Михаил РЕШЕТНИКОВ: Демократия, терроризм и гражданское обществоНазад
Михаил РЕШЕТНИКОВ: Демократия, терроризм и гражданское общество
В последние годы становится все более очевидным: что-то происходит с демократическими институтами и идеей гражданского общества, которое представляется своеобразной "высшей фазой" развития демократии. И это "что-то" происходит не только в России. Совсем недавно почти привычным стал новый термин "управляемая демократия"; ранее пытались говорить о "постдемократии", "сверхновом" периоде истории и т.д. О чем это свидетельствует?
Мы хорошо знаем, что каждый общественный институт имеет какое-то символическое выражение или идею, лежащую в его основе. После консультаций с несколькими квалифицированными экспертами, я пришел к выводу, что таким символическим выражением идеи современной демократии стал в свое время лозунг: "Свобода, равенство, братство".
Этот принцип, обладающий огромной социальной силой и заразительностью, был выдвинут и обоснован французскими просветителями Руссо, Вольтером, Дидро и др. еще в XVIII веке. И со времен Французской революции (1789-1794) стал стержнем новой мировой идеологии, а если точнее - идеологии Нового времени. И хотя мы с вами живем в Новейшей истории, эти принципы пока никем не пересматривались, а обозначение нашей эпохи в качестве "Новейшей", фактически, подчеркивало преемственность или наследование принципам Нового времени.
В то, уже давнее, время (на фоне привилегий высших сословий, деспотического контроля государства и духовного гнета церкви) свобода воспринималась как настоятельная необходимость. Более того, в обществе сложился идеал ничем не ограниченной свободы, которая, как считалось, отвечает естественным потребностям человеческого духа и естественному порядку вещей. Естественность, разум и свобода духа - становятся основными идеалами эпохи Просвещения. И хотя эта эпоха закончилась к началу XIX века, но идеалы остались и продолжали определять общественное мнение, общественные идеалы и общественное устройство передовых стран мира на протяжении всей Новейшей истории.
Я позволю себе также напомнить, что понятие свободы трактовалось в нескольких смыслах, но, прежде всего - в экономическом, политическом и этическом. В экономическом смысле свобода означала резкое снижение зависимости личности от государственной власти. В политическом - она понималась, как право поступать по собственной воле. В этическом, по сути, предлагало новую веру: в величие свободы духа и свободной личности.
Последний тезис априори предполагал естественное (или природное) равенство всех людей, а все имеющиеся формы неравенства рассматривались как искусственные, обусловленные сложившейся в обществе несправедливостью, пережитками и предрассудками, а также - воздействием морально устаревших социальных институтов. Считалось, что достаточно освободиться от этих институтов, как человек проявится во всем величии своих духовных и физических сил.
И здесь было первое и глубочайшее заблуждение, ибо, как убедительно доказано современной наукой, а также всем историческим и социальным опытом Человечества, люди не равны по своим физическим, интеллектуальным и духовным качествам, и с этим, как отмечал даже Карл Маркс, "ничего нельзя поделать". Тем не менее, на протяжении двух последних столетий критерием развития Европейской цивилизации оставалась апелляция к тем правам и свободам, которые были записаны сначала во французской революционной "Декларации прав человека и гражданина", а затем, уже в середине ХХ века - во "Всеобщей декларации прав человека".
И хотя провозглашенные принципы "Свободы, равенства и братства" фактически никогда не пересматривались, в ХХ веке они претерпели существенные изменения. Но пока - не были переосмыслены.
Либеральная идеология, появившаяся как преемница идей Просвещения, и провозглашающая приоритеты, прежде всего - свободы экономической (следствием чего стало еще более явное неравенство), закономерно привела к появлению социал-демократических, а затем и коммунистических идей.
Причина достаточно очевидна - дегуманизация идей Просвещения, из которых постепенно "выхолащивались" "равенство и братство", и, по сути, осталась только идея экономической свободы, обретшая новое звучание в другом иллюзорно-спекулятивном лозунге "равенства возможностей". И здесь также: и наука, и социальный, и исторический опыт множества поколений тысячекратно подтверждают, что никакого равенства возможностей не было и нет. Ни для отдельных людей, ни для конкретных наций, ни для тех или иных государств.
