировка: школа представляет собой сложившуюся систему с весьма хрупким равновесием составляющих её элементов, и внедрение в неё элементов другой подсистемы приведет к нарушению равновесия, к развалу установившегося уклада школьной жизни. Как образно заметил один из экспертов, это все равно, как если в театре устроить киностудию, или в музее - стадион. Впрочем, эксперты признали, что решающее слово здесь должно принадлежать грамотно поставленным экспериментам.

Целый ряд критических замечаний, высказываний, суждений экспертов был посвящен не рассматриваемым подсистемам СНО, а идеализационной модели в целом. Она была подвергнута критике разом с трех сторон: с точки зрения соотношения в ней виртуального и реального, с точки зрения основательности в ней самого целеполагания и с точки зрения учета в ней интересов всех четырех основных субъектов СНО - учителей, учеников, родителей и управленцев.

В отношении соотношения виртуального и реального, эксперты обратили внимание на то, что заложенные в модели изменения не только требуют затрат, сопоставимых с ежегодными думско-президентскими выборами на всех уровнях государственной власти России, либо с войной в Афганистане или Чечне, но и психологически неприемлемых для любого реально мыслимого российского правительства - от компрадоров или `демократов` (в кавычках) до коммунистов или нацистов (без кавычек). Для того, чтобы подобного рода виртуальность превратилась в реальность, необходим переворот в общественном сознании, сопоставимый с теми, какие имели место в 1917 или 1991 гг. Необходимо, чтобы для общества проблемы народонаселения и народного образования стали важнее текущих экономических и политических проблем, важнее войн, выборов, фестивалей, чтобы общественное мнение вынудило правительство радикально изменить свое традиционное отношение к проблемам количественного и качественного воспроизводства поколений как к некой второсортной части пресловутого `соцкультбыта`, который, как известно, всегда финансируется `по остаточному принципу` - что останется от расходов на более важное. Иначе виртуальная модель оборачивается лишь неким `воздушным замком`, который только дезориентирует людей, отвлекая их от решения действительно реальных проблем.

Правда, некоторые эксперты указывали на то, что при более разумном подходе расходы на мероприятия типа чеченской кампании (показательно, что никто из экспертов не усомнился в её необходимости), выборов, фестивалей и т.п. могли бы быть снижены более чем на порядок. И соответственно нашлись бы дополнительные средства на реформу СНО. Кроме того, несколько экспертов напомнили, что с 1991 г. в стране раскрадено и вывезено на тайные счета в зарубежные банки на целый порядок больше финансовых средств, чем требуется на любое мыслимое совершенствование СНО.

В отношении целеполагания сразу несколько экспертов, каждый со своей стороны, обратили внимание на то, что в основу прогнозной модели вовсе не обязательно закладывать только те цели, которые указаны её авторами (напомним, в качестве таких целей были названы воспроизводство Личности, Родителя, Работника, Гражданина - все с большой буквы, т.е. желательно наивысшего качества). Имеют право на существование и иные цели, которые могут существенно изменить модель. В качестве таких альтернативных целей назывались:

духовное, интеллектуальное и физическое развитие (как самоцель);
создание у ребенка, подростка, молодого человека целостной картины мира;
привитие подрастающему поколению таких ценностей, как милосердие, человечность, любовь, рациональность, семья и т.п.
создание условий для самоутверждения, самореализации личности и т.п.

(подчеркивается, что подобный перечень может продолжаться и варьироваться бесконечно).
Здесь мы возвращаемся к пониманию некоторыми экспертами кризиса в СНО просто как кризиса целеполагания. С этой точки зрения, идеализационных моделей в принципе может быть бесконечное множество, и непонятно, какими критериями руководствовались исследователи, выбирая что-то одно из множества возможных.

Что касается игнорирования исследователями насущных интересов основных субъектов СНО, то один из экспертов предъявил сведения, собранные Всероссийским центром изучения общественного мнения в ходе достаточно репрезентативных социологических опросов. Согласно этим данным, несмотря на катастрофическое падение престижа некогда очень высокопрестижных профессий инженера, педагога, врача (зарплата намного ниже средней по стране, да и та сплошь и рядом выдается нерегулярно), каждый четвертый родитель все равно хотел бы видеть своего ребенка и даже внука только таким дипломированным специалистом. Для сравнения - это столько же, сколько хотели бы видеть своих отпрысков предпринимателями, банкирами, государственными деятелями, вместе взятыми, т.е. `новыми русскими`, высшим классом общества. Втрое больше, чем желающих видеть своих `кронпринцев` высококвалифицированными рабочими с зарплатой существенно большей, чем у выпускников вуза. Можно не сомневаться, что родители не преминут передать эти ценности подрастающему поколению, словно по наследству. И вы хотите, попрекнул эксперт исследователей, чтобы при такой ценностной ориентации родители и их отпрыски безо всякого скандала приняли перспективу вместо привычной схемы `любой ценой возможно скорее в вуз и затем в инженеры` сидеть семь лет в каком-то колледже стажером в ожидании Бог весть когда открывающейся вакансии?!

