В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Игорь Манцов. Скользкое Назад
Игорь Манцов. Скользкое
Два фильма, два ключевых слова, три анекдота.

Супруга американского фермера за утренним кофе: "Джон, дорогой, завтра двадцать пять лет, как мы женаты! Не зарезать ли по этому поводу поросенка?" - "Вздор. Поросенок-то чем виноват?" Таким образом намечается тема жертвы.

"Свидетель, вы знаете, что должны говорить правду, только правду и ничего кроме правды?" - "Да, господин судья". - "Что в таком случае вы можете сказать по этому делу?" - "А что можно сказать при таких ограничениях?!" Таким образом намечается тема алиби.

"Холмс, почему огурцы хрустят?" - "Элементарно, Ватсон: немного битого стекла!" А тут зашифрован призыв к доверчивым потребителям: люди, я любил вас, будьте бдительны.

Канадский фильм "Моя единственная любовь" проходит у нас по разряду "шокирующая любовная мелодрама". При мне женщина средних лет с затаенной надеждой интересовалась в кассе Киноцентра: "В каком это смысле "шокирующая"?" Ей что-то такое объяснили, и она решительно купила себе билет. Навряд ли, впрочем, удивится и возбудится, зато уж непременно поплачет на финальных титрах.

Один англичанин остроумно заметил: "Мелодрама - это значит отождествлять себя с ангелами и взваливать всю вину за несчастья на дьяволов". Но в фильме франкоканадца Клода Фурнье отработана только первая часть формулы, а дьяволов нет и в помине. Таков творческий почерк всех провинциальных кинематографий: на полноценный жанр им никогда не хватает сил, то бишь социальных ресурсов, то бишь идей. Из канадцев как-то выкрутились лишь Кроненберг и Аркан. В документальном фильме "Боулинг для Колумбины", путешествуя по Канаде с микрофоном и камерой, потешный толстяк Майкл Мур ставит северного соседа в пример своим агрессивным Соединенным Штатам: куда, дескать, ни сунешься, всюду, от Торонто до Монреаля, двери частных домов доброжелательно открыты, преступность нулевая. А зато, возразим мы, в провинциальной Канаде вместо дьяволов - непродуктивные недотыкомки, вместо полноценного сюжета - сентиментальный пряник. В странах, где нет отлаженного конвейера по производству собственных идей, Художник парадоксальным образом возвеличен. Впрочем, ничего удивительного, таким образом осуществляется замещение: вместо того чтобы развивать художественный язык и поддерживать реального творческого работника, чествуют памятник, муляж, идола, напоминающего сонному, полумертвому обществу о креативности и сопутствующей общественной пользе.

В центре этого весьма показательного фильма - пожилой Писатель. Знаменитый в недавнем прошлом, теперь он попал в западню творческого кризиса: не пишется. Между тем договор срочно требует от него полноценного романа. Писатель знакомится с девушкой, которая представляется как проститутка по имени Дези. Вполне интеллигентная проститутка с филологическим уклоном и безупречным вкусом: давно прочитала и высоко оценила все его опусы. Он польщен и заинтригован. Она предлагает ему рассказ о своих приключениях, о своих нестандартных забавах, влечениях и страстях. Требует с него 250 долларов за каждый час собеседования, он соглашается.

Итак, она рассказывает, иногда демонстрируя свои интимные места и любимые позы, а он быстренько заканчивает новый шедевр по мотивам ее откровений. Среди прочего она развивает тему своей преступной связи с Отцом. Издатели в восторге. Писатель на вершине успеха. Его пожилая то ли жена, то ли сожительница получает отставку. Он грубит назойливым журналистам, признается своей молодой подружке, что в жизни не любил никого, кроме нее. В этот момент Дези прощается, бесследно исчезает. Чуть погодя он находит ее родителей: оказывается, они вполне консервативны, особенно отец. Наслышаны о его смелой книге, но относятся к ее сюжетным вольностям скорее с предубеждением. Дочь рассказывала, что Писатель ведет у них на филфаке увлекательные занятия. А главное, она внезапно заболела раком и неделю назад умерла. Звали ее не Дези, а как-то иначе, была она добропорядочной студенткой и, видимо, все сочинила. Получается, сочинила за Писателя, за него. Он присвоил ее идеи, ее успех, он тронут. Нервно теребит моржовые усы. На моем сеансе в этом самом месте раздались нестройные аплодисменты. Думаю, сублимация благодарных слез. Меня же эта история не порадовала, наоборот.

