В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Александр Калягин в прямом эфире `Эха Москвы`, 03.05.2003 Назад
Александр Калягин в прямом эфире `Эха Москвы`, 03.05.2003
В прямом эфире радиостанции "Эхо Москвы" Александр Калягин - актер, художественный руководитель театра "Et Cetera".
Эфир ведет Ксения Ларина.

К. ЛАРИНА - "Театральная площадь" сегодня приглашает вас в театр "Et Cetera". Это наш сосед с первого этажа пока еще, но улучшает свои "жилищные условия". Александр Александрович, во-первых, хочу Вас поздравить с присуждением "Золотой Маски".
А. КАЛЯГИН - Спасибо.
К. ЛАРИНА - Это все-таки достойная вещь, когда за лучшую актерскую работу - хочу напомнить слушателям сразу, что речь идет о спектакле "Король Убю", где Александр Александрович сыграл главную роль, за это получил "Золотую Маску". Я смотрела этот спектакль.
А. КАЛЯГИН - Ну, все, поехали дальше.
К. ЛАРИНА - Знаете, что я не смотрела? Я хочу посмотреть "Последнюю запись Крэппа". Я вспоминала, что этот спектакль я видела, фрагменты показывали по телевизору, когда Джигарханян выпускал, это были 70-е годы. Вещь очень тяжелая.
А. КАЛЯГИН - Зрителей-то не надо пугать.
К. ЛАРИНА - Я бы все-таки начала с СТД, потому что знаю, что очень много различных мероприятий под эгидой этой организации проходит. И ближайшее - Международный театральный Чеховский фестиваль, который стал уже постоянным. Может быть, об этом чуть-чуть расскажете?
А. КАЛЯГИН - Ксеничка, должен сказать, что прекрасный Чеховский фестиваль - это Международная Конфедерация театральных союзов, где действительно прекрасный человек, изумительный, Шадрин все это закручивает, делает. И вообще вся театральная Олимпиада - это просто честь и хвала, что она произошла и в Москве. Спасибо и властям, и лично Конфедерации. Конечно, мы помогали, как могли, но в основном вся нагрузка легла на Конфедерацию.
К. ЛАРИНА - Но Вам это интересно, Международный театральный фестиваль? Было время, когда все об этом мечтали, что когда-нибудь в Москве будет театральный фестиваль.
А. КАЛЯГИН - Очень интересно. Ксеничка, если бы ты меня спросила, откуда я приехал, я бы тебе рассказал. Сегодня в 10 часов утра в Театре "Школа драматического искусства" собрались мэтры всего европейского театра. Состоялась Ассамблея театров Европы. В машине лежит весь буклет. Роже Планшон... кто только ни приехал, все лучшие силы театра Европы. И председательствующий задал следующую тему разговора: "Воспитание актера". Как вообще сделать, чтобы актер был проводником режиссерских идей? И дальше еле-еле началась дискуссия. То ли утро, не выспались, то ли еще что-нибудь. И дальше дискуссия развернулась, все-таки заговорили, начали цепляться друг за друга. И разговорились о том, как театр должен быть интересным. То есть об актере и режиссере забыли, и в основном все мэтры говорили о своих концепциях, как они видят театр. Один видит так, другой так. И я подумал, в конце концов я выступил, буквально перед моим приездом сюда, потому что я не понял, честно говоря, для чего собрались практики и режиссеры дискутировать за этим столом и друг другу рассказывать (или навязывать) о своих концепциях. Это так скучно! Я им сказал, что, видимо, в практике мы гораздо интереснее. А в теории это очень мило, очень трогательно, но концепции друг другу высказывать... Один высказывает другому, как он видит театр, а другой ему, как он видит театр. Это не очень интересно. Все это практически должно быть.
И вся ситуация заключается в том, что дискуссия развернулась на тему теоретизирования по поводу театра. Ничего не может быть пошлее, когда такое практическое, живое дело бетонируют в концепции. И мне стало так больно! Забыв о том, что такое сейчас театр, что такое актер, что актер - это боль, нерв и проводник, и чем больше этого вольтажа на этом нерве, тем больше он является проводником любой режиссерской концепции. И актер мейерхольдовского театра, и вахтанговского, и театра Станиславского, назови любые школы и методологии, все они у нас в России обладали этим понятием личности, нерва и боли за страну, за себя, и все это надо было выложить на сцену. К сожалению, там это отсутствует. Там в основном "порази меня концепцией", порази меня больше пластическим решением.
