Есть даты в мировой истории, которые никогда не изгладятся из памяти человечества. К их числу относится 25 октября 1917 года - день, когда в России произошла Октябрьская революция.
Можно сколько угодно злопыхательствовать по поводу ее истории, характера и даже названия. Суть дела от этого не меняется. Нравится это или нет идеологической обслуге правящего ныне в России режима, 80 лет назад в нашей стране действительно произошел исторический прорыв в будущее не только самих россиян, но и народов всего мира. Именно поэтому, невзирая на все допущенные в дальнейшем просчеты и извращения, без малейших преувеличений можно сказать, что XX век прошел под знаком Октября. И дело, разумеется, не только в многолетних непрерывных пропагандистских усилиях его восторженных сторонников и кипевших ненавистью хулителей.
Практически всему миру пришлось так или иначе считаться с новыми общественными реалиями, возникшими в результате победы Октября, отказываясь от многого из того, что исторически изжило себя, и осуществляя на практике - и нередко даже успешнее, чем в самой России, - многие из тех идей, которые были рождены в ходе российской революции и взбудоражили умы и сердца сотен миллионов людей по всей планете. В этом - и прежде всего в этом - смысле Октябрьская революция представляла собой действительно величайшую Революцию во всемирной истории. Кстати, если отвлечься от сугубо лингвистического подхода (в конце концов, в переводе с любого из романо-германских языков "революция" и есть "переворот") и посмотреть правде истории в глаза, то нетрудно заключить, что события одного дня 25 октября в одном отдельно взятом Петрограде в самом деле можно толковать как переворот. Между прочим, именно так и называли нередко эти события Ленин и большевики. Но уже на следующий день, когда зародившаяся в столице волна мощных общественных потрясений покатилась по стране, вовлекая в настоящее историческое творчество многомиллионные массы, переворот стал революцией в самом истинном, самом высоком значении этого слова. Так что напрасно идеологи и пропагандисты нынешнего режима ерничают, вымарывая из статей, учебников и кинофильмов слово "революция" и заменяя его кажущимся им уничижительным понятием "переворот". Этим они лишний раз доказывают свою слабую осведомленность, в том числе и в вопросах, касающихся прошлого.
До сих пор неясно, кто первым запустил у нас тезис, будто Россия исчерпала лимит на революции. И как вообще можно всерьез говорить о подобных лимитах? Революции не заказываются. Их нельзя заранее предсказать. Они не зависят от желания людей, а представляют собой результат сложного переплетения и обострения общественных противоречий, взаимодействия множества факторов. И какой уж тут может быть лимит, если порой сама власть, правящая верхушка, господствующие классы осознанно или неосознанно толкают на революционные выступления массы людей, доведенных до отчаяния порочным политико-экономическим курсом, абсолютно не считающимся с чаяниями и жизненными интересами, с традициями и менталитетом населения. Нелепо и наивно ссылаться на то, что в так называемом цивилизованном мире (как будто Россия не представляет собой свою собственную, во многом уникальную цивилизацию) отвергнут революционный путь решения насущных общественных проблем. Даже если оставить в стороне истоки и опыт классических революций XVII-XVIII веков в Англии и во Франции, нельзя не напомнить, что о неотъемлемом праве людей на восстание, свержение всякого рода узурпаторов и притеснителей народа четко и однозначно заявляли и столь дорогие нынешним российским радикал-либералам идеологи Американской революции, "отцы-основатели" США.
"Когда,- говорилось в Декларации независимости, написанной Т. Джефферсоном,- долгий ряд злоупотреблений и попыток узурпации власти, преследующих неизменно одну и ту же цель, свидетельствует о намерении подчинить народ неограниченному деспотизму, то его право и долг свергнуть такое правительство".
Именно долгое злоупотребление властью со стороны самодержавия, всего лишь слегка приукрашенного после революции 1905 года псевдоконституционностью и наличием совершенно бесправной Думы, деспотическая и бездарная политика царизма, его полное несоответствие реалиям XX столетия привели к полнейшей дискредитации и падению романовской монархии в феврале 1917 года. Как не без удивления замечал философ Л. Шестов, весьма далекий от революции и от политической жизни в целом, "когда вспыхнула революция, сразу же стало ясно, что в царя народ уже не верит. Как это ни странно, но ведь во всей огромной России не нашлось ни одного уезда, ни одного города, даже, кажется, ни одного села, которые бы встали на защиту свергнутого царя. Ушел царь - скатертью дорога, и без него обойдемся. Правда, которую искал народ, не у царя, а в ином месте, у тех, которые боролись с царем" (Л. Шестов. Что такое русский большевизм? Берлин,1920,стр. 8).
