В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Арская Л.П.: Проблемы продовольственного обеспечения населения в кронтексте государственной социальной политики Назад
Арская Л.П.: Проблемы продовольственного обеспечения населения в кронтексте государственной социальной политики
Существуют два основных направления для решения проблем населения в сфере продовольствия. Первое и особенно важное для современной России - рост общих масштабов его производства, то есть решение на макроэкономическом уровне. Другое же решение предполагает работу на социально-экономическом уровне. Первое, очевидно, представляет собой решающую предпосылку успешных решений на социальном уровне. Но даже в самых обеспеченных продуктами питания странах социальное поприще для деятельности в сфере продовольствия всегда существует. В России ждать изобилия самостоятельно произведенного продовольствия придется, видимо, не один еще год. Поэтому, непосредственно социальные решения вносят свою лепту в обеспеченность достаточно многочисленных слоев населения продовольствием и, что немаловажно, они дают, пусть не исчерпывающий, но достаточно быстрый результат.
Чтобы стали четко очерченными направления для перспективной социально-экономической политики в сфере продовольствия в нашей стране, стоит определить место продовольственных проблем в общей социальной ситуации - то, каким оно было в 90-е годы и каким оно является сейчас.
В трудные 90-е годы дневное потребление продовольствия в расчете на душу населения, выраженное в калориях, сократилось почти на одну треть. К 2004 году в энергетическом эквиваленте суточный рацион среднего россиянина несколько повысился и сейчас он приближается к 2,5-2,6 тыс. калорий. Это - все еще ниже, чем было у нас 15 лет назад и ощутимо ниже, чем в ведущих странах Запада в наши дни. Особенно велико отставание от Запада в том, что касается структуры и качества потребления. Ежедневный стол россиянина беднее животными белками, витаминами, куда в большей степени потребность в продовольствии обеспечивается хлебом и картофелем. В цифрах это сопоставление выглядит так: мяса и мясопродуктов житель России потребляет в среднем в 2.5 раза меньше, чем американец, и также в 2,5 раза меньше приходится на душу российского населения фруктов, но оно на 30% больше потребляет картофеля и в 2 раза больше - хлеба и хлебопродуктов.
К 2004 году доля хлеба и картофеля в питании жителей России несколько сократилась, но замещение их более ценными продуктами, если и происходило, то крайне медленно. Если сравнить современное реальное потребление этих продуктов и нормы, то окажется, что средний россиянин потребляет такое количество овощей и бахчевых культур, которое находится на уровне 61,7% от нормы, ягод и фруктов - 35%, мясных продуктов - 78,5%, молока и молочных продуктов - 58,2%, яиц - 69,4%, рыбы и рыбопродуктов - 65,2%, сахара - 65,9%, растительного масла - 77,8%.
Помимо понижения уровня и ухудшения структуры потребления характерной чертой ситуации является длительность исторической полосы, на протяжении которой эти явления наблюдаются. Уже на протяжении 15 лет общий дефицит животного белка в рационе россиян составляет не менее одной четверти, недостаток витаминов - не менее одной трети.
В наиболее трудное положение попали социальные слои с невысокими доходами. Официальная статистика свидетельствует о том, что процент населения, чьи доходы находятся ниже прожиточного минимума, обнаруживает в последние годы тенденцию к сокращению. Если взять пятилетний период с 2000 по 2004 год, то окажется, что годовой процент сокращения варьировался в интервале от 5% до 18%. Несмотря на это улучшение, доля населения с доходами ниже прожиточного минимума все еще велика.
В группе населения с недостаточным потреблением многочисленным контингентом являются пенсионеры. Только в 2004 году средний размер вновь начисленных пенсий превзошел прожиточный минимум для пенсионера и то лишь на 6%. В 2004 году был произведен новый расчет прожиточного минимума для населения, - как для работающих, так и для пенсионеров, что затрудняет прямые сопоставления с предыдущим периодом. Для характеристики картины, наблюдавшейся в 90-е годы и на рубеже нового столетия, достаточно одного факта, характеризующего степень отставания вновь начисленных пенсий от потребностей, в том числе и продовольственных: в 1999 году эти пенсии составили лишь 70% от прожиточного минимума для пенсионера.
Само исчисление прожиточного минимума для пенсионеров, оставляет место для общественной дискуссии. По последнему расчету он оказался на уровне двух третей от прожиточного минимума для работающего населения. Закономерно возникает вопрос о том, насколько это аргументировано, особенно в части продовольствия.