К. ЛАРИНА - "Там" - Вы имеете в виду...?
А. КАЛЯГИН - На Западе. Я привел пример, как я одному очень хорошему, теперь уже могу сказать, французскому актеру долго объяснял слова дяди Вани, что такое "прошла жизнь", что такое "жизнь засосала и прошла впустую". И не потому что я играл Платонова и мне это близко, а просто, чт#243; это для российского человека, когда каждый раз ощущаешь время, которое больно для тебя, потому что оно уходит, ты хватаешь эту птицу, и все время кажется, она в руках, и все время уходит, и ты ощущаешь, и даже комфортность ощущаешь этой российской жизни, потому что эта боль постоянна. На Западе великие режиссеры театра, может быть, Стрелер, Брук, в основном, забывают о том, что воспитать актера и работать с актером - это разные вещи. Как у Толстого, свобода и воля - это разные вещи. Точно так же, воспитать актера - это кропотливый нудный труд. Или работать с актером, сказать: "пойди направо", "прыгни", "перевернись" и "скажи эту реплику". Это совсем другое. Мне просто интересно, чем это закончилось. Я уехал.
К. ЛАРИНА - Я с Вами согласна. Я опять же возвращаюсь к Олимпиаде. Меня поразило на последней Театральной Олимпиаде, я походила, посмотрела, что из европейского театра артист как личность уходит. Там очень много концепций, очень много метафор, смотришь, как на зрелище, вертишь головой во все стороны, что-то там засверкало, тут что-то упало, тут что-то опрокинулось. Но артисту там места нет. Можно с улицы. Почему сейчас так модно: "у нас играет настоящая проститутка (или настоящий милиционер)"? Можно дойти до такого абсурда. И в таких спектаклях это уже действительно неважно. Мне кажется, что многие на это покупаются и из наших новых молодых режиссеров, на такую концептуальность, излишнюю.
А. КАЛЯГИН - Конечно. Мы сейчас пытаемся наверстать упущенное, уже об этом говорили. Но самое потрясающее - это то, что только в русской школе есть понятие. К сожалению, оно уходит. Мы хватаем все самое плохое, что есть, к сожалению. Ты сама прекрасно понимаешь, у меня дети, и у тебя дети, что такое воспитывать. Это каждый раз наблюдать, каждый раз не упускать и замечать, и хорошее и плохое, и похвалить, и поругать. Сейчас беру театральную программку, такое количество антреприз, а время деньги, и надо успеть выпустить спектакль за 2-2,5 мес., набираешь актеров. Какое там воспитание? Уже даже забываешь о том, чтобы работать с актером. Главное, слепить, как на Всероссийской режиссерской конференции говорили о разводящих, когда режиссер стал разводить, чтобы актер не перекрыл другого актера, чтобы он был более интересен.
К. ЛАРИНА - "Режиссер существует для того, чтобы артисты не сталкивались друг с другом на сцене".
А. КАЛЯГИН - А философия мизансцены, вообще, сцены? Об этом можно только мечтать.
К. ЛАРИНА - Давайте с другой стороны зайдем. А куда тогда делись артисты? Масштаб личности все-таки мельчает?
А. КАЛЯГИН - Ксеничка, такие... не могу сказать "вымирающие", но такие ископаемые, великие, мои любимые, как, например, Лев Додин, в свое время Эфрос, Ефремов, путем кропотливого выращивания добивались, что называется, великого открытия. Ничего не сделаешь. К сожалению, здесь приходит в противоречие, с одной стороны, выпустить спектакль, а с другой стороны, все сделать, чтобы выпустить тогда, когда это готово. Не когда объявлено, а когда это готово. И это очень трудно. Тем не менее, режиссеры есть. Анатолий Васильев, как бы он ни говорил, что театр - лаборатория и, вообще, "меня зритель не интересует", я глубоко убежден, что его зритель тоже интересует. Но это ужасающе нудный труд, воспитывать актера. Я, к сожалению, за собой это замечаю, что я не успеваю и этим заниматься. Потому что и добыча денег, как принято говорить, и строительство театра, и т. д. Но одна надежда - на какое-то человеческое содержание того актера, который с тобой работает, то, что называется "личность". Когда мы говорим о личности, мы говорим только об одном, о боли. Ты понимаешь эту боль, чувствуешь ее, ты краснеешь, бледнеешь или чудно, красиво произносишь текст?