Любопытно, что сравнение данных 1997 года, которыми оперировал эксперт, с данными 2000 года, когда писался настоящий отчет, показывает, что ситуация за три года в общем и целом осталась прежней, не претерпела существенных изменений.. Процент желающих видеть своих отпрысков инженерами, педагогами, врачами даже несколько вырос (27 вместо 25). Правда, ровно на столько же вырос процент и желающих видеть свое потомство хорошо зарабатывающими высоко-квалифицированными рабочими (11 вместо 9). Из прочих профессий рост наблюдается только у кадровых военных (7 вместо 4) - видимо, ореол контрактника в `горячей точке` с тысячей долларов в кармане не дает спокойно спать многим родительским и детским умам. А вот заветная мечта тех же самых умов в 90-х годах - профессия предпринимателя, банкира, деятеля науки, искусства, политики - рухнула самым поразительным образом (соответственно 11 вместо 12, 7 вместо 9, 5 вместо 6, 3 и 2 вместо бывших 4). Предоставляем самому читателю поломать голову над такой легко разгадывающейся загадкой. Самое любопытное, что процент желающих видеть свое чадо новым жириновским, при всем богатстве и славе такой стези, рухнул даже ниже процента поборников спортивной славы и богатства (стабильная `тройка`). Остальные проценты остались на долю любителей совсем уж экзотических профессий, а также, видимо, популярных хулиганских ответов (бандит, проститутка и пр.) и затруднившихся с ответом.

Конечно, принимая во внимание наш тысячелетний евразийский менталитет, надо семижды семь раз отмерить, прежде чем зря дразнить гусей и их гусят. Но те же эксперты напомнили, что наш личностно-авторитарный режим с примерно таким же стажем очень облегчает, как мы уже говорили, самые фантастические преобразования. В области СНО (и не только в ней) это блестяще показали Петр Первый и Сталин. Остается только последовать их примеру - желательно, существенно меньшей ценой.

Что касается классовых интересов педагогов и управленцев, то эксперты обратили внимание на крайнюю консервативность педагогического корпуса во всех странах мира, не исключая, понятно, и российский. В этом отношении педагогический корпус всегда и всюду мог поспорить с инженерным, медицинским, офицерским, дипломатическим и всеми прочими корпорациями дипломированных специалистов. Один из экспертов дал понять, что если уж преподаватели иностранного языка и физкультуры упрямо держатся за свои вековые методики, несмотря на их явно нулевой и даже порой минусовый эффект, то нетрудно представить себе, что начнется, когда всему миллионному корпусу педагогов придется, по сути, переучиваться на совершенно других педагогов. Другой эксперт образно заметил, что если нашим наставникам юношества начать сбривать бороды и переодевать из армяков в камзолы - начнется бунт похуже стрелецкого. Это - очень серьезное предупреждение. Но все же, думается, надо относиться более уважительно к разумности российского педагога. И это вселяет надежду на то, что неизбежные ожидаемые изменения СНО в конечном счете окажутся тождественны желаемым.

В общем и целом, обсуждение экспертами плюсов и минусов представленной им на рассмотрение прогнозной модели привело к следующим общим выводам:

Общепризнано, что существующая СНО нуждается в серьезном совершенствовании.
Общепризнано, что для такого совершенствования необходимы определенные ориентиры, и `идеализационная модель` вполне может сыграть конструктивную роль в данном отношении. Это не исключает важности дальнейших поисков оптимума.
В принципе представленная модель заслуживает позитивной оценки, но возникают сомнения относительно реальности и даже желательности отдельных её элементов. Необходимы эксперименты для апробации наиболее реальных идей.
Любому конкретному предложению по совершенствованию СНО должна предшествовать прогнозная экспертиза подобного типа.

Ш.
Как и в предыдущем туре, параллельно с опросом шестнадцати экспертов методом глубокого интервью проводилось анкетирование шестидесяти экспертов - `типичных` педагогов, управленцев на уровне школы, научных работников в сфере образования, родительской общественности и студентов - теоретически должно было быть поровну в каждой категории респондентов. Анкета (см. Приложение ≤ 4) состояла из девяти блоков - сообразно девяти подсистемам идеализационной модели СНО, плюс обычные сведения о респонденте (анонимном). Было возвращено в виде, пригодном для обработки, 48 анкет: 11 педагогов, 9 управленцев, 12 ученых, 11 родителей и 5 студентов. В каждом блоке содержалась просьба оценить по 5-балльной шкале степень желательностинежелательности соответствующего нововведения (1 - совершенно нежелательно. 2 - скорее нежелательно, 3 - не имеет большого значения, 4 - желательно, 5 - очень желательно). В каждом блоке, если эксперт одобрял ново- введение, его просили указать, что именно необходимо предпринять в первую очередь для внедрения этого нововведения в жизнь; а если не одобрял - указать, почему, с его точки зрения, это нежелательно.

