Сегодня народный артист СССР, старейший актер Театра Российской армии Владимир Зельдин отмечает свое 90-летие. В этот день он играет легендарного Дон Кихота в мюзикле `Человек из Ламанчи`. Владимир Михайлович не только играет, но и поет, и танцует. И делает это с присущим ему азартом. Когда мы спросили у него, как он себя чувствует, 90-летний актер ответил: `Прекрасно! И на покой уходить не собираюсь, потому что сцена без меня осиротеет. Но если хотите узнать обо мне и моих друзьях поподробнее - прочтите книгу `Моя профессия - Дон Кихот`, которая скоро выходит в издательстве `АСТ - ПРЕСС КНИГА`. Мы воспользовались его советом и попросили у него главку из будущей книги. Владимир Зельдин выбрал главу о Борисе Андрееве, которого любил всей душой, которому тоже могло бы исполниться в феврале 90 лет.
Мы с Борисом Андреевым были ровесниками. Бориса уже лет 20 нет на этом свете, а я вспоминаю его, как будто виделись вчера. Очаровательная, я вам доложу, была личность. Большой человек, большое сердце. Неслучайно и фильмы у него назывались - `Большая жизнь`, `Большая семья`. Души был необыкновенной, широты необъятной, ума палата. Режиссер Михаил Ильенко, у которого Борис однажды снимался, назвал его `почти ручным динозавром`. Я считаю, попал в точку.
С Борисом мы познакомились на фильме `Сказание о земле Сибирской`. И потом в жизни пересекались не раз. Относились друг к другу с большой симпатией. Я по крайней мере уж точно любовался им всегда. У меня иногда складывалось впечатление, что Борис словно две жизни параллельно жил: в кино и в реальности. Любого актера всегда ассоциируют с его героями, но чаще всего это оказывается неправдой. В случае с Борисом это была абсолютная неправда. Многие так до конца его дней и считали, что Борис в жизни - точь-в-точь Назар Дума из `Трактористов`, или Саша Свинцов из фильма `Два бойца`, или Яков Бурмак из `Сказания о земле Сибирской`.
Даже Пырьев, который и открыл зрителю актера Андреева в `Трактористах`, написал о Борисе в своих воспоминаниях как о русском богатыре с Волги. Подчеркнул, что он был беспризорником, слесарем, грузчиком, а о том, что он учился в Саратовской театральной школе, что педагогом его был известный мастер Иван Слонов, упомянул как-то вскользь, между делом. Сам Борис вспоминал, что еще при первой встрече Пырьев сказал ему, что рожден он, чтобы прийти в искусство Назаром Думой. Так вот Борис эту мысль всей своей жизнью старался опровергнуть.
Это в кино он играл, особенно первое время, простых, грубоватых парней, `производил впечатление некультурного человека`, а в жизни таким никогда не был. Даже злясь, по-моему, сетовал: `Думаете, всю жизнь битюгов играет с пудовыми кулаками, где ему философствовать?..`
На самом деле Бэ Фэ, как его звали друзья, был большой мудрец. Очень любил книги по философии и психологии. Сам мечтал написать книжку по психологии актерского творчества. Был начитан и эрудирован так, как не много кто из актеров. `Никто меня не обучал. У меня свой разум есть`, - говорил его герой Лазарь Баукин из фильма `Жестокость`. А мог бы сказать и Борис Андреев.
У Бориса было несколько замечательных для нашей актерской профессии качеств. Он держался с достоинством. Не старался быть хорошим для всех - как он это называл, `теплой душой в шлепанцах`. `Теплый` - это ведь не `холодный`, не `горячий`, а так, серединка на половинку. Он никогда не соглашался на роль сразу, наобум. Даже когда в силу возраста его стали снимать реже. Сначала внимательно читал сценарий, потом долго примерял роль на себя. Словно следовал своему же афоризму: `Свыкание с легкостью губит художника. Гибнет настойчивость к поиску. Является стремление к ремесленной ясности - и конец, жизнь оборвалась`.
У нас с Борисом однажды произошла просто-таки водевильная история. Случайно столкнулись в холле гостиницы `Октябрьская` в Ленинграде. Он в Питере снимался, а я приехал с театром на гастроли. Борис обрадовался, облапил меня своими огромными ручищами. Все приглашал где-нибудь `посидеть`. Но я в этот день играл спектакль, а вечером был зван в гости - к Вале Бунину, моему другу, крупному инженеру в области космонавтики. И я предложил Борису поехать вместе.
Героем в тот вечер стал, конечно, Борис. Хозяева восприняли приезд `самого` Андреева как мой им подарок. Валя и его очаровательная жена выглядели польщенными. В гостях у Буниных нас щедро кормили, обласкивали вниманием, вопросами забрасывали. И наливали тоже щедро. Засиделись мы за полночь. Борис выпил крепко. Я, как человек непьющий и потому самый трезвомыслящий за столом, стал уговаривать народ расходиться: `Ну поздно уже, ребята, третий час ночи! Надо бы по домам`. А была зима, и холодная. Счастливо улыбаясь, Валя меня успокаивал: `Да чего вы волнуетесь, я вас отвезу!` Мы еще посидели, они еще выпили. Нет, все-таки надо ехать. Сели в машину, едем. И вдруг посреди улицы машина `закипела`. Валя покопался внутри и сказал, что мотор надо заливать водой. А где ее взять, воду, зимой, на пустынной улице и в четвертом часу ночи?