К. ЛАРИНА - Скажите, у Вас есть коммерческие спектакли в театре, изначально ориентированные на аншлаг?
А. КАЛЯГИН - Нет. Хотя я так подумал, что пьеса Фейдо, которую мы должны были выпустить, к сожалению, не выпустили, могла бы носить коммерческий характер, но это все наши актеры играли. Трудно сказать, коммерческий или нет. Но могла бы быть коммерческая. Трудно прогнозировать. Считаешь, что это коммерческое, а на самом деле это проваливается на втором спектакле.
К. ЛАРИНА - Я спросила, потому что вижу, что очень многие театры по этому пути идут, полная касса и никаких гвоздей, зритель голосует рублем. На Ваш взгляд, это критерий успеха, когда касса пуста, когда полный аншлаг и восторг публики? Или что-то другое?
А. КАЛЯГИН - Публика стала странная, честно говоря. Конечно, спрос рождает предложение. Но она стала странная, она, конечно, живет не в безвоздушном пространстве. Когда смотришь каждый день или телевизор, или клип, или фильмы, где проще, яснее, доходчивее... я так представляю некоторые передачи и спектакли, то ли мое медицинское прошлое так говорит об этом, что в основном все спектакли стали для больниц. Я объясню. Я сразу вижу телевизор в палате, несколько больных лежат, или один. Телевизор журчит, ему только что сделали все уколы, куда нужно, поел он. И в полудреме он смотрит на экран, то ли засыпает, то ли следит за сюжетом. И сюжет должен быть ясным, прозрачным. А телевизор сейчас гонится за этим, и театр. Зритель стал упрощенно смотреть на понятие "театр". К сожалению, театр-кафедра Белинского, который стал возвышать, (сейчас об этом можно говорить долго, но я не буду), в данном случае это уже становится с каждым днем мечтой. Потому что зрителю нужно побыстрее, подоходчивее, пояснее. Во-первых, по времени спектакли идут 2-2,5 часа. Это роскошь - 3 часа, два антракта сейчас еще есть, а три - это просто уже, я считаю, загубил спектакль, хотя изумительная, может быть, работа, и режиссерская. Поэтому, конечно, зритель диктует. Антрепризы, которые развелись, - прекрасно то, что актеры работают, что они удовлетворяют свои... Но иногда больно смотреть.
К. ЛАРИНА - А почему артисты этого не понимают?
А. КАЛЯГИН - Ксеничка, тут бросать камень в актеров очень трудно.
К. ЛАРИНА - Нет, мы никого не называем. Вы могли бы почувствовать ту границу, которую Вы внутренне не перейдете никогда?
А. КАЛЯГИН - Да.
К. ЛАРИНА - Вы ее ощущаете для себя?
А. КАЛЯГИН - Мне предлагали и антрепризы, большое количество. Я отказываюсь. Я так держусь, я так берегу себя.
-
К. ЛАРИНА - Я объявила, что вопросы будут приходить. Я знала, что все вопросы будут про это. Я не хотела эту тему трогать, потому что у меня сложное отношение к этому, но все-таки задам вопрос, отвечайте, как хотите. Про "Единую Россию".
А. КАЛЯГИН - И что?
К. ЛАРИНА - Зачем Вам это надо?
А. КАЛЯГИН - Так. Я скажу честно, я сам задумываюсь над этим и пока ответить определенно не могу. Я уважаю взгляды людей разных направлений. Я не из тех наших известных политических деятелей, которые кричали "всех коммунистов убить, всех повесить", "все это запретить", а те кричали "этих повесить". Я не Буш. Я скорее Мао Цзэдун, "пускай цветут все цветы". Мое личное участие, я надеюсь, в конечном счете будет каким-то конкретным, с точки зрения моей должности, председателя Союза театральных деятелей, а мне важно, чтобы власть взаимодействовала с общественной организацией. Потому что такая вещь, как пенсионная система для членов Союза театральных деятелей без взаимодействия с властями не может быть. Поэтому мое членство в партии, которая становится главной, надеюсь, поможет осуществлению этой задачи, пенсионной системы, потому что с сентября уже тысячи будут по России, как принято говорить, окученные пенсией. Я хотел бы более конкретно еще и для себя ответить на такие вопросы. Например, в разных регионах проблема театров, домов актера, выживаемости актеров, даже очень актеров, какие гранты получают. Например, президент Чувашии Федоров. Я знаю, как он платит, и как получают дополнительные президентские его награды известные актеры Чувашии. А в других регионах этого нет. Если мне это членство поможет пробить, надавить, уговорить - дай бог. Если не поможет, поверь мне, свадебным генералом не хочу быть и выйду.