А восемь месяцев спустя абсолютная беспомощность новой власти, нежелание и органическая неспособность Временного правительства решать давно назревшие в стране социально-экономические и политические проблемы - покончить с опостылевшей народу войной, передать землю крестьянам, демократизировать государственное управление, справиться с промышленной разрухой и продовольственным кризисом - привели к победе Октябрьской революции. И в том и в другом случае революционные потрясения произошли не из-за "заговоров горстки путчистов", как уверяют сикофанты нынешнего режима. Действительная роль революционной партии состояла в том, чтобы, улавливая настроения и чувства народных масс, откликаясь на их чаяния, выдвигать соответствующие лозунги и программы и, преодолевая неизбежную стихию и анархию, вводить действия масс в определенное политическое русло, мобилизовывать и вести их за собой на взятие власти, на достижение четких и понятных социальных целей. Если бы речь и в самом деле шла лишь о действиях "горстки большевистских заговорщиков", ареной их выступления так и остался бы один Петроград. Но именно созвучность большевистских программных лозунгов глубинным настроениям многомиллионных масс позволила крайне малочисленной в то время партии в кратчайшие сроки распространить Советскую власть на обширные территории страны.
В этом не было, разумеется, никакого чуда. Большевикам удалось лишь в полной мере реализовать потенциал той организации дисциплинированных, профессиональных революционеров, которая формировалась и совершенствовалась Лениным и его сподвижниками, начиная со II съезда РСДРП в 1903 году. Изначально призванная противостоять мощному карательному аппарату царизма, эта организация с честью прошла все выпавшие на ее долю испытания - от жесточайших репрессий и сибирских ссылок до внедрения в ее ряды провокаторов охранки и внутренних расколов.
Наличие небольшой по численности, но идейно закаленной, сплоченной организации, обладающей по всей страна прочными связями с рабочими, одетыми в солдатские шинели крестьянами и интеллигенцией, и позволило большевикам чутко улавливать изменения настроений в народных массах, немедленно отражать эти изменения в своих лозунгах, воплощать в программных установках и вести за собой людей на борьбу за полное искоренение системы угнетения и бесправия подавляющего большинства народа, установление нового строя и торжество социальной справедливости. Именно в силу этого, признавал антибольшевистски настроенный историк-эмигрант Б. Кирюшин, трудящиеся "были наиболее сознательными приверженцами партии. Рабочие шли в большевистскую партию не по конъюнктурным побуждениям. Они действительно видели за победой большевизма новый строй, справедливый, очищенный от всего балласта старых уродливостей, тяготивших жизнь трудящихся" (Б. Т. Кирюшин. Пути российской революционности. Франкфурт-на-Майне, 1959, стр. 203).
Не менее примечательное признание относительно настроений крестьянства - подавляющего большинства тогдашнего населения России - сделал на склоне лет один из виднейших идеологов меньшевизма Ф. Дан - человек, открывавший в ночь с 25 на 26 октября 1917 года Второй Всероссийский съезд Советов. "В октябрьско-ноябрьские дни 1917 года... все помыслы, надежды, страсти миллионов крестьян на фронте были целиком поглощены мыслью о немедленном возвращении домой, а десятков миллионов крестьян в тылу - стремлением, тоже немедленно, приступить к "черному переделу" (захвату и перераспределению помещичьих земель.- В. Б.)... Что действительно привязывало крестьян к новой, советской власти,- это твердое сознание, что эта власть "своя", которая ни немедленной ликвидации войны, ни немедленному осуществлению "черного передела" никаких препятствий ставить не будет. Тем охотнее предоставили они целиком победившей большевистской партии самый процесс "конституционного" формирования новой власти". И далее Дан указывает на важнейшее обстоятельство, определившее поддержку большевиков со стороны большинства крестьянства и в начавшейся вскоре Гражданской войне:
"Организованный "фронт Учредительного собрания" не только осудил себя на заведомое поражение, но немало способствовал дискредитации в глазах широких масс крестьянства самой идеи политической демократии в ее "европейских" формах - именно потому, что, сделав эту идею своим знаменем, встал ради ее защиты в гражданской войне на ту же сторону антибольшевистской баррикады, на которой стояли, более того - главенствовали силы так называемого "белого" движения, то есть силы, в которых крестьяне справедливо видели защитников старых земельных собственников и поборников обратного пересмотра только что произведенного "черного передела"" (Ф. И. Дан. Происхождение большевизма. Нью-Йорк, 1946,стр.456,457).
