Патрик часто повторял мне, что я необыкновенная мать. Он говорил, что его бывшая жена Бернадет, с которой у него было четверо детей, никогда с такой нежностью и заботой не относилась к ним. По его словам, это была холодная властная женщина, прилагавшая усилия к тому, чтобы дети были опрятно одеты, накормлены и хорошо учились в школе, но не к тому, чтобы иметь с ними душевный контакт.
- Зачем же ты женился на такой? - спрашивала я.
- Ах, во всем виноваты мои приятели. Я заключил с ними дурацкое пари, что отобью ее у одного из них, нам было по двадцать лет, а ей двадцать пять. Кончилось тем, что я выиграл, но она забеременела, и ее отец заставил меня на ней жениться. Эта свадьба была самым грустным днем в моей жизни! А когда нам потом пришлось уехать в маленький городок, где мы никого не знали, я умирал от скуки и сбегал к родителям. После рождения дочери Гуинель мы то ругались, то мирились, то опять ругались, и так было все десять лет. Наверное, я был плохим отцом. Но дети тоже никогда меня не любили, их интересовали только мои деньги.
- А ты? Ты любил их? - спрашивала я. - Занимался ими? Дарил им подарки, поздравлял с днем рождения?
- Я работал и редко их видел, а потом у французов нет такой привязанности к детям, которая отличает вас, русских.
Меня всегда удивляли отношения Патрика с детьми. Они редко встречались, редко переписывались, не дарили друг другу подарков и почти не перезванивались. Я объясняла это тем, что Патрик ушел из семьи, когда дети были еще маленькими...
"Возможно, - думала я, - к Маше он будет относиться иначе. Мужчина в сорок пять лет не тот, что в двадцать..."
Я познакомилась с Патриком заочно в Москве в 1993 году. Закончив съемки в фильме "Осада Венеции" у Джорджио Феррара с такими звездами, как Смоктуновский, Абдулов, Ширвиндт, Росселлини, я приняла участие в подготовке концерта к 200-летию взятия Бастилии во французском посольстве. В нем выступали известные исполнители советской эстрады и присутствовал весь дипломатический корпус во главе с послом Пьером Морелем.
После этого у нас сложились теплые, творческие отношения с посольством, которое стало приглашать меня на просмотры фильмов и русско-французские вечера, где я читала стихи Виктора Гюго.
В Доме дружбы на Арбате, которым руководила Валентина Терешкова, находилось общество друзей Франции. Сюда французский ортодонт Патрик Уари прислал письмо, сообщая о своем желании изучать русскую культуру и наш язык. Он проявлял большой интерес к России и мечтал посетить Москву.
Когда я решила поехать в Париж по туристической путевке, я позвонила ему, и он охотно предложил себя в качестве гида. После чего сам начал звонить мне в Москву, очаровывая своим голосом, полным теплоты и чувственности, рассказывая, с каким нетерпением ждет моего приезда.
И вот наконец я в Париже. Патрик встречает меня с огромным букетом красных роз, окружает восторженным вниманием. Оказалось, что он любит кино, и недавно видел фильм "Осада Венеции", в котором я играла эпизодическую роль богатой графини. Как он признался, это была любовь с первого взгляда! Патрик был на десятом небе от счастья, оттого что гулял со своей "мечтой" по Парижу.
Он пригласил меня к себе в Нант, его родной город. Познакомил с детьми. Они любезно, но настороженно наблюдали за ухаживаниями своего отца, который был гораздо старше меня. Я была удивлена отсутствием теплоты в их отношениях.
После осмотра Нанта, портово-промышленного города, мы отправились на машине в Порнише, небольшой дачный городок на берегу океана.
В ресторанчике, расположенном на вершине скалы, под свежие устрицы и холодное белое вино, Патрик читал мне стихи Верлена, говорил о своей любви к романам Толстого, Булгакова, операм Чайковского. Это меня очень трогало и располагало к нему. Было приятно, что он так любит русскую культуру, знаком с литературой, играющей большую роль в моей профессиональной жизни.
Патрик рассказал мне о своей семье, родителях, которых уже не было в живых. По его мнению, любя его, они все-таки никогда до конца не понимали стремлений их сына. Он мечтал стать рок-музыкантом, играть на гитаре, выступать на сцене, иметь успех у публики, но отец был против, сказав, что этим ремеслом не прокормишь семью, и выбрал ему профессию ортодонта. Не все понимая по-французски, я догадывалась и чувствовала, что Патрик очень хотел мне понравиться, произвести на меня самое лучшее впечатление.
