Директор Научного центра сердечно-сосудистой хирургии РАМН им. А. Н. Бакулева академик РАМН Лео Бокерия: "Никто не вправе лишать человека жизни. Даже нескольких ее мгновений. Это все равно что отнять кусочек хлеба, который перепадет несчастному. Как врач я всегда исхожу из этих соображений".
Лето 2006 года для директора Научного центра сердечно-сосудистой хирургии РАМН им. А. Н. Бакулева академика РАМН Лео Бокерия оказалось по-настоящему жарким, и не из-за зашкаливающего столбика термометра на улице. В столице не только плавился асфальт - ведущие врачи страны вели жаркие дискуссии о реформе здравоохранения и о судьбе Российской академии медицинских наук. В Общественной палате Российской Федерации начала работу комиссия по формированию здорового образа жизни, возглавляемая знаменитым кардиохирургом комиссии. В Гааге подводили окончательные итоги расследования кончины бывшего президента Югославии Слободана Милошевича - как известно, в этой истории Лео Бокерия выступил в роли авторитетного эксперта. И все это на фоне ежедневных сложных операций на сердце, к которым "приговорен" великий хирург... Однако для интервью "Итогам" он все же выкроил время.
- Лео Антонович, как врач чувствует себя в ситуации, когда медицина становится частью политики? В последнее время это происходит все чаще - умирает знаменитость, и весь мир ждет решения медика, отключающего пациента от аппарата...
- Все зависит от врача. Кто-то по прошествии лет даже зарабатывает деньги на том, что расписывает, как вели себя его именитые пациенты. Я считаю, этого нельзя делать. Все равно аукнется. Исторически врачи, как самая корпоративная специальность, никогда не отказывались от клятвы Гиппократа. К слову, я убежден в том, что, если человек находится на управляемой вентиляции легких, он должен находиться на ней столько, сколько бьется сердце. Конечно, нам сейчас кажется, что мы почти все знаем о смерти, но в действительности мы так и не поняли, что в этот момент происходит с организмом. Примеров чудесного исцеления немного, но они есть.
- Как в случае с Терри Уоллисом, "воскресшим" после 20 лет комы?
- Да, такое бывает. Поэтому у нас, врачей, на самом деле нет такой власти - отключать. Я вспоминаю один случай в нашем центре, когда дедушка узнал, что его новорожденному внуку предстоит целая серия операций на сердце, и отказался дать ребенку шанс, решив, что это может быть очень мучительно. Я тогда сказал ему и сейчас повторю - никто не вправе лишать человека жизни. Даже нескольких ее мгновений. Как врач я всегда исхожу из этих соображений.
Лео Бокерия работает в жесточайшем режиме. Он делает 4-5 операций в день, после чего занимается административными делами. Кроме этого, знаменитый кардиохирург является академиком РАМН и членом общественной палаты РФ.
- Есть случаи, когда вопрос отключения уже не стоит, однако история все равно остается политической. Например, в деле о смерти Слободана Милошевича вы выступили как самый авторитетный эксперт. Окончательные итоги подведены?
- Недавно мне прислали заключительный отчет. Они там почему-то всячески подчеркивали, что я знаком с братом Милошевича. Действительно, это так - он член клуба Николая Рыжкова, где я тоже состою. Но это нисколько не влияет на суть дела. А суть такова: в Нидерландах, стране с очень высоким уровнем медицины, из-за политической ситуации умер человек с поражением одного коронарного сосуда. Об этом было известно в течение двух с половиной лет. Наши врачи неоднократно предупреждали о возможном развитии событий, но произошло то, что произошло. И это ужасно.
- А каков реальный уровень медицины у нас? Можно ли его поднять, построив новые высокотехнологичные центры на периферии?
- Разумеется, их надо создавать. В России с 1991 года практически ничего не было построено, кроме, пожалуй, нашего центра и института имени Бурденко. Кстати, знаете, почему великого хирурга Бориса Петровского считают еще и выдающимся министром здравоохранения? Он предложил построить областные больницы. В них сконцентрировали тогда специализированную помощь. Это был очень серьезный шаг, но с тех пор мы продвинулись мало. В Америке 870 стационаров, где делают операции на сердце. У нас всего 77, из них половина в катастрофическом состоянии - ни оксигенаторов нет, которые стоят-то всего 350 долларов, ни аппаратов "искусственное легкое", чтобы спасти человека. Разве это дело, когда больные лежат по 4-5 человек в палате, туалет на улице, в больнице холодно, а стены требуют ремонта? Пациенту должен быть обеспечен комфорт, чтобы после операции или лечения он с ужасом не вспоминал, в каких условиях находился. Единственное, что у меня вызывает сомнения: нужно ли делать для всех центров одинаковые модульные проекты, как предполагается? Но, наверное, ситуация этого требует, время поджимает.