К. ЛАРИНА - А это каким-то образом не может ограничить Вашу творческую свободу?
А. КАЛЯГИН - Нет. Я когда Ленина играл, не был коммунистом. Я никогда не состоял в партии.
К. ЛАРИНА - А требовали, чтобы Вы вступили в партию тогда, когда Ленина играли?
А. КАЛЯГИН - Степанова, великая актриса МХАТ была в то время парторгом. Она же мне не мешала играть прекрасные роли. И она уже после того, как спектакль был раскручен и показан, пробили. Его же год запрещали играть, потом, через некоторое время, когда разрешили, она мне в коридоре даже сказала: "Саша, теперь можешь подавать заявление, теперь ты готов". Хотя со мной до этого вообще никогда не говорили, от нее я впервые услышал, что я теперь готов к членству в Коммунистической партии. Я все-таки характерный актер, я всегда играю с большим юмором. Я подумал и сказал: "Хорошо, когда роль таким образом может иногда ломать судьбу человека".
Поверь мне, тут я отношусь к членству только с точки зрения своей должности председателя СТД. С точки зрения художественного руководителя театра это не играет никакой роли. С точки зрения председателя СТД это играет роль. Потому что это должность могучая, великая, и ответственность такая же могучая и великая. Если это поможет, то поможет. Не поможет - я выхожу.
К. ЛАРИНА - Я надеюсь, наши слушатели удовлетворены Вашим ответом. Во всяком случае, спасибо Вам за откровенность. Собственно говоря, мы все это проходили, сейчас советскую власть вспомнили, это удивительное лицемерие, цинизм, который начинает разъедать публичного человека изнутри. Не дай бог, конечно, вновь это пережить. У каждого есть, что вспомнить по этому поводу.
А. КАЛЯГИН - Да.
К. ЛАРИНА - Хорошо. Я все-таки от этой темы не уйду. Тема даже не политическая, скорее, а тема отношений с властью. На Ваш взгляд, как Вам лично, Александру Калягину, сделать так, чтобы никто не посягал на Вашу внутреннюю свободу, не только творческую, а личностную. Как эту грань поставить, чтобы это понимали власть предержащие, что к этому человеку я так запросто не подойду, не похлопаю его по плечу и не скажу: "давай-ка мне, Сан Саныч, сделай то-то и то-то". Ведь есть люди, которые это позволяют. Как это происходит, такое панибратство?
А. КАЛЯГИН - Ксеничка, я не совсем понимаю, что это значит. Просто я хочу уточнить вопрос.
К. ЛАРИНА - Вы все-таки не только артист, Вы сами сказали, что Вы генеральный секретарь СТД. Вы, так или иначе, общаетесь с людьми, которые сегодня являются руководителями страны и города. Как соблюдать дистанцию, чтобы они это понимали, что здесь дистанция, что просто так я не могу подойти к Калягину, похлопать его по плечу и сказать: "привет, Саша, а пойдем-ка мы с тобой посидим"? А Саше некогда, у него 25 тыс. дел. Кстати, я вспомнила Ваш фильм "Прохиндиада". Собственно, тот самый образ. Как не стать этим человеком?
