Анна Политковская: `Хочу на войну, чтобы выжить`Назад
Анна Политковская: `Хочу на войну, чтобы выжить`
"Льготная реформа" приговаривает ветеранов чеченских войн к ликвидации
В No 58 (12 августа) мы начали серию репортажей с Урала о том, чем обернется так называемое "льготное реформирование" для участников боев против "сил международного терроризма", вернувшихся домой с Кавказа. Сегодня - продолжение темы. Уральские "чеченцы" - это самые разные люди и самые разные судьбы. Объединяет их одно - война в подкорке.
Одни живут, чтобы вынуть эту занозу. Другие - чтобы разбередить. В этом репортаже - о судьбах тех, кто не смог устроиться в гражданской жизни, будучи скошен "чеченским синдромом". Что у них впереди?
Полное одиночество
Надежда, уходя на работу в поселковую котельную, запирает сына Толю, 1976 года рождения, на ключ - он, Анатолий Суздалов, ветеран чеченской войны (воевал во внутренних войсках, в селах Орехово, Самашки и Ачхой-Мартан), теперь инвалид первой группы, парализован по грудь, локти - единственная точка опоры его "немого" тела.
Поселок Карпушиха, в котором живут Суздаловы, - окраина нашей Вселенной, далекий и таежный. Ближайший райцентр - Кировград, в просторечии именуемый Наркоград (центр местной наркоторговли), - в 38 километрах по лесной дороге. Дети на Кавказ попадают в основном из таких вот Карпуших - местные матери на рельсы не ложатся. Сюда же детей с войны и возвращают... Карпушиха - вымирающий отстойник Свердловской области, последний пункт для выселенных из Екатеринбурга асоциальных элементов, потерявших свои городские квартиры в счет многолетних неуплат. Пьянь, голытьба, наркота... Под подъездом двухэтажки, где у Суздаловых квартира, человеческое месиво - шатается, ржет, матерится, друг друга хватает грязными руками за бедра и пинает.
Этот асоциальный элемент ворует в Карпушихе всё. Тазики, веники, чайники, кружки, палки, из стен гвозди выдирает. Поэтому Надежда и запирает Толю - чтобы в ее отсутствие "добрые соседи" не утащили последнее. Они нищие, если что своруют - взять будет неоткуда. Вдвоем живут на Толины инвалидные 1200 рублей, а Надеждиной зарплаты в котельной нет и в помине уже с полгода как.
История Толи - типичная ветеранская.
- Плачет теперь по вечерам. - Рассказывая, Надежда тоже плачет - она так бесконечно устала с лежачим больным. - А что поделаешь? Говорила, борись, Толя, брось пить... Но теперь все поздно. И позади.
До Чечни Толя закончил только школу - был зеленый-зеленый красивый мальчик. А из Чечни вернулся с совершенно растерзанной душой. Как все. И как все - без всякой реабилитации - прямиком в Карпушиху, а тут реабилитация только алькогольно-наркотическая, и уж кого куда вынесет. Вскоре Толя бросился на ларек в Левихе, соседнем поселке, - крушить. И покрушил. При этом был до такой степени не в себе, что ничего не помнит, но зато его хорошо запомнили продавщицы ларька - на суде они удивлялись, что парень-то ничего даже и не взял и никого не побил... "Чеченский синдром".
Так Толя влетел в тюрьму - через нее, проклятую, после службы в Чечне прошло уже больше половины свердловских "чеченцев". И продолжают проходить в обнимку с гепатитом, ВИЧ, туберкулезом... Выпустили Толю по какой-то из амнистий, он опять запил, а вскоре его парализовало. Врачи сказали маме: "Не суетитесь, пяти дней не проживет". Тяжелая нейроинфекция.
- Но ведь прожил уже больше года, - говорит мать, садясь на низкую скамеечку у кровати. И глаза у нее счастливые, несмотря ни на что... - Сначала кормила, теперь даже сам ест.
Толино заболевание, тем не менее, настолько же тяжелое, насколько и неизлечимое. Он доживает свой земной путь - и единственное, что теперь для него, слабого, обязана сделать страна, - это помочь дожить достойно. Но не спешит страна...
В комнате, где лежит Толя, чисто - но смрад, сопровождающий лежачего больного. Толя весь в пролежнях и по уши в инфекциях, с которыми организм не борется.
