"Держи дистанцию, не сближайся, брезгуй им!" - нет, так говорил не Конфуций, не Заратустра, так говорил российскому боксеру-олимпионику тренер-секундант. Чувствительные афинские микрофоны доносят родную речь в полном объеме. Столкновение биологических тел тотчас отошло на второй план. Речевой жест спровоцировал новую реальность: атлеты переместились в этическое измерение. Теперь это были не два куска мяса, не ловкачи-средневесы, но гиганты, герои и полубоги. "Брезгуй им!" - значит уклоняйся и бей. Однако "уклоняйся и бей" с этически окрашенной преамбулой - не меньше чем экзистенциальный выбор, судьба.
А вот случай противоположного свойства. Четыре года назад вышла картина Александра Сокурова "Телец". Раньше на фильмы Сокурова собирались исключительно узкие специалисты: соратники, дружественные критики, два-три затаившихся, поменявших внешность и пол злопыхателя. Теперь же, когда режиссер художественно сымитировал политическое поле, притащились разного рода публичные персоны. Наступательная Валерия Новодворская от восторга едва не проглотила микрофон в комплекте с растерявшейся корреспонденткой: "Удачное кино. Ленин тут еще отвратительнее, чем я предполагала".
Отнесемся к реплике Новодворской серьезнее, чем хочется. На что столь активно среагировала записная антисоветчица? Сокуров перевел героя и полубога в категорию "биологическое тело". Навряд ли обидел, всего-навсего элиминировал историческую дистанцию, реставрировал повседневность 1922 года. Что же, разве Ленин был не человек? Еще Маяковский предполагал: "Как и мы, превозмогал болезни". Парадокс в том, что этого, человеческого измерения уже никто не помнит, отсюда все недоразумения. Говорят, например, что Ленин погубил Страну. Господи помилуй, как это возможно? Вот большая-пребольшая Страна. А вот маленький, усталый, подстреленный политик. Не путайте, это Страна погубила Ленина. Об этом фильм.
В сущности, Новодворская имела в виду вот что: на близком расстоянии человек ничтожен. Именно это Новодворской, что называется, по кайфу и по приколу. В России давно, с тех самых двадцатых, нет никакой политики, исключительно болезненное столкновение самолюбий с комплексами. Сшибка "грамотных" плебеев с полуграмотными. Историческая дистанция автоматически запускает машину по производству риторических фигур, провоцируя рождение героев и полубогов. Один и тот же тип сознания боготворит и сбрасывает с пьедестала.
Принято считать, что Прошлое - это состоявшиеся факты и завершившиеся процессы. "Телец" продемонстрировал: вопреки распространенному заблуждению Прошлое не завершено. Вот он, Ленин, интересуется у близких: "Кто это был?", - имея в виду заглянувшего на огонек Сталина. "Это был генеральный секретарь нашей партии!" - смеются над ним жена Наденька и сестра Машенька. "Что ж, сильная личность, сильная, - восхищается Ленин. - А кто его туда избрал?" - "Так ты ж и избрал!" - иронизирует Машенька, то и дело предъявляющая братцу моральный счет.
Очень важный, хороший эпизод, впрочем, как и вся картина. "Машенька", она будто выступает с позиции самоуверенного обывателя вроде Новодворской. Оценивает реплику Ленина из нашего времени, из Будущего, с позиции всеобъемлющего знания. Вот ей и смешно, и противно. Однако "Ленин" Арабова-Сокурова - не бронзовый истукан, которого так ненавидят, на которого так молятся восемь десятилетий, но ловкач-средневес. Вот он, Ленин, человек на распутье: то ли тайком отправится на заседание политбюро, то ли в туалет, а то ли на тот свет. Разве он отвратителен? Да, слабый, соблазненный нечистою силой, однако живой. Человек на своем месте - так его и следует понимать.
Физически ощущаешь незавершенность исторического нарратива! Внезапно догадываешься, Ленин не помнит Сталина не потому, что выжил из ума, а потому, что находится слишком близко: "Так он, оказывается, грузин?!" Давайте не будем смеяться, давайте удивимся точности художественного решения! В 1922-м с трудом удается вспомнить и внешность, и национальность свежеиспеченного генерального секретаря. Это "Машенька", остроумная проекция постсоветской Новодворской, брезгует и одним, и вторым. Торгует историческим временем, спекулирует исторической форой. Сам же Ленин не брезгует коварным усатым гостем, он попросту живет совсем рядом с ним, на расстоянии вытянутой руки. Дышит одним воздухом: "Кто это был? Генсек? Грузин? Не помню".
Я не за Ленина, не за Сталина: кто это, собственно, такие?! В "Тельце", которого, после реплики Новодворской, четыре года сторонился и который случайно посмотрел пару дней назад, впервые выработана верная историческая дистанция. Кажется, однако, нынешняя Россия любит живого человека еще меньше, чем даже проклятых героев и полубогов. Много ли мы в таком случае выиграли? Историческая ревизия в общих чертах завершена, Прошлое изменено и в очередной раз заморожено. Между тем обыватели не рожают, а вымирают, зато бронзовые истуканы почти все на своих местах.