Американские специалисты скрупулезно разрабатывали тему достойного уровня жизни для пожилого населения США. Согласно их подсчетам, потребность в денежных средствах после выхода на пенсию, если и сокращается, то незначительно. По одним статьям расходы уменьшаются, по другим - растут. Растущими оказываются особенно необходимые с возрастом расходы на лекарства, медицинскую технику, на личные услуги, на оказание помощи по хозяйству. Расходы же на питание, несколько меняясь по структуре, остаются примерно на том же уровне, на каком они были в ту пору, когда человек работал. Общая калорийность питания после прекращения работы в связи со снижением энергетических затрат может быть несколько уменьшена, но появляется своя специфика, вызванная соблюдением диет, особыми требованиями к качеству продовольствия. Утверждать, что точно также обстоят дела в России, было бы опрометчивым, но все же общая тенденция представляется аналогичной.
Прямые сопоставления в области потребления продовольствия пенсионерами затруднительны, поскольку в каждой стране складываются свои национальные и исторические стереотипы. Но все же надо подчеркнуть, что в России объективная потребность пожилого населения тяготеет к стандартам США и Северной Европы, уже по той причине, что преобладает население европейского физического типа. Свой отпечаток накладывает проживание в холодном климате, что обусловливает высокую энергетическую потребность организма. Кроме того, значительная часть пожилого населения России в наши дни продолжает работать, в том числе и заниматься физическим трудом.
Действовавший в России до 2004 года прожиточный минимум для пенсионеров был фактически вплотную прижат к уровню необходимых продовольственных затрат. В соответствии с методикой исчисления тогдашнего прожиточного минимума для пенсионеров не была в достаточной степени учтена потребность в ряде важных товаров и в особенности - услуг. Поэтому, чтобы отыскать в своем реальном бюджете место для насущных непродовольственных затрат, пожилые люди в России сплошь и рядом вынуждены были в 90-е годы ограничивать свое и без того скромное потребление продовольствия.
Рассчитывать на скорые перемены в продовольственном положении пожилых людей пока не приходится, хотя бы исходя из того, что коэффициент замещения пенсиями заработной платы в России пока еще не достигает одной трети. Это ощутимо меньше, чем рекомендованная МОТ показатель в 40%. Если подойти к этому вопросу об уровне обеспеченности старшего поколения с макроэкономической и с демографической точек зрения, то есть основания говорить о существовании потенциала для роста пенсий. Рассуждения об увеличивающемся бремени иждивенчества, то есть о неблагоприятном изменении соотношения между его работающей и неработающей частью в сторону преимущественного роста последней, не подкрепляются российской статистикой последних лет, по крайней мере, в отношении численности пенсионеров. Сопоставление динамики численности занятых в экономике и численности пенсионеров за последние 5 лет показывает стабильность обоих показателей, поэтому и их соотношение не может указывать на ограниченность образующихся у государства финансовых резервов, которые обеспечивали бы надлежащий рост пенсий. Сложившееся в 90-е годы положение пенсионеров, включая уровень потребления ими продовольствия, имело целый спектр социальных последствий. Один из аспектов, на первый взгляд неожиданный - это связь с рождаемостью. К российским традициям относится сохранение достаточно устойчивых связей между молодыми парами после их вступления в брак и родительскими семьями. Старшее поколение обычно играло большую роль в выхаживании внуков и правнуков и в их воспитании. В 70-х годах одним из социальных стереотипов стало формирование такой системы внутрисемейных отношений, которое западные авторы - специалисты по России - назвали "бабушка-систем". Старшая по возрасту женщина выходила на пенсию и принимала на себя значительную долю внутрисемейного труда, предоставляя более молодой женщине, представлявшей материнское поколение, возможность совмещать труд по найму и семейные обязанности.
"Бабушка-систем" предполагала, как важное условие своего существования, то, что пенсии более или менее соответствовали по своему уровню удовлетворению основных жизненных потребностей, по крайней мере - в продовольственной сфере. При стабильных тогда ценах и достаточном уровне пенсионного обеспечения вектор предпочтений при выборе между желанием продолжить труд по найму или посвятить себя делам семьи оказывался сплошь и рядом направленным в сторону семейного варианта. После радикального роста цен на продовольствие, который состоялся в 90-е годы, предпочтения старшего поколения обрисовались иначе. Кроме аргументов, связанных с уровнем жизни, для женщин современного старшего поколения характерно восприятие наемного труда, как ассоциирующегося с целым рядом социальных ценностей и духовных запросов. В когорту бабушек начинают входить женщины с высоким уровнем общего и профессионального образования. Если в 90-е годы бабушка выбирала продолжение работы по найму, то это могло стать для молодой пары весомым аргументом для выбора модели семьи с одним ребенком. Такое решение принималось даже, несмотря на то, что установление трехлетнего пособия матерям и сохранение за ними на этот период рабочего места было большим шагом в направлении гуманизации условий для пополнения семьи. Но, как известно, заботы о ребенке этим возрастом не ограничиваются.