- А как он будет бороться? Что мы едим... Катетеры постоянно нужны, его бывшая одноклассница приносит - она работает в онкодиспансере, жалеет... А сами мы купить не можем... - повторяет и повторяет Надежда. - Цена лекарств, которые все время нужны сыну, перекрывает "социальный пакет" во много раз. А еще - катетеры, нужен матрац против пролежней... Я не знаю, что делать.
- К нам никакие деньги все равно не дойдут. Потому что никогда не доходят, - говорит Толя, в его спокойных глазах - готовность к смерти. - Ни одному слову правительства не верю. И с льготами только обман.
Мы говорим на одном языке - русском, но трудно поверить, что Карпушиха - в той самой стране, где существуют Екатеринбург или Москва. Ни один социальный работник за все полтора года, что Толя полностью прикован к постели, не навестил дом Суздаловых. Соцзашита отсутствует как таковая. Подчиненные лихого соцреформатора Зурабова по этим тропам - не ходоки. Инвалидная коляска, выделенная Толе в госпитале, где ему ставили диагноз (областной госпиталь ветеранов войн в Екатеринбурге), стоит без дела в углу - Толю некому спустить со второго этажа подышать воздухом. Лишь Дима Корягин, "чеченец" из Кировграда, зампредседателя районной ветеранской организации, изредка приезжает проведать. И все.
Кто спорит, здорово и духоподъемно писать о людях, которые вопреки всему пробили стены и сломили нашу действительность, жесточайшую к больным и слабым. Но правда состоит в том, что таких, как Толя, - слабых - в сотни раз больше. И в той глухой провинциальной беспросветности, где они влачат дни, надеяться им не на что. Кроме как на льготы. Льготы - их соломинка. Держась за нее, они могут либо выжить, либо достойно уйти навсегда. Но сегодня надежда на хоть какую-то социальную поддержку богатеющего государства, вроде бы отбирающего деньги у олигархов в пользу неимущих, окончательно рушится. И надо понимать: невозмещение реальных затрат на лечение и уход для таких, как Толя, - приговор.
Имеет ли право госмашина брать на себя функции регулятора естественного отбора?..
...Середина рабочего дня, низкорослый пьяный мужик с фингалом и в приспущенных штанах хватает здоровенную распатланную бабу в короткой юбке, открывающей одутловатые от запоев бедра. Толпа таких же зрителей гогочет под Толиным окном, но туда никто даже не заглядывает.
После Чечни у Толи был единственный шанс выжить - бросить все и бежать. Он не сориентировался и им не воспользовался. Государство же, напротив, сориентировалось - и методично настаивает на Толином истреблении.
Два выхода: или водка, или Чечня
Ревда - городишко на тракте Екатеринбург - Москва, его полюбить сложно. Пыль, та же пьянь и наркота, что в Карпушихе, проститутки на трассе - "от 12 до 56" и "от 50 рублей до 300", как поясняет злющий человек с кулоном-черепушкой, висящим на шее. Это Андрей Баранов, заместитель председателя Ревдинского отделения Свердловской областной общественной организации "Союз ветеранов чеченской войны и локальных конфликтов". Баранов тоже из породы несориентировавшихся...
- Трудовую я выкинул, - бравирует Баранов. - Зачем она? На работу нас не берут. Контузии у многих - мы непредсказуемы. Нас боятся.
- Наверное, не просто так? Вы агрессивны?
- Нет, мы просто видим несправедливость раньше других. Поэтому многие в тюрьме. Семьдесят процентов спились. Только жены-героини терпят наших пацанов - честь им и хвала. А государству не верю. Вообще.
- А чем на жизнь деньги зарабатываете?
- Между собой организовались и грузы сопровождаем.
- Крышуете то есть?
- Ну почему сразу - "крышуете"? Просто правительство наше тупиковое. Во всем. Зачем на него работать? Крышевать - это в прошлом. Мы же вложились. И теперь помогаем людям работать.
Ну хорошо... У Баранова, скажем, под "крылом" - местная фирма такси, мы разговариваем в ее комнатушке на Ревдинском железнодорожном вокзале. Гудки паровозные только подчеркивают высокую степень тревожности нашего разговора - и злость Баранова на весь мир, и настороженное молчание со взглядами исподлобья других "чеченцев"...
