В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Игорь Манцов. География для чайников Назад
Игорь Манцов. География для чайников
Совершенство: это значит, что времени больше нет. Раз так, живое находит выход, осуществляя себя в пространстве, вместо завершившейся истории актуализируя географию.

Некоторое время назад "голливудская история", грамотно сочиненная, жизнеподобно снятая, оглушительно озвученная, бесповоротно себя доказала. Ровно в то же самое время доказала и канонизировала себя американская империя, на территории которой эта "история" осуществляется. Более-менее искушенный зритель заранее знает, какого рода сюжеты возможны в продвинутом Нью-Йорке и какого рода - в штате Кентукки, на родине всех тупых. Чем пахнет воздух Дикого Запада, а чем ночная рубашка злокозненной красотки, задумавшей прыжок из одной социальной ниши в другую. Американская земля будто бы превратилась в грандиозный съемочный павильон, насквозь просвеченный софитами, сдавший свои секреты под перекрестными взглядами миллионов кинокамер. Чего мы еще не знаем про Америку? Мы знаем про Америку все. Видели рождение нового мира, видели его триумф, и даже с закономерным фиаско империи простодушные американцы познакомят нас сами, обождите.

Все чаще появляются американские ленты, добывающие так называемый плюс информации, нарушающие автоматизм восприятия посредством путешествия в иные миры. В последнюю очередь эти миры - галактические. На фоне Америки, настойчиво предъявляющей себя в качестве прозрачной, открытой для любой ревизии, попросту нормативной территории, даже сопредельные, вроде бы цивилизованные страны воспринимаются как загадочное инобытие, чреватое любыми сюрпризами.

Вот средней паршивости кино, "Забирая жизни" режиссера с сомнительной фамилией Карузо, с Итаном Хоуком и Анджелиной Джоли в главных ролях. Отчего-то действие перенесено в Канаду, во франкоязычный Монреаль. Из Америки сюда прибывает пресловутая Джоли, сотрудница ФБР с добрыми, понимающими глазами и не в меру чувственными губами, чтобы совместно с заносчивыми франкоканадцами расследовать похождения маньяка. Тысяча и один штамп: любовь-ненависть юноши к властной мамаше, близнецы-братья, из которых выживает не хороший, а злой, истребление маньяком одиноких людей с последующим проживанием чужих жизней, трогательная любовь сотрудницы ФБР к наивному пареньку, который на поверку оказывается исчадием ада...

Этот комплект жанровой чепухи не имел бы никакого смысла, останься авторы в пределах прозрачной и готовой к добровольной ревизии Америки. Сопредельная и, значит, ненормативная Канада придает фильму дополнительное измерение, измерение метафизического беспокойства, тревоги. В американском контексте опасные жанровые штучки, все эти инфернальные молнии и огни святого Эльма, по определению заземлены. На чужой территории, где игривые коллеги норовят отпустить в твой адрес пикантную шуточку на французском, где слова, таким образом, ненадежны и аутентичным национальным пейзажем принято считать бескрайнюю ледяную пустыню, жанр перестает быть уютным. Вибрации смысла, вплоть до разрушительного резонанса.

В конечном счете Анджелина Джоли справляется с маньяком, явившимся к ней в одинокую ледяную избушку аж через семь месяцев после их интимной встречи и его разоблачения в качестве негодяя. Однако вменяемый зритель воспринимает этот незаконнорожденный финал скорее в качестве американского заклинания. Вменяемый зритель ощущает победу географии над историей, то бишь над жанровыми клише. Посреди ледяной пустыни, где бродит нелегитимный человек с топором или удавкой, внятная история сама себя не узнает, а сюжет мутирует, обозначая пределы воображения. Посреди ледяной пустыни грезы о легкой победе добра над ненормативным злом сменяются реальными проблемами, о которых авторы умалчивают, благоразумно историю закругляя. Что же, вполне по-американски.

Год назад понравилась картина Томаса Винтерберга "Все о любви". Автор перенес действие в 2021 год, то есть сознательно акцентировал неотменимое движение времени, а значит эффективность фабулы и жанровых клише. Начинается в Нью-Йорке, там, где фабула традиционно живет и процветает. Поначалу действительно зарождается нечто криминальное, приключенческое: чужие тайны, улыбчивые гангстеры, картель по производству двойников, теневая экономика, злокозненное предательство. Однако постепенно Винтерберг подмораживает фабулу и останавливает время. Герой, его жена-фигуристка и ее брат-предатель вначале бегут из Нью-Йорка на самолете, а потом высаживаются посреди ледяной пустыни и бредут наугад, ориентируясь посредством невразумительных разговоров по сотовому телефону. Муж и жена, за весь фильм так и не успевшие развестись, умирают в объятиях друг друга, что называется, в белом саване из снега и льда.

На протяжении всей картины в небесах, вне времени и пространства, на правах ангела-хранителя, носится брат героя, безумный поэт, сочиняющий то ли графоманские вирши, то ли все-таки стихи: "Мне дали лекарство против страха, но перестарались, теперь я могу только летать! Этот мир огромен, в нем я чувствую себя невероятно спокойно. Я закончу свои дни в 21-м ряду: невозможно представить лучшую участь. В мире идет снег, и мы не можем приземлиться..."

