Городская маршрутка, переднее сиденье, светофор. Кто-то старательно оцарапал задний борт впереди стоящего трейлера: "Эта машина движется без водителя". Высоко, крупными буквами по запекшейся грязи. Заметно оживился, впился глазами.
На зеленый тронулись, обогнали. Трезвый, здравомыслящий я тем не менее повернул голову. Разочарованно простонал, когда таки увидел водителя, лихого курчавого кавказца. "А на что ты, дурак, надеялся? - вспоминал потом свою "паузу на светофоре". - И зачем, однако, нужно тебе это сомнительное "чудо"?"
Дело, впрочем, не во мне. Какой-то механизм помимо воли и желания субъекта переводит внутреннюю речь в "картинки". И поскольку речь неотчуждаема, человек ежесекундно существует на пороге двух миров: воображаемого и материального. В зазоре между мирами сначала генерируется, а после прячется смысл.
Вот еще: телевизионный фильм про джинсы и советскую власть. Любопытно рассуждает Александр Проханов. Если бы, дескать, у партии и правительства хватило политической воли, вся страна еще в 60-е щеголяла бы в повседневных нарядах, стилизованных под красноармейскую форму. Френч и буденовка стали бы престижнее джинсов. Снова зазор между воображаемым и реальным, и снова энергетический выброс.
Проханов, кроме прочего, коллекционирует бабочек. Идет ли человеку, склонному к буденовке, сачок для ловли насекомых? Такая постановка вопроса смешит лишь до той поры, пока воображаемое и реальность не соединятся в легитимном проекте. А если все же соединятся, порвем джинсы на тряпки и переоденемся согласно новой, актуальной моде. Будем хвалиться буденовками. Несомненно, отличатся в лучшую сторону Юдашкин и компания.
Наконец, потаенный, самый сильный эпизод "Операции "Ы". Вот Шурик и подружка проскочили в подъезд чуть раньше агрессивного пса. Шурик заманивает собаку в лифт с помощью кошки и удовлетворенно захлопывает за животными дверцу. Мгновением позже Гайдай пояснит, что пес безобиден и что именно пес пострадал от кошки, а не наоборот. Однако, заметьте, добропорядочный Шурик этого не знает. Какие картины рисовало Шурику воображение в то время как, потирая руки, он обрекал кошку на растерзание?! Все та же коллизия: в подкорке советского ботаника - фантазии бескомпромиссного рубаки, бойца Первой Конной. Воображаемое перемешивается с реальным, конфликтуя с ним и выделяя художественную энергию лишь в моей голове. А вот режиссер Такеши Китано предложил фильм, где предельное воображаемое взаимодействует с реальностью непосредственно, в кадре. "Затоичи" - не "самурайский экшн", а теология по-японски.
Важно отметить: никакого априорного восторга перед Китано я не испытывал. Кто такой этот Китано?! Не смотрел ни одной его картины. Во-вторых, плевал на самурайские традиции с высокой колокольни. Ладно, пускай этот Китано живет: имеет некоторый смысл. Ладно.
В колонке о Перельмане я определил человека-невидимку как бестелесный взгляд. Тогда главный герой Китано - его противоположность, тело, лишенное взгляда. Затоичи - образцовая метафора. Не видит, но одним-двумя ударами меча уничтожает сильнейших фехтовальщиков. Реагируя на малейшую опасность, избегает поражения и смерти. Неуязвимое тело, которое не видит, но знает!
Почти не обращают внимания на второй, равновеликий талант Затоичи: старик всегда выигрывает в кости. Все то же абсолютное знание! Однако если я скажу, что Затоичи - так называемый Бог, то буду не прав, ибо Китано вменяем. "Бог" на киноэкране - нонсенс, ошибка, провокация. Кино работает с конечным материалом, а "Бог" по определению бесконечен. И все же Затоичи намекает на идею бесконечности и всемогущества, подобно тому как, по остроумному замечанию Витгенштейна, намекают на некую, иную, идею ноты и граммофонная пластинка. Каждый материальный объект касается этой идеи по-своему. Если мы возьмемся утверждать, что эта идея - идея музыки, то огрубим, сфальшивим и ошибемся. Идея, присутствие которой ощущает Витгенштейн, лучше всего опознается в процессе молчаливого созерцания, соотнесения простых и понятных материальных объектов. Нотная тетрадь и грампластинка. Смотреть, мысленно дотягиваться. Именно так работает образ Затоичи и картина в целом. Медленное, но верное приближение к невидимому - подлинная задача Такеши Китано. При чем тут мушкетерские бои?!