- Ты - актриса! - с восхищением говорил он. - Этот мир так далек от меня! Я не люблю свою профессию, - сознавался он, она приносит мне только деньги, но не удовлетворение, не славу. Жизнь, о которой я мечтал, прошла где-то рядом со мной...
Его слова вызывали у меня сочувствие, и мне хотелось как-нибудь его утешить.
Он взял отпуск и поехал за мной в Ниццу. Стоял теплый сентябрь, мы купались в море, танцевали на дискотеках, бродили по музеям, заглядывали в казино, где встречалось много русских.
Патрик привязывался ко мне все сильней. Четвертого октября, путешествуя на машине по Лазурному берегу, мы заехали в ресторан пообедать. Из телефона-автомата я позвонила своей подруге в Москву. В трубке слышался какой-то странный прерывистый треск, как будто где-то неподалеку стреляли.
- Выключи телевизор, - прокричала я в трубку. - Я плохо тебя слышу!
- Это не телевизор, в Москве путч! - тоже прокричала подруга. - Я говорю, лежа на полу, так как вчера убило нашу соседку, стоявшую у окна. Сегодня Ельцин ввел в Москву войска, и они стреляют по Белому дому. Есть уже жертвы, погиб тележурналист, у которого в кармане нашли чек на оплаченный гроб: он предполагал, что его убьют. Творится какой-то кошмар!
Я не могла поверить ее словам и в полной растерянности вернулась в ресторан.
- В Москве путч, Патрик, я должна ехать! - решительно сказала я.
Патрик посмотрел на меня в испуге.
- Сейчас в Москву? Ты хочешь рисковать своей жизнью? Там комендантский час и все театры закрыты! Как же ты будешь работать?
- Неважно, в Москве мои близкие, друзья, - настаивала я.
- Умоляю тебя, - вдруг серьезно сказал Патрик, - не уезжай! Я не хочу потерять тебя. Ты дорога мне! Я прошу тебя стать моей женой.
Но я рассеянно слушала его признания, мне хотелось скорее узнать, что произошло в Москве.
Вернувшись в отель, мы не отрываясь смотрели "Новости" из Москвы. Мне казалось, что моя прежняя жизнь раскололась пополам. Я глядела на серые и мрачные лица путчистов. Что же теперь будет в России? Горбачев под домашним арестом. По Садовому ехали танки, молодые мальчики преграждали им путь. Появились новые жертвы...
А Патрик ждал моего ответа, как приговора. Срок моей визы истекал, он боялся, что больше не увидит меня никогда:
- Я не могу поверить в то, что встретил фею! Я люблю все, что ты делаешь, все, о чем ты говоришь. Пожалуйста, выходи за меня замуж!
- Но я - актриса, и вся моя жизнь в Москве. Я плохо говорю по-французски. Что я буду делать во Франции?
- А мы поедем потом, когда все успокоится, в Москву, я куплю там кабинет, и ты сможешь, как раньше, работать в театре, сниматься в кино. Если ты не согласишься выйти за меня замуж, мне незачем жить! - с отчаянием говорил он.
Это звучало почти как шантаж, но одновременно вызывало у меня чувство жалости к нему. Он не переставая повторял про свое одиночество, про то, что у него нет никого, кроме меня, к кому бы его душа была так привязана. Я не очень хорошо понимала французский, но иногда мне казалось, что этот взрослый мужчина совсем как ребенок, потерян и одинок в этой жизни. Я не могла оттолкнуть его, так настойчиво тянувшегося ко мне. Мое сострадание и жалость взяли верх над разумом и логикой, хотя мы были так с ним не похожи.
Иногда мне казалось, что его высказывания на ту или иную тему носили поверхностный характер. Например, говоря о любви к русским писателям, он не мог назвать ни одного их произведения. Кассеты с музыкой Чайковского так и пылились на полках нераспечатанными.
Несмотря на мой плохой французский, я многое знала о Франции: импрессионистов, шедевры Лувра, скульптуры Родена, музыку Равеля и Дебюсси, фильмы Клода Лелуша, Катрин Денев, пьесы Жана Кокто, романы Бальзака, Ги де Мопассана и Виктора Гюго. Я читала книги про Нотр-Дам-де-Пари, Сакре-Кер, Версаль, Сен-Женевьев-де-Буа, где расположено русское кладбище, Пер-Лашез; я слушала диски с песнями Эдит Пиаф, Шарля Азнавура, Джо Дассена...
