Дембельский аккорд
Зеленый
Молодой Чехов
Чехов
Герман
Хочется верить

Дембельский аккорд

На похороны Деда собрались все. Или почти все. Во всяком случае все кто мог. Шестигранник на Пехотной давно не видел такого скопления людей. Группа ветеранов `Альфы` со многими из которых Дед начинал, приехали на огромном Икарусе. Но и в нем не на всех хватило посадочных мест. Некоторые бойцы стояли в проходе, кое - кто притулился на подлокотнике. Они выходили угрюмые и подавленные, неловко держа в огромных кистях с мозолистыми костяшками букетики гвоздик. Мелькнули бинты. Один опирался на палочку.

Тихо здоровались со знакомыми, коротко кивали, жали руки:. `Ты как?` `Ты где?` Вот так и встречаемся вместе только по печальным, скорбным случаям. `Место встречи изменить нельзя?` Расползались вдоль высокого чугунного забора, за которым виднелись щербатые ступеньки зала гражданских панихид. Подъехали еще две девятки с частными номерами. Амортизаторы с облегчением вздохнули, когда солидные седоки вывалились из салона. Щелкнула трещотка раздвижного костыля. Еще один боец оперся плечом на искусственную подпорку. В этой команде практически не было людей избежавших ранений. Шрамы как зарубки на прикладе - свидетельство боев, стычек, проведенных операций.

Предстоящая процедура не вязалась с ярким, невероятно светлым и солнечным днем. Оранжевые листья бабьелетних кленов мягким паласом укрыли дорожки старого сада. Они шуршали под подошвами, нежным каким-то особым осенним шелестом. Двое парней достали из багажника ветки елей. Они ломали их мягкие нежные лапы и бросали поверх желто-красного ковра.

Заканчивалось прощание с предыдущим усопшим. Им был маленький щуплый прапорщик из комендатуры. Совсем еще пацан он умер от рака - болезни в принципе побежденной, но в частности неизлечимой. Его родственники несмотря на собственное горе с удивлением смотрели на темневшую за окнами толпу прибывших на прощание судя по всему с большим человеком. И от этого собственные страдания становились еще более глубокими. `Ничто не вечно под луной!` А как хотелось, чтобы жизнь молодых была не столь скоротечной. Почерневшая от слез вдова терла виски пронашатыренной ваткой и твердила, словно заведенная `Отмучился. Отмучился...` Такие же молоденькие сослуживцы неловко, словно испытывая суеверный ужас перед покойным неловко подняли гроб, понесли его из зала. При выходе замешкались гроб качнулся. Здоровенный альфовец подхватил угол, поддержал. Сдвинув в сторону юнца из комендатуры сноровисто, словно всю жизнь это делал мягко поставил край гроба на тележку с колесиками и двинул его вперед. В катафалк. Словно вогнал патрон в патронник. На счет `Раз-два!`

Двери зала закрылись. Подошла очередь Деда. Подошла? Подкралась незаметно! Народ потянулся в маленький дворик.

Олег был здесь с утра. Скорбные обязанности притупили мрачные думы, последние дни навалившиеся на него. В этом было облегчение. В этом была своя необъяснимая логика.

Самые тяжелые минуты имеют свое заземление: необходимость действовать, контролировать свои слова, поступки перед окружающими, что-то решать. По невидимому проводу негативные заряды стекают на землю не доводя сознание до полного умопомрачения. Олег прошел в служебное помещение в задней части морга. В красном, обитом гофрированным кумачом гробу лежал Дед. Его еще курсантский парадный китель цвета морской волны был укрыт белым покрывалом. На восковом, словно черно-белая фотография, лице - белая кожа и смоляные без проседи усы - печать умиротворения и покоя.

- Ну как? - худенький санитар сделал все, что мог - что там `Макс фактор`. Ушли синие круги под глазами, разгладились глубокие морщины.

Олег кивнул.

- Понесли.

Они вдвоем переставили гроб на каталку и двинули в зал. В изголовье мраморного постамента Адмирал уже установил фотографию Деда. На репродуцированном и увеличенном снимке тот был серьезен и суров, как может быть суров человек, снимающийся не для чего-нибудь легкомысленного, а на само удостоверение сотрудника КГБ. Форма была старого образца, а в петлицах венчики с пятиконечной звездой. На новые удостоверения такие фото не принимаются. Но Деду это было не надо. Через месяц он должен был закончить службу. Окончил раньше...

Панихида была краткой. Слова прощания были оставлены на потом. Дорога к последнему приюту была долгой. Попетляв по столичным улицам и выкатив на Рязанское шоссе, кавалькада включила форсаж. Родственники хотели похоронить Серегу на маленьком деревенском кладбище в Черкизове неподалеку от Коломны.

Бывший деревенский погост, наверное, никогда не видел такого скопления людей. Даже несмотря на то, что многие вынуждены были попрощаться с товарищем в шестиграннике, в Черкизово пришли четыре набитых Икаруса да десяток легковушек с гаишным жигуленком во главе. Люди разбрелись по узеньким тропинкам, проходам между металлическими и деревянными оградками, окружили удивительно ярко-желтую от песка свежую могилу.

Говорили много, но, как всегда, бестолково и сумбурно. `И похоронить товарища не умеем...` Олег волновался. Ему очень хотелось сказать обо всем, что наболело, сказать теплые и дружеские слова о погибшем. Вспомнить... Но когда настала его очередь, горло перехватило и, кроме `Прости!`, он ничего выдавить из себя не смог.

А перед глазами стояло...

Ликвидация банды наемников, совершавших систематические рейды по тылам федеральных войск вступила в завершающую фазу. После тщательной и детальной проработки операции несколько бригад спецназа взмыла в небо.

С вертушки было видно хорошо. Привычная хмарь чеченской осени отступила под лучами жаркого солнца. Пыльное плоскогорье с черными язвами окопов и брошенных армией капониров. Вертушки шли, почти касаясь лопастями верхушек деревьев лесополос. Чем черт не шутит - шальная пуля могла достать на высоте. Стелющийся по над землей полет был безопаснее. Через полчаса, точно по графику, показалась база с муравьиными телами ее обитателей.

Словно по запаху, Олег определил своих. Внедренные заранее в банду они должны были обеспечить высадку десанта, ударив противник в тыл. Все они были как на ладони: оранжевая куртка Анны, клетчатая шерстяная рубаха Руслана да черный свитер Деда.

Пока вертушка, виляя хвостом, пыталась сесть за лесополосой, Олег увидел, как Анна бросилась к аварийному выходу из бункера. По замыслу, он должен был уже предусмотрительно быть отомкнут Казбеком. Дед уже маячил у главного входа. Там могло быть наиболее жарко. Несколько пулеметов в нишах бронированных бункеров водили жалом, прочесывая все вокруг.

Когда Олег в числе альфовцев продрался через кусты, было ясно, что план неожиданного штурма удался.

Бойцы Альфы буквально пластались по земле, стремительно приближаясь к базе. Оборонительные сооружения были неплохим укрытием для наступающих.

Дед практически контролировал главный вход, когда оттуда ударили крупнокалиберные пулеметы. Он рванул чеку и швырнул в свободное окно ДОТа. Пулемет замолк, но из-за кустов ранее не обнаруженного ДЗОТа ударили еще два.

Руслан мощным прыжком свалил Вольдемара с ног и резким ударом рукоятки Стечкина вырубил. Мгновение - и его руки были обхвачены блестящими браслетами.

Через считанные минуты альфисты были внизу. Фактически они стремительно зачищали подземные помещения, не позволяя уничтожить имеющиеся материалы.

Над лесопосадкой поднялся вертолет. Длинные очереди его пулемета прочертили глубокие борозды. Несколько боевиков упали, срубленные огнем, остальные побежали.

Руслан посмотрел на часы - лежбище одинокого волка прекратило свое существование за пятнадцать минут. Из бункера выходили бойцы, распаренные и возбужденные. Вынесли двух раненых.

`Где Дед?`

Деда не было нигде...

Когда его вынесли на поверхность, он еще жил. Окровавленный свитер изорван в клочья, лицо молочно-восковой спелости. Увидев Анну, он еще силился что-то сказать. Но у него не получалось. Тогда, собрав последние силы, он выдохнул два слова - `Дембельский аккорд`.

Анна завыла, как волчица, потерявшая своего детеныша. Дико, страшно.

`Прости!`- снова повторил Олег, наблюдая, как желтый песок покрывал алую крышку гроба с новенькой парадной фуражкой, прибитой гвоздем через лакированный козырек. Песок сыпал и сыпал... Последней горсть земли бросила Анна.

Кто-то хлопнул Олега по плечу. Валерий Иванович - ВИ.

- Ты как? - Этот вопрос ему задавали с монотонностью маятника. `Ты как? Ты как?`

Олег пожал плечами, кивнул на песчаный холмик.

- Вот так, старик.

Рабочие сноровисто обрубали длинные стебли гвоздик, втыкали их в землю, плотно утрамбовывая ее сильными ладонями.

`Неужели и здесь цветы воруют?`- мелькнула мысль.

- Дольше постоят,- словно угадав, пояснил крепкий парень с фиолетовым в мурашках лицом. Он спешил завершить свое дело: невероятно горели трубы. Магазин ждал... Он лихо рубанул по стеблям короткой, с отполированным землей жалом лопатой. Венки и цветы густо покрыли холм, с которого сквозь это буйство смотрели глаза Горюнова. Поминальной свечой алел в изголовье осенний клен.

У ворот распрощались с высоким начальством. Что жизнь, что смерть, а оперативная обстановка диктует свои условия, свой режим. Мигнули фонари, и синие мигалки стали стремительно удаляться. Без начальства, хоть и своего, дышалось как-то легче.

Поминки проходили в местной столовой. Народу набилось - яблоку негде упасть. Традиции собирать всех за одним столом и в радости и горе блюлись свято. Альфовцы сгоношили стол во дворе. На улице привычней. У них, как в походе, было все свое. Это не было желанием выделиться или обособиться: они знали, что денег на все это мероприятие немного и потому вводить в расход своим присутствием не желали. Несколько ящиков водки, импортный сухой паек, только что поступивший на вооружение: начальство, лично побывав в Первомайском, осознало, что сытый боец менее критически настроен, а принцип спецназа `бегать на короткие дистанции` еще не повод держать бойцов впроголодь.

Пили молча, вместо тостов обменивались короткими репликами. После третьего стакана народ потянулся покурить.

- Ты как?- снова спросил ВИ. Его щеки порозовели, в глазах появился блеск, который не могли скрыть затемненные стекла.- Я ведь не риторически тебя спрашиваю. Я ведь понимаю, что...

- Что я не выдержу и уйду?

- Вроде того.

- В принципе я давно был готов это сделать.

- Что держит? Долг? - ВИ затянулся дымом от чужой сигареты. Курить бросил год назад и держался, несмотря на соблазны. - Деньги? Выслуга?

- Шило на мыло менять? - Олег закашлял. Он давно думал о том, что делать вне конторы, но его фантазии дальше `суток через трое` не шли. Каким бы уникальным образованием он не обладал, закрепив его дипломом Высшей школы КГБ, а затем усугубив в Дипакадемии, он сомневался в возможности приложения своих знаний вне конторы. Даже не сомневался.

Воля пугала, словно море слабого пловца. Пугала даже не сама воля, а лишь мысль о ней. И сегодня, прощаясь с Дедом, он чуть ему завидовал. Тому не пришлось выбирать и делать отчаянный шаг. Все сделали за него. `Бред какой-то!` - подумал он.

- Шило на ящик мыла . - ВИ улыбнулся.

Сейчас он мог улыбаться. Но пять лет назад ему было не до улыбок. Девяносто первый многих отучил от этого естественного для человека процесса.

Отрицательная энергетика накрыла площади столицы облаком злобы. Демократические бомжи и номенклатурные перерожденцы звали людей на баррикады. `Долой!` и `К ответу!` стали лозунгами дня. Не свойственное истинной демократии черно-белое мышление лишило плюрализм его притягательной силы. Но никто не задумывался тогда. Тайфун разрушения поднялся над страной.

Господи! Где они - пророки новой эры. Одних уж нет, а те далече. Баранников в могиле, Ильюшенко - в камере, Кобец - в камере, Станкевич - в розыске, Лебедь - в опальной оппозиции, Грачев... Ерин... Бурбулис... Куркова... Старовойтова... Попов...

Революции пожирают своих детей! Наши революции прожорливее. Они пожирают и детей, и внуков.. И детей детей. И внуков внуков.

`Мы вылечим больное общество`, - кричали на трибунах.

Лекари перестройки лечили народ с садизмом инквизиторов. Без наркоза, без стерилизации. Вскрыли, посмотрели, что внутри... А раны залечить забыли. И гноятся эти раны, ох, как гноятся.

Все это для ВИ было ясно тогда. Даже раньше. Уже в восемьдесят шестом появились симптомы болезни. Именно тогда возникла первая тревога. Среднее поколение воспринимало ее интуитивно, старшее - разумом. Все погружалось в состояние неизлечимо больного перед концом. Накаченное идеологическими наркотиками тело ощутило облегчение. Но последнее...

Словно под гипнозом недальновидные политики делали судорожные движения. Долбаный ГКЧП довершил все...

Забыли вожди наставления старой проститутки - если тебя насилуют, расслабься и получи удовольствие...

А как хорошо начиналось!