Итак, о чем? Общество, мечтающее законсервировать свое застойное благополучие, спешит канонизировать образ Творца. Но не того, Небесного, - кроме прочего, жесткого судьи, а другого, домашнего, - скорее успешного светского фантазера. Седого всепрощающего добряка. Не знаю, сколько там лет Клоду Фурнье, но он безусловно идентифицировался с седоусым ангелом. Узнал себя в этом мудром всепонимающем Художнике, которого первая встречная молодая женщина, свежая и образованная, с ходу признает за подлинного Отца, конструируя затем фантазм, где с готовностью этому Отцу отдается! Вот оно что: культивируется доступный, слишком доступный Отец, с которым можно переспать и которому хочется отдаться не только душой, но и телом.

Итак, сотворение мира предъявлено как история жизни некоего сочинителя - творца художественных миров. Повторюсь, никаких дьяволов в этом лжемелодраматическом сюжете не предусмотрено, ведь счастливо совпадающему с протагонистом канадскому режиссеру не хочется лишних проблем. То, что Дези будет в конечном счете устранена, выведена за пределы сюжета именно с помощью так называемого рака, то есть самым позорным с художественной точки зрения - абстрактным образом, становится очевидным уже в первой трети картины, едва исчезают всякие надежды на появление персонифицированного зла. "Болезнь" - ключевой концепт идеологии политкорректности. "Кто виноват?" А никто не виноват. Заболела, умерла, так получилось.

Однако если не хочет работать самовлюбленный автор, за него работают архетипы. Вот сюжет, притаившийся на глубине: некий языческий бог сымитировал акт творения и закономерно потребовал за свою имитацию невинную жертву. С точки зрения этого, впрочем, малоинтересного сюжета, "рак" вполне уместен. Здесь "рак" метафорически обозначает жертвоприношение как таковое. Но, повторюсь, Клод Фурнье не имеет об этом сюжете никакого представления, никак его не разрабатывает. Обыкновенный провинциальный графоман. Заработал деньги на родине, слезы и аплодисменты - в России. Каждый выживает как умеет.

Сходные чувства я испытал на фильме китайца Вонга Кар-вая "2046". Конечно, этот опус побогаче, помастеровитее, участвовал в каннской программе. Однако провинциальное удушье - той же природы. Чужие идеи, чужие сюжетные ходы, имитация. И здесь мир вращается вокруг некоего Писателя, творца, покорителя женских сердец. Все тот же неутешительный нарциссизм, все тот же мир без персонифицированного зла. Короче, задворки цивилизации, помойка.

Действие развивается во второй половине 60-х, в Гонконге и Сингапуре. Молодой человек теперь уже не с моржовыми, а с пижонскими усиками (потенциально хороший актер Тони Люн), работает в периодике, пишет романы, снимает номер в гостинице, меняет женщин, всепонимающе улыбается. Более-менее подробно рассмотрены четыре лирические истории, четыре женщины: сингапурская проститутка, с которой неизменно поддерживаются отношения паритета и нейтралитета; женщина, страстно влюбленная в него, но им отвергнутая; женщина, полюбившаяся ему, но вышедшая замуж за японца; наконец, женщина - карточный игрок, которая почувствовала, что он мечтательно видит в ней какую-то другую, прежнюю подружку, и в отместку никуда с ним не поехала. Вот как-то так.

Знаменитый Вонг Кар-вай, которого я никогда до этого не смотрел, оказался заурядным мастеровитым нарциссом. Та же история, что с провинциалом из другого полушария, канадцем Фурнье: полная идентификация автора с протагонистом табуирует персонифицированное зло, ведь злодеи и сопутствующие проблемы помешали бы автору позировать перед зеркалом, кривляться, наслаждаться собой и умиляться. Помешали бы разыгрывать психодраму под кодовым названием "Успех!". Ни одному американскому режиссеру подобная блажь попросту не пришла бы в голову. А если бы случайно пришла - ее в считанные часы вышибли бы из дурной головы бдительные продюсеры, кроме прочего осуществляющие на благо общества непрерывную ротацию кадров.

Подозреваю, во всех странах, подобных Канаде, Китаю и, извините, России, социально-психологическая дистанция между художественной элитой и остальным населением столь велика, что автоматически провоцирует художников на самолюбование и нарциссизм. Единственная их экзистенциальная задача - как бы слепить очередное произведение. Поскольку работа этим художникам, этим местечковым князькам, гарантирована вне зависимости от проката и тиража, они перестают ощущать Мир как проблему. Они до психологической неразличимости слипаются со своими протагонистами и, элиминируя понятия греха и вины, обеспечивают себе и протагонистам алиби. Вследствие чего, естественно, лгут.

Эта орда неуязвима и до поры неистребима. Как поется в популярной песне, "ты узнаешь ее из тысячи - по глазам, по словам, по голосу". Неприятное провинциальное искусство: грамотное, однообразное, скользкое.



8 Февраля 2005
http://old.russ.ru/columns/street/20050208-pr.html

Док. 405386
Перв. публик.: 08.02.05
Последн. ред.: 01.12.07
Число обращений: 326

  • Манцов Игорь

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``