- А льготами пользуетесь? Какими?
- На электричках до Екатеринбурга я сам себе бесплатный проезд организую. Сажусь в поезд, показываю военный билет, что участник боевых действий, контролеры глаза закрывают - не связываются.
Время проходит в ожидании хоть одного трезвого "чеченца" - поговорить, но такого найти в Ревде к вечеру не удается.
- А что делать? - Баранов швыряет в меня слова, как булыжники из-за спины, с размахом: - Тут два выхода: или водка, или опять в Чечню. Я тоже по контракту поехал.
- Зачем?
- Отдохнуть. От вашей гражданки. Там все понятно. А тут одни проблемы. Все наши пацаны правду ищут. И не находят. А оттуда придешь - и видишь ясно: все тут разложилось. Брат брата швыряет - абсолютное швырялово. А там все честные: вот враг, вот мы.
Вячеслав Зыков, председатель Свердловской областной общественной организации ветеранов, тоже "чеченец" нынешней войны, служивший водителем в медотряде, подтверждает слова Баранова: "Стремятся уехать обратно повоевать примерно процентов семьдесят "наших". От безысходности. Но отбор на контракт все-таки есть, и уезжают в Чечню около тридцати процентов".
Таким образом, "рецидивистов" "чеченского синдрома" при полном отсутствии психологической реабилитации в Свердловской области - треть. За подобный рецидив врачей-клиницистов снимают с работы, а тюремные начальники, где тоже рецидив - повторение "ходки", - важнейший показатель, никогда не имели бы премиальных. Власть же, пославшая "чеченцев" на Кавказ и не желающая им помогать после, безболезненно вырулила на второй срок. И более того - не только теперь не желает отвечать перед обществом по "чеченским" долгам, но еще и наращивает свою безответственность.
- Слышали, льготы отменяют?
- Пусть отменяют, это "их" не спасет, - констатирует человек с черепом на шее. - Мы за Жирика. Будем продвигать патриотическое движение, брать пацанов с улицы и запихивать, запихивать, запихивать в военно-патриотические клубы. Если мы будем воспитывать, может, толк будет...
- Какой толк?
- Жесткая монархия.
Простейшая вроде бы истина: государству экономически выгодно учить, лечить, реабилитировать "чеченцев" - обеспечивать их уровнем знаний, любым способом навязывать им эти знания, только чтобы голова и руки были заняты чем-то общественно полезным. Иначе - потоки наркоманов, алкоголиков, разбойников, не помнящих, что творят. Это элементарно, как "сила действия равна силе противодействия".
Тем не менее ничего этого нет, а с наступлением "льготной реформы" даже требовать этого будет не у кого. Но куда деваться необученному? Необразованному? С потемками в душе и разуме? Возвращаться в Чечню - тем, кто может, с руками и ногами. За отдохновением. Единственная действенная "реабилитация", предложенная государством "чеченцам" сегодня, - это возможность вернуться на войну и убивать от имени государства... "Черепушку" на шею - и айда. "360 моих положили в Грозном... - скрежещет зубами Баранов. - После Комсомольского зачищал... Понимаешь? Что это такое?"
Понимаю. Понимаю, что каждый платит по своим долгам. И все-таки горько за каждую сломанную, как спичка, душу.
И еще об одном: совершенно очевидно, что если в стране найдется человек, который раскачает эту среду, - стране действительно будет конец. Никакой Путин, "возрождавший армию и великую Россию", положения не спасет. Потому что никакому Путину в глубинке давно не верят. И все это похоже на то, как описывают современники состояние умов перед Февральской революцией 1917 года. Словеса об уменьшении числа бедных как национальной идее, на деле - их увеличение. Паника царствующих особ перед лицом обнищавшей народной массы, доведенной до черты, - а градус толпы только растет...
Страна, не желающая заботиться о своих гражданах, которых послала на войну, обречена на гибель. От руки тех, кого посылала.
Досье
В городе Екатеринбурге и Свердловской области живут 1 миллион 200 тысяч ветеранов-льготников всех возрастов и категорий. "Чеченцев" - прошедших первую ("восстановление конституционного порядка") и вторую ("контртеррористическая операция") чеченские войны - более 20 тысяч. Нашли себя после Чечни примерно 10 процентов от общего числа.