Появление Валерия Ивановича Свиридова в КГБ, или как ее тогда называли - конторе глубокого бурения, не было ни событием, ни явлением из ряда вон выходящим как для самой конторы, так впрочем, и для него самого. Окончив техникум и поступив в вечерний институт, он никогда не задумывался о возможности карьеры в качестве офицера всесильного и могучего ведомства. К нему он относился так же равнодушно, как к троллейбусу или фонарному столбу. Ну есть и есть. О репрессиях или о других мрачных страницах, связанных с данным наркоматом, думать не приходилось.

Близких родных драматические годы прошли стороной: ну, не были они причастны к троцкистско-зиновьевским блокам, да и о покушениях на Сталина и его окружения как-то не задумывались и потому на кухне не обсуждали. Миновала чаша сия. Но в этом трудно было искать закономерности, так как тысячи таких же работяг, а они были именно работяги, далеких от политики, рыли каналы и строили БАМ. А потому, как ворона не пуганная, к предложению поступить на работу отнесся спокойно и с достоинством. Тем более что сделано это предложение было близким другом Василием Тюриным в весьма конфиденциальной обстановке - на верхней лестничной площадке родного завода.

Именно для этого завода в отделе Главного энергетика они с Тюриным добывали вентили, задвижки Лудло, и прочую тепло- и сантехническую дребедень. Именно там Василий поведал ему страшную тайну, суть которой сводилась к тому, что сам он уже почти оформлен на службу и не сегодня - завтра будет увольняться из народного хозяйства. Поведал ему друг и сотоварищи о том, что, будучи в кадрах `где у него свои люди и все схвачено`, продал он душу Валерия Ивановича со всей революционной страстностью. И почти кровью расписался под своей рекомендацией.

Как человек язвительный от природы, ВИ долго и нудно расспрашивал сотоварища о их совместной будущей героической работе. Догадывался, что тот ни хрена не знает, а потому либо будет врать, как Троцкий, либо щеки надувать, прикрываясь секретностью. Так и оказалось. Тот вилял и изворачивался, глубокомысленно закатывал глаза, демонстративно прислушивался к шагам на лестнице, в конце концов взмыленный от пристрастного допроса поставил вопрос ребром.

- Так ты готов служить Отчизне?

Резкость и конкретность заявочки обдала ледяным холодом. СЛУЖИТЬ ОТЧИЗНЕ!

- Нет, брат, я, наверное, недостоин!

ВИ еле сдержался на серьезной волне, увидев несчастный вид приятеля, который, судя по всему, не менее изощренно врал и про него в этих самых кадрах, где все схвачено. Ну должен же был он показать знание людей, без которого он просто тьфу, и никакой `не командир, а просто балаболка`.

Однако не прошло и трех дней, как дали о себе знать эти самые кадры. Которые решают всех.

Прибыв по звонку на Малую Лубянку, ВИ с удивлением обнаружил, что увиденное там мало отличается от того, с чем он сталкивается ежедневно. И мужики, проверяющие документы, тогда без формы на проходной стояли. И женщины, как потомки оккупантов, тащили за задние лапы посиневших кур из буфета. Все по-нашенски, по-человечески.

У его собеседника была лысая, как глобус, голова. Во время беседы она меняла цвет и, кажется, даже форму. А еще обладала невероятной способностью `гонять волну`. В мгновения сосредоточения кожа на черепе собиралась в складки и в месте, где на глобусе должен находиться Северный Ледовитый океан, бушевал шторм.

`Наверное, я им не подойду: не умею я так`.

Но он подошел. Его оформляли со скоростью курьерского поезда, словно без него невозможно было начать что-то очень важное, особо секретное и государственной важности. Секрет открылся просто. Сам и все его родственники всю жизнь прожили в Москве, работали на режимных почтовых ящиках. Не привлекались, не участвовали, не состояли и не имеют. С пятым пунктом было не хуже чем у элитных породистых собак. Вся усопшая родня покоилась на кладбищах московской и рязанской губерний. `Я чист, как Апполон`, - отметил он про себя, что подтвердили и результаты медицинского освидетельствования: кожные покровы чистые, живот мягкий.

И осмыслив это, подписывая необходимые бумаги и обязательства, невольно задумался - а не продешевил ли. Он почти гордился своей биографией - такой чистой и стерильной. Спортсмен, комсомолец, Отличник боевой и политической подготовки, лично вкативший на танке в Братиславу в 1968 году. Что может быть лучше...

Однако его покровы и мягкий живот никого в конторе не взволновали. К появлению под сводами Лубянки очередного салаги отнеслись как к делу рядовому и обыденному. К удивлению своему он осознал, что таких, как он, здесь вагон и маленькая тележка, что все почти стоят в одной стартовой позиции - лейтенанты и старлеи. Что даже начальники по званию не выше капитана, а аксакалом для всех является подполковник. Карьера, на стремительность которой он расчитывал требовала не только отличной родословной, но по меньшей мере настойчивости и желания...

Как бы то ни было, разочарования он не испытал. Команда подобралась отменная, а потому жизнь проходила в познании внешнего мира, который имел, как оказалось, и теневую, гадкую сторону, и в радостных утехах младшего офицерского состава.

Что касается первого, то все было, как он и предполагал: вчерашние кумиры блекли в глазах, поворачиваясь к молодому оперу обратной и весьма непривлекательной стороной. И по прошествии многих лет понял, почему так страшит отдельных персонажей сама мысль о наличии в архивах КГБ каких-либо архивов. Уж слишком омерзительной для окружающих, тем более для почитателей может оказаться его фигура, если кое-что выплывет на поверхность.

Что касается второго, то арсенал радостей был традиционен со времен Петровской гвардии и давыдовских гусар. `Наливай да пей!` К счастью, жертв и разрушений после таких гулянок в практике ВИ не бывало. Посуда сдавалась в срок: женщины были всегда довольны.

Из всех профилактик, проводимых с зелеными юнцами старшими братьями, ему запомнилась одна, выраженная строками Расула Гамзатова.

`Пить можно всем, но помнить только,

За что и с кем, когда и сколько`.

С тех пор он свято следовал совету мудрого горца.

Свою жизнь ВИ мог бы разделить на три периода. Разных и удивительно драматичных. Первый - с того самого дня, когда он ступил на улицу Лубянку. Длительный по протяженности, он вобрал в себя столько, что этого `столько` хватило бы не на одну жизнь. Двадцать пять лет безупречной службы. Карьера от младшего опера до начальника службы. От лейтенанта до полковника. Олимпиада, Афганистан, московский фестиваль. Успешная реализация множества разработок, миллионы возвращенных государству и гражданам ценностей, участие в серьезных розыскных мероприятиях - от карателей до террористов. Он был удивителен - этот период.

Второй - с 19 по 21 августа. Словно карточный домик, в одночасье рухнуло то, что почиталось незыблемым. Куда делось то, что еще вчера цементировало, объединяло. Линия идейного фронта пролегла в самых неподходящих для этого местах - между единомышленниками, друзьями.

Вера, надежда... Где вы? Мир встал на дыбы и пал, рассыпавшись в прах.

Третий - все, что произошло после. Череда разочарований, предательств больших и малых, переоценка ценностей. Как не заблудиться, не заплутать в потемках собственного сознания и сознания лиц, пришедших к власти.

События развивались быстро, стремительно, как у Пушкина. `Ветер между тем час от часу становился сильнее. Облачко обратилось в белую тучу, которая тяжело подымалась, росла и постепенно облегала небо. Пошел мелкий снег - и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл: сделалась метель`.

Но на то и учила родная Коммунистическая одряхлевшая, чтобы каждый в этой жизни мог выжить сам. Без чужой помощи в трудную минуту мог разобраться в диалектике процесса, определить свою роль и место.

Единственное, в чем без промедления смог разобраться ВИ, так это в том, что его время кончилось. Надо начинать сначала.

Собственно, ничего удивительного в этом не было. Для многих трезвомыслящих все, что началось в восемьдесят пятом, было чередой уступок, измен и предательств. А точнее, началом того, что не вписывалось в логику порядочных государственных людей... Даже при объективной необходимости перемен в жизни. `Но не такой же ценой!`- сколько раз восклицал ВИ.

Решение давалось мучительно. Много раз он доставал из стола чистый лист и пытался изложить в нем все, что наболело, что пришлось пережить... Но слова, несмотря на природное острословие, не находились. Написанное казалось каким-то вычурным, неестественным. И хотя он мог подписаться (да и подписывался) под всем, до последней запятой изложенным, но показать кому-либо подобный `манифест` не решался. Он рвал написанное на мелкие кусочки, аккуратно складывал в пепельницу и, как Штирлиц в тылу врага, жег.

Сжег все! Ничего не оставил.

- Шило на ящик мыла, - вновь повторил ВИ. - Правда, этот ящик надо еще заработать, но это уже второе... Хочешь - можешь заработать два, три ящика мыла.

Олег пожал плечами. Собственно, ему столько не надо. В принципе его устраивало все что он сейчас делает. Хватало и того, что он получает. Хотя это было смехотворно мало. Его опера, отягощенные семьями, больными родственниками, детьми, с трудом дотягивали до середины месяца. Многие уже забыли, когда последний раз обедали в столовой. Наиболее отчаянные готовы лезть хоть волку в пасть, чтобы хоть немного заработать сверх того, во что ценит ЭТУ службу государство. Сам Олег довольствовался в силу объективных обстоятельств тем, что есть. Смерть Деда на некоторое время отодвинула планы коренного изменения судьбы. Был долг, который предстояло отдать. И этот долг не позволял отвлекаться, тратить время на думы о будущем.

- Мне столько не надо, - улыбнулся Олег.

- Примитивно рассуждаете. - ВИ снова затянулся. - Дело не в деньгах. Дело в свободе. Именно в ней. В способности самому определять, что тебе надо, с кем ты хочешь дружить, общаться, делать дело. Дело в том, что ты сам выбираешь себе дело. Это сложно тебе понять, пока голову стягивает околыш фуражки, но наступит время.

- Напрасно агитируешь - я отмороженный.

- Удивил! Мы живем в самой отмороженной стране. Среднегодовая температура здесь на два градуса ниже, чем в Европе. А ее жители вынуждены носить на 10 процентов больше одежды. Именно потому здесь национальный напиток - водка, согревающая тело, а густой борщ - лучшая закусь, расщепляющая водку. Круговорот в природе. - ВИ усмехнулся. - Представляешь, закусываем, чтобы не опьянеть, а пьем собственно для этого. Борьба с преодолением трудностей - наша движущая идея.

- Вот с этими самостоятельно воздвигаемыми трудностями я и борюсь.

- Дон Кихот ты мой. - ВИ махнул рукой. Он помнил, сколько надо было передумать ему, чтобы подать рапорт. `Видно, не наигрался в любовь к Родине! Вроде ровесники, а на тебе...`

Упрямство и настырность нового поколения чекистов удивляла. Их логика граничила с абсурдом. Можно было понять парней на периферии, где гарантированный заработок давала преимущественно государственная служба. Но Москва!.. Здесь возможности для думающего человека неограниченны. И тем не менее это поколение выбирала иное - лабиринт из колючей проволоки, прохождение по которому доставляет удовлетворение, когда не рвешь локти и колени о металлические колючки и штыри. Самоистязание для этих людей стало нормой жизни. А все потому, что `За державу обидно`?

- Не созрел, - констатировал ВИ.

- Не созрел, - констатировал Олег.

- Созреешь - звони. Пароль прежний.

Возвращаясь в Москву в машине ВИ, Олег уснул. Все тревоги, волнения и хлопоты минувших недель растаяли, растворились в добром и безмятежном сне.

Очнувшись уже около своего подъезда, Олег не мог вспомнить, что ему снилось. Но на душе было легко и безмятежно.

- Созреешь - звони! - прощаясь, снова повторил ВИ. Олег кивнул.

Фольксваген мигнул поворотником и, попетляв вокруг кое-как припаркованных дворовых машин, скрылся за углом.

Олег достал сигарету. Ощущение чего-то легкого и невесомого, пришедшее со сном, не покидало. Машинально бросил взгляд вверх. Его окна светились. Он пересчитал этажи. Да, это его окна.

Лифта ждать не стал. Два шага - один марш. Олег летел вверх, не ощущая ни сердца, ни дыхания. Ключ вошел как всегда, но не поворачивался. Дверь открылась сама.

На пороге стояла Татьяна.

Они пили чай на чистенькой вылизанной кухне. Мир, еще утром казавшийся Олегу рухнувшим в тартарары, восставал из пепла, обретая вполне сносные очертания.

Олег рассказывал. Ему хотелось передать ей все, что накопилось в душе за последние месяцы. Сейчас, как никогда, ему требовалось заземление, чтобы не взорваться, не вспыхнуть от внутренней энергии, накопившейся в нем. Мысли прыгали с пятого на десятое, сбивались, но неизменно он возвращался в колею.

Он рассказывал о том, как погиб Дед, как бились за каждый метр земли парни из чеченского управления ФСБ во время штурма Грозного боевиками, как он вывозил тела товарищей, как разыскивал пропавших. Как позорно предали их всех вожди. Как повторил подвиг фельдмаршала Кейтеля Александр Лебедь, подписав акт о безоговорочной капитуляции.

