Литература и кино (ну и, понятно, "телемыло") заменяют сегодня политическую аналитику. Лет пятнадцать назад многие в России, впервые посмотрев "Крестного отца", принялись "делать себя" с дона Вито и дона Майкла. Почему-то считается, что у семейства Корлеоне учились только бандиты.
Те, кому ворюга милей, чем кровопийца, могут, конечно, оставаться при своем мнении, но вот, скажем, Джон Ле Карре в романе "Преданный садовник" (и в только что вышедшем одноименном фильме) рассуждает по-другому: настоящий ворюга рано или поздно становится сущим кровопийцей. Как, впрочем, и кровопийца редко брезгует залезть в чужой и общественный карман.
Описывая этот феномен, король шпионского детектива вводит в обиход термин "корпоративное убийство". То есть, по-нашему, заказное, но без индивидуальной мотивации, а порой и без конкретно сформулированного решения. На корпоративное убийство, пишет он, идут, а главное, в любую минуту готовы пойти, руководители и владельцы крупнейших бизнес-структур, если оно представляет собой самое экономичное (а значит, и самое изящное) решение той или иной проблемы.
Ничего личного, только бизнес.
О том же, впрочем, толковали и мафиози из прославленной кинотрилогии "Крестный отец" (по роману Марио Пьюзо).
Лет пятнадцать назад многие в России, впервые посмотрев "Крестного отца", принялись "делать себя" с дона Вито и дона Майкла. Почему-то считается, что у семейства Корлеоне учились только бандиты (как позднее сбивающиеся в криминальную стаю подростки у героев отечественной "Бригады").
Но разве сами Корлеоне бандиты? С бандитами они борются, бандитов они убивают, чтобы те не мешали им торговать оливковым маслом! И разве не заботятся они - оба "крестных отца" - исключительно о счастье семьи и о процветании бизнеса? И разве не стремятся в бизнесе к полной легальности и прозрачности?
"Крестным отцом Кремля" назвал в одноименной книге ее главного героя покойный Павел (Пол) Хлебников. Литература (пером ближайшего сподвижника Юлия Дубова) и кинематограф (в режиссуре Павла Лунгина и в исполнении Владимира Машкова) превратили олигарха Бориса Березовского в Платона Еленина, "категорически не советуя" критике путать персонаж с прототипом. Тем более что британским, грузинским и, кажется, даже латвийским паспортом на это имя он обзавелся только впоследствии.
Михаилу Ходорковскому никакой паспорт (да и бесхитростная справка об освобождении) в обозримом будущем не грозит - и уповать ему, отставному нефтяному магнату и недавнему литературному меценату, остается только на магическую силу искусства. И оно не подводит: под тем или иным именем Михаил Борисович фигурирует и в апологетическом "женском романе", и в еще более апологетической мужской публицистике, и в неоднозначных, но ни в коем случае не осуждающих "узника совести" телесериалах.
И даже неизменно осторожный издатель Захаров (отказавшийся, в частности, от публикации "Записок кремлевского диггера" Елены Трегубовой) затеял сенсационный - по замыслу, об исполнении ниже, - проект "Кирилл Шелестов": "Описанные в этом романе события имели место, а скрывшийся под псевдонимом автор принимал в них самое непосредственное участие".
Такие слова вынесены в преамбулу к роману "Пасьянс на красной масти", представляющему собой вторую часть трилогии о вертикальном взлете нефтяного магната Владимира Храповицкого.
Причем уже здесь, на исходе первой половины пути, а по времени где-то в середине 90-х, партнеры Храповицкого по бизнесу, с переменным успехом борясь с могущественным "равноудаленным" банкиром Ефимом Гозданкером, всерьез подумывают о бегстве за границу, тогда как сам олигарх, пусть и будучи наполовину евреем, такую возможность патриотически отвергает.
Обложка романа "Пасьянс на красной масти"
В третьей части трилогии он то ли свергнет, то ли полностью подчинит себе губернатора Лисецкого. Хитрый лис, по вынесенному в фамилию определению, окончательно разберется с бандитами и с силовиками и, надо полагать, ближе к финалу переберется из мифического Уральска в Москву. С тем чтобы - уже во второй трилогии - войти в "семибанкирщину", скупить Думу и прийти на прием к Путину с каверзным вопросом, а главное - без галстука.
Однако легальностью и прозрачностью бизнеса он озабочен уже сейчас, в провинции. И еще один типа чисто гамлетовский вопрос мучает молодого жизнелюбивого короля нефтянки: "Убивать или не убивать?"
Нет, не бандитов, с ними все ясно, а конкурентов по бизнесу, начиная хоть с того же Гозданкера. В "Пасьянсе..." он отвечает "убивать!" только в теоретическом плане, но полковника ФСБ на должность главы службы безопасности уже берет.
Повествование ведется от имени Антона Решетова - высокооплачиваемого специалиста-интеллектуала, но не совладельца компании. Решетов генерирует идеи, порой принимает участие в их реализации и ведет (как и все персонажи романа) бурную личную жизнь, но вообще-то он при "крестном отце" Храповицком всего лишь консильори.
И вот он-то как раз категорический противник корпоративных убийств, даже в принципе. И поэтому, не исключено, пути его с Храповицким в дальнейшем разойдутся и после сеанса магии мы получим ее полное (и имеющее юридическую перспективу) разоблачение.
Поживем, как говорится, - увидим.