Вероятно, можно было бы признать, что именно некритическое восприятие и воспроизводство заразительных идей Просвещения, а также их последовательная реализация в ХХ веке привели к весьма специфическому развитию капиталистических отношений, двум мировым войнам и появлению тоталитарных режимов, включая такой демократический выбор (напомним - без кавычек), как фашизм.
В более близком нам примере, на смену дискредитировавших себя идей "всеобщего равенства и братства" появились идеи парциального звучания: "рабоче-крестьянской солидарности", "пролетарского братства", "социалистического единства" и т.д. Характерно, что эти идеи развивались и привносились преимущественно революционной интеллигенцией. И, в целом, можно признать, что (в силу дегуманизации идей демократии) это была естественная реакция просвещенной части общества, воспитанной на идеалах XIX века.
Эти попытки регуманизации общественных отношений (в форме социалистических и коммунистических идей) вначале, в первой половине ХХ века, получили огромную поддержку населения Европы и даже далеких Америки, Азии и Африки, но затем были последовательно профанированы "социалистическим строительством" во всех его проявлениях.
Я не буду здесь напоминать, что идеи обладают особой силой, также как и о том: сколько братской крови было пролито "под знаменами" этих идей. Казалось бы, они уже не так важны. Но в результате этих воинствующих (- преемниц демократических) идей, трагического общественного опыта ХХ века и страха его повторения, в мировом сообществе была сформирована новая мораль - мораль силы, безапелляционная и беспощадная. Мы хорошо помним это по периоду холодной войны, когда сформулированный еще в XVII веке принцип: "Цель оправдывает средства", - давал право на все.
Можем ли мы, сейчас, уже в XXI веке, говорить о том, что эта мораль не действует? Пережил ли мир "упоительность разрушительного созидания" и примитивную модель взаимодействия по принципу разделения на "своих и чужих", "друзей и врагов"? Не является ли столь пугающее "фундаменталистское единство" лишь еще одной из форм исторического реагирования на утрату иллюзорных идей "всеобщего братства" и того, что (пока, безусловно - лидирующая) Европейская цивилизация не смогла предложить сколько-нибудь адекватных Новейшей истории идей, лозунгов и нравственных ориентиров? Многим хорошо известны имена духовных лидеров мирового терроризма. А кто назовет имена наших духовных лидеров, современной Европейской цивилизации? Есть ли они? Или, может быть, они нам не нужны?
Попробую дополнить и расширить этот тезис. Как известно, никто не понимает друг друга лучше, чем бывшие враги. Всего один комментарий с этой точки зрения. К началу 90-х наш бывший враг No 1 остался в гордом одиночестве, со всеми своими вооружениями и военными доктринами, но без противника (и, фактически, без реальной победы), что, безусловно, должно вызвать ощущение некой опустошенности, и потребности замены. Замена нашлась. Найти врага всегда проще, чем друга. Но были ли найдены хоть какие-то новые идеи, объединяющие нас не против кого-то, а ради чего-то?
Позволю себе также еще раз напомнить очевидные вещи: в историческом аспекте власть всегда начиналась с силы и удерживалась по формуле "кто - кого?". Затем появилась ее вторая составляющая - право, базирующаяся как на прямом наследовании, так и на преемственности власти. В последние века, с появлением парламентских институтов, в цивилизованных странах власть базировалась уже не столько на силе, сколько на морально выверенном праве, идеях нравственности и просвещенном знании.
Нет ли у нас, в начале XXI века, ощущения, что тезис о том, что сила (как во внешней, так и во внутренней политике) является лишь вспомогательным (или крайним) аргументом, сейчас подвергается переоценке? Количественный и качественный рост право- и государственно-охранительного аппарата идет практически во всех странах, включая самые демократические.
Если для поддержания демократии (как в свое время для сохранения "советского режима") требуется все больше сил и средств, не устарел ли морально этот институт общественного устройства? Не кроется ли в фетишизации принципа "всеобщего и равного избирательного права" (например, для политика-профессионала, просвещенного гражданина, экономически и политически малограмотного большинства, бомжа и подследственного рецидивиста) лишь его безусловная приемлемость для, фактически - ничем не ограниченного манипулирования общественным мнением посредством СМИ (когда победителем с трагической для общества закономерностью становится не самый подготовленный к решению тех или иных общественных или государственных задач, а самый "имиджево-заразительный" или самый "раскрученный", или самый "преданный" тем или иным финансовым или государственным структурам)? Не является ли воинствующий фундаменталистский экстремизм лишь внешним выражением реакции на идеологическую (внутреннюю) слабость действующей политической системы Европейской цивилизации?