Другой вариант предпочтений, когда старшая по возрасту женщина, даже при недостаточности пенсии выбирала семейную ориентацию, как бы внутренне предполагал прямой трансфер денежных средств от поколения к поколению, то есть финансовую поддержку не работающей по найму бабушки. Но и подобное перераспределение средств в свою очередь могло способствовать появлению у молодых пар ориентации на однодетную семью.
Таким образом, уровень финансового благополучия, физического здоровья старшего поколения и рождаемость оказались связанными между собой.
В то время, когда у нас в стране семьи осуществляли выбор между наемным трудом, как главным источником денежных средств, и рождением детей, на Западе, где возникла та же, в сущности, проблема, способы ее решения оказались иными. Широкое распространение получили режимы неполной рабочей недели и сокращенного рабочего дня, которые позволяли гармонизировать те и другие интересы. В Англии, например, занятость с сокращенным рабочим временем выбирала каждая вторая работающая по найму женщина, имеющая детей. У нас в стране сходные идеи в гораздо меньшей степени обернулись практическими результатами. Главной причиной такого положения в 70-80-е годы была низкая заработная плата. Сокращенный рабочий день по своим финансовым результатам не оправдывал общих затрат времени, связанных с наемным трудом, то есть на подготовку к работе, на транспорт и т.п. Сейчас к этим аргументам добавляется незаинтересованность работодателей в "дроблении" ставок. Тем не менее, как представляется, такие режимы могут все-таки и у нас получить развитие при условии, если государство "наработает" и осуществит принципы их поддержки.
Индексация пенсий, если она проводится в условиях высоких темпов роста цен, обычно не влечет за собой достаточного морального и материального результата. Россия была не единственной страной, где в этом убедились. На Западе в свое время тоже прошли путь применения индексационно-компенсационных механизмов, и там было высказано немало критических суждений по поводу их социальной и экономической эффективности. По словам британского экономиста Э. Шварца, на Западе "даже противники государственного регулирования вынуждены были признать, что контроль за динамикой цен предпочтительнее свободной инфляции, даже с компенсациями".
Темой для размышления специалистов по социально-экономическим проблемам остается вопрос о том, не является ли установившаяся в последние полтора десятилетия массовая ориентация лиц старших возрастов на продолжение работы в определенной степени вынужденной в связи с проблемой их экономического и в том числе продовольственного положения. Если так, то в ее оценке на первый план выходят вопросы ее негативных последствий, в том числе для здоровья пожилого населения, для рационального распределения рабочих мест между поколениями. Это - не риторические, а вполне жизненные вопросы. Правда, жизнь подсказывает и некоторые оговорки. Оплата труда лиц старших возрастов в среднем по России заметно ниже заработков молодых поколений, поэтому трудно предполагать, что в случае высвобождения этих мест молодежь предъявит на них активный спрос даже при недостатке вакансий.
Сходный вопрос - не был ли избыточным труд многих тысяч молодых женщин на производстве в связи с отложенными рождениями, если исходить из того, что вслед за рождением детей следует логичный перерыв в работе по найму. Не только применительно к этой ситуации логично, как представляется, применить термин избыточный труд. Даже при чисто визуальном подходе нетрудно заметить, каким протяженным сделался рабочий день молодых женщин, например, в такой традиционной для них сфере, как торговля. Понятно, что это плохо согласуется с тем большим объемом семейных обязанностей, который следует за рождением детей.
К трудному наследию 90-х годов относится и то обстоятельство, что более 20% малообеспеченных граждан России - это дети и подростки. Домашние хозяйства, имеющие детей, составили в 2004 году 63,4% среди крайне бедных и 50,7% - среди малоимущих. Логично предположить, что на программы по финансовой поддержке повышения уровня рождаемости в стране отреагируют семьи с невысокими доходами. Социального риска это в себе, как думается, не заключает. Важно только, чтобы общество не упускало из виду, что и на нем лежит ответственность за здоровье и уровень питания новых жителей страны. С этой точки зрения стимулы к росту рождаемости можно понимать в узком и в широком смысле. В первом варианте - это виды помощи, включая финансовую, которые ориентированы на то, чтобы поддержать на нормальном уровне жизнь молодой семьи на относительно короткой полосе времени, которая следует за рождением ребенка, обеспечить ее членам, по меньшей мере, прожиточный минимум. Во втором же понимании - это постоянная опека детства со стороны общества, причем опека, как финансовая, так и духовная.