Что с того, что 2021 год благополучно наступил, иронизирует Винтерберг. И время, и реализующая себя во времени фабула все равно побеждены: снегом и льдом. Ровно в ту минуту, когда некая нормативность заявляет неоспоримое право на формирование всеобщего сюжета, более того, право на историческое время, зримо обнаруживается нежизнеспособность этой самой нормативности, исчерпанность ее каталога сюжетов. Ибо теперь всякий последующий сюжет обречен быть тавтологией, предсказуемым вариантом сюжетов предыдущих. Клише осознаются уже не в качестве инструментов созидания смысла, а в качестве дурной бесконечности повторений, останавливающих время. Худо-бедно изучена обусловленность поведения - пространством. Вот и американская нормативность безукоризненно связана с американской почвой. Но раз прочие территории по (американскому) определению ненормативны, значит, фабула голливудского типа обречена там на чудовищные мутации. Вот эти мутации пускай станут отныне нормой наших героев.

В неисчерпаемом втором "Брате" на эту стратегию остроумно намекнул Балабанов. Расейская певичка, добросовестно, по фильмам и глянцевым журналам воспроизводящая американские манеры, звонит Даниле из уютного, стилизованного московского гнезда, из нелепой фарфоровой ванны: "Милый, ты где?" Данила, семимильными шагами измеряющий улицы Чикаго, невозмутимо бросает: "В Бирюлево..."

Первоклассный эпизод! Поведение взрослого человека обусловлено ареалом обитания, географией, но верно и обратное: новая территория "считывается", обживается в соответствии с закрепленными поведенческими стереотипами. Человек живет в особой, селективно выделяемой из внешнего мира, индивидуальной информационной среде, не совпадающей с общим, клишированным потоком информации. Человек реагирует только на сообщения, иначе, "стимулы", поступающие из своего информационного пространства. "Стимул" предстает в виде "символа", наделенного тем или иным "значением". Значит, человек не окружен уже существующими, если угодно, готовыми объектами, он сам их конструирует, придавая внешнему окружению значения на основе осуществляемой им деятельности. Действия человека в среде конструируются или строятся, а не просто протекают.

Ненавязчиво, художественными средствами Балабанов ставит под сомнение нормативность и сопутствующую прозрачность американской среды, и в этом великое достижение его картины. Данила закономерно перекодировал Чикаго в пригород Москвы, в свое Бирюлево, а его подружка певичка даже в импортной фарфоровой ванне осталась аппетитной отечественной хабалкой. Впрочем, наиболее проницательные американцы высказывались в этом роде задолго до нынешнего торжества национальной нормативности. В свое время, ужасаясь доказательной и самодовольной "объективности" исследований американского общества, возопил Клиффорд Гирц: "Но ведь они не знают, что на самом деле происходит в городах!"

В Туле, где я по большей части живу, месяц назад открылось модное кафе. В историческом центре, напротив мэрии и Кремля. Внимание: в угловом доме на пересечении улицы Советской и проспекта Ленина. Ничего себе местечко! Даже через большие, хорошо вымытые окна нетрудно разглядеть, как провинциальная русская хандра дает бой навязчивому сервису в западном стиле. Внутри все оказалось еще печальнее. Молодые люди и девушки настойчиво подражали голливудским образам и рекламным постерам из глянцевых журналов. Что называется, один в один "снимали" позы, интонации, микросюжеты. Господи помилуй, все это я видел в куда более привлекательном, аутентичном исполнении! Побросав модные пончики, всей компанией сбежали в гости: на заросший крапивой приусадебный участок, расположенный в десяти минутах ходьбы, в частном секторе, по ту сторону Кремля, на другом берегу сомнительной реки Упы. Жгли огромный костер и обсуждали "Догвиль" Ларса фон Триера, нашумевший фильм, который никто из нас не смотрел. Триер любопытен уже тем, что раз за разом конструирует альтернативный образ Америки, в которой никогда не был. В чем-то главном Триер, которого я недолюбливаю, прав.

Между прочим, адекватный образ нашей нынешней территории еще четверть века назад предложил в "Сталкере" Тарковский: в непригодной для так называемой нормальной жизни Зоне все-таки звонит телефон. Наша первоочередная задача не в том, чтобы немедленно окультурить свою территорию: это нереально, это утопия. Не в том, чтобы переименовать улицу Советскую и проспект Ленина: никаких альтернативных идеалов, имен и слоганов пока все равно нет. И подавно не в том, чтобы отключить телефон и ликвидировать интернет. Единственный вариант выживания: объявить нынешнее положение дел достаточным. Осознать телефон на помойке как географически обусловленную норму. На претензии эстетов и зарвавшихся западных партнеров, не моргнув глазом, возражать: так здесь принято, такая почва, такова воля Родины.

Между тем наш телевизор уже не первую неделю трубит о большой победе: на голубые экраны выходит расейская калька с весьма, кстати, среднего заокеанского сериала "Секс в большом городе" (подлинный шедевр жанра - "Элли Макбил"). Вот что абсолютно неприемлемо, вот что следует посчитать диверсией общероссийского масштаба!

"Они не знают, что на самом деле происходит в городах!" И потом, не уверен, что у нас сохранились города как таковые. Города как производители идентичности и нормативности. Сорок лет назад в эпохальных "Коротких встречах" Киры Муратовой наши новообращенные "горожане" канючили: "Ну, заселяйте уже! Я как носил воду из колонки, так и буду носить!" Мелкотравчатое чмо освоилось и осмелело. Теперь ему захотелось секса в чужом городе. Обхохочемся.




5 Мая 2004
http://old.russ.ru/columns/street/20040505-pr.html

Док. 412299
Перв. публик.: 05.05.04
Последн. ред.: 01.01.08
Число обращений: 383

  • Манцов Игорь

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``