Он знал, что многое из рассказанного Татьяне было известно: она систематически общалась с супругой Пушкарного (до Олега доводил эту информацию Руслан). Тактичный разведчик умел полунамеком, между прочим вбросить дозу, которая непременно должна осесть, материализоваться в сознании собеседника. И тем не менее Олегу было важно самому переосмыслить все, что произошло, что случилось не благодаря, а вопреки... Словно на Страшном суде, он вслух, без утайки, ничего не скрывая, излагал свои мысли о происшедшем. Татьяна слушала, не перебивая. Так может слушать только одна женщина в мире - его жена.

Выкипающий чайник уже не клокотал, а устало посвистывал в тщетной надежде пытаясь привлечь к себе внимание. Но они не замечали этого. Для них окружающее перестало существовать...

Когда расслабленные от свалившегося на них счастья они молча лежали, думая каждый о своем, а по большому счету об одном и том же: о них двоих - какими дураками они были, зазвонил телефон. И стремительно одеваясь, как и тогда, он ловил на себе недоуменный просящий взгляд жены. `Ну почему сейчас?`

Только серьезность информации не позволила Олегу послать всех к чертям.

Машина пришла через десять минут.

Работая на самом тяжелом и непредсказуемом участке борьбы с терроризмом, Олег все больше задумывался над причинами этого явления. Явления аномального, жестокого, бесчеловечного. Чем больше анализировал, тем больше приходил к выводу, что эта аномалия лежит в психологии человека и уходит даже не в глубь веков, а в природу самого человека, являющегося по сути своей хищником. И эта суть так или иначе диктует ему нормы поведения в экстремальных случаях. При этом экстремальность ситуации определяется не только грозящей опасностью собственно для самого человека. Как существо общественно-организованное, он определяет угрозу не только лично для себя, но и для своей стаи. При этом может происходить искажение восприятия, что при определенном психологическом складе диктует не менее экстремальные решения, превышающие установленные нормы морали и нравственности.

И спросил Господь: `Каин, где твой брат Авель?`

Нет человека, который бы не знал эту фразу. И тем не менее вряд ли кто задумывался о том, что речь идет о первом в истории человечества террористическом акте. Отбросив тонкости доказывания субъективной стороны, Олег приходил к главному - убит себе подобный, чем-то мешавший такому же двуногому мыслящему существу, к тому же еще и брату.

Наверное, это был единственный факт в истории, лишенный двойного стандарта, по которому десятки веков жило человечество. Когда убийство выгодно лично нам либо группе людей, объединенной в определенную, чаще правящую касту, то оно признается если не логичным, то во всяком случае исторически оправданным. Общество так дружно осудило сталинский террор, что Олегу казалось - только идиот или паталогический поклонник Сталина сегодня во всеуслышанье может сказать, что Вождь и учитель всех времен и народов, утопивший страну в крови невинных жертв, был прав и в этом. Как ни парадоксально это утверждение, не вписывающееся в нынешнее мировоззрение, но по логике двойного стандарта защитники Сталина правы. Так уж в российской истории повелось, что кажется, именно тираны и деспоты были способны на поступки.

Чем дальше отодвигает нас от трагических событий время, мы невольно начинаем ориентироваться не на средства и методы, а на результат. Выступая в Голландии, председатель Правительства Виктор Черномырдин славословил Великого Петра. И не было в его словах лукавства. Петр действителен велик, хотя в его деятельности можно без корректировок обнаружить и признаки государственного терроризма, и пропаганды (да и реализации) войны. Возможно, кого-то покоробит сравнение, но по своим методам построения новой России он мало чем отличался от Сталина. Для рытья каналов, строительства Санкт Петербурга на человеческих костях, рубки голов и четвертования своих противников ему не нужно было даже символических `троек` или особых совещаний. Он просто брал и рубил, брал и строил на костях, а кто не согласен, в лучшем случае в Сибирь. И воровали в его окружении так, что не чета нынешним боярам. И так же он боролся с мздоимством и коррупцией. Методы же... Не дай Бог такого реформаторства! И не было, да, наверное и нет в России семьи, не пострадавшей от такого реформаторства.

Если бы мы вели свои родословные от Рождества Христова, то у многих некоторые ветви оборвались бы именно в царствование Петра. Но память имеет ограниченный ресурс. И по прошествии веков все обретает такие очертания, словно история сфотографирована мягкоработающим объективом. Первый план четок, задний размыт. И именно на том самом размытом плане остаются кровь, слезы, мучения.

Как любим мы сегодня аппарат `Кодак`, думал Олег. Все четко и красиво. Но через его объектив нельзя рассматривать историю. Однако сегодня, когда разговоры о корнях терроризма необходимы для осмысления этого явления, мы достаем именно `Кодак` и делаем несколько снимков. И блекнут вчерашние герои, исчезает ореол, и становится все, что вчера казалось незыблемым в оценках, спорным, а может быть, прямо противоположным.

Прочитав сотни томов умных книг по данной проблеме, Олег мучительно искал ответа: что является причиной терроризма, какие психологические типы людей могут быть потенциальными террористами, что лежит в основе идеологического обоснования терроризма и почему в цивилизованном обществе, провозгласившем гуманизм как общественный принцип, героями сказок и легенд являются именно люди с криминальными наклонностями. Разбойники Робин Гуд и Емельян Пугачев, народовольцы, покушавшиеся на царя, но убивавшие ни в чем не повинных людей. Почему политическая целесообразность превалирует над библейской заповедью `Не убий!`

Как ни странно, но он приходил к мысли о том, что история человечества - это - по большому счету не только цепь смены общественных формаций, побед и поражений, открытий и войн, заговоров и предательств. Для криминолога история человечества - это история преступлений. От убийства Авеля до событий в Кизляре, от распятия Христа до захвата заложников в Перу. Яд и кинжал, острый клинок и меткая пуля, толченный алмаз в вине и радиоуправляемая мина. Время оттачивало мастерство террористов, время диктовало средства осуществления насилия. Неизменным оставалось одно - предмет, ради которого свершались кровавые злодеяния, - деньги и власть.

Олег и его коллеги понимали, что сегодня на просторах России развязана необъявленная война и за то и за другое. Не было смысла анализировать бытовые преступления, даже с тяжкими и особо тяжкими последствиями. Они были всегда, наверное, навсегда и останутся. Но есть преступность, по характеристикам которой можно судить о состоянии общества в конкретный исторический период, правовой защищенности членов этого общества - комплексе социально-политических, экономических и юридических инструментов, призванных обеспечить рядовому гражданину его безопасность. Как ни хотелось убедить себя в том, что такие инструменты есть, Олегу это удавалось с трудом. Как ни хотелось верить и знать, что `процесс пошел`, что уже появился свет в конце тоннеля, для оперов было совершенно ясно, что процесс идет давно и отнюдь не в нужную сторону. Что свет есть, но, увы, не впереди, а сзади. Несмотря на публично демонстрируемый оптимизм самими сотрудниками МВД, Прокуратуры и ФСБ. По-своему они были правы. Однако положа руку на сердце, несмотря на рост раскрываемости, никто не мог с уверенностью сказать, сколько реально совершено преступлений в России. Не только тех, которые зарегистрированы и процент раскрытия которых составляет основу подобного рода официальной статистики. А тех, при которых пострадавший не рискует обращаться в органы правопорядка, боясь за последствия или полагая, что они ему все равно не помогут.

Сколько совершено латентных преступлений?

Сколько ходит на свободе реальных взяточников, коррупционеров, шпионов? Каждый год ФСБ разоблачает их около 30. А сколько на самом деле живут под солнцем этой страны? Если судить по состоянию оперативной обстановки, их на два порядка должно быть больше. Все ли они досягаемы для спецслужбы в силу занимаемого ими положения? На это вряд ли кто ответит.

Это заставляло Олега задуматься собственно о состоянии общества, его способности противостоять экспансии преступности. В конце концов не только юридическая база и материальное оснащение являются залогом успешной борьбы с криминальным злом. Главным, по его мнению, должна быть воля. Воля руководства страны, воля каждого ее гражданина.

Террористы в Испании убили студента. Миллионы людей вышли на улицу. В толпе не было равнодушных, каждый был готов вступить в схватку с убийцами.

В Бостоне убили полицейского. Случайно. И не только преступники попрятались по домам, но и рядовые граждане предпочитали без нужды не появляться на улицах: действия полиции были не предсказуемы. Но никто не возразил против этого. Нет сладких лекарств, которые лечат тяжелую болезнь.

Правоохранительные органы сегодня, по мнению Соколова, брошены в моральном плане на произвол судьбы. Многие их победы глашатаи гласности относят к разряду случайностей, если о них предпочтут вспомнить вслух. Только в пяти случаях из ста сообщалось об успешной операции, проведенной по обезвреживанию преступников. О суде над ними. Десятки тысяч преступников получили свои сроки. Но о судах в последнее время вспоминают только тогда, когда в них случится что-то экстраординарное. Преступник, например, убежит... Да и не всегда в репортажах из зала суда журналист на стороне правосудия.

Часто вынесенный приговор подвергается сомнению, выраженному в соответствующих комментариях. И в этом случае главным действующим лицом становится адвокат.

Особенно раздражало Олега то, что в большинстве случаев героем публикаций является анонимный убийца, разбойник и бандит. Кто знает в лицо наших знаменитых сыщиков? Но Басаева и Радуева, Япончика и Салоника знают все. Они герои публикаций, телерепортажей. И дело здесь не в специфике профессии прокурора, милиционера или чекиста. Дело, по мнению Олега, было в другом: рухнула логичная в прошлом шкала ценностей, согласно которой - честь и слава людям, которые борются со злом.

С утра до вечера тема преступности занимает внимание обывателя. Неоправданно много, вне всяких пропорций на него обрушивают поток жестокостей.

Утренние газеты лучше кофе бодрили нервную систему: страшилки `МК`, набранные жирным шрифтом, трупы на развороте газеты `Сегодня`. Дневные криминальные репортажи по телевидению. Кровь в рубрике `Криминал` НТВ. И наконец ночной `Дорожный патруль`.

На перекрестках автомобилистов и их пассажиров буквально атакуют несовершеннолетние книгоноши, предлагающие `Бандитскую Москву`, `Бандитский Петербург`, `Проституток Москвы`, `Кулинарную книгу анархиста`.

Почти еженедельно предстает перед телеэкраном скрывший под маской лицо преступник, извращенец, киллер, который не только не боится последствий (закон о СМИ гарантирует ему безопасность), но он еще и использует общественную трибуну для пропаганды своих взглядов, саморекламы. Зритель же записывает в подкорку только одно - `Ты бессилен перед преступником, тебя никто не защитит.`

По мнению Олега и его коллег, психологический террор, которому подвергает своих сограждан четвертая власть, не менее опасен, чем террор физический. Результат - неспособность конкретного лица постоять за себя.

Анализируя все это, Олег вел свое досье, многие материалы которого, по его мнению, были за гранью и морали, и нравственности, и человеческого гуманизма. В одном из номеров АИФ, отнюдь не специализированного пособия для инквизитора, он обнаружил следующую инструкцию для палача.

`Слоник`: надевается противогаз, но доступ воздуха перекрывается. Мучить человека можно часами. Но если в трубку засыпают специальный порошок (`мышьяк`), после первого вдоха узник подписывает все, что от него требуют. ...

`Конверт`: ноги жертвы заворачивают пятками к затылку, связывают с вывернутыми руками и в этом положении бьют.

Изнасилование обычно применяется к мужчинам. Силу насилия фотографируют, а фотографии обещают показать другим заключенным. Тогда арестант может попасть в касту опущенных, то есть отверженных всеми, кого бесконечно мучают, насилуют и бьют.

`Распятием Христа` называют пытку, при которой человека сначала привязывают к койке. Широко расставленные руки и ноги закрепляют наручниками к металлическим прутьям. Затем через проволоку пропускают ток`.

Примечательно, что автор этой инструкции маньякам ссылался на письма читателей, которые утверждали, что такие пытки применяются сотрудниками милиции в изоляторах. Соблазнившись `жареной` темой, автор намекает: `Не обращайтесь в милицию, если не хотите стать `Слоником`.

Таким образом решается задача `от обратного`. Не мобилизация общества на борьбу с преступностью, а мобилизация преступности на борьбу с обществом. Особенно печально было то, что в такой атмосфере подрастает новое поколение, наиболее восприимчивое к столь экзотической жизни. И вполне объяснимо, что среди молодых преступников появились такие, которых даже закоренелые рецидивисты называют `отморозками`

Эти мысли не покидали Олега и сейчас, когда люди вновь столкнулись с необходимостью восстать, не покориться бандитам. И если этого не сделают сами пострадавшие, то снова придется вступить в игру им.

Словоохотливый дежурный водитель не закрывал рта. Темами ораторий для голоса и мотора были любые внешние раздражители. Спешащие водители, плохие дороги и погода. Под болтовню он давил акселератор, не обращая внимания на стрелку спидометра.

- Не быстро едем? - поежился Олег.

- Нормально. Зато мучиться не будем... Так про что я говорил?

Кузов машины дрожал от напряжения. Казалось, что вот сейчас выйдут закрылки и восьмицилиндровая `Волга`, такой же рудимент, как и ее владелец, поднимется над шоссе.

- Сбрось скорость. Под лежачий камень всегда успеем, - робко попросил Олег. Попасть на Ваганьково после возвращении Татьяны не входило в его планы.

Стрелка спидометра качнулась влево и машина, чуть осев, с галопа перешла на рысь.