Во всех демократических странах, включая Россию, все меньше и меньше тех, кто участвует в выборах, в связи с чем законодатели последовательно снижают "барьер" явки - уже до 25 и даже 20 %. У меня возникает вопрос: как долго мы будем не придавать этому значения? До 15, до 10 или до 5 %?
Таким образом, те из кого затем рекрутируются министры и президенты и кому доверяются судьбы Человечества, будут избираться все более случайным образом, когда персональный имидж, противостояние региональных экономических структур или даже поддержка ситуационно популярного исполнителя модного шлягера становятся решающим фактором. Неужели никто не замечает (как результат "последовательной демократизации") тенденцию к снижению моралитета и профессионализма властных структур? Вряд ли общество заинтересовано в этом.
Может быть, уже правомерно поставить вопрос, что если в XIX веке "умер Бог", то в XX что-то подобное произошло со "Свободой, равенством и братством" и, следовательно, с демократией, как общемировым (а точнее - только общеевропейским) принципом Нового времени и Новейшей истории?
Многие из общественных феноменов в России, да и не только, позволяют подозревать, что общество уже не "заражено", как это было совсем недавно, а тяжело больно демократией. Что взамен? Не знаю. Но то, что идеи, лежавшие в основе современных демократических институтов, являются одной из величайших исторических фикций, для меня совершенно очевидно.
С этим тезисом, конечно, можно и будут спорить. Более того, излагаемые позиции будут пытаться представить, как сугубо конъюнктурные, направленные на обоснование новых инициатив действующего Президента. Но здесь у меня есть одно преимущество: впервые эти идеи были озвучены мной в докладе на Международном семинаре, посвященном "Конституционному статусу верхних палат Парламентов", в Совете Федерации РФ 17 октября 2002 года (и тогда же опубликованы впервые), а в 2003 году вошли в раздел "Депрессивный мир" моей последней монографии. Поэтому я могу сказать, что последовательно поддерживаю апелляцию при поиске новых региональных лидеров не к некомпетентному большинству, а к квалифицированным выборщикам, каковыми, вне сомнения, являются члены региональных парламентов. Более того, я уверен, что этот принцип следовало бы развивать и качественно трансформировать избирательную систему в целом, создавая коллегии выборщиков с учетом образовательного ценза, ценза оседлости и т.д.
Вернемся к понятию "гражданского общества", которое стало одной из фундаментальных идей западной политической культуры. Однако, следует признать, что на практике "гражданское общество", как социальный институт, пока нигде и никогда не существовало - это только некая идея, "светлое будущее", сродни коммунистическому, к которому надо стремиться.
Как идеальный общественный строй, в основе которого лежат приоритеты свободной личности, гражданское общество, в целом, даже по мнению западных экспертов, не может отождествляться ни с рыночной экономикой, ни с демократией, а скорее характеризует идеальные представления о желаемом будущем в рамках менталитета западного человека. А у нас иной менталитет (не хуже, не лучше - а иной). Поэтому, скорее всего, реализация этих идей произойдет по типичному сценарию: "Хотели как лучше, а получилось, как всегда". На заключительном заседании последнего Санкт-Петербургского диалога "Путин-Шредер" в Гамбурге прозвучала "новая идея": "Россия - это часть Европы, но не часть Запада", - то есть, речь идет не о географическом, а как раз о ментальном (культурном) размежевании, которое пока также не осмыслено.
В настоящее время под определением "гражданского общества" обычно подразумевается общество свободных граждан с высоким уровнем экономических, социальных, политических, культурных и моральных показателей, которые совместно и наравне с государством реализуют развитые правовые отношения. То есть, речь идет о сообществе равноправных граждан и государства, которые относительно не зависят друг от друга, но взаимодействуют ради общего блага.