Как и в предыдущей анкете, мы взяли процент проставивших отметку в той или иной графе шкалы каждого из блоков анкеты, а затем суммировали позиции по первому и второму пункту (`совершенно нежелательно` и `скорее нежелательно`), по четвертому и пятому пунктам (`желательно` и `очень желательно`), оставив без внимания нейтральную `тройку`. Это вновь дало возможность проранжировать позиции по степени убывания от желательного к нежелательному и тем самым как бы квантифицировать, представить количественно степень принятия или, напротив, непринятия экспертом того или иного нововведения, Мы и здесь отдаем себе отчет в условности приведенных цифр, но не видим более действенного способа проиллюстрировать нюансы отношения экспертов к соответствующим эвентуальным нововведениям в СНО.

Полученная раскладка процентажа приводится в Приложении ≤ 4. Суммируя эти данные вышеуказанным способом, получаем следующую картину:

1.Восстановление подсистемы обязательного родительского всеобуча.
(`за` - 25, `против` - 65)

Наиболее часто встречающиеся типичные позитивные комментарии (`что предпринять для внедрения?`): преподавание этической культуры, включая культуру (физиологию, психологию) половых отношений; родительские консультации - возможно, в системе женских консультаций.

Наиболее часто встречающиеся типичные негативные комментарии (`почему это не нужно?`): решительный протест против `обязаловки` и тем более против `всеобуча`, как `пережитков прошлого`.

2.Создание Дошкольного микрорайонного центра с охватом всех детей в разных режимах работы с ними.
(`за` - 28, `против` - 28)

2-1. Вернуть детсадам их помещения и уменьшить число детей в группах; шире практиковать разнообразные прогулочные группы.

2-2. Дома с ребенком должна сидеть мать, получающая достаточное пособие; это должно быть сугубо добровольным делом каждой семьи.

3.Преобразование дошкольных учреждений и начальных школ в единые учебные комплексы для детей с двух-трех и до десяти лет.
(`за` - 37, `против` - 50)

3-1. Отделить начальные классы от старших в школьном здании, где это возможно; установить `щадящий режим` во всех начальных классах.

3-2. Подавляющее большинство наших школ такой возможности не имеют; школьный коллектив должен быть разновозрастным от шести-семи и до семнадцати-восемнадцати лет.

4.Обязательная дифференциация обучения в неполной средней школе по базовой, `продвинутой` и коррекционным программам.
(`за` - 49, `против` - 15)

4-1. Начать дифференциацию не по классам, а по программам в каждом классе; нужно больше профильных школ.

4-2. Это опасность ранней профессионализации; это вызовет расслоение и конфликтность в классе, осложнит преподавание.

5.Среднее полное и среднее профессиональное образование молодежи с 14 до 21 года должно осуществляться в системе многоступенчатого обязательного образования (теоретическая подготовка - производственная практика)
(`за` - 30, `против` - 21)

5-1. Переход на 12-летнюю школу в качестве первого шага, больше специальных средних учебных заведений.

5-2. Нельзя держать в школе взрослых людей старше 18 лет; всем, кто не идет в вуз, надо обеспечить ученичество на производстве.

6.Университетское образование должно быть дифференцировано на бакалавриат, магистрантуру, аспирантуру и докторантуру.
(`за` - 47, `против` - 20)

6-1. Сократить бакалавриат с четырех до двух лет для принимаемых из специальных средних учебных заведений; завершить университет трехлетней магистрантурой ; аспирантуру и докторантуру сохранить, как есть.

6-2. Нельзя слепо копировать западный опыт; дипломированный специалист не должен быть перво- и второсортным.

7.Введение единого образовательного стандарта повышения квалификации, системы гарантированного повышения квалификации (переподготовки) раз в пять-семь лет.
(`за` - 52, `против` - 30)

7-1. Привести в единую систему существующие институты повышения квалификации; выдавать к каждому диплому вкладыши о прохождении переподготовки.

7-2. Переподготовка должна проводиться по желанию, кому требуется; для любого повышения квалификации достаточно пособий и консультаций.

8.Открытие специальных университетов самообразования взрослых
(`за` - 49, `против` - 10)

8-1. Восстановить прежнюю систему вечерних (народных) университетов: шире использовать методы дистантного образования.

8-2. Нельзя вводить в это дело элементы обязательности; самообразование должно органически включаться в систему повышения квалификации.