Во всем этом и состояло коренное отличие большевистской партии от всех других, в том числе и левых, политических партий, упорно державшихся за теоретические догмы прошлого, не имевших четкой и ясной перспективы, способной вдохновить массы, и, как правило, не выходивших за рамки капитало- и законопослушности. Подобная позиция, еще как-то объяснимая в эпоху мирного развития общества, в периоды социальных потрясений обрекала эти партии на утрату влияния в массах и неминуемый крах. Именно такая судьба постигла, например, меньшевистскую партию: после Февральской революций она на короткий промежуток времени оказалась едва ли не самой многочисленной и влиятельной политической силой в стране. К концу 1917 года в результате своей нерешительной, половинчатой, соглашательской политики меньшевики полностью утратили былое влияние. Признавая политическое банкротство меньшевистской партии, один из ее лидеров А. Потресов сетовал после выборов в Учредительное собрание:
"...Этой партии сейчас нет у рампы истории. Она уничтожена как политическая величина. Она сведена все равно что на нет, разжалована ходом вещей..." ("Грядущий День" (Петроград), 7 декабря 1917 года). На задворки истории вскоре была отброшена и другая влиятельная в течение 1917 года, особенно среди крестьянства, сила - партия эсеров. Как с горечью констатировали в начале 20-х годов ее идеологи, "исключительно потому, что партия с.-р. не оказалась достаточно сплоченной и решительной, чтобы возглавить во второй половине 1917 г. все еще нараставшую революцию... исключительно поэтому революционная волна прокатилась через ее голову" ("Революционная Россия" (Прага), 1921, No 3, стр.11).
В СВЕТЕ ПРИВЕДЕННЫХ ВЫСКАЗЫВАНИЙ нельзя не обратить внимание на одно характерное в современных условиях обстоятельство - на поразительную метаморфозу, которая произошла с нашими радикал-либералами, вступившими в последние годы на путь "разоблачений" Октября и большевиков. Прежде, в советские времена, многие из них, занимая посты референтов, консультантов, редакторов и обладая правом визирования печатной продукции, старательно вымарывали из текстов статей и книг минимальные несовпадения с официальной, утвержденной "в верхах" версией истории Октябрьской революции, выискивали любое подобие "ревизионистских и буржуазных блох". Ныне, в одночасье превратившись в убежденных и непримиримых антикоммунистов, те же самые деятели используют все средства, чтобы не допускать появления в подконтрольных им печати и телевидении малейшего намека на историческую правду, взвешенных, объективных оценок и серьезных дискуссий об Октябре, об истории большевизма, о семи десятилетиях послереволюционного развития страны. Начатые в годы перестройки поиск и восстановление исторической истины, извращенной в годы сталинщины, заменил сегодня поток откровенной лжи и фальсификаций. В этом отношении новоявленные "борцы с коммунизмом" из числа бывших преподавателей научного коммунизма и экспертов по политэкономии социализма своей предельной ангажированностью и недобросовестностью не идут ни в какое сравнение со многими гораздо более объективными и честными авторами из числа активных участников антибольшевистской борьбы и эмигрантских исследователей российских революций.
Вот лишь несколько примеров. Современные ниспровергатели Октября постоянно указывают на "случайный" характер революции, будто бы прервавшей нормальный, поступательный ход развития страны в 1917 году и ставшей чем-то вроде противоестественного зигзага в истории. Но вот такой видный участник событий тех лет, как лидер кадетов П. Милюков, которого невозможно заподозрить в симпатиях к большевикам, отмечал в своих работах совершенно иное. "...Никакая большая революция,- писал он, раскрывая объективную обусловленность Октября,- не ограничивается своей первоначальной целью - более или менее драматическим свержением старой центральной власти. Революция есть сложный и длительный процесс: постепенная смена настроений в широких социальных слоях. Нужно время, чтобы этот процесс начался в массах и прошел через все свои естественные стадии. Пока они не пройдены, революция должна следовать своему неизбежному курсу и не может остановиться на середине. Революционный пожар должен выжечь дотла все, что уцелело от низвергаемого порядка,- не только все учреждения, но и все пережитки психологии. Она останавливается среди созданных ею развалин и произведенного опустошения лишь тогда, когда с удовлетворением замечает, что среди элементов предстоящей реконструкции нет сомнительных: все зелено, но не гнило.
Только тогда она успокаивается на социальных и политических достижениях, не допускающих реставрации и наверное не имеющих связи с прошлым. С этой точки зрения "коммунистическая" революция 25 октября 1917 года не есть что-то новое и законченное. Она есть лишь одна из ступеней длительного и сложного процесса русской революции... Большевистская победа лишь продлила общий процесс русской революции. Она только открыла новый период ее. Существенна в этой победе не поверхностная смена лиц и правительств и даже не перемена их тактик и программ, а непрерывность великого основного потока революционного преобразования России, плоды которого одни только и переживут все отдельные стадии процесса" (Л. Милюков. Россия на переломе. Большевистский период русской революции. Т. 1. Париж, 1927, стр. 40 - 41).
Полную историческую несостоятельность Временного правительства и представленных в нем политических партий признал вскоре после октябрьских событий и министр-председатель этого правительства А. Керенский. "Топтались,- досадовал он,- везде: и в армии, и в аграрном вопросе, и в вопросе о войне и мире. Можно сказать, все государство топталось на месте, зацепившись за кадетский пень" (Л. Керенский. Издалека. Сборник статей. 1920 - 1921 гг. Париж, 1922, стр. 235).
