Ельцина я видел - голого в одних трусах, осклабившегося на фоне балтийской волны. Горбачева в черном костюме и с каплющей воском свечой над гробом нашего общего знакомого. А Путина на вечеринке, когда дьявольски громыхнул как бы теракт.
Грохот будет в финале статьи, а пока могу заметить, что Владимир Путин был еще премьером. Наина Иосифовна (тоже участница "парти") смотрела на все ласковым глазком бабуси, испекшей пирожков. Ее дочь Татьяна командно расхаживала с мобильником у щеки, страшно молчала в мобильник, притом обе ее щеки ходили ходуном от жевания жвачки. Рыжий Волошин манерно нюхал рыжий табак, не подозревая, чем пахнет для него табак - осенью, закатом и ржавью.
Но Путин был скромен и непритязателен...
Прошли годы. Большая часть персон, в тот вечер празднично круживших вокруг будущего президента, сегодня за кадром. Путина, которого воспринимали как ставленника и заложника "Семьи", Березовского, Абрамовича, черта лысого, теперь так не воспринимают. Ситуация с Путиным еще раз подтвердила верховенство истории над отдельными фигурами, даже очень крутыми, даже если эти фигуры объединены в могущественный клан.
В ситуации с Путиным мы обнаруживаем вовсе не успех его личности с какими-то заоблачными сверхкачествами, мы вспоминаем странную концепцию Льва Толстого, подробно изложенную в эпилоге "Войны и мира". Толстой говорит просто: "Царь есть раб истории".
В грандиозном романе Толстого присутствуют два явных антагониста - вульгарно обозначим их: кросавчег и медвед. Суть кросавчега - лукавство. Кросавчег Наполеон, подчас отважный, подчас расчетливо малодушный - позер, озадаченным не столь общим благом, сколь эффектностью своего образа. Впрочем, кросавчег - это не только ненавистный Толстому командующий позер, но и рядовая жертва романтики, доверчивый потребитель "рекламы человечьего кетчупа". Таков выспренний подросток Петя Ростов, вообразивший войну славным аттракционом и в первые минуты атаки полетевший с карусели лбом в землю. Не таковы ли и трое юношей, страшно и нелепо погибшие пятнадцать лет назад в августе 91-го, пока в Белом доме заламывал руки и возвышал голос наполеончик Станкевич? Не таковы ли век от века юные адепты протеста, с наслаждением отдающиеся ядрам французских пушек или нагайкам, танковым гусеницам и резиновым дубинкам "отечественных сатрапов"?
А кто есть медвед? Медвед - это и фельдмаршал Кутузов, большой начальник, чующий правду, и Платон Каратаев, солнечный простолюдин, плоть от плоти с правдой, и Пьер Безухов, интеллектуал, готовый опроститься правды ради.
Народное умонастроение, тяжелый нутряной зов матушки-истории, грозная пасть медведа - та большая и глубокая толстовская правда, в которой тонут и гибнут фиглярские амбиции, звонкие успехи, баснословные капиталы и прочий тщетный блеск.
Нынче кросавчеги адвокатствуют по поводу нереализованных возможностей типа "программы 500 дней", оказавшись на острове политического невезения. Поздно...
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек в одиночестве на своем острове играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
Смотрите, чему вы верили! Вот он!
Такова судьба кросавчегов, среди коих Гайдар, Немцов, Хакамада, Борис Федоров, Козырев, Явлинский...
"Нужна кроткая и привлекательная личность", - говорит Толстой. И мы берем подшивку и смотрим на фотографии Путина. Сквозь всю его жизнь смотрим мы. И мы видим Путина. И мы понимаем, кто он. Вот он рядом с пафосным кросавчегом Собчаком - скромный теневой гражданин в мещанском костюме кумекает какую-то свою будничную мыслишку, космически далекую от пышных декламаций. Трогательный маленький медвед.
