Йозеф Рот. Направо и налево. Пер. с немецкого Анатолия Кантора. - М.: "Текст", 2004.
На русском языке роман публикуется впервые, зато в рамках федеральной программы "Культура России", да еще с поддержкой высокого учреждения, именуемого KulturKontakt Austria. И это правильно! Падение берлинской стены еще не причина для того, чтобы прекращать знакомство с немецкоязычной классикой. Хотя мы, конечно, и раньше знали, что Йозеф Рот (1894-1939) - классик австрийской литературы, выступавший против фашизма, в 1933 году эмигрировавший во Францию и умерший там в больнице для бедных, но прежде успевший развернуть, как выражались в советское время, "широкую картину распада Австро-Венгерской монархии".
В романе же "Налево и направо" действие происходит в веймарской Германии. С умным сухим изяществом автор выводит на сцену богатое бюргерское семейство, начиная с отца: "Господин Феликс Бернгейм шествовал по жизни беззаботно и высокомерно и приобрел немало врагов, хотя и была ему присуща та мера глупости, которую столь высоко ценят его сограждане".
Мамаша Бернгейм: "Казалось, ее хорошенький свежий ротик однажды так восхитил своею глупостью весь мир, что обладательница его мало-помалу уверилась, будто ей позволено вмешиваться во все, чего она не понимала".
И наконец главный герой - их сын Пауль: "Вялый, постоянно улыбающийся сидел он за партой. Всеми своими повадками Пауль давал понять: мой отец может купить всю вашу школу". Хотя в юности и он отдает дань истории искусств: "Вскоре он не мог видеть ни одного человека, ни одной улицы, ни кусочка поля без того, чтобы не припомнить какого-нибудь знаменитого художника и известную картину. Своей неспособностью воспринимать что-либо непосредственно он уже в юные годы превзошел всех именитых искусствоведов". Затем он начинает мечтать о политической карьере: "Честный, блаженно наивный чарующий и вопрошающий взор Пауля Бернгейма, несомненно, был им подсмотрен на известных изображениях святых".
Этот тон умного сарказма доминирует в романе, в нем так до самого конца и не встретишь ни единой души, которая бы что-то искренне любила, к чему-то искренне стремилась, каждый только примеривает те или иные убеждения, словно костюм, прикидывая, кем ему более к лицу явиться перед публикой (да в том числе и перед собой) - англоманом, националистом, социалистом или либералом. Правда, поскольку мы уже знаем, чем все это кончилось в 33 году, мы невольно ищем у знаменитого антифашиста признаки восхождения безжалостной и полной энергии белокурой бестии, но - ничего не находим. Даже протофашистская организация "Бог и железо" выглядит вполне пародийно: в общество допускаются лишь "блондины из арийских семейств", при том, что сам его основатель не выдерживает этого требования. Младший брат Пауля Теодор порой, конечно, декламирует нацистские лозунги - "навести порядок", "сослать большевиков и евреев", "зажечь костер радости и объявить войну", но все это исключительно ради самолюбования, при первой же возможности он переходит в демократическую газету и там красуется с ничуть не меньшим упоением.
Уж на что, казалось бы, прагматичный народ промышленные магнаты, но и они пребывают под властью стереотипов и мод: херр Эндерс обожает слово "темп" и коллекционирует живопись. "Собираясь купить картину, Карл Эндерс в первую очередь обращал внимание на то, чтобы она была противна его рассудку и чувству. Тогда он мог быть уверен, что покупает современное и полноценное произведение искусства".
Единственным в этом мире, кто живет не кривляясь, оказывается некий выходец из Советской России с чисто российской фамилией Брандейс. Уж не знаю, к какой народности нашей многонациональной родины он принадлежит, но внешне Брандейс монголоподобен, могуч и наименее достоверен: раздевать автор умеет гораздо лучше, нежели обряжать в романтические доспехи. На наших глазах этот таинственный скиф мрачно и уверенно поднимается по лестнице успеха, а потом вдруг все бросает и уходит неизвестно куда неизвестно зачем: ему скучно править миром этих ничтожеств.
А их мир - "мир шел своим прежним скучным ходом".
Уж что скучным, то скучным - с таким-то населеньицем!..
Правда, этот мир настолько непохож на мир Ремарка или Фаллады, что начинаешь сомневаться: не перебрал ли автор в своем срывании всех и всяческих масок?
Однако потом является мысль еще более крамольная: а не стал ли фашизм результатом не только озлобленности, утопизма и властолюбия, но еще и повального позерства?