- Нормально, - снова загоготал водила. Большой и добродушный, он словно родился за рулем. Даже самое скверное настроение у него становилось лучше, если он садился за баранку. За ней он всегда пребывал в отличном, чуть ироничном расположении духа. Длительные перерывы между поездками навевали на него скепсис и ипохондрию. Без работы он маялся и тосковал. Ездить же он был готов круглые сутки, не взирая на погоду и плохие дороги. Ездил он быстро, умело выбирая дырки в потоке. Его глазомер был поразителен. С точностью до миллиметра, к ужасу для пассажиров протискивался он в щели между машинами практически не сбавляя скорость. На красноречивые жесты водителей он отвечал торжественным ликующим ржанием.

Он был последний в конторе, кто сохранил в более менее приличном состоянии свой `восьмигоршковый рандван`. Несмотря на существующее предубеждение, не позволяющее снимать запчасти с разбитых машин, этот в приметы не верил и натаскал в свой угол железяк на две жизни своего мустанга. Прочие менее лелеемые столь популярные в восьмидесятых `восьмерки` уже давно сгинули в мартене ЗИЛа.

Водителя звали Василий Иванович, но даже звучность имени отчества блекла перед тем, как его величал народ. В глаза и за глаза его звали по разному. Наиболее популярными были два прозвища - `Капитан Каталкин` и `Шерстяной.` Первое прозвище он присвоил себе сам, заявив, что все сроки пребывания в звании старший прапорщик уже прошли. За отсутствием возможности стать лейтенантом, даже младшим, он сам присвоил себе звание прапорщик-капитан (по аналогии с генерал-полковником) и нацепил на погоны рабочего камуфляжа четыре маленьких звездочки в ряд.

Прозвание `Шерстяной` было исключительно физиологическим. Тело Каталкина было покрыто густыми, словно мохер, волосами. Ноги, руки и спина были поистине шерстяными. Во время игры в волейбол он напоминал большую мокрую губку, сталкиваться с которой удовольствия игрокам не доставляло.

- Какой я дурак, - думал Олег, вспоминая Татьяну, ее ласковые мягкие руки, ее тело, кожу, сдавленный стон... Все это, словно сладкий сон, таяло натиском реальности. И слушая треп Шерстяного, он осознавал, как мимолетны сладкие мгновения, как сурова и непривлекательна действительность, от которой хотел убежать и не мог. Словно зомбированный, он сел в машину, словно зомбированный, он мчится в аэропорт, словно зомбированный будет принимать решение по освобождению заложников, а потом, если получится, купит за свои деньги водки, чтобы с бойцами спецназа отметить удачу, а если что-то не получится, он опять-таки за свои деньги купит водки, чтобы помянуть (не приведи Господь!) погибших и в туманном хмельном угаре покаяться и попросить прощения. Как тогда на кладбище, прощаясь с Дедом. А наутро вся желтая пресса понесет...

А он опять ловя сочувственные взгляды, будет сжимать до скрежета зубы, проклиная все и всех.

`Господи, о чем я думаю? - Олег улыбнулся. -Ведь у меня есть Татьяна. Как там у Вертинского - `женулечка, жена?` Что еще надо человеку для счастья? - Олег снова улыбнулся. Плагиат: Кадочников из `Подвига разведчика` Человек, говорящий афоризмами - опасен для общества! Так, что ли, говаривал ВИ?`

-...а тут вылетают наши и та-та-та, - Шерсятной развивал какую-то новую тему. - А эти в штаны наложили и орут. А Адмирал...

- Не прозевай поворот, - оборвал Олег. Впереди маячили огни аэропорта. Сонные таксисты шарахались от летящей торпеды, проклиная и эту ночь, и плохие дороги, и крохоборов гаишников, и придурка, забывшего о ресурсе мощности `Волги`.

Свет прожекторов бил в глаза, но своих можно было узнать по силуэтам. Широкие плечи, не менее широкая от бронежилета талия и тонкие, стянутые берцами щиколотки. На проходной встречали трое. Над плечом одного угадывалось жало антенны.

Из дневника Олега.

Тетрадь первая

С 1970 по 1980 год в мире совершено 8114 терактов

С 1980 по 1985 вдвое больше

1986 - 774

1987 - 832

1988 - 856

1981 г. Сарапул. Два вооруженных террориста захватили в качестве заложников 25 учеников средней школы.

1983 г. Тбилиси. Террористами захвачены 57 пассажиров на борту самолета ТУ - 154.

1986 г. Уфа. 76 пассажиров ТУ - 134 оказались заложниками двух военнослужащих, вооруженных автоматами. В результате операции один террорист убит, второй ранен.

1988 г. 1 декабря, г.Орджоникидзе. Группа преступников во главе с уголовником Яшкиянцем захватила учеников средней школы.

1989 г. Баку. Террористами захвачен самолет с пассажирами на борту.

1989 г. Саратов. Преступниками захвачены семь заложников, в числе которых дети. Террористы уничтожены.

1990 г. 9 июня угнан самолет из Минска в Стокгольм

18 июня угнан самолет из Измаила в Турцию

19 июня угнан самолет из Риги в Хельсинки

24 июня угнан самолет из Таллина в Хельсинки

28 июня предпринята попытка угнать самолет ТУ - 154, следовавший по маршруту Краснодар-Оренбург-Краснодар.

30 июня по требованию террориста самолет, вылетевший из Львова, совершил посадку в Стокгольме.

9 сентября 1990 г. - убит Александр Мень.

6 (5?) октября 1991 г. - убийство в санкт-петербругском Дворце спорта `Юбилейный` певца и поэта Игоря Талькова.

2 или 3 декабря 1991 г. - убит Александр Петров, председатель правления `Профтехбанка`, спонсор национал-патриотических изданий.

Сентябрь 1992 г - убит Виктор Терняк, президент Евро-Азиатской компании, занимающейся экспортом цветных металлов.

8 января 1993 г. - четверо представителей фирмы `Сак` расстреляны в холе школы N1006, где фирмой был устроен тренажерный зал для желающих.

26 января 1993 г. - убит Валерий Куржиямский, директор Студии музыкальных программ РГТРК `Останкино`.

5 марта 1993 г. - в собственной квартире зарезан Александр Шишинин, продюсер группы `Комбинация`.

Апрель 1993 г. В пасхальную ночь в Оптиной пустыни зарезаны трое монахов. В убийстве сознался Николай Аверин - бывший `афганец`; по его словам, убил из религиозных побуждений (сатанизм). Вероятно, психически ненормален.

6 августа 1993 г. - в офисе МП `Водолей` выстрелом в упор застрелен Амиран Квантришвили.

30 сентября 1993 г. - в Москве совершено покушение на председателя Российского Фонда инвалидов войны в Афганистане Михаила Лиходея и его заместителя Сергея Трахирова. Оба получили огнестрельные и ножевые ранения. С места происшествия был похищен дипломат, где хранились печать фонда и его документы.

2 декабря 1993 г. В Москве в подъездах своих домов убиты председатель правления Россельхозбанка Николай Лихачев и директор ТОО `Тезей` Галина Муравлева.

Террор в России принял обвальный характер. Чеченский терроризм был выведен в отдельную тетрадь. Всего таких тетрадей было тринадцать. Тщательно пронумерованные страницы заполнены до последней строки.

ххх

Лететь предстояло не более сорока минут. В первом салоне собрались руководители операции. Первый доклад ситуацию прояснил настолько, насколько может прояснить информация территориального управления, изложенная в пятнадцати строчках шифровки, да в кратком комментарии дежурного по управлению.

- Около 21 часа в городской отдел милиции г. Брюлово поступил телефонный звонок. Неизвестный сообщил, что группой преступников захвачен автобус следующий по маршруту Москва- Тула. Неизвестный заявил, чтобы власти готовили большую - около миллиона долларов - сумму денег, место доставки которой будет сообщено дополнительно. - Адмирал перевел дух. - Вначале эту информацию приняли за очередной неумный розыгрыш. Однако через час, примерно в 22.10, патрульно-постовая машина на трассе подобрала раненого в плечо мужчину, который также подтвердил эту информацию. Но ни количество преступников, ни их приметы, ни номер автобуса он назвать не мог. Преступники ранили его, для более веского подтверждения своих намерений, и выбросили неподалеку от поста ГАИ. Автобус же проследовал дальше в сторону Тулы.

- Дороги перекрыты? - Олег разглядывал радужные узоры на карте.

- Основные да. Но автобус на них не обнаружен. Район огромный. Помимо трассы, десятки проселочных... Короче, загадок хватает.

Форма доклада Адмирала Олегу нравилась. Четко, по деловому. Он с огромным трудом выцарапал своего приятеля из столичного Управления и, выцарапав, почувствовал себя на своем `электрическом стуле`, как называл свое место, и уютнее и увереннее. После потери Деда... Операция по выводу Адмирала из одного управления в другое вполне могла бы войти в анналы классических разработок. Начальник Московского управления ни при каких обстоятельствах не отдавал не только толковых оперов, но даже интеллектуальных инвалидов, подлежащих утилизации. Олегу пришлось пустить в ход весь арсенал своих методов - от мелкой лести до скрытого шантажа. Шахматная партия длилась не один месяц, пока шеф управления плюнул на все и подписал откомандирование.

- Почто без проверки поднял шум? - руководитель спецназа широко зевнул. Изложенные вводные не впечатляли. Исходя из них, с ситуацией вполне могли бы справиться местные коллеги. Тащить `Альфу` для непонятных целей...

- `По-то!` - Адмирал дернул плечом. - Именно потому, что ситуация крайне запутанная и сложная. Смотрите: звонок раздался, когда теоретически автобус был в пути. По расписанию он вышел с автовокзала в 19.35. Звонок последовал в 21. Откуда мог звонить преступник? Остановился у автомата? Или звонил сообщник? Почему звонок прошел именно в Брюлово? Автобус был в том районе или наоборот стараются запутать? Все остановки до Брюлово автобус проследовал. Заложник, если он таковым является, выброшен около поста ГАИ. По данным кассы автовокзала в салоне тридцать человек. При посадке, как утверждает дежурный милиционер, ничего подозрительного не отмечено.

- Где ты его успел опросить? - Олег вновь поразился четкости действий Адмирала. За короткий срок он успел схватить то, что за это время схватить можно.

- Успел. Тут такая накладка произошла. Стечение обстоятельств. Райотдел по сигналу работал... Менты-мздоимцы- киоски бомбили, ну и... Короче, звоню в райотдел, чтобы выяснили про автобус, а они мне: `У нас один клиент сидит, как раз с того автовокзала...` Оказывается, акурат с него. Сержант из порток готов был выскочить, чтобы только дело замять. Рэкетир от околотка. Все описал. Дескать, в дальнейшем учтите, что я оказал помощь органам ФСБ...

- Органы... Органы...- Олег петлял по лесным дорогам карты. - Слушайте, а почему мы органы? Если менты органы внутренние, то мы какие.

- Мы? - командир спецназа улыбнулся. - Наверное, внешние.

- Короче, первичные половые признаки. - Адмирал развил тему.

- `СПИД-Инфо` начитался. - Если перед операцией шутят, то не все потеряно.

- Ну вот вроде и все! Больше информации нет.

На табло зажглась надпись `Пристегните ремни`.

х х х

На военном аэродроме команду Олега ждал целый кортеж. Легковые машины и автобусы, предназначенные для `Альфы` и ее вооружения.

Начальник местного управления Николай Степанович Гусаков был человеком молодым и азартным. Недавно приняв управу, он не стал ломать привычного ритма, менять руководителей. Традиционно профессиональный состав служил под руководством не одного начальника Управления. О каждом из них сам он отзывался с теплотой, не пытаясь противопоставлять себя им. Эта мудрость вызвала симпатию у личного состава. А когда Гусаков в актовом зале собрал жен сотрудников и один три часа отвечал на все нелицеприятные вопросы, Гусаков стал непререкаемым авторитетом и в их глазах. О чем шла речь и как шел обмен мнениями `знала только ночь туманная` Сам он о встрече вспоминал общими фразами, а жены молчали `как рыба об лед`. Тайный союз стал первым эффектным шагом.

В машине он коротко доложил обстановку, но она не изобиловала деталями. Потерпевшему заложнику была оказана медицинская помощь, он сейчас находится в больнице, и его опрашивают опера. Милиция контролирует дороги, дополнительные наряды брошены на прочесывание местности. Новых вводных пока от преступников не поступало.

Машина миновала тульский Кремль и свернула в узенькую улочку рядом со сквером. Справа серело здание областного управления.

- Что будем делать? - закончив доклад, спросил Гусаков.

- Пока ждать. Не мог же `Икарус` провалиться сквозь землю.

- Вроде не Бермуды. Я поручил ваших ребят покормить...

Он не закончил, как пискнул домофон.

- Николай Степанович, к вам Тихомиров из БТ.

Тихомиров

Тихомиров относился к категории матерых зубров розыска. Он был высок, несколько грузен, с непропорционально длинными руками. `У нас руки чистые, но длинные`, - любил самокритично повторять он. Карьеру розыскника он начал неожиданно для самого себя, оказавшись после взрыва в метро в самой гуще трагических событий. В тот достопамятный день он находился в соседнем вагоне поезда, в котором на станции Измайловская раздался взрыв. К счастью, поезд шел по открытому участку и до взрыва не успел войти в тоннель.