У Патрика Россия ассоциировалась с нищетой, алкоголизмом, проституцией, КГБ, мафией, коммунизмом. Короче говоря, всеми клише, навязанные французской пропагандой. Именно я открыла ему совсем иную Россию, о которой он даже и не подозревал. Это производило на него сильное впечатление. Он с нетерпением ждал поездки в Москву: посетить Большой театр, концерты Рихтера, декабрьские вечера в Музее имени Пушкина, познакомиться с великим актером Смоктуновским и взять у него автограф...
Он без устали смотрел видеокассеты о Москве, которые я привезла с собой в Париж. Мне казалось, он хотел убежать из своего маленького провинциального мирка, забыть свою уныло-однообразную жизнь... Патрик мечтал начать все с нуля, обустроиться в Москве, где его никто не знал, открыть свой кабинет и представляться французским ортодонтом, женатым на русской актрисе, имеющей друзей актеров, журналистов, дипломатов, художников. Ему очень хотелось попасть в этот мир, о котором он всегда мечтал, и стать благополучным и признанным, чего никогда не было в его жизни.
Иногда я интересовалась у своих друзей: "Что вы думаете о нем? Каков он, по вашему мнению?" - и слышала в ответ: "Он мил, но немного странен... Он тебя обожает и, возможно, всю жизнь будет носить на руках. Ты сама должна все решить. В конце концов, если вы хотите жить в Москве, то ничего не меняется в твоей жизни. И потом, тебе пора иметь ребенка". Этот последний довод был самым убедительным, так как я давно мечтала о дочке. "Патрик нежный и заботливый, - думала я, - на него можно положиться, такой не предаст никогда!"
Четвертого декабря 1993 года мы поженились в мэрии Нанта. В этот день с самого утра лил дождь - плохая примета для новобрачных.... На нашей свадьбе не было никого из его детей, так как Патрик категорически не хотел, чтобы они знали о нашей женитьбе:
- Дочки устроят мне истерику и все испортят, - говорил он, - а Бертран, как обычно будет дуться, и не разговаривать со мной. А еще хуже того, расскажут своей матери, которая будет завидовать, что у меня молодая жена. Нет, нет, я не хочу никого видеть.
Мне это казалось странным, но в их личные отношения я считала себя не вправе вмешиваться.
Вскоре мы улетели в Москву. Здесь я сразу окунулась в свою привычную жизнь. Утром мы просыпались в моей квартире на Арбате, завтракали, и я бежала на радио, читать любимых Бунина, Пастернака, Пушкина. После обеда у меня были профессиональные встречи, а Патрик открывал для себя Москву, которая с каждым днем все больше ему нравилась. Прогулки, музеи, театры, вечеринки в компании моих друзей... для меня абсолютно ничего не изменилось, в моей жизни все было как и прежде. Только теперь я была замужней женщиной, которая была счастлива.
Неожиданно через две недели Патрик сообщил о своем желании вернуться во Францию в связи с возникшими проблемами на работе, которые срочно надо было уладить. Думая, что это ненадолго, я вместе с ним улетаю в Париж.
Уже в самолете он начал осыпать меня упреками. По его словам, я уделяла ему недостаточно времени в Москве, часто разговаривала по телефону, у меня было слишком много профессиональных обязательств... К нам заходили гости, и нас самих куда-то приглашали! Я всегда была занята для него, тогда как, в его понимании, супруги должны держаться за руки и быть все время вместе.
- Но нам уже не двадцать лет, мы взрослые люди, - отвечала я ему, не воспринимая всерьез эти упреки. - И потом, я не смогу работать, если ты все время будешь держать меня за руку, - шутила я.
- А зачем тебе работать? - удивился он. - У тебя есть все необходимое: муж, квартира, деньги, "Мерседес"... Замужней женщине незачем работать. Любая француженка мечтала бы оказаться на твоем месте!
- Ты рассуждаешь, Патрик, как средневековый феодал, - смеясь, отвечала я. - Я - актриса. Для меня работа - это моя жизнь! Тебе надо было бы жениться на женщине, которая любит сидеть дома и печь пироги! - продолжала я подшучивать над ним.
У меня даже мысли не возникало, что он говорит все это всерьез.
После возвращения во Францию муж уехал улаживать дела в свой Нант, а я осталась в Париже обустраивать нашу новую квартиру. Продажа его кабинета в Нанте заняла три месяца, и мы периодически жили врозь.