А. КАЛЯГИН - Во-первых, мне кажется, это и воспитание, и опыт. К одним людям приходят, потому что знают, что они могут и пойдут на это. А к другим не подойдут, и даже если попытаются серьезно разговаривать на эту тему, то будут осторожничать, потому что будут искать какие-то формулировки, чтобы не обидеть. Другое дело, как человек клюет на такие вещи. Как я понимаю, когда говорят о свободе художника, какие-то такие очень важные вещи, я всегда вспоминаю и еще раз хочу вспомнить слова великого режиссера Михаила Абрамовича Швейцера, о котором был фильм. Незадолго до смерти у него брали интервью. Человек высочайшей культуры, только такой человек мог так сказать. Он хрястнул по столу своим кулачищем (здоровый был кулак) и сказал, глядя в камеру: "Ненавижу правозащитников! Потому что права, права, права... у человека есть обязанности: не прелюбодействуй, не завидуй. Есть обязанности соблюдать то, что написано в Библии, и еще то, что тебе мама, отец наговорили. Ты соблюдай сначала эти обязанности, потом уже говори о правах". Когда мы говорим о правах, прежде всего, я думаю, что любой художник, так или иначе, выстраивает свою жизнь согласно каким-то заповедям, обязанностям: дом, работа и т. д. А потом уже я буду говорить о правах. Тот человек, который ко мне может подойти и предложить что-то или то, что называется "купить душу", я думаю, будет достаточно осторожничать, и перед этим хотя бы поинтересуется, а что Калягин любит, сладкое или соленое, и как осторожничать надо с ним в разговоре, чтобы, не дай бог, не навредить тому, что могло бы между нами произойти. Я думаю, что власть, если она слышит и видит, всегда рано или поздно это понимает: с этим художником можно, и он побежит за пятак, а с этим художником нельзя. Я не говорю, что мы все святые, и не говорю о том, что я святой. Но в силу определенных обстоятельств, в силу и моих ролей... Павел Иванович Чичиков меня многому научил. Ведь полтора года, пока снималась картина, я практически просто влез в шкуру этого человека. Это не жулик, не пройдоха. Гоголь написал, что он приобретатель. Он ни разу не дал другую характеристику. Один приобретает марки, другой мертвые души. Но приобретатель талантливейший. Уметь находить общий язык со всеми во имя своего дела - это великий дар. Но я отчасти это умею, отчасти, мне кажется, в этом абсолютно наивный профан, не умею, потому что меня заносят мои актерские эмоции, я должен что-то выяснить. Но с точки зрения своего разума, когда эмоции немножко улягутся, я могу понять, что все-таки умение находить общий язык с властями, контакт, умение понять. Потом, все-таки педагогическая и режиссерская деятельность подсказывает: терпение - великое качество. То, чего я еще, к сожалению, не умею делать и не успеваю даже. Иногда хочется больше готовых результатов. Поэтому каждый выстраивает, как может. И власть очень тонко, сенсорно реагирует: к этому подбежать можно, а к этому не подбежишь никогда.
К. ЛАРИНА - Как публика воспринимает "Последнюю запись Крэппа". Спектакль играется глаза в глаза, к разговору о тех, кто ходит сегодня в театр. Вы друг друга чувствуете?
А. КАЛЯГИН - Я думаю, что публика потрясена, если мне удается, что бывает не всегда, вывернуть себя наизнанку. Это пьеса и о молодых, и о старых. Я так благодарен Роберту Стуруа за то, что благодаря этой пятистраничной пьеске я прочитал гениальнейший роман "Моллой", за которую Беккет получил Нобелевскую премию. Я счастлив. Это то, что называется Библия, это на века, как "Мертвые души" для России. Боль человека, творца, который, рано или поздно, можно и в 20, и в 40, и в 60 лет задает себе вопрос, что есть твой труд, что есть твой продукт. И выясняется, что ничего не важно, кроме самой жизни, которую ты проживаешь. То, что я говорю, ужасно, потому что актеры живут этапами, от роли к роли. Как ты говоришь, замечательный актер, у тебя есть сейчас тысяча формулировок, а это знаменитый актер, а это выдающийся актер, видимо, подразумевая, что этот сыграл такую-то роль, поэтому он такой-то. А выясняется, по Беккету и по глубочайшей философии, что и это неважно, а важна сама жизнь: как ты живешь, как дышишь, как ты относишься к тому, что ты сыграл, вне зависимости от того, как ты сыграл. Как ты относишься к этому, как ты относишься к отдыху, к книге, к любимому человеку. Сам процесс жизни иногда даже важнее. В этом процессе, как Роберт делал, важно не упустить ничего, а не конечный результат. Когда этот писатель пропустил смерть матери, пропустил девочку, которую он любил, и остался на помойке своих мыслей, где все перемешано, выясняется, что в этой жизни даже лучшая твоя книга не важна, потому что ты все в жизни пропустил. Это больно осознавать. На сцене стоит холодильник, и Месхишвили, и Роберт Стуруа придумали потрясающую вещь. Ты помнишь, там текст у Беккета, а речь же идет о писателе, "17 книг продано, из них 6 разослано по библиотекам в дальние страны". 11 книг из всего труда, 3-5 тыс. экземпляров, понадобились каким-то людям, которые взяли этот труд и прочитали. А 6 по библиотекам, то есть навязали. Вся жизнь прошла, и все прошло. Я думаю, каждый творец рано или поздно задумывается над этим. Какие бы призы мы ни получали, "Маски", "Оскары", всякий человек задумывается.