Ничего не подозревавшие умиротворенные пассажиры стали невинными жертвами бандитов. Очевидцы, находившиеся в непосредственной близости, в последствии вспоминали: `Раздался сильный удар. Было такое впечатление, что у вагона отлетели колеса, а сам он сошел с рельс. Потом тишина. И крики...` Это было неслыханное злодеяние, с аналогами которого чекистам не приходилось сталкиваться. Взрыв в вагоне поезда метро.

Курсант `вышки` активно помогал раненым и фактически сдал свой первый жизненный экзамен, сориентировавшись в сложной оперативной обстановке. Сообразил переписать свидетелей, а впоследствии максимально подробно помог восстановить картину происшедшего следователям. Наверное, потому на свою первую практику именно в тот год он попал к розыскникам столичного управления.

Через тридцать минут в тот роковой день раздался еще один взрыв - на улице Двадцать пятого октября напротив Историко-архивного института. Сработало заложенное взрывное устройство в урне. Осколком разлетевшейся витрины смертельно травмирован ребенок.

А еще через пятнадцать минут взрыв прогремел в непосредственной близости от Лубянки - в молочном отделе продовольственного магазина, что на углу площади Дзержинского. Итог терракта - семь человек были убиты и 37 ранены.

Все правоохранительные органы, спецслужбы перешли на жесткий режим работы. Были созданы десятки оперативно-следственный бригад, тысячи людей поставлены на ноги. Розыск велся от Бреста до Камчатки. Дважды в неделю все занятые в розыске службы отчитывались перед руководством КГБ, МВД, Прокуратуры.

Выявлялись не только очевидцы происшедшего, но опрашивались все, кто хоть что-нибудь мог знать по данному факту.

Увы, опросы более чем 500 человек результата, который бы мог вывести на разгадку, не дали. Более того, оперативным работникам довольно часто приходилось сталкиваться со случаями распространения различного рода слухов, часто нелепых и диких. Сам Тихомиров не раз занимался подобными проверками. Нередко поиски источников слухов завершались выявлением фантазера, который, стремясь показать особую осведомленность, рассказывал в своем окружении небылицы. Они распространялись со стремительностью тайфуна.

Тысячи сложнейших экспертиз были проведены специалистами, каждой из которой предшествовала длительная и кропотливая работа оперов с Лубянки, милицейских сыщиков, следователей прокуратуры.

Для того чтобы восстановить взрывные устройства, заложенные террористами, была собрана и перетоплена не одна тонна снега с огромной, прилегавшей к месту взрыва, территории. Из тел погибших извлекались осколки. Собранные твердые частицы были просеяны, отсортированы и сложены в первоначальную форму. На восковой форме получилась обычная кухонная гусятница. Такие во множестве и сегодня хранятся в наших семейных кухнях. Два других взрывных устройства представляли собой толстостенные металлические цилиндры, заполненные взрывной массой и снабжены часовыми механизмами.

При взрыве термоспособом на внутренней поверхности сумки, где лежала утятница с часовым механизмом, отпечатался текст газеты. Важно было найти эту газету. Оперативные работники перелопатили практически весь газетный фонд библиотеки Ленина для того, чтобы найти аналогичный материал. Проверялись не только городские и областные газеты, но и сельские, поселковые. Оказалось, что отпечатался текст газеты `Советский спорт`, что не сузило, а еще более расширило круг поиска. Достаточно вспомнить, что в те годы только подписка по Москве составляла более миллиона экземпляров, а общий тираж был более трех. А розница?

Была поставлена почти нереальная, но, как оказалось, вполне выполнимая задача - проверить всех читателей `Советского спорта` на их возможную причастность к взрыву.

Кабинеты оперативных работников, участвующих в розыске, напоминали склады. Громоздились образцы посуды, сумок, обрезки кожи, миллионы доставочных карточек из почтовых отделений, обрезки труб, болты, шпильки, прутки, образцы металла. Сертификаты всех материалов, собранных на месте происшествий, опера значили наизусть.

Тысячи оперативных работников вели не только оперативный, но и физический розыск. Метро, вокзалы, крупные магазины были под неослабным вниманием оперативников. В этой работе все были равны. На первых этапах каждый поезд метро сопровождался офицером КГБ. Задача - выявление бесхозных предметов, особенно непонятного назначения. Бригады по обезвреживанию взрывных устройств работали круглосуточно. По первому сигналу они вылетали на место, с риском для жизни проводили исследования. Значительно возросла бдительность москвичей.

Широта охвата, по которому велся розыск, сейчас может не просто шокировать, а если учесть неосведомленность читателей о работе КГБ в тот период - вызвать сомнение в реальности поведанного.

И этот охват давал поразительные результаты. Количество изымаемой взрывчатки, оружия и прочих `опасных предметов` исчислялось тоннами. Что за этим следовало - понятно. Правоохранительная система функционировала без сбоев. Браконьеры и злоумышленники правдами и неправдами избавлялись от незаконно хранящейся взрывчатки... Работа по `Взрывникам` - так называлось дело розыска - позволила произвести комплекс серьезных профилактических мероприятий в целом. Даже в связи с отсутствием одного патрона на оружейном складе проводилось расследование. Не говоря о более серьезных сигналах.

Около десяти месяцев проводился розыск.

Об ответственности за работу и говорить не приходится. По листочку, под личную ответственность конкретных людей были изучены не только действующие оперативные дела, но и архивные. Сотни тысяч томов, миллиарды страниц. И каждый просмотр завершался письменным рапортом. `Проверено... не обнаружено`.

Учитывая то, что в логику нормального человека это преступление по тем меркам не укладывалось, особое внимание уделялось лицам с отклонениями в психике, в первую очередь ранее имевшим отношение к взрывным работам, пиротехнике. Психоневрологические диспансеры, стационарные клиники требовали проверки. Большую помощь оказывали врачи, помогая разобраться с каждым так или иначе попавшим в поле зрения розыскников больным.

Спецслужбы лихорадило. Инстанции требовали результатов.

Не раз казалось, что итог близок. Но...

Приближалась очередная годовщина Советской власти - шестидесятилетия. В Москву съезжались гости для участия в праздновании. За внешней суетой столичных вокзалов практически невозможно было обнаружить наряды КГБ. Такие же пассажиры, ожидающие своего поезда.

Неожиданно в комнату милиции Курского вокзала обратились пассажиры: вот уже длительное время на скамейке стоит ничейная спортивная сумка.

Эта сумка стала причиной разгадки. Следы вели в Ереван. Сумку обнаружили 30 октября, а уже 2 ноября в Армении были арестованы трое подозреваемых.

Для Армении и ее руководителей это был шок. Террористы были задержаны за считанные часы до торжественного заседания, посвященного 60-летию Советской власти.

Не меньшим шоком было выступление в защиту убийц известного правозащитника Андрея Сахарова. История вновь шла по кругу. Терроризм оправдывался политической целесообразностью.

Работая в бригаде розыскников, Тихомиров понял, что это особая порода людей. Несмотря на систематические стрессы, вызванные особой опасностью деяний, с которыми приходилось иметь дело, они были удивительно открытые и неординарные люди. Старшим по возрасту в отделении был майор Бондарев - фронтовик, СМЕРШевец и вечный патрон всех розысников с пятидесятых по восьмидесятые годы. Казалось, что он родился майором, - так долго он ходил в этом звании. Это была беда того поколения, пришедшего в ЧК практически без образования, а потому бесперспективного в карьерном плане. Отсутствие диплома компенсировалось невероятным чутьем, которое ни приобрести, ни пропить нельзя. С ним можно родиться и умереть. Но еще более невероятной была способность `раскалывать` людей. Он не грубил, не угрожал, но настолько напористо вел беседу, что человек напоминал кролика, ползущего в пасть удаву.

Тихомиров и учился и стремился подражать. Но подражание выглядело наивным, непрофессиональным, а потому не было эффективным. И он пошел своим путем, без плагиата и компиляции. Со временем он нашел свой собственный стиль в жизни и работе, но школа Бондарева и начальника отделения розыска Дикарева была непреходящей.

Несмотря на сложности работы, они не отучились радоваться жизни. В их кабинете, вопреки драконовским запретам, существовала различная живность: попугаи, рыбы, цветы. У рыб была всегда чистая вода, а у попугаев чистая клетка и свежий корм. Розыскникам многое прощалось, кроме одного - проколов. От их работы зависела жизнь людей, и они это понимали как никто.

Сегодня, беседуя в больнице с раненым, Тихомиров пустил в ход все свое умение, но ощущал, как что-то ускользает, проходит мимо сознания, не стыкуется.

Левченко Евгений Васильевич, 1956 года рождения, уроженец Кузбасса, предприниматель, проживает в Москве. В автобус сел на автовокзале, в числе прочих пассажиров. Разместился у окна на втором ряду. Задремал. Проснулся от того, что автобус тряхнуло. Открыв глаза, увидел, что рядом с водителем стоит мужчина с автоматом в руке. Автобус стоял у обочины. Справа был лес. По шоссе мимо проносились машины.

Человек с автоматом сказал, что автобус захвачен, что все пассажиры являются заложниками, а потому будут находиться здесь, пока их не отпустят. Приказал всем сидеть на местах, не двигаться и не разговаривать. Заявил, что автобус заминирован: мина находится в багажном отделении и имеет радиоуправляемый детонатор. При необходимости...

Как понял Левченко, в салоне было несколько соучастников, которые себя обозначили репликами, однако кто это именно, он не видел, так как сидел к ним спиной. Потом он почувствовал резкий запах бензина.

Как утверждает свидетель, он подумал что это шутка, и встал. Выстрел раздался за спиной. Ему обожгло плечо, потом его выбросили из автобуса. Он не запомнил этих людей, но они ему сказали, чтобы он двигался два километра назад: там пост ГАИ, и рассказал о захвате автобуса. Что он и сделал.

Докладывая протокол, Тихомиров высказал свои сомнения.

- В целом списывая неточности, путаницу в показаниях на физическое состояние, пережитый стресс, мне кажется, что имеются некоторые основания сомневаться...

- Что вы имеете ввиду, - поднял глаза Олег.

- Я не могу это объяснить логически, но что-то...

- Интуиция?

- Вроде того.

- Интуиция дело хорошее. - Олег отложил справку. - Свяжитесь с Москвой, установите Левченко. Пусть срочно соберут на него характеризующие сведения... Кстати, как ранение?

- Касательное. Так, чуть кожу сорвало.

- Где он сейчас?

- В общей палате. Я попросил, чтобы около нее поставили пост.

- Поставили?

- Должны.

`Свидетель пригодится в процессе операции,` - прикинул Олег.

- Что с автобусом?

- Пять минут назад в милиции снова раздался звонок. Требования простые. Один миллион зеленых и все... Пока все. - Начальник управления положил телефонную трубку. Для провинциального города, традиционно со спокойной оперативной обстановкой все происходящее было из ряда вон. Местное руководство буквально стояло на ушах, требуя систематических докладов. Ничего хорошего в такой ситуации быть не могло. Ситуацией интересовались все кому не лень, отвлекая от основных задач. Каждый считал себя вправе требовать доклада.

Но если рабочие контакты с прокурором и начальником УВД были необходимостью, то прочие любопытные раздражали. Кое-кто считал возможным позвонить по несущественному поводу, попутно поинтересовавшись: `Кстати...` Человек деликатный и обходительный обычно, сейчас Гусаков вынужден был разговаривать на повышенных тонах, в сердцах посылая любопытных `в Бирюлево`, что по его мнению, не менее далеко, чем известные три буквы.

- Миллион? - Олег посмотрел на Гусакова в упор. - А есть такой миллион в области?

- В банке вряд ли. В чулках сколько угодно. Нормальный бизнесмен предпочитает наличку.

- Звони в администрацию. Пусть готовят. Откуда был звонок?

- Не установили.

Систематичность выхода по телефонной связи, при отсутствии на прямой видимости самих террористов, озадачивала больше всего. Уже сейчас Олег мог предположить несколько вариантов, каждый из которых был жизнен. Первый, и наиболее вероятный предполагал наличие сообщника, который по графику выходит на УВД и диктует условия. В это время собственно террористы с заложниками находятся в тени: автобуса до сих пор никто не видел, хотя оперативные машины утюжат проселочные дороги.

- Сотовый! - неожиданно воскликнул Гусаков. - Сотовый телефон! Тихомиров, звони в больницу, пусть спросят у Левченко, не видел ли он сотового телефона у террористов.

Через полчаса пришло сообщение, что автобус обнаружен на одной из проселочных дорог в тридцати километрах от Тулы.

- Едем! Район блокировать! `Альфу` в автобусы! Машина со связью? - Олег был готов к решительным действиям. Если это штатная ситуация, то действия бойцов отработаны до автоматизма, если нет...

- Со связью.

Уже в машине их достал звонок Тихомирова: Левченко из больницы исчез.

А.Михайлов
`Контрольный выстрел`

Зеленый

Зеленый врал до удивления убедительно. Молоденькие выпускницы Академии ФСБ, только что переступившие через порог Управления, были просто очарованы этим молодым и героическим типом. Кобура под мышкой, пейджер на поясе, походка боевого коня после боя без узды. Он первый из всех наличных сотрудников проявил знаки внимания, пригласил на обед, показал, где столовая, и теперь, после трапезы, привел в курилку, где началось второе действие под названием `Извержение Везувия`.