Рождаемость в стране уже начала расти и эта тенденция, вероятнее всего, продолжится. "Заработала" уже такая причина, как реализация отложенных рождений. В российской истории наблюдались закономерные подъемы рождаемости после спадов. Но из истории также известно, что перепады в демографических процессах оборачиваются неравномерностью нагрузок в сфере детской медицины, образования, а со временем - и в сфере занятости. Когда к естественному росту рождаемости добавляются предложенные государством стимулы, то тем более становится необходимым прогноз по всем видам сопутствующих социальных затрат. Фактическая платность многих услуг, связанных с выхаживанием и воспитанием детей, может стать противовесом закреплению тенденций к росту численности населения и росту его жизненного уровня.
В начале 90-х годов были отменены прямые льготы в ценах на товары детского ассортимента, включая детское питание. Замена их денежными пособиями дала основательную почву для размышлений. Полностью компенсировать рост цен эти пособия не смогли, тем более, когда вздорожание товаров детского ассортимента стало не просто очевидным, но и бурным. В самом равенстве детских пособий было заключено как бы свое неравенство в социальном отношении, поскольку они объективно имели различное значение для семейных бюджетов людей, представлявших разные слои россиян по доходам. Не было выработано механизмов, которые позволяли бы контролировать, особенно в неблагополучных семьях целевое использование этих средств. Груз подобных вопросов оказался велик. Он отягощает и выбор вариантов социального действия на будущее. Очевидно, что постоянного внимания и в будущем потребуют качество, цены на товары для детей и их соответствие друг другу. Вопрос, как думается, стоит не о выборе между формами финансовой поддержки и натуральными вариантами предоставления помощи, в первую очередь - продовольственной, а об их взаимном дополнении. Размеры некоторых пособий явно не соответствуют реальным затратам на содержание ребенка, но финансовая помощь - это гибкий механизм, которым можно достаточно легко управлять. Но при тех ценах на продовольствие, которые у нас сложились, его предоставление на льготных условиях может вносить не менее, если не более существенный вклад в поддержание уровня жизни семей с детьми, особенно неполных семей при неработающих матерях. Система поддержки детей и подростков выстраивается сейчас по вертикали - от федеральных до местных форм, и по горизонтали, то есть - по вариантам нуждаемости. Если взять благополучную Москву, то до повышения с января 2007 года городских денежных выплат малообеспеченным семьям, размер пособий, очевидно, не согласовывался с ценами на детское питание и детские товары в целом. Так, на детей одиноких матерей выплачивалось 300 рублей в месяц (то есть 10 рублей в день на ребенка), пособие же на детей военнослужащих срочной службы составляло всего 225 рублей в месяц (7,5 рублей в день). Бесплатное же питание для учащихся общеобразовательных учреждений, в учреждениях начального и среднего профессионального образования могло иметь для малообеспеченных семей гораздо большее значение, хотя многое зависело от уровня конкретно предоставляемого рациона.
Не приходится пока считать полностью благополучным и положение многих представителей работающего населения. Почти одну треть семей с доходами ниже прожиточного минимума, составляют семьи людей, имеющих постоянную занятость, больше того в категорию семей с доходами ниже прожиточного минимума попадают даже такие, где имеют постоянную работу все их члены. В 90-е годы в России вырисовалась и утвердилась атипичная для современного мира структура заработной платы, когда факторы, связанные с уровнем образования, перестали играть роль существенного элемента, определяющего дифференциацию. Лица с высоким уровнем образования, с общественно значимыми специальностями и, зачастую, с уникальной квалификацией оказались в составе контингентов, уровень оплаты которых тяготеет к основанию пирамиды доходов, а не к ее вершине. Наряду с мало квалифицированными работниками в составе "новых бедных" оказались работающие в государственных учреждениях врачи, учителя, преподаватели высшей школы, научные работники.
Если в среднем по России душевой доход к 2005 году превышал прожиточный минимум в 2,67 раза, то у получателей заработной платы это превышение было несколько меньшим - 2,59 раза, причем положение было своеобразно тем, что этот показатель, несмотря на общее улучшение дел в экономике и в социальной сфере обнаружил тенденцию к понижению. Для сравнения - в 1992 году поступления от заработной платы обеспечивали превышение над прожиточным минимумом в 2,8 раза. До 2002 года реальная начисленная заработная плата росла теми же темпами, что и реальные денежные доходы населения в среднем, то затем она утратила свое преимущество в темпах роста.