Поверить в интеллектуализм Решетова (или в существование интеллектуала Решетова, он же, понятно, Шелестов) мешает обыкновение издателя Захарова экономить на квалифицированном редакторе и корректоре. Конечно, русский язык очень труден, а иные вещи (как сказано в известном анекдоте) понять невозможно, их надо просто запомнить. Но все-таки "кАрдиология" пишется через "а", а "кОрдебалет" - через "о", и (пусть и при наличии проверочного слова "инфекция") люди "инфицируют" друг друга, а не "инфекцируют", они занимаются "шопингом", а вовсе не "шоппингом", порой заходя для этого на блошиный рынок, но никак не на вшивый.
Сюжет, как водится, сложен из кубиков; причем кубики все больше известные.
Вдова (дочь) убитого бизнесмена решительно, но, увы, беспомощно рулит бизнесом и столь же неудачно мстит убийцам и у Юлии Латыниной, и у Оксаны Робски. Партнеров унижают, а их жен "протыкают", да и с властями ссорятся (и натравливают одних бандитов на других) у того же Дубова. Всенародно избранных губернаторов и мэров не коррумпирует, безвкусных хорОм себе не строит и девок в "шампунях" класса "Вдовы Клико" хОром не купает только ленивый.
Более или менее оригинальна здесь лишь поездка в Амстердам: губернатор с нимфеткой кутят за счет олигарха с подручными, а возлюбленная рассказчика-консильори прилетает на день, чтобы обеспечить себе алиби (у себя в Нижнеуральске - не путать с Уральском - она заказала человека с говорящей фамилией Собакин, который позже - и не в пример успешнее - закажет ее саму), но, посетив секс-шоп, нежданно-негаданно избавляется от фригидности. Раз и навсегда, но, увы, как вскоре выяснится, ненадолго. Чувствуется, что если и не в Амстердаме, то в каком-нибудь магазине "Интим" мифический Шелестов определенно побывал.
Еще есть в романе мэрские выборы с подставным кандидатом (из рабочих вожаков) Бомбилиным; бардак бандитский и бардак олигархический - с горькими сетованиями на их неразличимое сходство; международная афера с целью распилить бюджет губернии; есть градообразующий автозавод, хотя все, понятно, ездят на "хаммерах", а олигарх и вовсе покупает себе бронетранспортер. Есть и любовь с большой буквы, и контрольный пакет акций, и крутые "коммерсы", и прирученные менты, и обдолбанные иностранцы.
Все это - в тех или иных пропорциях - можно найти в сотнях романов про "проклятущие ельцинские времена", и не надо быть ни "крестным отцом", ни консильори, ни даже хорошо подкованным журналюгой, не надо обладать никакой инсайдерской информацией, чтобы сочинить - на уровне рецензируемого сочинения - пятьсот или шестьсот первый.
Оригинальность данной работы заключается в сознательной спекуляции на тех или иных этапах деловой карьеры Михаила Ходорковского
Оригинальность данной работы (как принято писать в преамбулах диссертаций) заключается в сознательной спекуляции на тех или иных этапах деловой карьеры Михаила Ходорковского. Оригинальность - и претензия на сенсационность. Потому что в заключительной части трилогии олигарху Храповицкому придется-таки перейти от теоретизирования на тему кровопролития к той или иной практике. И мы заранее знаем к какой. К практике корпоративных убийств, описание которой неизбежно окажется или бесстыдным оговором, или, как выражаются следователи, фактурой.
Бывшему начальнику службы безопасности ЮКОСа Алексею Пичугину вынесен приговор и всего неделю назад предъявлены новые обвинения в убийствах, но что это - роковая судебная и следственная ошибка или сугубо выборочное применение правосудия? В прозе Шелестова бандиты убивают бандитов, а деловары нанимают киллеров исключительно в порядке личной мести, тогда как корпоративные убийства пока только обдумываются.
На философском уровне. Корпоративный Гамлет медлит.
Но, чувствуется, в третьем томе решится. Иначе для чего было затевать весь сыр-бор?
Однако тут возникает и другой вопрос: а доживет ли проект "Шелестов" до тех пор?
Коммерчески он как-то не очень - ни с Латыниной, ни с Дубовым (не побоявшимся подписаться собственным именем) не сравнишь. Объявленный тираж - 15 000, но напечатан только первый завод в 5000, состоится ли второй - не известно. Да и написано хуже, хотя на свой аграмматический лад и неплохо. Если это литературный "негр" (или "негритянка"), то небезнадежный. Что ему заказали, то и написал, а что ошибок не исправили, так не с него спрос. Долларов так по сорок за лист - еще и не такое напишешь!
Иное дело, если это никакой не проект, а и впрямь отставной консильори какого-нибудь, допустим, Невзлина, "по принципиальным соображениям" разошедшийся с боссом и теперь осуществляющий "китайскую месть".
Тогда возникает вопрос: а доживет ли до третьего тома сам Шелестов? По логике его собственного повествования получается, что не доживет, потому что его уберут из сугубо корпоративных соображений: не выноси сор из избы; ничего личного, только бизнес.
Но мне почему-то кажется, что все закончится к всеобщему удовольствию.
И заодно уж, на радость Захарову, отменят правила русского языка.
Ведь и у самого Захарова - только бизнес.
http://www.vz.ru/
10.4.2006
Док. 254704 Опублик.: 11.04.06 Число обращений: 646