Или такой важный вопрос, как ответственность за развязывание террора и гражданской войны в стране. В этой связи несть числа всевозможным обвинениям наших "демократов" в адрес Ленина и большевиков. Безусловно, часть вины за эту страшную трагедию нашего народа лежит на партии, пришедшей к власти в октябре 1917-го, и на ее лидерах. Но корректно ли, мягко говоря, в упор не замечать ответственности за террор и гражданскую войну, которую в не меньшей мере несет и другая сторона, противостоявшая большевикам с первых дней их прихода к власти? Против Советской власти объединенным фронтом выступили тогда самые разнохарактерные силы - от крайне правых военно-монархических группировок до фактически сомкнувшихся с ними в ряде случаев правых эсеров и меньшевиков. Причем в качестве основной формы политического действия эти силы сразу же избрали вооруженные выступления. Военные заговоры, мятежи, взрывы, поджоги, выстрелы из-за угла - такими методами пытались они вернуть утраченную власть, а и большинстве случаев - и отнятые революцией сословные привилегии, национализированную собственность. Был развязан белый террор, жертвами которого стали руководящие деятели большевистской партии. Был тяжело ранен Ленин. Так что любой непредвзятый исследователь может без труда установить, что ответный красный террор (решение о нем было принято правительством в сентябре 1918 года) Советской власти, окруженной в тот момент со всех сторон белыми армиями и иностранными интервентами, был навязан ей контрреволюцией.
Историческая истина состоит в том, что с момента установления Советской власти большевистское правительство сделало все возможное, чтобы свести к минимуму акты открытого насилия, добивалось, чтобы крутая общественная ломка в стране обошлась без крупных жертв и кровопролитий. Не случайно, одним из первых декретов нового правительства был принятый 26 октября 1917 года декрет об отмене смертной казни.
Даже к самым воинственным своим противникам отношение большевиков в начальный период существования Советской власти отличалось мягкостью и великодушием, граничившими с романтической наивностью. Сейчас стараются уе вспоминать об этом, но никуда не деться от такого, например, факта, что большевики освободили под честное слово не только бывших министров Временного правительства, но и юнкеров, сражавшихся с отрядами Красной гвардии при штурме Зимнего дворца и обещавших не поднимать оружия против новой власти. Точно так же был прощен и "под честное слово офицера" отпущен на свободу разбитый в бою под Пулковом генерал П. Краснов. Правда, и юнкера, и Краснов тут же нарушили свои клятвы и начали вооруженную борьбу с теми, кто проявил к ним великодушие.
Огромный поток обвинений обрушился в последние годы на Советскую власть в связи с репрессиями, которым подвергалась в годы революции и последующий период развития Русская православная церковь. Действительно, церковь испытала очень много несправедливостей, подвергалась - особенно со второй половины 20-х годов - необоснованным и жестоким гонениям. Ясно, что большевики-атеисты, рассматривавшие церковь как средоточие средневекового мракобесия, сохранившееся с царских времен, вовсе не были безгрешными ангелами. Но и здесь важен конкретно-исторический подход, необходимо четко различать, на каком этапе развития страны и в каких обстоятельствах происходили те или иные события. На первых порах отношения между церковью и только формировавшейся Советской властью развивались относительно мирно. Никто не мешал, например, проведению проходившего в 1917 - 1918 годах Поместного собора в Москве (а позднее - в Сергиевом Посаде) - даже после переезда туда из Петрограда Советского правительства. В дальнейшем репрессии, как правило, осуществлялись против церкви не как религиозного института, а как мощной организации, чьи иерархи и священнослужители поддержали внутреннюю контрреволюцию и иностранную интервенцию, открыто встали на сторону врагов Советской власти в самые тяжелые, решающие для нее дни.
Такая позиция церкви диктовалась защитой не только православия, но и оказавшихся под угрозой привилегий самой церкви как феодального учреждения и - нельзя забывать об этом - крупного, в том числе земельного, собственника. Хотя многие акции церкви выдавались за действия в защиту религии, в действительности они носили политический характер и являлись составной частью борьбы свергнутых революцией классов за реставрацию прежнего строя. Понятно, что с такими действиями, тем более в период борьбы не на жизнь, а на смерть на фронтах Гражданской войны, не смирилась бы никакая власть.
Лишь к осени 1919 года, убедившись в том, что основная масса прихожан православных храмов- верующие рабочие и крестьяне - не вняла антисоветским призывам церковной верхушки и та рискует оказаться в изоляции, патриарх Тихон призвал епископат и духовенство "уклоняться от участия в политических партиях и выступлениях", "повиноваться всякому человеческому начальству в делах мирских" и не давать Советскому правительству повода для подозрений в нелояльности. Тем не менее и в дальнейшем церковные иерархи и священнослужители в отдельных приходах продолжали политику активного саботажа Советской власти, отказавшись, в частности, в 1922 году пожертвовать часть церковного имущества на закупку хлеба за границей для спасения миллионов людей, голодавших в то время в России из-за небывалой засухи. Все надежды на будущее церковная верхушка еще долго связывала с победой сил контрреволюции, реставрацией прежних, отвергнутых народом порядков (подробнее об этом см. одно из новейших исследований "Русское православие: вехи истории". М., 1989, стр. 616-690).