Это - фон и аргументы, чтобы зародились сомнения в том, что семьи получателей невысокой и даже средней заработной платы полностью благополучны с точки зрения уровня и структуры питания. Недостаточный уровень возвышения средних поступлений от заработной платы над прожиточным минимумом говорит о том, что один работающий в нашей стране не может на сколько-нибудь достаточном уровне содержать себя и двух иждивенцев даже с точки зрения обеспеченности продуктами питания.
Если же исходить из уровня средней зарплаты наемного работника в России, то даже на минимальном уровне он с трудом может содержать жену и маленького ребенка. При достижении ребенком возраста 12-ти лет затраты на его содержание не только равны средствам, необходимым для содержания взрослого человека, но даже превосходят их. Таким образом, получается, что семья с двумя детьми как бы не вписывается в демографическую проекцию действующего сейчас в нашей стране среднего уровня оплаты труда.
К ряду особенностей продовольственного положения наименее обеспеченных слоев населения России, специфических черт, сложившихся под влиянием роста цен в 90-е годы, относится сокращение поля для маневра в балансировании денежными средствами при выборе структуры питания. Не только выросли цены на продовольствие, но и изменилось по сравнению с предыдущим десятилетием соотношение между ними по товарным группам. Так, в 1991 году, если семья отказывалась от покупки килограмма говядины, то она имела возможность возместить это покупкой продукции животного происхождения, например, включить в рацион больше молочных продуктов, сливочного масла, рыбы и т.п. При сложившейся же к 2005 году структуре цен сделать это стало трудно или просто невозможно. Относительно цены одного килограмма говядины рост цен на молоко и молочную продукцию выглядел опережающим в 3-4 раза, рыбы - в 4 раза. Таким образом, все меньше оставалось шансов заменить один источник животного белка на другой. Маневрировать приходилось с заменой на продукцию растениеводства, то есть избирать относительно менее подорожавшие товары. Это - картофель, капуста, горох, рис. В современных условиях не все продукты, которые начинают свой путь к прилавку с поля, составляют группу относительно дешевых товаров. Например, хлеб, как и молоко, вздорожал по отношению к мясу в 4 раза. Такое положение может быть преодолено, если вырастут доходы населения, особенно мало обеспеченных групп, или если возрастет эффективность сельского производства, особенно животноводства. Пока увеличение эффективности сельскохозяйственного производства осуществлялось преимущественно за счет растениеводства. И все же, говоря о вариантах потребительского маневра, стоит сравнить положение в нашей стране и в Японии, где при достаточно высоких ценах на говядину, свинина была в 2 раза дешевле, мясо птицы - в 3 раза.
Не удивительно, что продовольственные проблемы 90-х годов в России шли, что называется, рука об руку с такими негативными общественными явлениями, отмеченными демографической статистикой, как общее сокращение рождаемости, снижение числа регистрируемых браков, появление вне брака чрезвычайно большой для нашей страны доли детей. За двадцать лет с 1980 по 2000 год количество зарегистрированных браков сократилось в 2 раза, а доля детей, родившихся вне брака, выросла до одной трети.
Ключ к пониманию истоков кризиса семьи находится и в сфере оценки доходов от заработной платы, как недостаточных, и в учете того, насколько переменилась за последние 15 лет в нашей стране структура расходной части бюджетов людей трудоспособного возраста. По сравнению с доперестроечным периодом, куда выше стал процент затрат на транспорт, на жилье и коммунальные услуги. И еще один комплекс причин стоит иметь в виду, чтобы не идеализировать положение работающего человека в России. В семьях появились и чрезвычайные расходы, связанные с обучением детей, с оплатой здравоохранения, и, что еще немаловажно, возник новый психологический стереотип, который включает в себя ожидание больших непредвиденных расходов.
Неплатежи заработной платы не ушли полностью в прошлое, хотя напряженность ситуации спала. Но и тут остались свой психологический след, свое напряжение, которые способны сдерживать текущие расходы. Такое же психологическое давление оказывает и неуверенность людей, живущих на заработную плату, в стабильности самой занятости. Под давлением этих новых ограничителей, даже семьи, формально, как будто бы способные полностью обеспечить свои продовольственные нужды, фактически сплошь и рядом ограничивают свои затраты в этой сфере. Правда, остался в силе и свой противовес, когда усиленные затраты на покупку продуктов "впрок" начинаются при малейших признаках роста цен.