- Некоторые считают, что новые центры составят конкуренцию московским институтам, оттянув на себя часть больных. Это так?
- За всех отвечать не буду, скажу о нашем центре. Когда-то его создавали как головной институт Советского Союза по сердечно-сосудистой хирургии. Но этого государства теперь не существует. Какая доля больных нашего профиля доходит до стола хирурга сейчас? Новорожденные дети, которым срочно нужна операция, - примерно 15 процентов от потребности. Взрослые с ишемической болезнью сердца - 3 процента. Где остальные? Либо они глубочайшие инвалиды, либо их давно нет на свете. Поэтому мы лезем из кожи вон, чтобы оперировать как можно больше. Я один делаю 4-5, иногда 6 операций в день. Мы все работаем в жесточайшем режиме. Меня поразило, что когда я выступал на "Эхе Москвы", какой-то слушатель спросил: зачем вы заставляете своих людей так много работать? Так вот, я отвечаю: мы это делаем потому, что стараемся ужасную российскую статистику по возможности не ухудшить. Кто наши конкуренты? Максимум две-три американские клиники и, пожалуй, одна клиника в Германии. Когда американцы приезжают сюда и видят наше расписание операций, они нам не верят, а потом идут в реанимацию, смотрят наши 44 койки и делают под козырек. Скажу откровенно, я тоже хотел бы жить по-другому: на работу прихожу очень рано, полдня торчу в операционной, после этого у меня всегда масса административных дел. И так день за днем. Разве это творческая жизнь? Поэтому я буду очень рад, если страна покроется сетью клиник нашего профиля. Тогда мы по примеру знаменитой клиники Мейо в США сможем браться за самые сложные, интересные и престижные случаи, отдавая то, что поставлено на поток, остальным. Мы от этого только выиграем. Зачем нам делать четыре с половиной тысячи операций в год? Будем, как Мейо, делать 2-3,5 тысячи и больше времени отдадим науке. Без нее сейчас далеко не уедешь.
Проблем со здоровьем и тем более многих операций люди могли бы избежать, если бы здоровый образ жизни был для них не затасканным слоганом, а частью культуры и воспитания. Именно формированием здорового образа жизни в стране и занимается член общественной палаты Лео Бокерия.
- Кстати, о науке... Есть план сделать Российскую академию медицинских наук общественным "клубом по интересам". Как вы к нему относитесь?
- Считаю, что это будет большой ошибкой. Это ведь достояние российского государства, в прошлом советского, - иметь в одном месте весь интеллектуальный потенциал страны: в медицине, в искусстве, в точных областях науки. И мне кажется, что люди, которые сегодня руководят страной, это понимают. А если взять медицину конкретно, то организация, подобная нашей РАМН, есть ведь в США, просто там она называется по-другому: Национальные институты здоровья. Это никакой не "клуб по интересам", не общественная организация. Он существует на государственные деньги и занимается приоритетными проектами в области здравоохранения. Кстати, и по структуре эти институты во многом напоминают нашу академию медицинских наук: в их составе находятся институты сердца, легких и крови, нейрохирургии, есть клиники... Честно говоря, не знаю, где раньше возникла такая структуризация. Может, мы использовали их опыт, когда в 1944 году создавали академию, а может, они наш. Те, кто строит планы изменить систему нашей академии медицинских наук, пусть поедут в США и посмотрят, как обстоит дело там. Может, тогда не наломают дров? Порушить созданное легко, но чтобы восстановить подобное, может уйти лет 200-300. Не хотелось бы, чтобы мы делали шаг назад.
- Недавно вы возглавили комиссию Общественной палаты по формированию здорового образа жизни. Что планируете делать?
- Я отношусь к этой своей роли очень серьезно. Мы начали с мониторинга ситуации в регионах, ведь общественная организация ноль, если она не имеет сети профильных структур. В нашей стране сейчас существует по меньшей мере 500 различных организаций, занимающихся борьбой с курением, алкоголизмом и наркотиками, пропагандой здорового образа жизни, профилактикой болезней.