Обустроив квартиру, я решила записаться на курсы французского языка в Сорбонну. Они меня разочаровали. Занятия проходили в малюсенькой переполненной людьми комнатке. Здесь были японцы, американцы, поляки, африканцы, немцы... Все сорок пять минут урока преподаватель мадам Шамперет говорила на французском языке так быстро, что мы едва успевали улавливать смысл, не то что понимать урок. В итоге нам приходилось самим до всего доходить своим умом, уча язык дома. Этот метод мне не подходил. Я хотела получить более углубленные знания и стала готовиться к сдаче экзаменов за первый семестр, чтобы потом изучать французский самостоятельно.
Начав лучше его понимать, я обнаружила, к моему изумлению, что мой муж вовсе не таков, как я о нем думала. Бесконечные пламенные объяснения в любви уступили место занудным замечаниям о том, как лучше вести домашнее хозяйство.
"Почему ты не убираешь масло со стола после завтрака? Оно испортится. Надо сразу класть его в холодильник. Ты должна быть бережливой".
"Зачем покупать свежую клубнику, если сейчас не сезон? Она на два франка дороже".
"Я предлагаю поделить поровну счет за отель, когда мы поедем в отпуск. Я знаю, что у тебя есть деньги, ты ведь сдаешь свою квартиру в Москве. Я не забыл, что мы выплачиваем из них кредит за парижскую квартиру, но у меня же дети, я им плачу алименты. Они сидят все на моей шее, никто не хочет работать!"
Или:
- Почему выходные дни ты проводишь в церкви? Мне скучно сидеть одному дома, - капризничал он, как маленький.
- Но служба идет всего два часа. Пойдем со мной. Разве тебе нечего сказать Господу Богу?
- Я ни разу не согрешил за свою жизнь! - отвечал он. - Мне не в чем каяться. Но если ты так хочешь, я могу сходить с тобой, посижу, почитаю басни Лафонтена...
- В таком случае лучше оставайся дома. Давай завтра сходим в театр? Я бы с удовольствием посмотрела какую-нибудь интересную постановку.
- Ну зачем куда-то идти? Я хочу поваляться на диване рядом с тобой и посмотреть телевизор, - неохотно отвечал он.
- У тебя совсем нет желания пойти в кино или ресторан? Ты целыми днями сидишь на работе, поедем куда-нибудь немного развлечемся...
- Нет, - возражал он, - на эти выходные я уезжаю в Нант. Одна подруга детства просила ее подвезти, ей там надо уладить одно дельце. Да, кстати, я хочу тебя предупредить... знаешь, на время отпуска я снял дом, и будет лучше, если ты туда не поедешь... там будут мои дети, они меня к тебе страшно ревнуют.
Уехав в отпуск с детьми, он по нескольку раз на дню звонит мне, чуть не плача:
- Натуся, я умираю от скуки без тебя. Я чувствую себя здесь таким одиноким. Чем ты занимаешься? Ты где и с кем? Ты куда-нибудь поедешь отдыхать?
- Чего ты хочешь, Патрик? - недоуменно спрашиваю я. - Ты хочешь вернуться? Так возвращайся, и мы вместе проведем отпуск! Что у нас за семья такая - каждый сам по себе?
- Ммм... ну... ты ведь знаешь, что я обязан с детьми проводить каникулы. Я же их практически не вижу в течение года. А здесь до четырех часов утра они в клубах, на дискотеке, и я совсем один... Я им не нужен, - жаловался он.
- Послушай, Патрик! Я не понимаю, чего ты хочешь? Тогда я поеду на несколько дней в Москву, повидать своих близких.
- Как? Ты меня бросаешь? А вдруг в Москве в тебя кто-нибудь влюбится и ты больше никогда не вернешься? Я знаю, я чувствую это. Ты хочешь меня бросить!
- Патрик, я не понимаю, чего ты хочешь от меня. Я соскучилась по моим близким, друзьям. Они ждут меня.
- Ну хорошо... только если совсем ненадолго, - милостиво соглашается он.
Итак, я уезжаю. Как обычно, моя жизнь полна интересными событиями, встречами с друзьями. Мне хочется работать. Я жадно смотрю телепередачи. С горечью узнаю о начале войны в Чечне...
Пятого октября 1994 года я возвращаюсь в Париж для сдачи экзамена в Сорбонне. Муж встречает меня в аэропорту "Шарль де Голль" с букетом роз. Ему с трудом верится, что я вернулась, что мы наконец-то снова вместе.
Он счастлив, как ребенок. Сразу после работы с пирожными Патрик спешит домой. Мы ужинаем при свечах под музыку моего любимого Бизе. Однако этот вечер всего лишь передышка...
И постепенно, в веренице дней, все чаще стал проступать другой облик Патрика, его второе лицо, которое он пытался скрыть, добиваясь, чтобы я стала его женой. Обычно супружеская жизнь создает близкую духовную связь. Ласковые слова, галантное поведение практически исчезли из нашей совместной жизни, а вскоре и совсем их не стало.
