Не прошло и сорока лет, как во Франции опять взбунтовались студенты. Вечные они какие-то...
Страна охвачена беспорядками, крупнейшие из которых происходят в столице. Студенты и примкнувшие к ним старшеклассники упражняются в уличной войне: жгут и переворачивают автомобили, закидывают полицейских камнями и бутылками, бьют витрины, бастуют, захватывают университеты.
Формальная причина беспорядков - социально-экономическая. Это закон, предложенный правительством Де Вильпена, - "О первом трудовом контракте". Те, кому меньше 26 лет, могут быть уволены в течение двух лет после приема на работу без объяснения причин. Безработица в среде французских юнцов составляет до 40% и правительство по-своему резонно замечает, что уж лучше быть принятым на работу с шансом вылететь, нежели маяться вынужденным тунеядцем. Между тем, бесчинства и пожарища вряд ли прибавят популярности юнцам в глазах работодателей. Пока "исправные подмастерья" и "квалифицированные сотрудники" оказались лишь неплохими смутьянами, разрушителями и мародерами...
Очевидно, что в этом откате назад в природу, когда на фоне мегаполиса, оказались востребованы дикари-камнеметатели, привольно пляшущие среди костров, виновно "перепроизводство образования". Вуз - это не волшебный ключик к профессиональному успеху, никто не намерен заниматься "распределением" свежеобученных Жанов и Пьеров, вы не в СССР, дорогие ребята...
Но социально-экономический аспект (при всей его серьезности) представляется в данной огненной мистерии не только не единственным, но и вообще формальным.
Пожалуй, все гораздо глубже и сложнее...
Один из мотивов восстания молодежи - острое чувство неполноценности. Чувство и национальное, и социальное. Два этих чувства обычно пытаются разводить, но, что поделать, национальное и социальное - это парочка скользких, неразрывных во взаимной страсти и ненависти змей. Душеспасительные политкорректные речи могут быть полезны терапевтически, однако вряд ли отменят озвученные еще Николаем Кузанским законы диалектики... Так вот, национальное и социальное находятся в диалектической взаимосвязи.
Сегодня буйный француз ведет себя как закормленный родителями, слабый и пухлый. Отрок комплексует.
Нищие оборванцы, угрожающие его родичам, нисколько его не круче!
Он комплексует перед нищим "третьим миром" - явлением и социальным, и этническим - и поэтому бьет витрину такой родной, такой отрадно-привычной кондитерской. Под формальными лозунгами "социальных гарантий", он разбивает символы комфорта, крушит гарантии безопасности и благополучия. Он не хочет бояться боли, он бросается на щиты и под дубинки... Он записывается в антиглобалисты и испепеляет "глобалистский" Макдоналдс, потому что не хочет стоять в одной очереди за биг-маком с индусом в чалме, в которой, без сомнения, притаились две скользких, две отвратительных змеи...
О, где вы психоаналитики западного погрома?
В 68-м году французские студенты устроили мятеж, скандируя маоистские лозунги. Разделяли ли они дикие принципы коммунистического царства красных мандаринов? Полагаю, подсознательно французский студент реагировал на нависшую над Западом угрозу изнасилования "режимами коммунизма", на бесчинства узкоглазой пацанвы из соседнего геополитического двора... Уподобиться нервирующему субъекту - значит преодолеть невроз. Таков был один из коллективно-подсознательных смыслов той парижской бучи с азиатским уклоном, над которой посмеивалась даже советская пропаганда (этим смехом как бы учившая парижан европейскости).
Теперь мы имеем другую угрозу. Не "желтую". "Черную".
Почему-то мало кто вспомнил, как совсем недавно Францию уверенно и задорно обидели нефранцузы-иммигранты - социально и этнически иные. Несомненно, они тоже есть в рядах нынешних протестующих, да и сами протестующие, кажется, вполне леваки, но зеркальность ситуации изумляет.