В почтовом ящике нашел иеговистскую книжку "Существует ли заботливый Творец?" "Заботливый Творец" - рационализация, попытка превратить Творца и Судью в комнатного мопса. Китано развернулся в противоположную сторону. Варьируя и соотнося плоские комикс-картинки, движется, как ни странно, вглубь. "В чем же секрет? Как угадать, когда "хан", а когда "чу"?" - пытается разобраться в тонкостях азартной игры и причинах удачи один из персонажей. А молчаливый Затоичи раз за разом выигрывает. И Китано не опускается до комментариев, попирая посторонние Японии и кинематографу в целом традиции психологической прозы, чрезвычайно ограничивающей возможности, допустим, российской культуры.
"Надо разобраться с этим слепым. Давно пора разобраться!" - негодуют окрестные гангстеры. Но и обиженные гангстерами крестьяне ничем не лучше. Именно из обиженных на жизнь крестьян, прямо на рисовом поле Китано выстраивает пластическую композицию, один в один воспроизводящую картину Брейгеля "Слепые"! Намек ясен: слепы здесь все. Но некоторые, физически здоровые, слепы гораздо больше других, якобы физически немощных. "А что насчет слепого? Наверняка где-то поблизости... Нам всем после его смерти будет спокойнее!"
Вот гейша интересуется у Затоичи: "Где вы научились фехтованию? Вы были зрячи, когда научились так ловко владеть оружием?" Игнорируя пытливую гейшу, снова обрекая героя на молчание, Китано указывает на неуместность вопроса. Шлюха, пропадающая в земной юдоли, репетирующая сегодня ровно тот же самый танец, что и двадцать лет назад, механическая кукла, озабоченная единственно идеей мести, сама не понимает, насколько ее вопрос не имеет смысла. Вот где проявляет себя бесподобный, на грани сарказма юмор Китано. А вовсе не там, где его недотепистые персонажи получают палкой по макушке.
Все человеческие линии второстепенны. Китано не уделяет внимания никому из людей: убивает легко, забывает быстро. Ловкий молодой самурай, встретивший Затоичи на тропе войны, не верит предупреждению старика, решает сразиться и опередить. Китано предлагает зрителю фантазм самурая: Затоичи якобы опаздывает и погибает. Первоклассно рассчитанный ход! Зритель, принимающий фильм за "самурайский экшн" и в глубине души возмущенный неправдоподобной неуязвимостью Затоичи, должен испытать облегчение: наконец-то здравый смысл восторжествовал! Однако и зритель, не узнавший в Затоичи эманацию божества, тоже слеп. Уже в следующую секунду режиссер предлагает подлинную версию поединка. Затоичи, как и обещал, оказался быстрее. А зритель, как выяснилось, ненароком совпал с теми бандитами, которые наивно, хотя и справедливо надеялись, что "после Его смерти нам всем будет спокойнее".
Экран становится зеркалом в ту секунду, когда поверивший в собственный фантазм самурай гордо улыбнулся, предвкушая смерть бога. Но едва самурай оказывается повержен, внимательный зритель испытывает нечто родственное раскаянию. Конечно, это не подлинное раскаяние, скорее досада: зрителя подвела собственная самоуверенность. Режиссер, демиург, еще одна ипостась создателя, поставил зарвавшихся нас на место. Меж тем как мы солидаризировались с горделивой улыбкой самозванца. Нас провели и словно бы вместе с самураем уличили в слепоте и гордыне. Предельно грубая, замечательно тонкая работа!
Хотя действие происходит в языческой Японии XIX столетия, Китано словно воссоздает времена библейских пророков. Однако, повторюсь, фильм дотягивается до подобного содержания, но не декларирует его, не долдонит. Кроме, быть может, того эпизода, когда слепой Затоичи подбирает и снова водружает на поле чучело соломенного идола, низверженного детьми. Здесь режиссер не стесняется указать невнимательным и слепым зрителям картины на ее подлинную проблематику. Но даже после этого те дружно обсуждают вопросы фехтовальной техники, кодекс бусидо, историческую достоверность.
Когда Затоичи приближается к дому Главного Злодея, Китано единственный раз переходит на дрожащую ручную камеру. Таким образом он идентифицирует взгляд камеры со взглядом Затоичи, позволяя опознать героя в качестве зрячего! Герою предстоит метафизический поединок со своим Противником, по сути дьяволом, и поединок этот разворачивается в ином пространстве, где никакого различия между воображаемым и материальным не существует. Наученный западной культурой японец Такеши Китано идет настолько далеко, насколько вы готовы ему поверить.
19 Апреля 2004
http://old.russ.ru/columns/street/20040419-pr.html