Некоторые политологи идут еще дальше, и предполагают, что "гражданское общество" - это не просто общество, существующее предельно независимо от государства, а совершенно автономная сфера социального бытия, которая вообще не подлежит контролю и регламентации со стороны власти. То есть, отдельные круги населения создают определенные группы "по интересам" или добровольные объединения, от имени которых осуществляется обеспечение цивилизованных отношений с другими субъектами общественной жизни и государством на основе идей социального партнерства.
Думаю, что в этих идеях легко просматривается дальнейшее развитие демократических идеализаций, но ориентированных уже не на всех граждан, а лишь на экономически независимую и просвещенную часть общества. Таким образом, независимо от того, принимается ли или не принимается эта идея, любая попытка ее реализации связана с качественной характеристикой населения, а именно: наличием или отсутствием в нем, (а точнее - безусловной необходимостью преобладания в нем) значительной части экономически независимых и просвещенных граждан. Есть ли они у нас в достаточном количестве? И даже если они вдруг появятся в массовом порядке (только откуда?), как в гражданское общество впишутся те, кто не обладает высокими экономическими, социальными, политическими, культурными и моральными качествами (причем, обладают всеми одновременно во всей их совокупности)? Что будет с этой частью населения, идеологи гражданского общества пока не предусмотрели. Тем не менее, совершенно очевидно, что идея гражданского общества отражает интересы только незначительной, прежде всего - экономически независимой от государства, части общества, которая в современной России представлена весьма скудно. И преждевременное развитие или продвижение этой идеи вызовет еще большее расслоение общества по имущественному, а затем и по всем прочим признакам... С учетом этого идея построения гражданского общества в современной России воспринимается мной примерно, как попытка построения коммунизма к капиталистическом окружении.
Как представляется, в настоящее время уже достаточно очевидно, что гуманистические идеи, ранее составлявшие стержень развития Европейской цивилизации, в ХХ веке последовательно дискредитировались, а "всеобщая свобода" приобрела оттенок "права на неравенство". И, как это не парадоксально, это - естественно. Так как равенство среди исходно неравных людей, предполагает их насильственное приведение к одному "знаменателю" (мы хорошо знаем это по советскому периоду). А если присутствует насилие, значит, нет свободы.
Одновременно с этим, нельзя не замечать, что развитие без насилия непременно порождает еще большее неравенство во всех сферах жизни. И это неравенство будет только нарастать и, соответственно, будет увеличиваться конфликтогенность современного общества. И тогда встает вопрос о "мере насилия" и "мере свободы".
К этому тезису можно было бы добавить еще одно веское обоснование: за последние 30 лет преступность во всем мире возросла в 4 раза, а в самых демократических странах (например, в США) - в 8 раз. В России - также в 8 раз. Средний рост мировой преступности составляет 5 % в год. Это что - обязательный атрибут "последовательного развития" демократии или ее побочный продукт?
Может быть, действительно, наступает какая-то ИНАЯ эпоха. И требуются какие-то иные механизмы общественного и государственного регулирования? Более того, как мне представляется, мы ее еще не назвали, но эта эпоха уже наступила... Еще раз: каковы ее идеи, лозунги и принципы?
Мир явно изменился. Но у нас нет осмысления картины этого изменившегося мира. И даже изменившейся страны. За бесконечными вопросами: "Что делать?" и "Кто виноват?" - бесконечно ускользающим стал вопрос: "Почему это происходит?" и "Зачем вообще все это нужно?!" Вопрос не столько нравственный, сколько стратегически важный (для всего последующего развития).
В историческом аспекте именно просвещенные парламентарии были трибунами и глашатаями новых эпох. Нет ли сейчас у парламентской элиты определенного дистанцирования от этой функции, а именно - осмысления действительности, а если точнее - наполнения современной действительности смыслами? Не потому ли мы так часто корректируем законы, что не вполне определились по "коренному вопросу": к какой цели и каким путем мы идем или будем идти?
Никто уже не отрицает, что в предшествующий период современных российских реформ было сделано много ошибок, но сейчас явно прослеживается очень специфический подход к этому "наследию", а именно: "Как бы так все изменить, чтобы ничего не менять?" Так не получится. Нужны новые нестандартные стратегические инициативы и решения.