Простое сравнение семей с различным достатком по уровню потребления продовольствия не всегда точно отражает меру сложившихся различий. Понятно, что дифференциация по энергетической ценности потребления в силу физиологических причин особенно радикальной быть не может. Связанные же с разницей в доходах различия в структуре питания сложились в 90-е годы очень быстро и носили выраженный, рельефный характер. Если сопоставить структуру потребления высших по доходу 10% населения и также 10%, но занимающих нижнюю строчку в ранге по доходам, то окажется, что уже в 1995 году в наиболее обеспеченных семьях потребление овощей и бахчевых культур было в 2,1 раза выше, фруктов - в 3,2 раза, мяса и мясопродуктов - в 2,6 раза, рыбы и рыбопродуктов - в 2,5 раза, яиц - в 2 раза, сахара и кондитерских изделий - в 2 раза, масла - в 1,75 раза. По калорийности и по общему объему потребления продовольствия преимущество было также на стороне обеспеченной части общества. Что же касается разницы в качестве потребления, то здесь пределы различий указать почти невозможно. За одной и той же статьей семей в их продовольственном бюджете, например, напитки, сливочное масло или мясопродукты могут находиться товары, весьма различные по качеству, по потребительской ценности и цене.
Потребление продовольствия обнаруживает связь уже не только с уровнем, но и с образом жизни различных слоев российского населения, больше того - с представлениями о личном достоинстве и с принципами социальной справедливости. Если говорить об образе жизни, то, как один из примеров, можно привести положение в сфере общественного питания. Для одних посещение не только ресторанов, но и всей сферы общественного питания, как бы выпало из сферы бытового обихода, для других - это доступный, будничный элемент жизни. Исчезли дешевые столовые. Что же касается диетических столовых, то стоит вспомнить, что в прежние времена они выполняли две функции, то есть были доступными по ценам и одновременно помогали людям со специфическими проблемами в сфере рациона питания. Для их возрождения главным условием является социально-ориентированная финансовая политика. В цифрах картина выглядела так: с 1996 по 2000 год шло интенсивное сокращение оборота предприятий общественного питания, затем началась некоторая стабилизация положения. В общем итоге соотношение между 2004 годом и 1990 в сопоставимых ценах показало сокращение оборота до 43,4% от прежнего уровня.
В 90-е годы можно было довольно отчетливо наблюдать связь между доступностью продовольствия и бюджетами времени населения. Недостаток денег на покупку продовольствия многие семьи попытались возместить дополнительными затратами труда в домашнем хозяйстве, тратили его на поиск возможно более дешевых продуктов, проявляли другие виды активности, непосредственно направленные на пополнение рациона. Не секрет, что во времена пика продовольственных трудностей, московские семьи отправлялись за многие километры от столицы. Такие перемещения выглядели, как своего рода зеркальная проекция "колбасных поездов" доперестроечного времени. Они отнимали время от отдыха, и, что в социальном аспекте было особенно тревожно - от воспитания детей.
Ошибочно считать, что именно высокие цены на предметы потребления, в частности, - на продукты питания дают людям особо энергичные стимулы, чтобы трудиться. Один пример из практики страны, где в конце 20-го века люди были настолько ориентированы на труд, что одно упоминание Японии в конце 20-го века, как бы срослось с понятием "трудоголизма". Наемный работник в Японии за 1 час наемного труда мог приобрести З-4 килограмма яблок или мандарин, чтобы заработать на приобретение 1 кг говядины надо трудиться 2 часа 30 минут, 1 кг свинины - 1 час, мяса птицы - 40 минут, чтобы купить цветной телевизор - 2 недели, холодильник - 2,5 недели, стиральную машину - 2 дня. Сопоставление нашей страны с ведущими государствами Запада и с США по продовольственному эквиваленту рабочего часа даже в доперестроечные времена, не только в целом, но и по отдельным статьям потребления редко когда показывало, выражаясь спортивным языком, счет в нашу пользу. Наши ученые в те годы часто и не без оснований констатировали недостаточный стимулирующий эффект заработной платы.
Отчетливо обнаружившееся в 90-е годы понижение продовольственного эквивалента каждого отработанного часа в нашей стране стало, видимо, одним из слагаемых очевидных изменений в трудовых мотивациях, в трудовой морали. В 90-х годах место главной ценности в сфере труда заняли деньги, а не его содержательность, престижность, общественная оценка. В начале текущего десятилетия здесь наметились некоторые изменения, и уже не каждый опрос современной молодежи дает в качестве устойчивого результата появление на первом месте именно денег и обеспечиваемых ими благ.
