В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Игорь Манцов. Братья и сестры Назад
Игорь Манцов. Братья и сестры
"Мальчик и девочка любили друг дружку, как брат и сестра, хотя они вовсе не были ни родные, ни двоюродные, а просто соседи" - Андерсен, "Снежная королева", хорошо. Первая половина фразы заявляет любовь, обеспеченную кровным родством, то есть не зависящую от времени и капризов. Далее, впрочем, следует остроумное уточнение: никакой общей крови, Кай и Герда "просто соседи", значит, у них есть шанс на легитимную совместную жизнь, на удвоение чувства: сопряжение постоянной любви с преходящей, надежности с риском, повседневности с приключением. Неотразимое обаяние текста проистекает именно из этой антропологической двусмысленности.

Архетип "брат и сестра" - один из самых эффективных механизмов смыслообразования. Андерсен двигается в сторону "рая", то есть неотчуждаемой, гарантированной любви. Однако если мальчик с девочкой не "просто соседи", выходит нечто противоположное, "ад". Все та же гарантированная любовь, которую не надо завоевывать и удерживать, но уже запрещенная. "Брат и сестра" идеальная связка для сюжетов с хорошей амплитудой: ад - рай - и обратно. Таков "Мелкий бес". Если не путаю, Передонов спит с сестрою Варварой, и это многое в нем объясняет. Больше, чем принято замечать.

На одной из пластинок Давида Тухманова звучало нечто вроде "Дитя, сестра моя, поедем в те края, где мы с тобой не разлучаться сможем...". В книжном варианте эти, а равно и любые другие строки переводного Бодлера благопристойны. Русская словесность по определению "прилична". Русская речь блокирует любые посягательства на мораль и внешнее благонравие. В связи с чем решительно непонятно отчаянное сопротивление ревнителей нравственности - нашумевшим российским "порнографам". Быть может, тексты порнографов по-настоящему неприличны в переводе на французский или английский? Зато по-русски выглядят вполне невинно, нисколько не опаснее Бодлера.

Как всегда, Тухманов проявил себя проницательным антропологом. Безошибочно доверив номер юному Александру Барыкину, вернул первоисточнику то, чего текст лишился в переводе на русский. Оставшись в пределах эстетики советского ВИА, Барыкин тем не менее предъявил декадентскую истому и порочное любопытство. Его всегда узнаваемый голос дерзко балансировал на грани между разрешенным благонравием и едва скрываемой волей к преступлению. Помню свое детское смятение: разрешенные слова "дитя, сестра моя" Барыкин выпевал с каким-то неразрешенным подтекстом, еще не понятным, но уже волнующим. С каким-то сладострастным азартом.

Выручил Андерсен: возвратившимся из странствий Каю и Герде "дверь показалась низенькой", потому что они "стали взрослыми людьми". Вот оно как, рассудил маленький я, эта песня про взрослых брата и сестру, а взрослым разрешено больше. Например, что? Сопоставим два фильма про инцест. Будет интересно.

Бернардо Бертолуччи предъявил треугольник. Вот его "Мечтатели": 1968-й, Париж, двадцатилетние герои. На время отсутствия родителей брат с сестрой поселяют в доме студента-американца. Заметив, что новые знакомые спят голыми в одной постели, американец удивляется примерно так же, как малолетний я удивился барыкиному вокалу: изумленно таращится на сплетенные тела, утром за завтраком как рыба молчит.

Фабула наследует давней традиции, основы которой заложил Генри Джеймс, развлекавший публику рассказами о столкновении американской невинности с европейской искушенностью. Брат с сестрой втягивают американца в свои радикальные забавы. Все трое - киноманы, завсегдатаи Синематеки. Кто не сумеет угадать, из какого фильма та или иная реплика, штрафуется. Вначале сестра требует, чтобы проштрафившийся брат публично мастурбировал перед портретом Марлен Дитрих. Потом уже брат требует от проигравшего американца - совокупления с сестрою, которая, к удивлению свежеиспеченного любовника, оказалась девственницей.

В то время, когда на улицах Парижа бурлит революция, трое запираются в доме, проедая родительские деньги. Американец спит с женщиной, взыскуя не одного лишь тела, но и души. Однако брат хмуро настаивает на том, что по-настоящему женщина принадлежит только ему, что сестра - его неотчуждаемая часть. В финале герои таки оказываются на улице. Брат увлекает свою половину, сестру, на баррикады. Влюбленный американец протестует, предлагая женщине замечательного себя, но тщетно.

Вначале разберемся с инцестом, с которым все не так просто, как кажется. С одной стороны, поговорка племени азанде утверждает: "Влечение к женщине начинается с сестры". Но вот полемический выпад представителя племени арапеш: "Ты хотел бы взять в жены свою сестру? Но что это тебе даст? Разве ты не хочешь иметь свояков? Если ты возьмешь в жены сестру другого человека, а другой человек женится на твоей сестре, у тебя будет по меньшей мере два шурина. Если же ты возьмешь в жены свою сестру, то у тебя не будет ни одного шурина. С кем же ты пойдешь на охоту? С кем будешь обрабатывать поле? К кому сможешь пойти в гости?"