Как ни печально, но наступившее тысячелетие уже мало ассоциируется с идеями "Свободы, равенства, братства". Еще раз тот же вопрос: что взамен?..
В процессе уже упомянутого Международного семинара "Конституционный статус верхних палат Парламентов" с участием парламентариев ведущих стран Европы, неоднократно поднимались проблемы централизации и децентрализации парламентов, приближения их к исполнительной власти и дистанцирования от последней и т.д. Не отражает ли эта дискуссия ситуацию поиска новой идентичности органов представительской власти? И тогда вновь возникает вопрос: на основе каких новых общественных императивов?
Мне трудно сказать какими могут быть эти новые общественные (и лучше бы - не только общеевропейские, а - общемировые) идеалы. Но человек так устроен, что он обязательно должен во что-то верить и на что-то надеяться. Поэтому все предшествующие эпохи опирались на реальные или идеальные гуманитарные концепции. Как можно было бы определить современную гуманитарную концепцию?
Как известно, смысл жизни у каждого конкретного человека появляется тогда, когда у него есть какая-то благая (или даже иллюзорная) цель, общая с другими людьми, и выходящая далеко за рамки его повседневного существования. Есть ли такая цель у нас всех, как Человечества, сейчас? Или хотя бы у России, как страны?
Стремление к защищенности и желание быть избавленным от терроризма - это условия, или потребности, но они не могут быть целью жизни, хотя и определяют современное отношение к свободе.
Кому нужны права и свободы, если вы не можете их реализовать, и живете в постоянном страхе, если вы боитесь даже днем выйти из дому, как это совсем недавно (после событий 11 сентября 2001 года) было в США, или отпустить ребенка в школу, как это происходит в современной России (после 01.09.2004)?..
Когда смотришь на наше внутреннее законотворчество, невольно возникает вопрос, а не решили ли мы, потерпев неудачу с коммунистическими подходами к созданию "человека будущего", попробовать решить ту же задачу демократическими методами? Я не говорю уже о международном терроризме, но тому криминальному террору, которому подвергается российское общество, может быть противопоставлен только столь же жесткий анти-террор и, может быть, даже осознанное самоограничение прав и свобод граждан, а уж никак не "дальнейшая демократизация".
Современным психоанализом многократно и убедительно доказано, что человек вовсе не является кладезью добродетелей. Каждый конкретный человек, как био-социальное существо, по своей природе - агрессивен, эгоистичен, самовлюблен, асоциален, совершенно не имеет спонтанной любви к труду, стремится получать удовольствие и удовлетворять свои собственные потребности в их естественных или сублимированных формах, к каковым принадлежат практически все виды стремления к достижению, карьере, власти, побуждение к художественному или научному творчеству. Обобщая эти характеристики, психоанализ объективно признает, что каждый отдельный человек является врагом государства и культуры, так как именно последние налагают запреты, а, независимо от того - осознается это или нет, каждый хотел бы, чтобы именно для него все запреты были сняты. Но и культура, и государство являются не только властно принуждающими, но и карающими (право государства на санкционированное насилие никем не оспаривается), и в силу этого мы принимаем эти запреты, хотя и не любим их. Таким образом, мы становимся людьми в высоком смысле этого слова не столько благодаря, сколько вопреки нашей природе, преодолевая ее. И это, как мне представляется, гораздо больше возвышает Человека, нежели пара-научный тезис о его "природной моральности". Но для формирования любой новой культуры и новых качеств социума требуются десятилетия. И здесь есть свои законы, категорически исключающие возможность каких-либо "больших скачков".
Если западная демократия создавалась столетиями на основе последовательного принятия гражданами и государством взаимных обязанностей и обязательств, и исходила преимущественно из потребностей экономически свободного и ответственного гражданина, то российская демократия (в полном смысле слова) "свалилась нам на голову" в одночасье, а затем (что так и не было понято) "укоренялась" не по запросам "экономически свободного и ответственного гражданина" (его просто не было, да и сейчас маловато), а по модели правозащитников, и пусть на меня даже обидятся - в некотором роде "демо-экстремистов". Как тут не вспомнить уже полувековой давности изречение русского философа И. Ильина, что после свержения коммунистического режима России, скорее всего, будет предложена вся и всяческая демократия, и его сакраментальное резюме к этому прогнозу: "У меня есть только один вопрос: кто потом за это все ответит?"