Застыв, как изваяния, с зажженными сигаретами в тоненьких пальцах, молодые `чекушки` (производное от чекисты), открыв рты, слушали старого оперативного шакала, сточившего свои зубы о крепкие загривки бандитов, террористов, валютчиков и прочих шпионов. Везувий клокотал, сигаретный пепел сыпал под ноги, а Зеленый врал так самозабвенно, что иногда верил себе. Так может врать только настоящий опер, который хочет понравиться настоящей девушке. (Вербовка по телефону - подписка по телеграфу!) А кто в его годы не хочет понравиться?

В моменты, подобные этому, он был неподражаем. Речь лилась, жестикуляция... (танец `пальцы веером`) эту речь подкрепляла, а театральные паузы делали вранье реальностью. Долгие взасос затяжки, небрежное, с оттопыренным мизинцем, стряхивание пепла и взгляд с поволокой должны были обаять, полонить и парализовать собеседниц.

- Так вот, когда Бакатин передал наши (!) прослушивающие системы, установленные в американском посольстве ЦРУшникам, мы, конечно, обалдели. - Смещение эпох и времен в расчет не принималось: новая смена не знала не только этой леденящей душу истории, но и плохо представляла себе, кто такой Бакатин. И с какой буквы его писать - с большой или маленькой. - Ну был такой позорный факт в истории ЧК. Так вот, стал вопрос, как жить дальше (Ну Бакатина, естественно, потом сняли), а мы разрабатываем операцию по охмурению американцев. И что вы думаете?

- Что? - реакция одной миловидной была моментальной

- Правильно, что? - Зеленый поднял вверх палец. - Как ваша фамилия?

- Лейтенант Степанова. - Миловидная покраснела.

- Правильно говорит лейтенант Степанова. Что? - Зеленый не придумал версии и тянул время.

- И вот тогда-а, ЦРУшники привозят нам свои системы. Уникальные и неповторимые. - Зеленый нашел ход. - А это самые обыкновенные бытовые тараканы.

- Чего? - протянула рыжая крупная девица, явно выражая пренебрежение.

- Фамилия? - голос обрел звон металла.

- Ну, лейтенант Краснова! - подобный тон явно не импонировал.

- Лейтенант Краснова, вы пришли в контрразведку. И здесь в игрушки не играют. - Зеленый нашел благодарную слушательницу в лице лейтенанта Степановой и теперь свою трепотню посвящал только ей. - Удивительной особенностью этих тараканов было то, что американцы использовали природную способность насекомых снимать видео и аудиоинформацию и ретранслировать ее в качестве радиосигнала. Сложным было создать систему съема и расшифровки этого сигнала. Им это удалось, и потому ползучий гад передавал картинку и звук через спутник связи непосредственно в Лэнгли.

Слова `съем`, `расшифровка`, `Лэнгли` звучали загадочно и интригующе. Гимназистки балдели, и только рыжая пессимистка жевала `Орбит` без сахара.

- И что? - ее недоверию не было предела.

- А то! - Зеленый готов был ее убить. `Набрали рыжих, блин!` - Привезли, вручили. Ну мы их в оперативно-техническое управление на экспертизу. Оказывается, эти заразы при размножении передают весь комплекс своих качеств потомству.

- Чего это они нам передали?

- А то, что были уверены, что мы не сможем создать систему съема. Мы им по-джентельменски системы, которые не могут использовать они, а они нам то, что не сможем использовать мы. Понятно, лейтенант Краснова?

- Ну!

- Баранки гну.

- А что потом? - миловидная Степанова отодвинула рыжую плечом.

- Потом было плохо. - Зеленый оценил ход. - Утром пришла уборщица и нечаянно, протирая стол, опрокинула колбу с устройствами. Естественно, те разбежались.

- И что? - Краснова нарывалась.

- А то, что каждую неделю у нас проводится мероприятия по поиску. Тараканы работающие? Работающие. Значит, гонят все, что видят и слышат, в Лэнгли. Потому надо их ловить. Два сдохли, одного поймали. В свободном поиске еще один. Вы, Краснова, назначаетесь старшей по наряду... Завтра с девяти заступайте...

- Обалдел, что ли? - Краснова стала еще более рыжей. Этот пламенный трепун ей явно не нравился. Антипатия была взаимной.

Наблюдавший за всем этим Рысь еле сдерживал смех.

- Краснова, слушайте старшего товарища. Если все, что он рассказал, услышат в Лэнгли, то веры нам не будет никакой. Они передали нам новые системы, а мы их просто потеряли. - Рысь бросил сигарету. - Пошли сынок, а то сами в наряд загремим.

Вернувшись в кабинет, Зеленый обнаружил на столе записку: `Лева, будь другом, установи по ЦАБу Левченко Евгения Васильевича, 1956 года рождения, урож. Кузбаса`. Дальше шли данные паспорта и корявый крючок подписи, оставленный Медведем.

- Сам что ли не мог сделать! - засопел Зеленый, спускаясь с завиральных высот на черную землю.

Он долго крутил диск, клал трубку и снова крутил пока на том конце освободилась линия.

- Леонид Евгений Вера, - передал он три первые буквы оператору. Его включили на секцию. Пока девушка искала данные, Зеленый крутил бумажку. Кому это все надо? Инициатора не было, как не было и Деда, у которого это можно было спросить.

Воля старшего товарища - все равно что последняя воля усопшего. С Медведем же спорить, или не дай Бог ему возражать, а тем более проигнорировать просьбу было себе дороже.

- Так, записываю...- девушка оттараторила ему в ухо данные, которые он еле успел записать. Коммутатор зашелся короткими гудками.

Сверив данные, Зеленый обратил внимание на разные данные паспорта. В одном случае Левченко получал паспорт в Кузбассе в 1979 году (тогда меняли все паспорта), в другом, по данным адресного бюро, в Москве в этом году. Поразмыслив над нестыковкой и не найдя объяснения, Зеленый кинул бумажку на стол Медведю, сопроводив припиской `Цу-лу-ю!`

Шеф

Назначенный вместо Адмирала шеф Иван Сергеевич Носков был человеком в системе не новым. Отслужив более двадцати лет на периферии, помыкавшись по углам и чужим квартирам, он по чьей то неведомой для новых коллег воле перевелся в столицу. Проработав полгода в центре, был направлен в Московское управление. Для него такой перевод носил исключительно бытовой, лишенный карьерной основы характер: в московском управлении можно было легче получить квартиру. Лужков свои службы уважал и по мере надобности ублажал. Только за 1995 год была ликвидирована очередь на жилье. Все очередники получили квартиры в одном большом новом доме, отчего зависть коллег из центра не знала границ. Однако переводиться на периферию, то бишь через дорогу - в Управление по Москве и Московской области - желающих не было. Совковый менталитет не позволял даже ради реального жилья жертвовать мифической карьерой. Москвичи от этого не страдали, даже испытывая дефицит кадров.

Управление, как любой живой организм, приспосабливалось к переменам. Печень адаптировалась к новым нагрузкам, и через некоторое время у сотрудников открывалось второе дыхание. Это Иван Сергеевич почувствовал сразу. Ритм, в который он окунулся после рутины центра, был необычайно высок, а если судить по результатам, квалификация оперов была на порядок выше. Они, как врачи районной больницы, ежедневно сталкивались с практикой, да и представление о своей работе имели несколько иное, чем коллеги через дорогу. В принципе для Ивана Сергеевича здесь нового было мало.

Но особенность столичной жизни, традиций управления требовала некоторого привыкания. Немногочисленные подчиненные, лишенные ложного чинопочитания, язвительные и резкие в суждениях хлопот не доставляли. Моментальность их реакции и профессионализм много времени для постановки задач не требовали. Но тем не менее привыкать пришлось. Отношение глубинки к Центру и москвичей к Центру отличалось разительно. Во-первых, это было связано с близостью `начальства (центр) и подчиненных (Москва). Во-вторых, много москвичей работали собственно в центре, а следовательно в управе знали, кто чего стоит, кто на что способен, от кого чего ждать. Прозрачная стена между двумя конторами создавала условия для соревнования. И результат на финише было предугадать трудно.

Особую иронию у москвичей вызывали разного рода концепции, разработке которых в центре уделяли особое внимание. Здесь считали, что разработка концепций дело неблагодарное, отвлекающее силы и средства от основной работы.

- Ну что такое концепция? - кипятился парень, со странной кличкой-позывным Монах, - Набор прописных, давно известных истин, изложенных высоким стилем! И речь идет не о сути проблем, а форме их изложения. Для этого не нужно отвлекать практиков, с этим справится дрессированный попугай. Зачем концепция, если есть Конституция, Уголовный и уголовно-процессуальный кодексы? Есть логика наконец.

Упражнения в разработке концепций стали болезнью эпохи. Чем меньше становилось практиков, тем больше рождалось теоретиков. Аналитические службы в государственных структурах размножались как головастики из икры. Увы, для многих и жизнь была не намного длиннее. Вылупившись, наморщив лоб и родив очередную никому не нужную концепцию, они умирали, отдав все силы этому нелепому нересту.

Помимо общей логики в заявлении Монаха была и частная, глубоко упрятанная, словно рукопись в Сарагоссе: для Монаха любое письменное слово вызывало идиосинкразию. Он готов был на тяготы и лишения, рейды на выживание в пустыне Гоби, без воды, пива и воблы, лишь бы не шуршать пером по бумаге. Если же отвертеться не удавалось, исправительно-трудовые работы за письменным столом становились реальностью, то руководство могло воочию убедиться, что краткость сестра не каждого таланта. Справка Монаха, которую сейчас читал Носков, была написана человеком с талантом больного церебральным параличом. Каждая строка документа жила сама по себе и почему-то каждая была написана другим почерком. Буквы то рвались вместе с мыслью вверх, то соколом падали вниз, рассыпаясь брызгами и друг с другом не стыкуясь. Это полотно надо было разглядывать с большого расстояния, прищурив глаз и наведя лорнет. Примитивный подход был неуместен, но шеф этого не знал. С дотошностью Акакия Акакиевича, Носков выправил ошибки, сделал поправки и, махнув рукой: этому горбатому могила не товарищ, коротко написал: `Машбюро. Прошу отп. 2 экз.`

Единственное, что извиняло Монаха - не было более азартного, собранного и смелого человека в настоящем мужском деле. Словно хоккеист профессиональной лиги, он шел на противника с открытым забралом. Славный сын своего славного отца - Деда -`Царствие ему небесное!`

Передав документ секретарше, Носков с озабоченностью посмотрел на перекидной календарь. Там была записана фамилия важного свидетеля, который неожиданно для всех скрылся из больницы. Тридцать минут назад он поручил его установить, однако до сих пор ему ничего не доложили.

`Когда гора не идет к Магомеду, значит, такой Магомед!`

Носков набрал номер Медведева.

ОЛЕГ

Дорога была отличная. К юбилею города был уложен новый асфальт, дождевые сливы окантованы белой краской. Машина не летела, она плыла, и только руль в руках водителя чуть дрожал: на большой скорости и хорошем покрытии сразу вылезают дефекты балансировки колес, подвески.

По мере приближения к точке они стали обгонять милицейские и специальные машины. Остались за спиной несколько рафиков скорой помощи. Они мчались с включенными маяками. Догнали и обошли пожарную машину, вереницу мчавшихся черных Волг: местное руководство в полном составе. Суету Олег ненавидел, как ненавидел в подобных ситуациях больших начальников, мнивших себя специалистами во всех областях.

- И жеребячье племя туда же, - Гусаков ткнул пальцем направо. Там с превышением всех допустимых режимов скорости мчалась машина в надписью РТР. - Никакого житья от них нет.

- Позвони на пост, чтобы тормознули. Почему не пропускают машины со спецсигналом? Тоже мне четвертая власть. - Олег начинал ненавидеть журналистов. `Ради сенсации маму продадут`. - Пока сами не разберемся, никакой информации, никаких комментариев.

- Кстати, что сообщили москвичи?

- Пока ничего. - Гусаков поморщился. Перед отъездом он не успел позвонить. Это был просчет, и он схватился на трубку.

Дежурный был не в курсе: на него никто не выходил. Прошло более получаса, однако исчезнувший Левченко не объявлялся, а из Москвы сведений `ноль`.

- Слона, что ли, рожают, -пробурчал Олег.

На повороте было скопище милицейских машин. Все сверкали, орали, визжали.

- Американских боевиков насмотрелись. Что, внимание привлекают? Как бы без нас не `штурманули`. - Серьезность и азарт, с какими подошли местные `копы` к проблеме, такую возможность не исключали. Самодеятельность в подобных вопросах всегда чревата тяжелейшими последствиями.

Олег внимательно изучал дело `Семи Симеонов` и знал, что именно торопливость, стремление прогнуться перед начальством, конкуренция между ведомствами привели к катастрофическим последствиям. Глупости и нарушения всех писаных и неписаных правил начались с самого начала. Самолет, захваченный террористами, посадили на военном аэродроме с короткой взлетной полосой. Более того, не потрудились его убрать с полосы, отчего прилет группы захвата непосредственно на место стал невозможным. Пока `Альфа` села в Пулково, а затем ее доставили на точку, все было закончено. Гора трупов, сгоревший самолет. Поразительно, что никто не ответил ни за что. Самолет штурмовали неподготовленные, плохо понимающие задачу бойцы. Без выучки, без навыков.