В Японии едва ли не главным аргументом против роста потребительских цен на протяжении многих лет были опасения того, что они подавят своей лавиной тонкие механизмы стимулов к труду, "вписанные" в систему заработной платы. Согласно наблюдениям по работе с персоналом в этой стране, прибавка к заработной плате положительно отражается на производственном поведении работника и его трудовой отдаче на протяжении первого полугодия. (К сходным выводам пришли и в других странах). В тех же случаях, когда рост оплаты выступает преимущественно в качестве компенсации, причем за уже состоявшийся рост потребительских цен, стимулирующее воздействие прибавок оказывается слабым и непродолжительным. Опыт западноевропейских стран второй половины 20-го века показал, что прибавки номинальной заработной платы в условиях роста цен почти никогда не оборачиваются существенным повышением уровня жизни. Ситуация в России 90-х годов ярко подтвердила эту закономерность. Кроме того, что цены на продовольствие и стимулы к труду связаны между собой через трудовые мотивации, отнюдь не отошло в прошлое и простое физические влияние уровня питания на эффективность труда. Недостаток полноценного питания отчетливо сказывается на результатах труда работников, чей труд связан с физическими усилиями. Этим дело не ограничивается, поскольку если возникает неблагополучие, то оно способно повлиять и на эффективность труда умственного.
Очень важный момент, без которого невозможно полностью оценить социальные слагаемые пережитого в 90-х годах всей нашей экономикой кризиса, коренился в том, что стремительный рост цен на продукты питания прижимал к минимуму свободные средства значительной части населения. В 1993 году три четверти средств семейных бюджетов россиян уходило на питание, что было в 2 раза больше, чем в 1990 году. Фактически почти вся расходная часть семейных бюджетов шла на затраты, которые считались абсолютно необходимыми для жизнеобеспечения. Результат быстро сказался на реализации и на производстве промышленных производственных товаров, а спад в этой сфере потянул за собой цепочку негативных последствий для экономики в целом. Кризис промышленного производства логично повлек за собой безработицу. Помощь же вынужденно неработающему населению легла достаточно тяжелым бременем на государственный бюджет. Это в свою очередь ограничивало средства, которые могли быть направлены на помощь наиболее пострадавшему от роста цен на продовольствие населению.
Еще один элемент сложившейся в 90-е годы новой для России продовольственной ситуации - устойчивые региональные различия в уровне и в структуре питания. Региональная разобщенность, центробежные тенденции первого этапа перестройки понизили интенсивность обмена, причем в большой степени именно в сфере продовольствия. И на уровне политики регионов возник своеобразный психологический синдром, который подпадает под определение "ожидание худших времен". Спустя более, чем десятилетие, можно все еще говорить о том, что становление рынка продовольствия как национального, далеко не завершено, действуют большие региональные различия в ценах. Если сопоставить прожиточный минимум в его денежном выражении по регионам, то разница между субъектами Российской Федерации оказывается троекратной. Есть надежда на то, что со временем региональные различия в ценах и в уровнях потребления продовольствия будут нивелироваться. Важный шаг в этом направлении уже сделан, когда были понижены тарифы на его перевозку на расстояние до 2 тыс. километров. Но поскольку разница в местных издержках в обозримом будущем, видимо, останется в силе, выравнивание цен, видимо, приобретет вид достаточно протяженного во времени процесса.
Когда в 90-е годы одновременно шло ухудшение качества питания и все отчетливее обнаруживали себя отрицательные явления в сфере демографии, не приходилось сомневаться в том, что такое совпадение не случайно. Устойчивое сокращение численности населения страны в последние 15 лет было предопределено двумя, действовавшими в резонанс друг с другом негативными тенденциями - снижением рождаемости и ростом смертности. Если внимательно приглядеться к причинам смертности, то в растущей убыли населения можно усмотреть некоторую связь с продовольственными проблемами. Возросла смертность от желудочно-кишечных заболеваний и болезней обмена веществ, от инфекционных болезней, распространенность и тяжесть течения которых, как известно, сопряжена с понижением иммунитета, а это, в свою очередь, несет в себе элементы воздействия со стороны питания.