9.Совершенствование системы дополнительного образования.
(`за` - 67, `против` - 18)

9-1. Надо просто восстановить систему домов детского творчества; надо создавать клубы по интересам в школах.

9-2. Вполне достаточно существующих учреждений и кружков в школе.

Как видим, наиболее активно эксперты поддержали идею развертывания подсистемы дополнительного образования ( разрыв между `за` и `против` = 49). Далее, по мере убывания, следуют идеи развертывания подсистемы самообразования взрослых (39), дифференциации обучения в неполной средней школе (34), дифференциации университетского образования (27), развертывания подсистемы повышения квалификации и переподготовки кадров (22), развертывания подсистемы среднего профессионального образования (9). По вопросу о дошкольном образовании сторонники и противники нововведения разделились поровну, а по остальным двум предложениям `противники` явно перевесили `сторонников`: по комплексу `детсад - начальная школа` разрыв оказался равен 13 в пользу `противников`, а по подсистеме образования родителей - целых 40.

В общем, по ходу анкетирования, образовалось как бы два лагеря экспертов. Одни, `новаторы`, активно поддержали - правда, с разной степенью интенсивности - практически все, или почти все, предложенные на экспертизу нововведения, Другие, `консерваторы`, усмотрели в них элементы `принудиловки`, `утопизма` и чуть ли не `рецидива тоталитаризма` (правда, такая оценка встретилась только у одного респондента). Видимо, при изучении возможных последствий того или иного изменения в СНО - а это, как мы уже говорили, составляет суть любого технологического прогноза - необходимо учитывать и то, и другое мнение. Ибо, если слушать только `консерваторов`, то так и погрязнешь в текущей рутине, пока жизнь не поставит перед очередной опасностью скатывания назревающей проблемной ситуации в критическую и далее в катастрофическую. А если слушать только `новаторов`, то как бы не оказаться в положении ляхов из оперы `Жизнь за царя`. Уж слишком много квазисусаниных заводили нашу систему народного образования (и, как мы знаем, не только её!) в непроходимые болота заведомых утопий и явных благоглупостей.

И все же, учитывая сегодняшнее положение СНО РФ, исследователи рекомендовали бы уделять первостепенное внимание именно `консерваторам`. Если предлагаемое нововведение хоть в какой-то мере выдерживает их критику - значит, можно думать о конкретных мерах реализации. Если критики не выдерживает - лучше подождать, пока у критиков иссякнут аргументы. Что ж? `Санитары леса` - это не только те, кто истребляет больных особей, поддерживая равновесие в природе. Это и те, кто губит на корню нежизнеспособные идеи, не давая им ввергнуть людей в очередную сказку, сделанную былью и всегда оканчивающуюся, как учит нас история, весьма печально для её персонажей.

Самое главное, что и на этот раз анкетирование в общем и целом полностью выполнило свою контрольную функцию. Его данные не только не противоречили содержанию глубоких интервью, но, наоборот, оказались почти целиком в том же русле. Это показывает, что мнение двух совершенно различных групп экспертов, в основном, совпадает, а значит - высказанные экспертами мнения не случайны, поскольку отдельные высказывания `перестрахованы` не только мнением коллег по группе, но и мнением коллег совсем из другой группы, полученным совсем другим способом.

По ходу глубоких интервью и при возврате респондентами анкет обнаружилось неожиданное осложнение, которое пришлось учитывать в третьем туре и которое лишний раз показало, насколько верным и конструктивным был принцип анонимности, положенный в основу настоящего исследования. Мы уже говорили, что не имели возможности оплачивать работу экспертов и что практически почти все они пошли на участие в экспертизе только в порядке `личного одолжения` исследователям. Эта сугубо евразийская особенность имела неожиданные последствия. Несколько экспертов с разной степенью категоричности заявили, что отнеслись бы гораздо более сурово к предлагаемым инновациям, если бы лично не симпатизировали их предполагаемому автору. Вот почему третий тур до последней возможности ориентировался на какой-то официальный документ, который имел бы `безличный` характер и тем самым минимизировал бы субъективность отношения к нему экспертов. Когда выяснилась нереальность такого варианта, мы сделали все возможное, чтобы сделать нижеследующий документ как можно более `официально безличным`, никакого четкого авторства не имеющим. И, надо сказать, забегая вперед, вполне преуспели в своей маленькой хитрости: `придирки` экспертов к представленному на их рассмотрение документу оказались намного более жесткими, чем к предыдущему,

Что, собственно, и требовалось для успеха исследования.

Ожидаемые и желаемые изменения в системе народного образования России
И.В. Бестужев-Лада
академик РАО
http://nvolgatrade.ru/

Док. 215475
Опублик.: 12.12.04
Число обращений: 0