Во вторник завершились секретные экстренные переговоры, которые в российской столице проводил заместитель главы Высшего совета национальной безопасности Ирана Али Хоссейни-Таш. Эти консультации стали прямым следствием противоречивых заявлений со стороны иранского руководства, которое в течение двух дней публично говорило о прекращении переговоров о создании с Россией СП по обогащению урана, а неофициально уверяло российских дипломатов в своей заинтересованности в обсуждении этого вопроса. Ответом на эту неразбериху стало жесткое заявление со стороны главы российского МИДа Сергея Лаврова, который выразил неудовлетворение иранской позицией в целом. О том, можно ли считать заявление главы внешнеполитического ведомства России признаком изменения позиции Москвы по иранской проблеме, корреспондент Страны.Ru Иван Преображенский беседует с заместителем гендиректора Центра политических технологий Алексеем Макаркиным.
- В связи со вчерашними жесткими заявлениями Сергея Лаврова, не кажется ли вам, что происходит изменение позиции России по Ирану?
- Россия свою позицию не меняет. Она не хочет отождествлять свою позицию с западной, но ни в коем случае не хочет и позволять, чтобы Иран использовал консультации с Москвой для затягивания переговоров. Наверное, здесь избран такой вариант. С одной стороны, Россия согласилась с передачей доклада по иранскому вопросу в Совет Безопасности ООН. Поскольку, учитывая некоторые нюансы, можно не передавать туда полностью так называемое "иранское досье", что означало бы, что МАГАТЭ снимает с себя ответственность за происходящее. С другой стороны, Совбез все же подключается к этому процессу, и консультации будут идти в МАГАТЭ и в Совете Безопасности. Россия совершенно не собирается быть защитником атомных устремлений Ирана. Но в то же время, как я уже говорил, никто не снимал с МАГАТЭ ответственности за нахождение какого-то варианта, который все-таки позволил бы договориться. Вот поэтому мы, в качестве одного из участников МАГАТЭ, продолжаем консультации, и позиция России ничуть не меняется.
- Но не происходит ли так, что мы продолжаем консультации уже исключительно для того, чтобы сохранить статус некоего эксклюзивного переговорщика?
- Я не думаю, что это так. Есть некоторый шанс. Нам надо ответить на принципиальные вопросы. Все те сигналы, которые исходят из Ирана - противоречивые сигналы. С одной стороны, они вроде бы прекращают все консультации с Россией - с другой стороны, потом это опровергается. Вдруг, неожиданно, появляются какие-то странные идеи, вроде обогащения урана в Турции, у которой вообще отсутствуют соответствующие технологии. Но ведь в таком случае вначале придется предоставлять эти технологии Турции и, тем самым, вновь ставить под вопрос Договор о нераспространении уже в отношении Анкары. Что же это за инициативы такие?
Либо это продолжение той игры, которую вели ранее иранцы, и тогда это исключительно стремление затянуть переговоры, ввести в заблуждение международное сообщество. Либо выходят на поверхность противоречия внутри иранского руководства. Все-таки у иранского истеблишмента существуют разные мнения по вопросу о том, стоит ли идти на такой решительный конфликт с международным сообществом, стоит ли доводить дело до фактической изоляции Ирана. Ведь и Россия, и Китай достаточно четко показали, что они не собираются потворствовать Тегерану и защищать интересы тех групп в Иране, которые хотели бы, в конце концов, обзавестись своим ядерным оружием. Ни России, ни Китаю это принципиально не выгодно. Поэтому, я думаю, что есть обе составляющие: и конфликт внутри элиты, и желание иранцев протянуть время и запутать международное сообщество.
- Но серьезных противоречий среди иранских руководителей нет?
- Скорее, есть. Судя по всему, разногласия имеются. Президент Ирана Ахмадинежад не является самовластным авторитарным правителем, каким, например, был Саддам Хусейн. Он вынужден учитывать мнения разных групп иранского истеблишмента, а там многие выступают за компромисс, в том числе на основе тех предложений, которые высказывала Россия. Именно поэтому, наверное, Россия избрала следующий вариант. Она показала, что не собирается следовать в форватере иранской политики и бесконечно затягивать переговорный процесс - в конце концов, дело будет просто переведено на уровень Совбеза. В то же время, используются любые возможности для того, чтобы все-таки пытаться договориться, учитывая тот факт, что иранский истеблишмент является раздробленным. Продолжая этот диалог, мы оставляем шанс для умеренных политических сил все-таки оказать влияние на развитие событий.
В случае, если в Тегеране все-таки возобладают радикалы окончательно и умеренные ничего не смогут сделать, наверное, приоритет уже будет отдан Совету Безопасности ООН. Но просто так обрывать любые возможности для компромисса было бы пока еще неразумно.
14.03.06.
Национальная информационная служба Страна.Ru, 2000-2006.