Нельзя не отметить, что в годы Великой Отечественной войны Русская православная церковь выступила как патриотическая сила, поднимая и объединяя людей на борьбу с захватчиками. В политике Советской власти в отношении к церкви и верующим произошли определенные изменения... Характерное признание, свидетельствующее ко всему прочему и о том, что скорее всего ждало бы Россию в случае победы контрреволюции, принадлежит видному деятелю партии правых эсеров А. Аргунову. Он описал, как боровшееся против Советской власти "сибирское временное правительство", захватившее власть в Омске в 1918 году и ныне представляемое в сервильных СМИ как образец "демократизма", расправлялось не только с большевиками, но и с эсерами, меньшевиками, трудовиками и даже кадетами, ликвидировало завоевания и Октября, и Февраля. Одним из первых его "законодательных" актов было "постановление об отобрании у крестьян земель, занятых ими во время революции у помещиков, и передаче в руки их владельцев". За этим последовало "воспрещение одновременно не только организаций, носящих название "Советы".., но и вообще рабочих организаций" (Л. Аргунов. Между двумя большевизмами. Париж, 1919, стр. 23). Тысячи людей немедленно стали жертвами белого террора, еврейских погромов (лиц еврейской национальности в контрразведках белых армий расстреливали вообще без всякого суда и следствия, о чем, как ни странно, упорно умалчивают наши "демократические" СМИ, кичащиеся своей непримиримостью к любым проявлениям антисемитизма). Фактически над Россией тогда нависла совершенно реальная угроза установления режима, однотипного по своему содержанию и политическим методам с теми, что некоторое время спустя под флагами фашизма и нацизма пришли к власти в Италии и Германии.
Если трезво, без предубеждений взглянуть на события и процессы, развивавшиеся в России на протяжении 1917 года и нескольких последующих лет, то нельзя не признать, что Октябрьская революция спасла страну от национальной катастрофы. Даже если бы у военно-монархической реакции не хватило сил на установление диктатуры фашистского типа, не меньшую угрозу таила та дикая, необузданная анархическая сила, которую несла с собой полностью деморализованная многомиллионная масса крестьян в солдатских шинелях и с оружием в руках. Миллионы солдат покидали фронты Первой мировой войны и отправлялись в родные места захватывать землю и сводить счеты с теми, кто послал их воевать и погибать неизвестно за что, расправляться со всем тем правящим чиновным классом "хозяев", который испокон веку представлялся широким слоям населения сплошным сборищем паразитов, вызывая гнев и бессильное до поры до времени возмущение. "Каждый из русских чиновников,- писал в этой связи упоминавшийся выше Л. Шестов,- был убежден, что население, обыватели - слова "гражданин" Россия никогда не любила и не признавала - только объект для его начальнических распоряжений. Население должно быть счастливо тем, что у него есть хозяева, воплощавшиеся в едином высшем хозяине, царе... Русская бюрократия всегда была паразитарной. Больше того, не только правящие классы, но все высшее русское общество в большей или меньшей степени вело существование паразитов" (Л. Шестов. Что такое русский большевизм?, стр. 5).
Веками накапливавшаяся ненависть к барам, чиновникам, а зачастую просто к людям, одетым и говорящим "не по-крестьянски", оказалась настолько сильной, а озлобление столь иррациональным, что они способны были буквально испепелить Россию. Что, впрочем, в возрастающих масштабах и происходило на российских просторах уже с весны - лета 1917-го. Понадобились гигантские усилия большевистской партии, чтобы направить эту разрушительную энергию масс в русло борьбы против действительных внутренних и внешних противников революционной России, созидания новых форм общественного устройства и тем самым спасти страну от анархии и хаоса. Об этом не желают вспоминать паши СМИ, но в первые недели и месяцы после установления Советской власти даже совершенно чуждые большевикам слои населения приветствовали их решительные меры по (пресечению произвола и хаоса (беспредела, как мы сказали бы сейчас), царивших на улицах городов, на железных дорогах, повсюду в стране в период фактического безвластья Временного правительства. Эту недооцененную и тщательно замалчиваемую сегодня заслугу Советской власти признают такие глубокие мыслители и современники событии, как И. Бердяев. "В русской революции, как, впрочем, и во всякой революции, произошло расковывание и сковывание хаотических сил.
Народная толща, поднятая революцией, сначала сбрасывает с себя все оковы, и приход к господству народных масс грозит хаотическим распадом. Народные массы были дисциплинированы и организованы в стихии русской революции через коммунистическую идею, через коммунистическую символику. В этом бесспорная заслуга коммунизма перед русским государством. России грозила полная анархия, анархический распад, он был остановлен коммунистической диктатурой, которая нашла лозунги, которым народ согласился подчиниться" (Н. А. Бердяев. Истоки и смысл русского коммунизма.- Сочинения. М., 1994, стр. 361-362).
