Жестокий дебил у власти. Тема острая, но не совсем подходящая для обсуждения на театральной страничке, не правда ли? И тем не менее: театр представляет - зритель внимает.
Папаша Убю - это толстопузый кретин, алчный, сварливый и абсолютно безнравственный. Ему под стать и супруга - крикливая, вероломная мамаша Убю. Подло укокошив короля Венцеслава с наследниками, парочка захватывает трон и властвует в стране, вешая направо и налево, наживаясь, обманывая всех, в том числе друг друга; при этом отчаянно сквернословит и рукоприкладствует. Пьесу-фарс "Король Убю" написал в конце позапрошлого столетия четырнадцатилетний француз Альфред Жарри. Позже в ней увидели предсказание мировой истории: самые одиозные и кровожадные тираны двадцатого века как две капли воды походят на отвратительного папашу Убю. Александр Калягин, создавая этот упрощенно собирательный образ властителя, наделил его, помимо простодушной тупости, изрядной долей непосредственного артистизма и обаяния почти животного свойства. Близко посаженые глазки вечно глуповато таращатся, на размалеванной физиономии то блуждает бессмысленная улыбка, то щерится злобная гримаска.
Фарс написан, фарс и поставлен: здесь бьют по голове палками, комично путаются в горностаевой мантии; пушечные ядра сделаны из резины, кони - из дерева; самые употребительные слова - из лексикона учеников общеобразовательной школы: "жопа" и "дерьмо", а также любимое выражение калягинского папаши Убю - "ёкарный бабай" (право, затрудняюсь с написанием). Шумная толпа вертлявых идиотов-шутов выкрикивает то площадные грубости и незамысловатые соленые остроты, то - в щекочущей близости от первых - фразочки, звучащие социально и политически актуально.
Стилистика ярмарочного кукольного театра, в котором деревянные и тряпичные "актеры" вперемешку с оглушительными скабрезностями выдавали политические намеки и социальную сатиру, выдержана достаточно точно. Даже пластика персонажей напоминает резкие и не слишком разнообразные движения грубых перчаточных Петрушек. Конечно, поразить смелостью высказывания на фоне Хрюна со Степаном и Шендеровича с "Куклами" практически невозможно, но создатели спектакля, похоже, и не претендуют на сиюминутную злободневность. История папаши и мамаши Убю разворачивается "в Польше, то есть нигде". Проблемы, связанные с властью и властителями, в разных странах и в разные эпохи отличаются в оттенках, но одинаково ужасны по сути.
Спектакль постоянно балансирует на грани между кукольно-фарсовым идиотизмом и настоящим общественно-политическим серьезом, а, точнее, перепрыгивает из одной крайности в другую. Сцена в деревне, в которой Убю с приспешниками палками выколачивает из беспомощных крестьян очередные, только что измысленные налоги, выглядит гротескно-игрушечно, но одна из миловидных пастушек отчетливо беременна. Палка, пусть даже и бутафорская, занесенная над ее беззащитным животом, мгновенно стирает всякую шутливость с эпизода. Забавны игровые сцены повешения богатых дворян: висельники, немного покорчившись в своих петлях, начинают превесело раскачиваться и приплясывать, да еще и не забывают кокетничать с барышнями. Но, даже завидуя их пружинистым акробатическим танцам, помнишь о том, что на их шеях - веревки.
Стильная и мобильная сценография спектакля (питерский художник Эмиль Капелюш) почти универсальна - в этих изобретательных драпировках и складных "интерьерах" можно сыграть что угодно. Эта необезличенная универсальность также подчеркивает вневременную значимость тем.
В интервью, данном незадолго до премьеры, Александр Калягин сказал, что театр старается создать "фарс, после которого остается горький привкус во рту". Задача в общих чертах выполнена: сыгран забористый, жесткий фарс и от него рождается неявное, но весьма неуютное чувство совпадения с реальностью.
Мария Львова
Вечерний клуб, 2002
http://www.kalyagin.ru/press/1420/