Кем был Путин для либеральной, в конец изнурившей себя и страну элиты? Тем мещанином во дворянстве, который придет, подкрутит расшатавшиеся гаечки и все законсервирует. Кем стал Путин? Он стал выражением общественной усталости от провального эксперимента 90-х. В Путине - в его обозначении смерти СССР как катастрофы века, в его словах о вымирании народа, в его любви к спорту и здоровой жизни, в мочении сепаратистов, в радикальном закручивании гаек и болтов, в огрызаниях на олигархов и показательной расправе над одним из них - выразилась накопившаяся усталость народа от десятилетнего вертепа. Это еще не позитивная энергичность, но уже негативная пассивность, итог которой - роковое разоблачение кросавчегов.
Стоит сравнить достаточно произвольно выбранные слова Путина за 2000 и 2006 годы, чтобы понять, какую смысловую эволюцию он прошел.
2000 год. По-настоящему оценить, как много сделал этот человек (Ельцин) для России, можно только через какое-то время. Хотя уже сегодня ясно: в том, что Россия пошла по пути демократии и реформ, не свернула с этого пути, смогла заявить себя как сильное независимое государство, - в том его огромная заслуга.
2006 год. С переменами начала 90-х были связаны большие надежды миллионов людей, однако ни власть, ни бизнес не оправдали этих надежд.
"Семья", двинувшая Путина противовесом неизбежному реваншизму, выражавшемуся в том числе в блоке "Примакова - Лужкова", все равно потеряла. Настроение народное, достигнув нужного гневного веса, неизбежно находит ту щель, через которую просачивается. Такой щелью стал Путин.
Он оказался на посту "главного", и требования общества хлынули у него из носа, из ушей, из уст. Потому что дальше терпеть было нельзя. Это и есть революция - слов, символов, смыслов. История революционна, ибо никогда не закончится.
Здесь надо уточнить: я не разделяю целиком воззрений Льва Толстого, конспективно изложенных выше.
Мир не черно-белый, политики не делятся на медведов и кросавчегов, цвета мира перемешаны...
Толстой был настоящим писателем, а значит, абсолютизировал. Действительно, можно различать добрую массу и злого выскочку, амбициозных шарлатанов и невзрачных хозяйственников. Но логика рассуждений Толстого в пользу мирного следования ходу бытия, как известно, увенчалась призывной "Крейцеровой сонатой" (прямо противоположной путинскому посланию "о любви"). Подобная логика энтропии местами достигает предела уже и в "Войне и мире", например, когда Лев Николаевич замечает: "Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дальше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстанавливал богатство Москвы и правильную жизнь города". Поэтому, если быть точными, президент Толстого - не Путин. Президент светлого фаталиста Толстого - Черномырдин. Тот, который будет косно лепетать околесицу и отступать вместе со страной тяжелой поступью...
И все же зеркало выбрано для Путина неслучайно.
Толстой прав принципиально: "Царь есть раб истории". Сама модель наполеончика и народного типажа позволяет понять причины популярности Путина. Путин - это синтез. Встав во главе страны, он порвал с застенчивостью, возвысился над своей тривиальностью, начал проявляться на стыке позера и работяги, оратора и чиновника. Такой тип личности наиболее устойчив в наше время, когда экстра- и интравертность сливаются в пиар-коктейль.
Толстой уклонился от синтеза. Еще и потому, что во дни Толстого не было телевизора, публичность еще не была ключевой.
Однако Толстой делает гениальный шаг в сторону от своей бледноватой концепции и запускает в эпилог романа - пчелу. Пчела, именно пчела! В пчеле сливаются кросавчег и медвед, стрекоза и муравей. Экспрессивная плясунья, но кропотливая трудяга. "Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов". Недаром Владимир Владимирович, отвечая на вопрос о планах после 2008-го, заявляет примерно следующее: "Что я сейчас увидеть могу? Возят меня, как таракана в жестянке. С людьми общаться начну. Может быть, оппозицию возглавлю"...
Комплекс "таракана запечного" язвит президента. Хочется быть не просто удачно пропиаренной, а настоящей пчелой, подлинным лидером, идеологично развернуться.
И впрямь, быть президентом он не готовился, а, волею судеб став таковым, превратился в референтное, едва ли не "свадебное" лицо.