К этому следует добавить, что столь же несомненной заслугой Советской власти явилось и успешное собирание в единое целое прежней России, распавшейся в 1917 году на национально-территориальные осколки. Вновь объединить, сплотить Россию, вернуть ей статус великой державы оказалось возможным только под лозунгами отказа от прежнего национального и социального угнетения, строительства нового, социалистического общества, проведения последовательно интернационалистской политики. Ясно, что всякие попытки реинтеграции России под флагом реставрации Российской империи и царивших в ней порядков были заранее обречены на провал и нашу страну скорее всего ждала бы та же печальная участь, которая выпала на ее долю в результате беловежского сговора, приведшего к разрушению Союза ССР.
Октябрьская революция позволила избежать этой трагедии. Напротив, победа в Гражданской войне, начало - исключительно трудное, болезненное, полное промахов и страданий - строительства нового общества, воодушевившее на созидательный труд многомиллионные массы, позволило не только в рамках СССР восстановить страну в прежних границах, но и в поразительно короткие исторические сроки создать сверхдержаву, с мнением и позицией которой приходилось считаться всему миру. Ее руководителям на протяжении семи десятилетий не было нужды униженно стучаться в двери какой-нибудь "семерки" богатых стран или беспомощно протестовать против расширения в сторону российских границ военных блоков. К голосу Москвы прислушивались в столицах всех государств мира, и ни одно серьезное решение международных вопросов не принималось без ведома и согласия Советского Союза. Одни не без оснований опасались нашей страны, другие с полным основанием уважали ее.
Ныне положение коренным образом изменилось. Утрачены прежнее влияние на ход мировых событий и присутствие России в целых регионах планеты, сократилась ее доля в мировой экономике и торговле. Она оказалась вытеснена со многих традиционных рынков сбыта, в том числе в сфере продажи вооружений. Не приходится удивляться подрыву былого авторитета нашей страны: по существу, кроме Белоруссии, постоянно третируемой нашими "демократами", старающимися подорвать под любым предлогом союзнические отношения наших стран, у России нет сейчас ни единого союзника в мире. Российские лидеры пытаются, правда, изображать из себя равноправных партнеров Запада. В качестве кого на самом деле рассматривают Россию западные державы, красноречиво свидетельствуют не так давно раскрытые поставки по линии Европейского Союза (ЕС) в нашу страну (наряда с Экваториальной Гвинеей) через Бельгию и Францию сотен тонн британской говядины, пораженной вирусом "коровьего бешенства". И это только единичный факт, случайно ставший достоянием общественности. А о скольких подобных фактах, касающихся, например, незаконного ввоза в Россию радиоактивных отходов, мы, видимо, узнаем, когда уже будет поздно. И все это при том, что российские товары продолжают подвергаться дискриминации на рынках как ЕС, так и США.
Те, кто ныне объявляет "черной дырой" весь советский период истории, выбрасывая или предельно извращая соответствующие главы школьных и вузовских учебников и поливая грязью все, что было достигнуто потом и кровью нескольких поколений, сознательно закрывают глаза еще на одну "малость". Состоит она в том, что на месте отсталой, экономически зависимой, нищей страны с чрезвычайно низким образовательным уровнем населения за семь десятилетий был создан гигант с колоссальным научно-техническим, интеллектуальным и культурным потенциалом. Собственно говоря, преимущественно за счет его еще сохранившихся в ходе "либеральных реформ" обломков Россия и остается еще сегодня на плаву. Не менее, если не более важно и другое: что реально дала победа Октября, установление Советской власти трудящимся - то есть подавляющему большинству населения страны. В Советском Союзе в кратчайшие сроки было покончено с безработицей, массовой нищетой, инфляцией, наличием огромного числа бездомных семей и беспризорных детей. Благодаря стараниям сервильной журналистики наши соотечественники, кажется, уже начинают понемногу забывать (а подрастающие поколения даже не подозревают об этом!), что здравоохранение и народное образование всегда были в СССР бесплатными, а квартирная плата столь мизерной, что ее вполне можно назвать чисто символической, что проезд в метро стоил всего пять копеек, а в наземном транспорте - и того меньше. То же в полной мере касается платы за электроэнергию, газ, отопление, телефон, железнодорожный и авиационный транспорт, почтовые и телеграфные услуги, не говоря уже о ценах на газеты, журналы и книги. Для миллионов и миллионов наших сограждан было привычным и нормальным делом проводить отпуска у моря или отправлять детей в пионерские лагеря. Ни у кого не было проблем с нормальным питанием и никто не встречал, как в наши дни, нищих стариков, роющихся в мусорных баках.