В общем, отправились мы с Борисом за водой, как в разведку. А Валя остался сторожить машину. Решили так: постучимся куда-нибудь, попросим, авось узнают и дадут. В одну дверь толкнулись - заперто, в другую - ничего. Нашли наконец открытую дверь парадного. Входим. Типичный для Питера старый дом: кругом лепнина, овальные окна, лестница мраморная. На каждой лестничной площадке останавливаемся и скребемся в дверь. Потом дальше вверх прем. Спит город Ленинград, ему завтра с утра на работу. И вдруг... находим незапертую дверь. Квартиры же коммунальные. Видимо, кто-то из соседей забыл закрыть. Тьма внутри стоит кромешная. Стараемся не шуметь. Ползем ощупью на кухню, чтобы никого не разбудить. По ходу тычемся в тазы и велосипеды, развешанные по стенам, ловим это хозяйство на лету - типичный пейзаж коммунального коридора. Только бы еще воду найти и обнаружить, где свет включается.
И в этот момент... на кухню входит пожилая дама. Смотрит на нас в полном недоумении и растерянно, хотя и спокойно спрашивает: `Что вы здесь делаете?!` А Борис ей в ответ своим знаменитым басом: `Не волнуйтесь, ма-ма-а-ша, мы только воды-ы-ы нальем и уйде-е-ем. И та-а-а-зик вам вернем, не волнуйтесь`. Он ее увещевает, а я продолжаю лить воду. `Вы посмотрите, мамаша, - продолжает Борис, - это же граф Шувалов!` И показывает на меня. То ли это на нее подействовало, то ли просто андреевский бас (а бас у него был отменный, внушал доверие), но дама как-то притихла. Самое смешное, что Бориса она не узнала! А во мне `графа Шувалова`, что ли, припомнила?
Потом мы с этим тазом долго ползли вниз, торопились по морозу к Вале Бунину. И только когда вернулись в ту квартиру, чтобы возвратить тару, очнувшаяся от ночного кошмара дама Бориса узнала. С ней чуть обморок не приключился. Кинозвезда Борис Андреев на питерской коммунальной кухне! В общем, еле выбрались мы из квартиры, потому что из всех щелей стали выползать разбуженные жильцы. Еще чуть-чуть, и начался бы творческий вечер. Дама, наверное, на всю жизнь запомнила этот ночной визит.
Странные у нас сегодня вещи случаются. Вдруг стали невероятно популярны афоризмы Фаины Раневской. Спору нет, Раневская была блестяще остроумна. Но не она одна. Вот я иногда перечитываю афоризмы Бориса Андреева, или, как он их называл, `афонаризмы` и `охренизмы`, и получаю удовольствие не меньшее. Все, что делал Борис, выходило крупно: снимался ли он в кино, говорил ли, писал ли. А писал он коротко и емко обо всем: об искусстве и о таланте, о душе, которую сравнивал с птицей, о собаках и кошках, братьях наших меньших.
`Музы никогда не дремлют, потому что их враг никогда не спит`.
`Думающий о тебе плохо, может быть, единственный, кто думает о тебе хорошо`.
`Мозговые извилины созданы для того, чтобы мысль не проскакивала по прямой`.
`Художник не достигает высот, а лишь исчерпывает глубину своих возможностей`.
`Заболтанные святые истины теряют смысл истины святой`.
Борис, конечно, был философичен, но и романтиком он был. Больше всего мне нравится у него вот это: `Корабль уже скрылся за горизонтом, а я стоял на берегу, все еще не в силах покинуть его палубу`...
Когда в 1965 году умер Петр Алейников, Борис рыдал, как ребенок. Дружба с Петром была для него свята. А потом произошла история с похоронами. Кому-то она покажется легендой или анекдотом, но это чистая правда. Когда хоронили Петра Мартыновича, возникли проблемы с местом на кладбище. У нас почему-то вечно с этим `проблемы`. Однако получилось по-андреевски: `Бессилие порой бывает сильнее самой сильной силы`. Борис тогда спросил в Союзе кинематографистов: `А меня, если умру, как будете хоронить?` `Ну что вы, Борис Федорович! По первому же разряду, на Новодевичьем, конечно`. - `Вот и отдайте мою могилу Петьке`.
Так Петр Алейников лег в землю на `неположенном` ему Новодевичьем кладбище, а Бориса потом похоронили на Ваганьковском. Но и там он в хорошей компании...
Казьмина Наталья.
Труд-7 No023 за 10.02.2005
Док. 222163
Опублик.: 10.02.05
Число обращений: 166
Зельдин Владимир Михайлович
|