Вчера жгли машины, закидывали полицейских, и били витрины пришлые. Сегодня повторяют те же зажигательные движения коренные.
Что это?
Не истеричный ли это, ломающий голос Европы, стремящейся доказать: я жива, я не опущена, я еще молода и зла...
Только что весь мир наблюдал карикатурное возмущение исламистов, по абсурдной категоричности и "чистому горению" напомнившее времена культурной революции в Китае. Европа тряслась, заикалась, пыталась замять катастрофу и припудрить рваную рану...
И вот, наконец, в, казалось бы, музейном Париже на улицы зеркально повалили яростные европейцы. Доказывая одно, только одно: мы есть, мы существуем!
Вот он подлинный природный экзистенциализм. Национал-экзистенциализм, рядом с которым Сартр выступал искусным адвокатом, а теперешний законопроект Де Вильпена предстает случайным детонатором.
Про поведение юных французских бестий хорошо сказано русской пословицей: "Тоже не лыком шиты..."
Впрочем, было бы вульгарно утверждать, что реакция на посторонние вызовы - единственный подсознательный мотив волнений. Конечно, главный посторонний вызов гудит и зудит внутри западного человека. Этот вызов - апатия как следствие бесцельного потребления. Этот вызов философский, экономический, научно-технический. В каждом современном цивилизованном человеке живет Посторонний. Тоска бессилия, фиаско всяческих идеологем, богатство человечества и щедрость мироздания, сводящиеся к лабиринту, где все коридоры тупиковы... Где выход? За попытку придумать стратегически проигрышный, но временно приятный исход читатель полюбил Мишеля Уэльбека. В чем - исход? В свинге, в экстази, или в сочетании того и другого под видом "перманентной революции" с надуманными требованиями? Пелевинский Вау-импульс на самом деле не приколен, а трагичен. В 68-м француз кричал: "Мао!", цепляясь за Смыслы, радикализируя их. Теперь кричит что-то вроде: "Вау!", уже не веря ничему...
Молодежь как физиологически более требовательная часть населения чувствует метафизическую капитуляцию своих просвещенных обществ. Окружающие соплеменники из овощей превратились в призраков. Призраки овощей.
Что делать, если ты проиграл и не имеешь сил даже на "душевный суверенитет"? Что делать, коли пришельцы, нищие, верящие в абсурдное, вчерашние в коммунизм, нынешние в рай для шахида, - выносливее и крепче? Они захватят, подчинят, нагнут...
Значит, надо стать отчаянно-сильными.
Пускай суицидально сильными. Пускай безыдейными, но бунтарями. Исламист взрывает себя во имя веры, француз взрывает собственную страну от тоски безверия...
Это Калигула из одноименной пьесы Камю, который, заколотый, прыгает на свое же отражение в зеркале и кричит: "J"existe encore!" ("Я еще существую!").
А Россия?
Россия - что бы ни писали доморощенные постмодернисты - по-прежнему живая. Парадоксально, мы в чем-то меньшие коллективисты, нежели европейцы. Проблем, бед и тревог гораздо больше. У каждого столько проблем! Проблемы многоуровневы... Нестабильность, хрупкость, неналаженность... Какие там стандарты качества или гражданские институты! Отсутствие общего повода для мятежа вызвано критической массой подобных поводов. Дальше начинается частная бедовая жизнь. Мучительный, но счастливый личный путь. Потому что есть что преодолевать.
Впрочем, бывает и общий противник.
Хотя бы весеннее половодье...
Лужи, лужи, лужи, снежная каша, ноги промокли, с крыш падают сталактиты на головы и автомобили.
Каждый день из точки А в точку Б - расчетливые шаги через весенние препятствия. Всякий день мы одерживаем маленькую победу.
Нам не до парижских забав.
20 марта 2006 г.
http://www.russ.ru/politics/reakcii/vau_czedun
Док. 396219
Перв. публик.: 20.03.06
Последн. ред.: 14.11.07
Число обращений: 382
Шаргунов Сергей Александрович
|