Например, опубликована "вся правда" о Виталии Бонивуре и Сергее Лазо, низвергнутых богах дальневосточного пантеона. Оказывается, настоящая фамилия первого Баневур, и пламенное комсомольское сердце ему никто не вырывал. Казаки везли Баневура на допрос, тот соскочил с телеги и бросился бежать по окрестным болотам. Винтовки конвоиров были заряжены разрывными пулями. Эти самые пули попали в спину и разворотили грудь. Отсюда легенда о вырванном сердце. Обратите внимание, никакого специального умысла большевистских идеологов, здесь сработал некий анонимный механизм, утвердивший поэтический троп в качестве исторической истины: "разрывные пули" - "вырванное сердце". С Лазо, которого, согласно легенде, сожгли заживо, обошлись еще радикальнее: "трудно засунуть человека в паровозную топку", "в паровозной топке тех лет можно сжечь только крупного кота". Короче, у Лазо и вовсе нет никакого алиби, Лазо был "просто расстрелян". Не герой. Не боец. Придурок.
Самое неприятное вот что: наше Прошлое обезлюдело. Человеческая природа низвергнутых богов не признана, осмеяна. Кто теперь эти "Ленин" и "Лазо"? Не иначе, болотное чмо. Коллективная воля испуганно изымает этих людей, вчерашних богов из Мира. А как воспринимает коллективное бессознательное тех, кто богам верил, строил, пахал и рожал, так называемый народ? Еще хуже: как тупорылых рабов. Посмотрите назад: там никого нет! Индустриальная пустыня, посреди которой высятся бюсты и где предсмертно хрипят окровавленные солдаты Великой Отечественной. Из живых - несколько десятков всеми признанных актеров вместе с идеологически не запятнанными балеринами.
В России до сих пор некритически смешивают "богов" с "людьми", "героев" с "обывателями". Между тем уже Сократ призывал не смешивать, но различать: "Пусть и не пытаются у нас внушить юношам убеждение, будто боги порождают зло и будто герои ничуть не лучше людей. Подобные высказывания мы запретим и предпишем и в песнях, и в сказаниях излагать как раз обратное". Или: "Мы заставим поэтов утверждать, что либо эти дурные поступки были совершены другими лицами, либо, если и ими, то что они не дети богов". Важно понимать: здесь не столько тоталитарный проект, сколько проницательный анализ. Сократ с Платоном знают: боги и герои - отнюдь не продукт идеологии, но неотчуждаемая часть Мира.
Об этом же изящная новелла Борхеса "Тема предателя и героя": "Рассказчика зовут Райен, он правнук юного, героического, красивого, застреленного Фергюса Килпатрика, чье имя украшает стихи Браунинга и Гюго, чья статуя высится на сером холме посреди рыжих болот". Рассказчик выясняет, что руководитель повстанцев Килпатрик на самом деле был предателем, что его "героическую смерть" разыграли в полном соответствии с драматическими текстами попавшегося под руку Шекспира.
Далее Борхес превосходит в остроумии самого себя. Изучая стенограммы и дневники, Райен убеждается в том, что пассажи, подражающие Шекспиру, "МЕНЕЕ драматичны", нежели у английского драматурга. Оказывается, единственным аргументом против Килпатрика и явилась вот эта самая "недостаточная театральность" исторического сюжета! Райен подозревает, что товарищи по освободительной борьбе, хитроумно казнившие предателя Килпатрика, ослабили драматизм своей "постановки" намеренно: "...дабы в будущем кто-нибудь угадал правду".
Феноменальный ход! Борхес намекает на то, что Герой - всегда продукт анонимной машины по производству драматической риторики. В результате Райен решает о своем "открытии" умолчать и издает книгу, прославляющую Героя. Остроумная тавтология: "книга" по определению "прославляет Героя", в этом ее, книги, назначение. "Возможно, это было ПРЕДУСМОТРЕНО", - иронизирует Борхес. Полезно пересмотреть Сокурова с Борхесом на коленях. Ленин и Сталин перестают быть Титанами, потому что авторы фильма разрушают повествовательную цепочку, замещая яркую драму - едва различимой повседневностью.
Наконец, фильм, вышеприведенные размышления спровоцировавший. Весьма средняя, даже по жанровым меркам, американская лента "Король Артур" режиссера Антуана Фукуа, с Клайвом Оуэном и Кирой Найтли в главных ролях. Американцы берут Героев средневековых европейских легенд, Артура, Ланселота, Тристана и Мерлина, чтобы высадить их на историческую почву, в V век. Фильм плохо придуман, поэтому легендарные герои без труда обретают плоть и кровь. Снова полезен Борхес. В соответствии с логикой его "рассказчика Райена" мы вправе подозревать расслабленную версию Антуана Фукуа в недостоверности.
Что-то здесь не так! Где-то рядом предатель! Изучаю доступные источники: так и есть, согласно версии Гальфрида Монмутского, причиной гибели Артура стала неверность супруги, прекрасной Гвиневры. Картина Фукуа завершается их радостной свадьбой. Самое страшное, таким образом, впереди. Довольные жанровой безделушкой зрители об этом в большинстве своем не догадываются.
24 Августа 2004
http://old.russ.ru/columns/street/20040824-pr.html
Док. 412284
Перв. публик.: 24.08.04
Последн. ред.: 01.01.08
Число обращений: 311
Манцов Игорь
|