Клод Леви-Строс отмечает: ничто не свидетельствует о том, что браки между кровными родственниками являются биологически вредными, во всяком случае в долгосрочном плане. Опасность появления рецессивных пороков полностью исчезает уже через несколько поколений, а дурная наследственность может быть легко обусловлена сотней других причин. Мужчины отказываются жениться на своих близких родственницах, соглашаясь отдать их в жены представителям других семейных групп, в которых они сами могут выбрать себе жен, для того чтобы обеспечить социальный обмен. По мнению Леви-Строса, запрет на кровосмешение - то решающее событие, благодаря которому осуществился переход от природы к культуре.

В эпизоде, когда брат, навсегда влюбленный в сестру, скрипя зубами, все-таки отдает ее чужому мужчине, Бертолуччи демонстрирует, как в недрах нашей повседневности, здесь и сейчас, каждое мгновение, идет никем неопознанная, но не менее грандиозная, чем тысячелетия назад, работа по трансформации природы в культуру!

Ибо культура - это не чистенько переведенный Бодлер, но прихотливый голос Барыкина, возвращающий Бодлеру идентичность. Культура - не библиотека, всеобщая грамотность и самая читающая страна. Культура - это кровь на руках и губах американского студента, только что вступившего в отношения обмена с чужою семьей, чтобы было к кому ходить в гости, с кем охотиться и пахать. Культура - это сперма, извергнутая братом на портрет Марлен Дитрих по требованию любящей, но отказывающей ему в последней близости сестры. Таким образом побуждающей его искать женщину на стороне. Культура - страшное усилие. Культура - значит добровольно отдать кровное свое, чтобы из беззаконных и своекорыстных дикарей осуществилось общество. Вот о чем, в конечном счете, великий фильм Бертолуччи.

Синефилия героев раздражает до тех пор, пока не опознаешь ее в качестве эквивалента Культуры, обучающей молодых людей социальным кодам и нормам поведения. Бертолуччи заставляет героев подражать звездам экрана, и в заявленном контексте это подражание обозначает неустанную работу Культуры по самосохранению. Соотнося свои жесты и реплики с поведением экранных звезд, синефилы Бертолуччи осуществляют все тот же социальный обмен, но уже не на уровне биологического вещества, а на уровне знаков. Они как бы выходят за пределы своих биологических тел, идентифицируя себя в качестве членов тех или иных социальных групп.

Отдельный интерес представляют тема Революции и тема Америки, развить которые не позволяет объем. Замечу лишь, что канонизированные современным либеральным государством "свобода, равенство и братство" отдают индивидууму приоритет перед группой. Конечно, это не более чем проект, декларация и утопия, ибо социальные связи всегда, в любом обществе ограничивают свободу частного человека. Однако утопии заразительны, а проекты на время реализуются. Вот почему в финале брат и сестра неожиданно дают отставку американцу: бросаясь в Революцию, они словно разрывают общественный договор! Отказываясь от обмена и повседневного воспроизводства социальности, ставят на чудо, на прыжок в невозможное! Надеются, подобно Каю и Герде, обрести рай. Однако быть одновременно, без социальных последствий, братом и мужем можно только в сказке. В реальности любовь сопряжена с риском ее потерять.

Фильм Игоря Минаева "Лунные поляны", пару лет назад победивший на "Киношоке", а теперь обосновавшийся на телеэкране, воплотил коллективное бессознательное постсоветской России. Конечно, он "заказан" нашими новыми элитами, но, по совести, большинство населения страны с моралью элит согласно, хотя притворяется пострадавшей овечкой, постанывает.

Брат и сестра влюблены. С детских лет, тайком от родителей спят в одной постели. Дальше начинается радикальное отличие от сюжета Бертолуччи: достигнув половозрелости, брат и сестра по обоюдному согласию совокупляются, становятся мужем и женой! Чтобы объяснить всю глубину падения постсовка, я бы демонстрировал эти картины в паре, в Думе и Совбезе, с комментарием.

Итак, для того чтобы законсервировать существующий социальный порядок, чтобы ни с кем ничем не делиться, наши голубки отказываются от обмена! Все в семью: и семя, и ласки. Брат отвергает сестрину подружку, сексапильную девчонку с саксофоном. Брат переписывает от руки Чехова с Достоевским: учится гениальности. Сестра ласково причесывает упрямые вихры грамотного любимого: "Ты - талантлив! О, стихи прежних лет! Ты просто обязан писать!"

Элиты и солидарные с ними в глубине своей заячьей души массы хочут потреблять, ничем не рискуя. Напоминаю, беда не в том, что в корпоративных сообществах родятся уроды. Да и черт бы с ними, с чужими уродами! Беда в том, что у всех остальных не родится вообще ничего.

С кем они завтра пойдут на охоту? С кем станут обрабатывать поле? Беззаконные влюбленные "Лунных полян" принимают яд и умирают. Единственно возможный, неизбежный финал. Ждем-с.





24 Июня 2004
http://old.russ.ru/columns/street/20040624-pr.html

Док. 412292
Перв. публик.: 24.06.04
Последн. ред.: 01.01.08
Число обращений: 410

  • Манцов Игорь

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``