Сейчас, когда по нескольку раз в году повышаются тарифы на все виды услуг, когда власти готовят новый удар по кошелькам россиян - жилищно-коммунальную "реформу" и отмену многих социальных льгот, - а такое, казалось бы, простое дело, как подписка на газеты и журналы или поездки по стране стали вообще недоступной роскошью для большинства наших соотечественников, когда миллионы потерявших работу, престарелых и инвалидов не ведают, как, на что и где они будут жить через месяц, кто и на какие средства проводит их в последний путь, нельзя не напомнить, что, быть может, самое большое социальное достижение советского периода истории - это отсутствие у людей страха перед будущим, уверенность в том, что как бы ни было порой тяжело, завтрашний день все же будет лучше сегодняшнего.
Когда сегодня сервильные телеведущие, демонстрируя снобизм, барское пренебрежение к людям, презрительно именуют "совками", "кухаркиными детьми", "гегемонами", "люмпенами", "охлократией" трудящиеся классы, они оскорбляют поколения своих соотечественников, на плечах которых все мы стоим и которым обязаны всем тем, что есть в нашей стране. И все, что "приватизируется", распродается и разворовывается, - создано и защищено ими. Стоит еще раз вдуматься, кто же на самом деле сейчас иждивенец. Революция подняла и раскрепостила широкие массы. Н. Бердяев, будучи честным аналитиком, отмечал: "Как и всякая большая революция, она произвела смену социальных слоев и классов. Она низвергла господствующие, командующие классы и подняла народные слои, раньше угнетенные и униженные, она глубоко взрыла почву и совершила почти геологический переворот. Революция освободила раньше скованные рабоче-крестьянские силы для исторического дела. И этим определяется исключительный актуализм и динамизм коммунизма. В русском народе обнаружилась огромная витальная сила, которой раньше не было возможности обнаружиться" (Я. А. Бердяев. Истоки и смысл русского коммунизма, стр. 365).
Именно эта "огромная витальная сила", разбуженная революцией и энтузиазмом строительства нового общества, стала источником стойкости героизма и мужества, позволивших советскому народу выдержать суровые испытания Великой Отечественной войны и одержать победу над германским фашизмом. В ходе этой беспримерной, самой кровавой в истории войны Советская Армия спасла от порабощения и физического истребления H( только двести миллионов наших соотечественников, но и народы захваченной фашизмом Европы. Советские войска пришли туда в 1944 - 1945 годах с освободительной миссией, во имя спасения людей от "коричневой чумы". Можно снести памятники воинам-освободителям, но никому не по силам вычеркнуть этот подвиг из истории.
БЕССПОРНО, в ходе революции, в годы строительства социализма пришлось преодолевать немало иллюзий и романтических заблуждений. Самым отрицательным образом сказывались получившие широкое распространение и сдерживавшиеся до поры до времени лишь колоссальным авторитетом Ленина настроения нетерпения и нетерпимости, стремления перескочить через целые этапы развития, кавалерийскими атаками решить сложнейшие общественные проблемы. Порой торопливость, желание как можно скорее шагнуть в будущее отражались и на некоторых документах и указаниях самого Ленина, что было своего рода знамением революционной эпохи и результатом тогдашней невероятно тяжелой, временами просто безвыходной обстановки в России. Было допущено множество грубейших просчетов и ошибок. В избытке было жестокости.
Множества жертв - особенно в эпоху сталинщины - безусловно, можно и нужно было избежать: к концу 20-х - началу 30-х годов острейшие схватки с контрреволюцией, борьба против иностранных интервентов были далеко позади, в стране практически не существовало уже социальной базы для реванша свергнутых классов. Сложившаяся в недрах партаппарата еще в начале 20-х годов сталинская группировка, по-своему трактовавшая пути и методы строительства социализма и вскоре фактически истребившая большевистскую партию предреволюционных и революционных лет, развязала массовые репрессии прежде всего в целях укрепления собственной власти. Отход Ленина от активной политической деятельности и его смерть повлекли за собой крайне серьезные для страны последствия. Сталинская группировка не пожелала считаться с осуществленной Лениным на закате его жизни коренной переменой "всей точки зрения нашей на социализм" (см. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 45, стр. 376). Эта "перемена" явилась логическим завершением теоретического анализа проб и ошибок большевистской партии в поиске наиболее верного, надежного пути к социализму, отвечающего условиям крестьянской, экономически отсталой России. Она была результатом преодоления пережитков политики "военного коммунизма" и всякого рода чрезвычайщины, обусловленных Гражданской войной, иностранной интервенцией и разрухой. Она стала итогом долгого и мучительного переосмысления Лениным всего разностороннего и крайне противоречивого опыта, накопленного после Октябрьской революции.
Ленинский нэп, нацеленный на соединение рынка и социализма и рассчитанный на жизнь нескольких поколений, вместе с многоукладной экономикой был свернут уже к концу 20-х годов и заменен командно-административной экономической системой, основанной, как и в годы "военного коммунизма", на перманентной чрезвычайщиие. Вместо формирования строя "цивилизованных кооператоров", за который ратовал Ленин, была проведена насильственная коллективизация.