К. ЛАРИНА - Не всякий.
А. КАЛЯГИН - В этой жизни процесс важнее, поверь мне. Вспомни чудную пьесу "Старший сын" Вампилова. Что, важно было, какую он скрипку играет, первую или вторую, этот отец? Или он состоялся или не состоялся для детей, для своих родных?
К. ЛАРИНА - Тут я уже вспоминаю исполнителя этой роли в телевизионном варианте, Евгения Павловича Леонова, который писал письма к сыну всю жизнь. Они были собраны в книгу. Сын рядом с ним был. Почему он писал ему письма? Почему ему хотелось с ним разговаривать? Вообще, когда Вы сейчас говорили, Александр Александрович, я вспомнила Олега Борисова, Олега Даля. Вы говорите, что всякий над этим задумывается. Не всякий человек над этим задумывается. Мы помним эти имена. Мы же помним Борисова не за то, что он сыграл какую-то роль, а за что-то еще, то, что, может быть, мы о нем не знаем, вообще, и он вслух никогда об этом не говорил. Но это то, о чем Вы сейчас говорили. Поэтому, опять же, возвращаемся к воспитанию, противному скучному слову. Потому что очень важно, кто будет потом. Мне кажется, что какая-то поколенческая пропасть лежит, если говорить об актерских поколениях.
А. КАЛЯГИН - Ксеничка, должен сказать, с моей точки зрения, может быть, я ошибаюсь, но я тоже над этим думал. Эти 10 лет, которые мы прожили с 91-92 года, когда все пошло под откос, нанесли ужасающую травму стране, людям. Что бы мне ни говорили о приватизации, я говорю, есть моральная приватизация, когда людей уже начинали... о морали, о нравственности речь не шла, главное было совсем другое. Я думаю, что эти 10 лет, говоря об этой пропасти, эту пропасть сделали многие люди, ныне живущие. Я не знаю, когда зарастет этот овраг. Теперь действительно надо ждать другие поколения.
Мне сегодня рассказывают на этой же конференции, что люди в некоторых театральных школах даже не знают имя Олега Борисова. Даже не знают! Когда вдруг одним махом сказали: "Все, что было до 90-х годов, плохо", и говорили ведь, и пытались новую национальную идею выработать. Я же помню, я присутствовал на совещании, когда Ельцин провозгласил: "Ждем от вас новой национальной идеи". Одним махом! Я думаю, эта травма долго будет жить в людях, отразилась на всем и на всех.
К. ЛАРИНА - На таком многоточии мы заканчиваем наш разговор. Я прошу прощения у наших слушателей, что не читала ваших вопросов, но на главный вопрос, который вас интересовал, Александр Александрович ответил вполне исчерпывающе. Когда такие люди в гостях, то очень трудно отвлечься от гласа собеседника, невозможно. Я думаю, что вы это почувствовали, уважаемые друзья. Огромное спасибо, Александр Александрович.
А. КАЛЯГИН - Спасибо Вам.
К. ЛАРИНА - Всегда рада Вас видеть у нас в гостях в студии, потому что никаких случайных вещей в наших встречах не бывает. Мне кажется, это очень важно.
В прямом эфире радиостанции "Эхо Москвы" был Александр Калягин - актер, художественный руководитель театра "Et Cetera".





Ксения Ларина
Эхо Москвы
03.05.2003
http://www.kalyagin.ru/press/2050/

Док. 394159
Перв. публик.: 03.05.03
Последн. ред.: 09.11.07
Число обращений: 361

  • Калягин Александр Александрович

    • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``