- У семи нянек дитя без глазу? Отношение россиян к своему здоровью по-прежнему хуже некуда...
- Не все так плачевно. На самом деле многое уже делается. Посмотрите, какая солидная социальная программа сейчас существует в Москве. Потрясающая программа в Ярославле, замечательная - в Новосибирске. Кроме того, есть масса энтузиастов. Например, недавно на заседании нашей комиссии выступил председатель дворового клуба, который занимается с подростками. У них хорошие результаты: ни одного курящего, пьющего, принимающего наркотики... В Нижнем Новгороде в прошлом году мы открывали состязания по зимнему футболу, которые идут в школах в течение нескольких месяцев. Причем никакого сложного оборудования не надо. Утрамбовывается снежок, ленточкой огораживается поле, ставят ворота. И отлично получается!
- В чем же проблема? Может, надо тиражировать полезный опыт?
- Тиражировать - вряд ли. Это же не государственные структуры. Мы не Минздравсоцразвития, не агентство по физической культуре и не собираемся подменять их в своей работе. Если мы построим общественную деятельность по вертикали, то вообще пропадет надежда на демократию, искренне вам говорю. Но вот обмениваться полезным опытом нужно. И мы стараемся помогать в этом. В принципе моя работа в Общественной палате является продолжением деятельности общественной организации "Лига здоровья нации", которую я возглавляю несколько лет. За это время у нас уже сформировались представления о том, как внедрять в общественное сознание наработки профессионалов, связанные с формированием здорового образа жизни. В этом году мы второй раз провели крупнейший форум "Здоровье нации - основа процветания России", где каждый мог обсудить с единомышленниками свои идеи, поделиться опытом. Уже второй раз мы издаем "Карту здоровья России", в которой анализируются 150 признаков, отражающих состояние здоровья россиян по регионам. А сейчас мы собираемся издать книгу "Программы здоровья и оздоровления" - ее соавторами станут несколько медицинских академиков, ведущие специалисты в области физкультуры, образования.
- А кроме книг и форумов?
- Мы, например, точно знаем: необходимо в той или иной форме возродить то, что раньше называлось Спартакиадой народов. Это неизбежно приведет к широкому физкультурному движению в противовес профессиональному спорту, который, как известно, уже давно никого не оздоровляет. Да пусть он будет профессиональный наверху, но должна быть армия любителей, из которых потом пойдет выбор. Чтобы провести спартакиаду, надо в каждом регионе провести соревнования. Думаю, региональные лидеры сделают все, чтобы выявить наиболее одаренных.
- Просто надо подать им эту идею?
- Идея-то все время крутится в головах. Сейчас вроде как проводится даже спартакиада школьников. Но эти соревнования пока малоизвестны. А без нормального физкультурного движения поднять уровень здоровья подрастающего поколения практически невозможно: это бьет и по нашей армии, и вообще по будущему. При этом речь ведь не идет о том, чтобы, например, построить сотни стадионов за год. Но нужно привлечь к занятиям физической культурой массу молодежи. Для этого должен быть какой-то вектор. Ну, должны они к чему-то стремиться в форме той же спартакиады.
- Честно говоря, не верю, что от болезней спасет только "народный спорт".
- Мы хотим обратить внимание общества и на серьезные медицинские проблемы, которые не решаются из года в год. Например, в России ежегодно 300 тысяч человек умирают от инфаркта миокарда. Летальность при этом остром состоянии составляет около 20 процентов. Но если всем больным вовремя делать коронарографию, то смертность можно снизить до 4-5 процентов, как в Польше. Другой пример. Известно, что у нас в поликлиниках от терапевта к кардиологу, который, к сожалению, недостаточно еще подготовлен, попадает только 0,4 процента больных. А ведь смертность от сердечно-сосудистых заболеваний составляет 56 процентов от общей. При этом только четыре человека из тысячи вовремя получают необходимую помощь. Разве не должны мы реагировать на такие вещи? Разве не можем поставить вопрос перед Минздравсоцразвития? Впрочем, есть проблемы, которые не в состоянии решить одно это министерство. Скажем, проблема внезапной смерти от остановки сердца. Так мы теряем примерно 200 тысяч человек в год. В Европе и в Америке в аэропортах, на вокзалах, в больших магазинах давно установлены дефибрилляторы. Само устройство стоит копейки, пользоваться им обучены все сотрудники. А жизнь человеку, когда требуется "завести" сердце в течение одной минуты, можно спасти. Думаю, закупать это оборудование и обучать людей на местах должно не министерство, а муниципалитеты. Но общественные организации могут лоббировать этот вопрос, провести его через Думу, Совет Федерации. Ведь речь идет о тысячах жизней.