ОБЩЕСТВЕННАЯ МОДЕЛЬ, в общих чертах сформировавшаяся в 1930-е годы, без кардинальных изменений просуществовала в течение полувека. При этом нельзя не видеть, что советское общество и 20-х, 30-х, 40-50-х, 60-х и 80-х годах ХХ века по многим параметрам имело существенные отличия. Другой вопрос - глубина и возможности трансформации этого общества. Опыт Китая и Вьетнама во всяком случае показывает, что тезис о его нереформируемости остается по меньшей мере открытым. Реформы Дэн Сяопина и его последователей обеспечили высокий динамизм экономики и рост "благосостояния для всех", укрепили международный авторитет КНР.
Можно сколько угодно спорить относительно того, как именовать возникший на основе этой модели общественно-политический строй - социализм, этатистский социализм, суперэтатизм, мутантный социализм и т.д. Нe в названии суть дела. Окончательный вердикт и отношении этого строя и его места в истории нашего Отечества и всего мира, думается, вправе вынести только дальнейший ход общественного развития. Сейчас несомненно одно: планирование и централизации управления позволили модернизировать страну, создать могучий научно-технический и оборонный потенциал, пройти в сжатые сроки путь от сохи до атомной энергетики н освоения космоса, выйти но многих областях науки на авангардные позиции. Социальные ценности советского общества соответствовали и коренным интересам подавляющего большинства населения. Немаловажно также, что люди знали, на что идут гигантские материальные и финансовые ресурсы, результаты их труда. К 60 - 70-м годам прежняя общественная модель начала терять свою динамичность. Она оказалась не в состоянии ответить на принципиально новые вызовы времени, обеспечить качество жизни на уровне самых высоких мировых стандартов, ограничивала гражданские свободы. Нарастало отставание в области высоких технологий- В позднебрежневские времена страна оказалась поражена своего рода склеротическим недугом, исключавшим возможность проведения каких-либо серьезных реформ.
На решение скопившихся социально-экономических проблем, проведение широкой политической демократизации, предоставление реальной власти Советам всех уровней, восстановление исторической истины, а в конечном счете - на радикальное улучшение условий жизни народа и была направлена начавшаяся в середине 80-х годов перестройка. На первых норах она вызвала одобрение и широкую общественную поддержку, породила надежды на скорые перемены к лучшему. Однако этот процесс был прерван, и верх взяли силы, которые осуществили захват и раздел национального достояния, созданного трудом поколений советских людей, и передачу его в собственность "новых хозяев" - амальгамы из прежней партхознаменклатуры, дельцов подпольного бизнеса н крупных спекулянтов, главарей криминальных группировок.
Ельцинские "реформы", осуществляемые в интересах правящей финансовой олигархии, привели к всеобъемлющему кризису, охватившему экономику и производство, армию, социальную сферу и общественную мораль.
Власть, несмотря на бодряческие декларации, на деле лишена сколь-либо ясных представлений о путях вывода из обостряющегося в стране кризиса. Никакой стратегии развития у нее нет. Она занимается тушением "локальных пожаров" и бесконечным штопаньем государственного "тришкина кафтана", то и дело изымая денежные средства из одной сферы и переливая их в другую, продолжает распродавать еще оставшуюся госсобственность, за которую ведут ожесточенную борьбу крупнейшие финансовые группы, не брезгуя при этом никакими средствами.
НЕЖЕЛАНИЕ СЧИТАТЬСЯ с общественными потребностями и интересами большинства населения 80 лет назад привело к краху романовскую монархию и Временное правительство. Нынешний режим, органически не способный генерировать сколь-нибудь привлекательные идеи, предложить и осуществить реалистический, продуманный и, главное, отвечающий интересам масс путь выхода из всеобъемлющего кризиса, проявляет к всему прочему и полное нежелание и неспособность учитывать уроки прошлого. Поистине прав был В. Ключевский, когда говорил, что "история ни чему не учит, а только наказывает за незнание уроков".
...Один из образованнейших и наиболее дальновидных людей своего времени Ф. Энгельс в письме русскому общественному деятелю М. Даниельсону, датированном 17 октября 1893 года, высказал такое мнение о России и ее будущем: "Великая нация, подобная вашей, переживет любой кризис. Нет такого великого исторического бедствия, которое бы не возмещалось каким-либо историческим прогрессом" (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. т. 39, стр. 130). Цена переживаемого нашим народом уже более полутора десятилетий бедствия огромна. Его возмещение возможно только на путях радикального изменения социально-экономической курса и восстановления фундаментальных социальных ценностей.
Валерий БУШУЕВ
Ж-л "свободная мысль, 1999, No 10
Док. 272907 Опублик.: 22.01.07 Число обращений: 342