Бойцы `Альфы` чуть не плакали, когда выносили раненных людей, трупы, пока пожарные заливали пеной уничтоженный в процессе операции самолет.

Данная ситуация пока была вообще не ясной. Есть мифический неуловимый автобус с известными номерными знаками, неизвестные тридцать пять, включая террористов, пассажиров, анонимный звонок с требованиями, есть (а есть ли?) свидетель. И насколько можно верить его показаниям? Больше свидетелей нет. Если у бандитов сотовый телефон, то связь будет односторонней.

- Слушай, шеф, твои смогут определить номер сотового? - обратился Олег к Гусакову.

- Задача стоит, попробуем. - Гусаков отвел глаза. `Ясно, не успел распорядиться. Теперь будет задницей крутить, пока я из машины не выйду. Сейчас надо вступить в контакт, попытаться наладить переговоры, получить хоть отрывочные вводные...`

Дорога пошла перелеском, в котором, как подберезовики после дождя, мелькали красные фуражки. Бойцы в камуфляже налаживали свои антенны.

- Значит, так! Без моего разрешения никакой информации никому. Ни Богу, ни дьяволу. Журналистов к едрене Фене. -Олег прикидывал план действий. В прошлые разы террористы требовали в автобус радиоприемник (если его не было в автобусе) или телевизор. О действиях спецподразделений они узнавали по радио или с экрана. О госцензуре, принятой во всех цивилизованных странах при подобных обстоятельствах, приходилось только мечтать. И часто несанкционированные комментарии по ходу операции вгоняли в дрожь руководителей операции. Это существенно осложняло выполнение задачи. Конфликты со СМИ Олега не пугали, а потому он сам вводил свою собственную цензуру.

- У тебя толковые ребята есть? - Олег прикидывал, кого отправить на переговоры. Для такой миссии требуются особые качества. До поры переговорщик должен казаться рубахой-парнем, мягким, почти пластилиновым, который почти сочувствует преступникам. Он должен быть в известной степени обаятельным и невероятно уравновешенным, чего при контактах с бандитами добиться дано не каждому. Его роль и важна и второстепенна одновременно.

Расположить, вступить в психологический контакт с преступниками, но ничего не обещать, кроме одного - что он передаст все требования руководству. Как правило, переговоры длятся часами, и все эти часы они мотаются между двумя противоположно заряженными полюсами. От этого они испытывают огромное напряжение, постоянно находясь на линии огня.

От их действий может зависеть вся операция. Были случаи, когда удавалось склонить преступников к добровольной сдаче, исключить крайние меры.

- Я сам могу пойти...- Гусаков пожал плечами. Он был не робок и в сложные моменты считал возможным, даже необходимым принимать самостоятельные решения, какими бы трудными они не были. Взять на себя - значило вывести из-под удара своих подчиненных.

- Сам с усам... Человек должен быть умный, но неизвестный. Твою физиономию вся область знает. - Олег хотел определиться именно сейчас, прибыв на место с готовым решением. Он предвидел, что в традициях местных властей было направлять на переговоры кого не попадя. В Ростове одна дура, взявшая на себя эту роль, без предисловий изложила бандитам весь замысел операции: все пришлось переделывать. Сейчас все готовились к предвыборной кампании, и подобный шанс упустить... Покрасоваться перед камерой, набрать лишние очки был великий соблазн. Не дай Бог, если переговоры уже начались.

- Начальник отдела БТ подойдет?

- Нет. Он пусть другими делами занимается. От меня будет Трофимов. Подумай, кто от тебя. И все! Больше ни одной твари.

Машина еще раз вильнула на повороте и выкатила на простор. На огромном, казавшемся бескрайним, скошенном поле, почти посередине стоял огненно-красный `Икарус`. Все окна, зашторенные изнутри ,были словно глянцевые, и только одно из задних - матовое. Стекла не было: занавеска чуть колыхалась от легкого сквозняка. Преступники приготовили себе амбразуру для отражения нападения. Наверное, сейчас оттуда, сквозь невидимые глазом щели наблюдали за приготовлениями преступники.

- Нельзя дальше. - На капот почти бросился полковник милиции. - Они стреляют.

Олег вывалился из салона. Под ногами чавкнула жижа, замешанная десятками ног. На опушке и по периметру поля громоздились машины, кучки людей, как нужных, так и абсолютно в данной ситуации бесполезных. В сторонке в обкомовских пиджаках толпилось местное руководство. Прибытие начальника Управления ФСБ заметили сразу. Олег поморщился `Сейчас начнутся рукопожатия, глупые вопросы, глупые советы. Первомайскую демонстрацию устроили, только трибуны нет`.

И тем не менее он жал руки, в большинстве незнакомым людям, слушал какие-то ни к чему не обязывающие слова, отвечал на приветствия.

-...такая вот оказия. А основной свидетель ушел...- толстый в темном костюме мужик делился информацией. Он был тучен и отдышлив. Вытянутое книзу лицо завершалось огромным, с неимоверным количество складок подбородком, и от этого вся его фигура казалась нелепой. Сшитый из дорогой ткани пиджак висел мешком, расстегнутая нижняя пуговица явила всему миру огромный розовый пупок. Редкие волосы, обрамлявшие блестящую лысину, были влажны. Пот струился по щекам, собираясь на воротнике, отчего тот имел серый мышиный цвет. Периодически толстяк проводил по лысине широкой ладонью, стряхивая огромные капли пота себе под ноги, на мокрую землю.

`Суки, откуда знают? Ведь только сорок минут назад мы об этом узнали`. Сарафанное радио было хуже динамита. Информация, которая должна быть известна двум, максимум пяти людям, распространялась со скоростью тайфуна.

`Если эту парашу разнесут СМИ, то... Если возможные сообщники узнают, то за жизнь Левченко я не дам и ломанного гроша. Если он сам сообщник, то через час он будет не Левченко, а Иванов, Петров, Сидоров или Джохар Дудаев`.

Мысль о том, что Левченко может быть сообщником, мелькнувшая сейчас, поразила Олега.

- Гусаков, что из Москвы, блин?

Носков набрал номер Медведева. Того на месте не было, но расторопный Зеленый отрапортовал не хуже старшины сверхсрочника.

- Кстати, - добавил Зеленый, - данные паспорта не соответствуют данным ЦАБ. И выдан паспорт в Москве, а не в Кузбассе. Ворованный наверное.

- Почему? - моментальность реакции и логика вывода заинтересовала.

- Первый паспорт выдали в Кузбассе. Потом Левченко его потерял, или у него украли и он его восстанавливал в Москве. И дата выдачи новая.

- Свяжись с паспортным столом, проверь.

- Проще у самого Левченко спросить. Во-первых, надо узнать, при каких обстоятельствах он менял документы. Украли, потерял, или в стиральной машине постирал. Во-вторых, надо выяснить, существует ли этот Левченко...

- Если паспорт есть, то существует.

- Я имею ввиду кто он такой.

- На это у тебя уйдет уйма времени.

- А что, надо срочно? - Зеленый удивился.

- Я же объяснял Медведеву. - Носков засопел. - Кстати, где он?

Зеленый пожал плечами и ругнувшись про себя (козел, не мог объяснить толком!), выдал.

- Где-то здесь бродит.

- Он бродит... `Бродит призрак по Европе`, а ты за него... Появится - ко мне. - Носков положил трубку.

Разборки надо оставить на потом: в области ждут информацию. Передавая же ее Носков даже не предполагал, что она прозвучит громом среди ясного неба.

Сообщение из Москвы Тихомиров выслушал с полным удовлетворением. Интуиция его не подвела: не так чист Левченко, как хотел себя показать. Уже тогда, отправляясь на опрос, опер понимал, что главным в его деле является не просто беседа, а документирование, поэтому прихватил оператора с видеокамерой. Так что показания, пусть даже неточные, даже ложные, у него были на пленке. Как, впрочем, и этот `Левченко`, фамилию которого пока надо писать в кавычках.

Не теряя времени Тихомиров взял кассету и помчался к техникам: надо было срочно сканировать изображение Левченко и разослать... `Так, транспортная милиция - раз, наши подразделения - два, в Москву - три. Хорошо бы еще в лечебные учреждения`.

Благими намерениями вывощена дорога... У технарей расходных материалов оказалось только на два снимка. Репродукцию было сделать несложно, но требовалось время.

Москвичи же обещали найти настоящего Левченко, чтобы кое-что уточнить. Это `кое-что` могло стать важным.

Дома у Левченко, куда ясным соколом прилетел Зеленый никого не было. Лева несколько раз спускался на улицу, курил и возвращался, в надежде, что кто-нибудь там образуется, подаст признаки жизни. Трель звонка раздавалась в пустой квартире. В квартире напротив кто-то копошился, несколько раз тявкнула собака. Решение было одно и Зеленый ткнулся туда.

Дверь открыл небритый тип в голубой майке. Резко пахнуло перегаром и какой-то кислятиной.

- Здравствуйте, я из милиции, - машинально начал Зеленый. Верзила поднял бровь и недобро ухмыльнулся.

- Проходи.

В маленькой комнатке среди сваленных в кучу вещей и непонятно чего на крашенных табуретках сидели такие же, как владелец квартиры, здоровые, в голубых майках, шкафы. Обнаженные части тела отсвечивали фиолетовыми наколками. `Люблю читать татуировки на обнаженных мужиках`...

- А я вам мента привел! - радостно объявил верзила.

Со всей очевидностью Зеленый понял, что упоминание милиции было ложным решением. `Никогда не доставай ксиву без крайней нужды`: первая заповедь Деда была нарушена.

Второй заповедью была `Обнажил ствол - стреляй!`

Трофимов
Встретив на улице Трофимова, вряд ли кто мог предположить, что он относится к разряду людей, причастных к самому элитному подразделению спецназа. Он был невысок, щупл, с каким-то застенчивым взглядом. Говорил тихо, вкрадчиво, и казалось, во всем облике есть что-то от чеховского человека в футляре. Обманчивость первого впечатления не раз ставила незнакомых людей в тупик, кое-кого он мог без особых усилий отправить в нокаут. При всей невзрачности своей внешности Трофимов был человеком достаточно открытым, хотя понимал, что открытое лицо хорошо только для удара в челюсть.

Однажды оказавшись в роли `переговорщика`, он так умело построил беседу с террористом, что тот (для всех это так и осталось загадкой) добровольно сдался, предварительно выбросив в окно квартиры с заложниками свой пистолет. Анализируя потом весь ход, беседы сам Трофимов так и не понял, что послужило причиной сдачи. И несмотря на вкрадчивость тона, который он использовал в беседе с бандитом, Трофимов был готов в любой момент врезать ему по четвертому позвонку, чтобы тот до суда не дожил. Именно это он блистательно продемонстрировал во время освобождения заложников в Ростовском аэропорту.

Некто Сичкин захватил в Луганске воспитательницу детского сада вместе с детьми. Потребовал себе самолет, оружие и прочие причиндалы. Переговоры напоминали диалог двух глухих через бетонную стену. Ни просьбы, ни логика, ни уговоры не действовали. Оставался крайний вариант, и тогда ему дали все. Подсознательно теплилась надежда, что идиот образумится, сдастся, или хотя бы отпустит детей... Увы, идиот и в сорокалетнем возрасте идиот. Он шел по трапу, прикрываясь ребенком, прикрываясь женщиной, которую тащил за волосы. Он шел прямо на Трофимова, который все видел и молил Бога, чтобы тот сдержал его от удара. Но Всевышний от удара не сдержал: когда преступник сунул голову в дверь предоставленного самолета... Ровно до четвертого позвонка, по которому и... Рукоятка пистолета Стечкина не лучший массажер для шеи. Бесчувственного и потому безобидного бедолагу оттащили на газон, где уже за его жизнь начали бороться врачи. Кстати, он так и остался жить вечнозеленым символом человеческого идиотизма, лишив себя возможности покормить комаров на Колыме.

Выбор поручить переговоры Трофимову для Олега были естественным, так как тот уже давно считался талисманом при проведении подобного рода операция. Дважды объяснять ему задачи было не надо. Кивнув головой после короткого инструктажа он двинулся в сторону Икаруса. Спокойно, чуть вразвалочку он шел по размокшей черной пашне, твердо ставя ногу. В мощный бинокль было видно, что в автобусе дрогнула занавеска: оттуда явно следили.

Не доходя метров пятьдесят Трофимов демонстративно скинул куртку, обнажив подмышечную кобуру. Не колеблясь он отстегнул клипсу от пояса и рыжая кобура, вместе с пистолетом Макаров упала на землю. Потом он поднял рубаху и повернулся вокруг своей оси. Преступники должны быть убеждены, что оружия у него нет. Десантный нож, на голени не в счет. Все это он проделал спокойно без спешки, давая возможность бандитам разглядеть и осознать, что они имеют дело с грамотным человеком. Темная занавеска снова дрогнула, и он принял ее за знак. Пройдя еще метров двадцать он поднял руки.

- Стоять, мент! - голос прозвучавший из автобуса с приличного расстояния был сиплым прокуренным.

`Принимают за мента! Это - хорошо! Значит и разговор может быть попроще. Значит про Альфу пока не знают`. - Олег не отрываясь наблюдал все в бинокль. О чем говорил Трофимов ему слышно не было, но судя по жестикуляции разговор начался. Прямой контакт был сейчас просто необходим. Минуты через две Трофимов повернулся и пошел назад не поднимая с земли ни куртки, ни оружия.