Так что, возможно, все впереди. На весах - личное благополучие и судьба страны.
Личное благополучие - создать Фонд, стать финансово процветающим, ни на что не влияющим, отставником-общественником. Судьба страны - хотя бы перейти от нынешних правильных слов к еще более правильным, конкретным и жестким инициативам, сделаться национальным политическим лидером.
Пока Путину доверяют во многом из страха, что может быть хаос или откровенная срамотища, как при Ельцине. При этом, по данным исследовательского холдинга ROMIR Monitoring, почти половина опрошенных (49%) сказали, что события ведут нас не куда-нибудь, а в тупик. По данным Левада-центра, политическую обстановку в стране оценивают как благополучную лишь 4%.
Восьмилетка Владимира Путина - восьмилетка надежд, разочарований, проклятий и опять надежд - только прелюдия. На самом деле Владимир Путин повторяет опыты Михаила Горбачева. Последний также был щелью, в которую хлынула общественная усталость от выродившегося "совка". Горбачев начал преобразования, но пытался оставаться диспетчером между реакционерами и прогрессистами. Победила более энергичная линия, а Горбачева выкинули на свалку истории.
В отличие от Горбачева, Путин не развинчивает гайки, а завинчивает, не демократизирует общество, а "патриотизирует". Это дает особый запас прочности его положению в стране и подрывает репутацию на Западе (с Горбачевым картина была обратной). Но в главном - в тактике диспетчера, человека-прелюдии к решительным изменениям - он до боли напоминает Горбачева. Кем бы ни был преемник Путина, тот запросто сможет отплатить Путину черной неблагодарностью - изменить его курс непредсказуемо, а историческое значение самого протеже дезавуировать.
Путин оставляет нам больше вопросов, чем ответов.
Тут и пригождается Толстой, великий своим умением поставить глобальный, как атомный гриб, вопрос.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Мы вспоминаем о "кровавой гэбне", мифах и реальности репрессивного аппарата. Нацболы, страдающие за шалости, "проученный" лагерями ЮКОС, уволенные Савик Шустер и Леонид Парфенов, произвол на выборах, платные громилы в подворотнях...
Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит: цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Мы любуемся возрождением смыслов, Проханов различает контуры "Пятой Империи", журналисты Кашин и Холмогоров вопиют: "Слава России!", ваш покорный слуга обнаруживает маяки "нацпроектов", мигающие из туманов коррупции...
Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль и приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Мы огорченно понимаем, что власть бездуховна, подчинена накопительству, Быков именует Кремль "корпорацией", политолог Белковский обличает в Путине "бизнесмена".
Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Мы надеемся, что Путин закладывает основы стабильного неуязвимого развития нашей страны, утверждает базовые принципы государственности. Об этом - Павловский. Об этом - Сурков. Об этом прокремлевские молодежные движения с их навязчивой идеей ротации элит.
Но, как справедливо заключает Толстой, "конечная цель пчелы не исчерпывается ни той, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели".
Путин остается загадкой.
Я возвращаюсь в 99-й год, к премьер-министру Путину, к вечеринке. Со сцены должна была заиграть музыка. Вместо этого раздался гадкий взрыв и застрочил автомат. Сломалось звуковое устройство... Никто этого не понял, все принялись нервно крутить головами, кто-то вскочил. Я же внимательным взглядом приклеился к профилю Путина. Профиль Путина чуть порозовел. Но не более. Путин всем своим видом выражал непринужденность, спокойствие, мгновенное понимание природы возникшего шума и даже, разовьем фантазию, готовность к гибели.
У Путина есть все шансы стать историческим лидером. Синтезом Наполеона и Кутузова, кросавчега и медведа. Характера хватит.
Для этого вывода я и достал с книжной полки старинное и кривое зеркало - Толстого.
19 сентября 2006 г.
http://www.russ.ru/politics/docs/lev_tolstoj_kak_zerkalo_vladimira_putina
Док. 396211
Перв. публик.: 19.09.06
Последн. ред.: 14.11.07
Число обращений: 323
Шаргунов Сергей Александрович
|