В завершение упомяну о еще одном чрезвычайно важном феномене. Каждый человек живет в мире своей психической реальности, которая заменяет объективную реальность, но никогда в полной мере ей не соответствует. Поясню эту идею на простом примере: я люблю свою жену или невесту, и считаю ее прекраснейшей из женщин, но наверняка найдутся миллионы тех, кто с этим не согласится (у них другая психическая реальность). Однако если они начнут посягать на мою психическую реальность, я буду защищать ее со всей страстностью. При этом есть еще одна закономерная особенность: чем меньше человек уверен в истинности того, что истиной не является, тем больше усилий и агрессивности он проявляет при ее защите. То же самое относится и к психической реальности больших масс людей. Не имеют ли бесконечные заклинания о защите демократии ту же природу?..
Что-то изменилось в мире, и это что-то еще не осмыслено. Позволяет ли старый либерально-демократический дискурс сформировать у населения хоть какие-то представления о векторе движения общества, нравственных идеалах и смыслах бытия, не говоря уже о гуманитарно-правовой стратегии государственной политики? Я думаю, что нет.
Противоречивость современного смыслового поля порой просто поразительна. Если действительно, как утверждают некоторые государственные деятели, идет война, как с этим тезисом согласуется идея построения гражданского общества? Как и где его собираются строить? На "поле боя", у которого сейчас, по сути, нет границ?
У меня есть еще одно маленькое подозрение, что столь длительное существование идеи западной демократии в ее "первозданном" виде не в последнюю очередь обусловливалось наличием "alter ego" в форме коммунистического режима и социалистического лагеря, и с распадом последних многие маски западной демократии неизбежно должны быть сброшены. Примеров - уже в XXI веке, более чем достаточно.
В этом кратком сообщении, мы совершенно не касались "пограничных" проблем не такого уж далекого будущего, когда (по мере неизбежного усиления процессов глобализации и истощения природных ресурсов) ведущим императивом миропорядка станет стратегия выживания (стран и народов), и для гуманитарных проблем останется еще меньше места...
Как мне представляется, Россия уже пережила период подражательной демократии, и сейчас могла бы пойти не по пути фетишизации этой идеи или поиска "истинной демократии", а по пути переосмысления самой идеи демократии, как уже мало адекватной картине современной мира.
И в заключение, возвращаясь к идее гражданского общества. Пока реалистичным представляется только один из его параметров, а именно: посредническая роль общественных объединений между государством и гражданами. Но здесь мы тут же сталкиваемся с несколькими противоречиями. Во-первых, власть явно морально не готова к такому сотрудничеству с общественными объединениями граждан (за исключением ею же, властью, созданных "под себя"). В силу этого, например, появившаяся некоторое время тому назад идея "общественной экспертизы" законодательных инициатив "повисела" в воздухе, и благополучно растворилась в нем же. Во-вторых, отсутствие экономически независимых граждан приводит к тому, что абсолютное большинство их объединений оказываются экономически зависимыми от той же власти, спонсоров или грантов, а, следовательно - исходно, в той или иной мере "ангажированными" (исключение составляет, пожалуй, лишь Союз промышленников и предпринимателей). В третьих, в большинстве действующих объединений (начиная от традиционных филателистов и нумизматов, и кончая новыми экологами и антиглобалистами) существует весьма различное понимание того, что есть "общественное благо". Таким образом, здесь еще очень многое требует своего осмысления, как применительно к текущему периоду, так и на перспективу. Но для начала было бы важно уловить хотя бы основные тенденции, выявить ведущие противоречия и избавиться от исторических иллюзий.
Нет ли излишнего нарциссизма в нашей бесконечной уверенности в "неизбывной потребности" всего Человечества в присоединении к демократическим ценностям и идеалам Запада? Не стоит ли чаще вспоминать, что Европейская цивилизация составляет лишь 21 % населения планеты?
10.12.2004
Михаил РЕШЕТНИКОВ, ректор Восточно-европейского института психоанализа, член Научно-экспертного совета при Председателе Совета Федерации РФ, доктор психологических наук, профессор