Даже в середине 2000-х годов ниже нормы оказываются физические данные даже у восемнадцатилетних молодых людей. В ходе призыва в российскую армию выясняется, что каждый пятый новобранец имеет вес ниже нормы. Волнует российских медиков и появление в последние годы на свет большого числа ослабленных и больных детей. Каковы бы ни были медицинские причины этого явления, думая о повышении рождаемости и здоровье новых поколений, нельзя забывать о полноценном питании беременных женщин. В каком-то смысле выбор молодыми женщинами в 90-е годы варианта семейного планирования с отложенной рождаемостью оказался, как бы охранительным по отношению к здоровью будущих поколений. Известно, что абсолютный недостаток питания и его неадекватность рациональным нормам мужчины переносят труднее, чем женщины, но женщины как бы передают новым поколениям след перенесенных ими испытаний. Если иметь ввиду здоровье ожидаемых детей, то, возможно, на некоторых продуктах питания стоит сделать предупреждения об осторожности употребления беременными женщинами так, как это делается на лекарствах, особенно на продовольствии, при производстве которого использовались гормональные препараты, антибиотики.
В настроениях современных российских потребителей отчетливой нотой становится ностальгия по прежней натуральности производимых в стране продуктов. Уже в 80-х годах эта натуральность все больше становилась иллюзорной. Стабильность розничных цен тогда подчас искусственно поддерживалась за счет ухудшения качества, использовались различные добавки. Сейчас использование химических средств, молекулярной биологии в особенной степени вызывает опасения населения с точки зрения текущих и отдаленных последствий для здоровья. Предпочтение отечественной продукции свойственно не только россиянам. Специалистами по рынку замечено, что чем больше знакомы потребителям те или иные товары, тем выше требования, предъявляемые покупателями к их качеству. Это в свою очередь служит воспитанию производителей. В Японии, например, было принято размещать товары, полученные из-за рубежа, в специальных отделах магазинов, снабдив их отпугивающей надписью "импорт".
Наследием трудных времен является легкая подверженность российского населения продовольственной панике. В последние годы она возникала, как правило, уже не только на почве опасений абсолютного дефицита того или иного вида продовольствия, но и из-за появления слухов о возможном увеличении цен. Вероятность повторов потребительского ажиотажа становится меньшей. Продовольственный рынок стабилизировался, а те слои населения, которые наиболее чувствительны к повышению цен при сложившемся их уровне не в состоянии приобрести в запас особенно большое количество продуктов питания.
В начале 90-х годов россияне не скрывали, что в условиях бурного роста цен осуществляют своеобразные личные "инвестиции" в продовольствие. Это вело к искусственному завышению спроса. В ходе опросов в качестве главной причины своей гиперактивности на продовольственном рынке люди называли недоверие к деньгам. Население массово изымало сбережения ради закупок впрок. С одной стороны, создавались искусственно завышенные запасы, но с другой - в ходе опросов от 20 до 30% респондентов говорили о том, что при этом вынужденно экономят на покупках для текущего потребления мяса, рыбы, сливочного масла, сахара. В категориях же населения с низкими доходами доля указавших на подобную экономию находилась на уровне 30-40%.
На Западе семьи почти не закупают продукты питания впрок. О том, как в последние годы в сознании наших сограждан срабатывает психология накопления продуктов питания вообще судить достаточно трудно, поскольку немалая часть хранящегося ими продовольствия - не покупная, а представляет собой личные заготовки, связанные с сохраняющимся совмещением городского и сельского труда. Ориентация на личное производство продовольствия несколько понизилась, горожане уже менее склонны обрекать себя на тяжелый дополнительный труд. И все же, как бы ни хотелось надеяться на полную стабилизацию в этой сфере, исчерпывающих гарантий все еще не существует.
Создание на базе официальной статистики, так сказать фотографического портрета сложившей ситуации, констатация тревожных фактов, доставшихся в наследство от 90-х годов, представляют собой первый но важный шаг на пути к анализу нынешнего положения и к поиску практических рекомендаций для современного действия.
Возможно с некоторым, но все же с небольшим преувеличением о современной России можно сказать, что по ряду параметров продовольственной ситуации она стала иной страной по сравнению с тем, что было в 70-80-х годах 20-го столетия. Худшие времена, к которым относятся 90-е годы, как хотелось бы надеяться, миновали. Если экономический рост приобретет черты устойчивого, то одновременно с поддержанием этого процесса выходит на повестку для общественной жизни России вопрос о выборе социальных направляющих для распределения его результатов. При этом необходимо окончательно определиться в том, что увеличение потребления является фактором, не сдерживающим, а стимулирующим общий рост производства. Такая идея при ее последовательном осуществлении адекватна принципу повышения качества экономического роста. Обеспеченность населения продовольствием как раз и совмещает в себе количественно-качественный принцип социального развития.

07.07.2007

Док. 334782
Перв. публик.: 07.07.07
Последн. ред.: 10.07.07
Число обращений: 530

Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``