Лео Бокерия: Я буду рад, если страна покроется сетью клиник нашего профиля. Тогда мы сможем браться только за самые сложные, интересные случаи. Зачем нам делать четыре с половиной тысячи операций в год, как сейчас? Лучше больше времени отдавать науке.
- Трудно лоббировать вопросы, о которых большинство населения не имеет никакого представления.
- Образование - пока камень преткновения. Хотя это важно: в Москве было выполнено несколько диссертаций, показывающих, что образованные люди обычно живут дольше и с лучшим качеством. Но как заниматься образованием в области здоровья? Сегодня с нами по большому счету не хотят сотрудничать ни радио, ни телевидение: они, наоборот, зомбируют людей непрерывными сериалами, хроникой преступлений, пивной рекламой. У нас часто говорят про взаимодействие бизнеса и общества. Но знаете, как бывает? Соберут деньги на операции для двоих-троих детей, а потом трубят о своем достижении на всех телеканалах. При этом сами одеты в костюмы по пять тысяч долларов... Что это за взаимодействие, что за бизнес такой? Ничего, кроме отвращения, этот пиар не вызывает. А ведь сегодня нет более важной задачи, чем в массовом порядке обучать людей элементам здорового образа жизни, отучать их от алкоголя, курения - это вопрос выживания нации. Вот куда направить бы усилия и средства бизнеса.
- Так давайте начнем образовывать наших читателей прямо сейчас. Лето нынче жаркое, в воздухе не хватает кислорода. Что посоветуете людям с сердечно-сосудистыми заболеваниями в такую погоду?
- Что делать, если нет возможности уехать туда, где попрохладнее? Прежде всего тщательно контролировать давление, регулярно принимать лекарства. Очень помогают частые прохладные души, можно только на нижнюю часть тела.
- А тропическая норма - 100 граммов сухого вина в день?
- Это тоже хорошее средство. Лучше, правда, в жару разбавлять вино водой. Так полезнее - и утоляет жажду, и сгоняет отеки. Кстати, так делал еще товарищ Сталин. Об этом можно прочесть в мемуарах Штеменко.
- Любимое вино товарища Сталина было "Киндзмараули". Где же его теперь взять?
- Вряд ли кто знает, какое вино в действительности любил Сталин. А что касается грузинских вин, я думаю, они должны вернуться к нам, только в лучшем качестве. В этом все стороны заинтересованы. Знаете, история вина в Грузии, с точки зрения его легальности, очень давняя. И если вы придете к грузинскому столу, скажем, как я недавно летал на 70-летие моего близкого друга, известного грузинского поэта, то как раньше, так и сегодня всегда спрашивают: кто это вино приготовил? Потому что всегда было много подделок. К сожалению, я не уверен, что вина, которые сейчас завозятся к нам из более благополучных стран, тоже совершенно избавлены от этого. Впрочем, я искренне считаю, что без грузинского вина мы не обойдемся. Чем хороши сухие грузинские вина по сравнению с французскими и испанскими? Они менее крепкие, в них меньше сахара, чем в европейских, поэтому они более безвредные. Белые грузинские вина хорошо сгоняют отеки, быстро выводятся из организма. Кстати, знаете, что полусладкие вина в Грузии происходят из Франции? Рецепт привез потомок Мюрата, который, приехав в Западную Грузию, женился на владетельной княжне Мегрелии Саломе, племяннице Нины Грибоедовой. В Зугдиди, в музее, располагающемся в деревянном доме, до сих пор хранится одна из трех посмертных масок Наполеона. Это тоже он привез, тот самый потомок Мюрата. Его летняя резиденция была в селе Гегечкори. Там я бывал. Видел эти виноградники, которых сейчас очень мало...
- Хорошее вино, спорт для души, а не для рекордов, хорошая медицина - это и есть рецепт здоровья?
- Не все так просто. В мире существуют сотни программ оздоровления, на них потрачены колоссальные деньги. Главное, чтобы общество было готово их воспринять.
http://www.oprf.ru/
Док. 352255
Перв. публик.: 31.07.06
Последн. ред.: 10.08.07
Число обращений: 439
Бокерия Лео (Леонид) Антонович
|