Слушая иногда рассказы Патрика о его прошлом, он все больше казался мне странным... Меня поражали его поступки, которые он совершал уже будучи довольно взрослым человеком. Например, он хвастался, что побрил своего бедного пса, чтобы на вечеринке развеселить друзей. Собака после этого от обиды умерла... Ему очень нравилась эта история, и он с гордостью показывал фотографию своей любимой собаки, на которой она была еще щенком. Его выходка вызывала у меня неосознанное беспокойство.
Позже выяснилось, что он - сирота, воспитывался в приемной семье и ничего не знал о своем происхождении, семейных корнях. Я поняла тогда, почему он вызывал у меня жалость и сострадание, и мое христианское "помоги ближнему, если он нуждается в тебе" часто возникало по отношению к нему. Этот комплекс сироты, который он так и не смог преодолеть, заставлял его активно искать более благополучную и счастливую спутницу. Ему хотелось обрести со мной уверенность в себе, которой он никогда не имел.
В другой раз он рассказал мне о своих прежних платонических отношениях с гомосексуалистом, повздорив с которым, он попал в автокатастрофу. Патрик надолго оказался в инвалидном кресле, и ему пришлось сделать пластическую операцию лица. У него начались сильные головные боли. Он стал принимать различные препараты, чтобы снять их, а затем, по его словам, перешел на наркотики. А вскоре завел и таких же друзей.
В то время он уже был женат. Их ссоры с женой на бытовые темы закончились тем, что в конце концов она подала на развод, хотя было уже четверо детей и младшей исполнилось всего три года.
Позже я прочитала выдержки из судебного постановления, где говорилось, что у него "нет ни желания, ни способности воспитывать детей", и что ему запрещается видеться с ними в течение года по причине его неблаговидных поступков. Например, во время каникул он запер младшую дочку пяти лет в доме, одну, ночью, а сам отправился на дискотеку. Вмешалась полиция, вызванная соседями, которые услышали испуганные крики маленькой девочки.
В другой раз он, порвав одежду своих дочерей-подростков, испачкав пылью их лица (чтобы придать им жалкий вид), посадил на тротуар перед рынком продавать цветочки. Он хохотал, рассказывая про эту "оригинальную", по его выражению, историю. Патрик также поведал мне о том, что он азартный игрок в карты и что однажды даже проиграл землю, оставленную ему приемным отцом, плотником, в наследство...
Так, постепенно его истинное лицо все чаще показывалось из-под маски. Алкоголь вперемешку с таблетками, приводившими его в агрессивное состояние, которые Патрик сам себе выписывал, сцены истерики, пожар, который он устроил в нашей квартире, из-за чего была вызвана полиция, привело к тому, что его несколько раз его забирали в психиатрическую лечебницу.
Но он никогда не брал на себя ответственность за свои поступки, напротив, обвинял всех и каждого в своих несчастьях.
Однажды участковый полицейский, вызванный соседями во время очередного скандала, устроенного Патриком, рассказал мне о нем то, чего я ранее не знала.
Оказалось, что Патрик хорошо известен полиции. Первый раз он привлекался за насильственные действия над бывшей женой и детьми во время их совместной жизни. Позже за употребление наркотиков, под воздействием которых он превысил скорость на дороге, будучи в Италии, его задержали и посадили в тюрьму. Затем он был уличен в воровстве в магазине.
- Ваш муж - манипулятор, мадам, - сочувствующе сказал мне участковый, - а манипулятор - это искусный игрок с жизнью, который постоянно стремится скрыть свою пустую карту, так как боится, чтобы не узнали о его истинных чувствах. Такие люди не любят ближнего, потому что не любят самих себя. Стиль их жизни строится на лжи и цинизме, на отрицании всех запретов. Полная свобода становится для них самоцелью, поэтому они аморальны, безответственны, эгоистичны, всех презирают и не способны на нормальные человеческие отношения.
Будьте осторожны, мадам, ваш муж опасен. Если вы решитесь расстаться с ним, обратитесь ко мне, у меня есть хороший адвокат... И берегите вашу прелестную дочку.
После разговора с участковым мне стала ясна ужасная реальность: я замужем за человеком, которого совершенно не знаю, и наша с Машей жизнь действительно находится в опасности, если мы и дальше будем оставаться с ним...
Док. 385980
Перв. публик.: 27.11.00
Последн. ред.: 26.09.11
Число обращений: 297
Книга `Верните мне дочь!`
|