Он шел спокойно не ускоряя шага. Лицо было как всегда спокойное, от ветра оранжевое, как кирпич.

`Вот черт какой! Ничего не прочитаешь на его физиономии`.

- Ну что? - Толстый представитель местной власти аж вспотел от нетерпения. Находясь в гуще событий он просто не имел права оставаться на вторых ролях.

- Посторонних я попрошу... Товарищ Гусаков уберите всех лишних. - Олег даже не повернул головы, что для `свидетеля всех свидетельств` было значительно ниже пояса. Он произнес это тихо, без модуляций в голосе, словно речь шла не о представителе второй власти, а о назойливой мухе, выступающей в тяжелом весе.

- Это кто посторонний? - Толстый побагровел. - Я...

- Головка от...- взорвался Олег. - А ну мелкими прыжками и не оборачиваясь на опушку!

От столь невежливого обращения толстый сник и обиженно затрусил по размокшей пашне. `Хозяин нашелся!`

- Ну?

- Их условия: миллион баксов, рация для переговоров. Пока...

- Рация не проблема...- Гусаков кого-то поискал глазами.

- Баксы мелкими купюрами?

- Естественно. И не новыми.

- Черт. Насмотрелись боевиков... Чем грозят?

Трофимов пожал плечами.

- Взорвут. СВУ в багажном отделении. У салоне у них пульт управления. Дают на все с учетом отдаленности два часа.

- Что и себя могут рвануть? - Олег поднял бровь. Два часа это если курьерским. И то без семафоров. А если еще на каждом постоять... Меньше чем за пять часов, при условии `непротивления сторон` не обернуться. А пока ни ситуация не ясна, ни диспозиция.

- А Бог их знает. Может отмороженные... Кстати от автобуса бензином несет. - Трофимов подернул плечами. Нудная изморось невесть откуда взявшаяся темнила его майку с короткими рукавами.

- Икарус на солярке... Бензин... Это про него писал свидетель? - Гусаков вопросительно посмотрел на Олега.

- Разлили специально. - с такими приемчиками Олег уже сталкивался. Сейчас он тоже вспомнил показания раненого Левченко.

- На прямой контакт не идут?

- Ни под каким видом.

- Значит в автобус попасть не сможешь? - Олег задумался: это был худший вариант. Где преступники, сколько их?.. В каком состоянии пассажиры? Сколько женщин, детей, стариков...

- Пока нет, но я попробую. - Трофимов качнул головой. - Так что со станциями? - он готов был ко второму рейду.

- У тебя с сюрпризом нет станций? - Олег посмотрел на Гусакова.

- Нет.

- Давай что есть.

Полковник милиции до того молча стоявший рядом протянул свою.

- Сколько каналов?

- До черта. - полковник излучал гордость, которую не моги погасить трагические события. Управление получило самые последние модели, надежные, легкие и самое главное `дальнобойные`. Он не мог нарадоваться на эти модели любуясь ими, как дитя новой игрушкой.

- Чтобы они слушали все наши переговоры? - гордость ушла в землю. - Лучше что попроще. Один канал и то только для переговоров.

- С одним не найдем. У наших Ангстремов восемь. - Гусаков развел руками.

- Ладно давай Ангстрем.

Трофимов повертел станцию в руках, - На каком мы сейчас работаем?

- На пятом.

Щелкнул тумблером, выставил третий.

- Будем говорить на третьем. - Трофимов шагнул в сторону автобуса. Оно снова шел подняв кверху руки, в правой была станция. Опять как и в тот раз остановился метров за двадцать. Занавеска колыхнулась. Он пошел вперед. У самого автобуса остановился подал станцию. Чья-то рука быстро ее схватила и втянула в автобус.

Зеленый
Второй заповедью Деда была `Обнажил ствол - стреляй`. Звучало это красиво и невероятно убедительно. Но даже в критических случаях Зеленый не понимал как можно выстрелить в человека. Он учился стрелять по мишени, страшно любил американские боевики, где кровь льется рекой и трупы громоздятся штабелями. Но это в кино, в жизни же даже представить, что он сможет убить... Или даже выстрелить.

Обнаружив себя в положении хуже губернаторского, он со всей очевидностью осознал, что сейчас многое зависит не только от конкретного шага, но даже от первого слова, с которого начнется диалог. От осанки, посадки головы, интонации, тембра голоса.

- А ну, братцы, документы на стол! - голос не подвел, и не пришлось сглатывать слюну. Прозвучало это резко и на первый взгляд решительно. Но, несмотря на это, расчет на немую сцену из `Ревизора` не оправдался. Четыре пары наглых, видавших за свою отчаянную жизнь глаз сверлили лоб и спину Зеленого. Люди явно были опытные и не робкого десятка. Они рассматривали клиента с интересом и, к счастью для него, без особой злобы. Мелок, молод, зелен.

- С чего это, начальник? - крепкий малый с бесчисленными фиолетовыми перстнями на пальцах - отметинами ходок в зону - колюче глядел из-под низкого лба. - Приходишь в гости и так себя ведешь... Нехорошо. А где волшебное слово?

Комнатка была маленькая, из категории тех, что называются заплеванными. Ободранные обои, обшарпанная фанерная мебель времен холодной войны, грязное в подтеках окно. Гора пустых бутылок в углу, старый черно-белый телевизор, традиционная - консервы да соленые огурцы - закуска, недопитая бутылка водки, стаканы. Клиенты явно `под шофе`, однако держатся крепко, без признаков чрезмерного опьянения.

Крутой хрустнул колодой карт. Она развернулась веером и как-то особенно лихо спрессовалась ровным брикетом. С верней карты нагло улыбалась дама пик.

- Что поделать, приходится. - Зеленый сменил тон. - Ну тогда документы на стол, пожалуйста.

Сначала на стол легла колода. Крутой ловко разделил ее пополам, потом распушил края и вогнал половинки одну в другую. Пальцы были длинные и тонкие, словно у пианиста.

- С чего столь высокое внимание? - не менее крепкий, но изрядно битый жизнью второй тип потянулся за бутылкой. Медленно, словно пиво он влил водку по стенке в стакан. Также медленно влил в себя. Задумчиво погонял пойло за щеками, потом запрокинул голову и кося на Зеленого глазом до отвращения долго полоскал глотку. Изучив и явно оценив он закатал этот самый глаз и одним глотком пропустил внутрь. Все это время он держал театральную паузу, как может ее держать только авторитет с нижних нар у окна. Огромные мешки, под желтыми, выцветшими глазами на одутловатом лице даже наколки были бледными плохо различимыми на пергаментной коже. От влитого спиртного она чуть порозовела.

Зеленый сделал пол-оборота: важно было видеть всех, не оставляя никого у себя за спиной. Ствол был подмышкой, но Зеленый понимал, что ни достать, ни тем более применить: пистолет был на предохранителе, патрона в стволе не было, он не успеет. Исходя из ситуации стратегической задачей была одна - его не лишиться.

- Внимание не столь высокое, как вам кажется. - теперь все были в поле зрения. Первая агрессивность, так ему казалось, ушла. - Проверка естественная и вполне нормальная.

- Да забодали вы со своими проверками. - верзила открывавший дверь недовольно засопел. - Третий раз за неделю. Ты из сто двадцать второго околотка?

- Я с Петровки. - Зеленый не знал где этот сто двадцать второй околоток находится.

- Вам что там больше делать нечего. - Одутловатый тип настороженно прищурился. Ситуация действительно оказалась нелепой. МУР подобными проверками не занимался.

- Партия скажет надо - ежа проглотишь. У нас сегодня рейд... профилактический. Ну, в порядке укрепления местных органов...

- Кого ищете? - на стол рядом с колодой наконец легли три паспорта и справка об освобождении. - Сексуального маньяка?

- Почему маньяка? Военная тайна .- Зеленый полистал паспорта. - Кстати, кто хозяин квартиры?

Хозяином оказался открывший дверь.

- А что соседа нет? - Зеленый делал вид, что его интересует это так, между прочим. И сказал он это безразличным тоном, словно ради приличия.

- Какого?

- Ну из той, что напротив. - Зеленый отложив паспорта взял справку об освобождении. С фотографии на мятой бумажке на него глядел одутловатый.

- Он редко бывает. Все по командировкам...- хозяин махнул рукой.

- А ведь он тебе нужен. - констатировал одутловатый.

- С чего это...

- А ведь тебя наши документы и не интересуют. Вон как небрежно глядишь. Небось и фамилий не запомнил. А ведь у меня второе фото не вклеено в паспорт. Да и не мент ты вовсе... Не суетись мне твоя, Гайдар с ушами, липовая ксива не нужна, - прервал он судорогу Зеленого. - Я ментов за квартал чую... А ты не мент. Вон как уши покраснели. Они полыхали осенним кленом. В спешке и суете Зеленый действительно невнимательно смотрел паспорта и сейчас не мог вспомнить ни имен, ни фамилий там записанных. Это был просчет.

- У ментов уши не краснеют. - заржал освобожденный. - Они у них холодные.

- Из ГБ небось? - снова продолжил свой анализ одутловатый. Он сдавал колоду, искоса наблюдая за пришельцем. Карты скользя по клеенке ложились ровно, словно по циркулем вычерченному кругу. Одна, две, три четыре. Еще раз и снова - круг.

-...- Зеленый снова попытался достать документ.

- Точно из ГБ. Так что тебе надо, искусствовед в штатском? Говори не продадим. Ясно что мы тебе до лампады. - и снова пиковая дама лукаво ухмыльнулась.

- Сосед где? - Зеленый вспотел. Он уже не раз порывался `свалить`, но не знал, как до конца сохранить лицо и уйти без потерь. Особенно сейчас, когда сомнений у татуированных в его принадлежности к конторе не осталось. Возможно поэтому и разговор не столь агрессивный...

- Сказал же что в командировке. Дальнобойщик он. Ушел в рейс вчера, значит будет через неделю. Может передать чего? Человек он хороший, порядочный, отменный семьянин... Раньше его фирма `Совтрансавто` называлась. - хозяин все это произнес скороговоркой, практически без запинок и пауз. По глазам явно читалось, что визит гэбешника не входит в его планы и подрывает репутацию хозяина квартиры.

- Через неделю не надо. - Зеленый понял, что на большее он рассчитывать не сможет. - Тогда пока.

- Погоди. - одутловатый убрал паспорт. - Если чего нужно, то можешь телефон оставить. Увижу передам, чтобы позвонил.

Зеленый задумался. Надежды было мало, но телефон черкнул.

- Кого спросить? - одутловатый удовлетворенно хмыкнул увидев первые три цифры 224.

- Пусть скажет, что он Левченко.

Уже спускаясь по лестнице, он понял, что ему учиться и учиться. Вот Дед... Тот и ментом мог стать если надо, и чекистом был... Но досадуя на себя и за глупую легенду, и непроработанность самой ситуации: даже ближайшее отделение милиции предварительно не узнал(!) Зеленый тем не менее принял реабилитирующее решение. В конце концов он вышел без потерь, хоть и без десятка нервных клеток. Максимум, что узнал, то местное отделение милиции имеет номер сто двадцать два. Пустячок, а приятно. Осталось узнать где оно родное - 122-е. На это интеллекта хватило с лихвой.

Появление гэбешника встревожило обитателей.

- Сваливаем. - одутловатый судорожно напяливал пиджак.

- Может пронесет? - хозяин квартиры был раздосадован. В глазах гостей читался укор. Если что-нибудь случится неладное, то у него будет много неприятных минут.

- Сваливаем, я сказал. - одутловатый рванулся к выходу.

- Заложишь козел, то считай...

Что считать было досказано на лестнице. Владелец хаты не раздумывая рванул следом.

К счастью для Зеленого отделение милиции было недалеко и начальник паспортного стола оказался на месте. Он выглядел моложе Зеленого, отчего тот получил некоторое преимущество.

Изложив суть просьбы он почти не надеялся на серьезный результат. И тем не менее, молоденький старлей полистав материалы по выдачам паспортов, взамен утраченных достал то, что уже не просто реабилитировало Зеленого. Это была удача, от которой дневной конфуз уже не казался таким трагическим.

В заявлении, которое подал Левченко в связи с утратой паспорта была не только просьба его восстановить, но и обстоятельства его исчезновения.

`Возвращаясь из очередного рейса 12 апреля с.г. мой грузовик был прижат к обочине и остановлен группой неизвестных на иномарке в тридцати километрах от Тамбова. Четверо парней под угрозой оружия забрали документы и деньги в сумме около миллиона. Они проверили содержимое грузовика: он был пустой, после чего проколов колеса, уехали в сторону Тамбова.` Дальше было указано, что по данному факту органами внутренних дел возбуждено уголовное дело. В справке УВД был указан и номер этого дела.

Напевая `Мальчик хочет в Тамбов` Зеленый понесся в контору. И о своих страхах в квартире с небритыми вспоминал с усмешкой. `Прямо как в анекдоте.

Приходит на работу опер с бланшем под глазом.

- Вот в подъезде напали трое. Били, били...

- Так у тебя пистолет был!

- Вот его то они и не нашли!`

х х х
- Начальники! Ваш Швейк передал наши условия? - рация прорезалась внезапно. Голос говорящего был молод.

- Передал. - Олег нажал кнопку передачи.

http://nvolgatrade.ru/

Док. 215515
Опублик.: 12.12.04
Число обращений: 0