В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Святослав Бэлза: `Москву завоевать не легче, чем Париж` Назад
Святослав Бэлза: `Москву завоевать не легче, чем Париж`
Святослава Бэлзу можно назвать аристократом духа. Он относится к тем немногим людям, кто в сегодняшней жизни, где многое девальвировано, является истинным интеллигентом. Он старается нести людям высокую культуру. Герои его статей и передач - это признанные авторитеты в мире музыки или литературы. В этом интервью он сам предстает героем, настоящим мушкетером музыки и слова, храбро сражающимся за настоящее искусство.

- Святослав Игоревич, как известно, вы принадлежите к известному польскому роду. Ваш отец был одним из последних могикан культуры. Расскажите о вашей семье, о вашем детстве.

- Для меня родительский дом - это все. Я убежден, что семья, при всем уважении к школе, где я учился, к университету, была моей домашней академией, моим университетом. Родители и бабушка, уделяли мне много внимания. Они делали это тактично, не устраивали трагедий из моих поступков, которые могли им казаться странными. Папа и мама были музыкантами, и, конечно, они мечтали, чтобы я тоже пошел по их стопам. И я усердно занимался музыкой. Но в какой-то момент, начитавшись "Трех мушкетеров", я вдруг потребовал, чтобы меня определили заниматься фехтованием. И папа не стал делать из этого никакой трагедии - ну занялся мальчик фехтованием, и хорошо. А я страшно горжусь, что, став членом Союза писателей, написал предисловие к "Трем мушкетерам", которое перепечатывается уже четверть века и переведено на многие языки.

А когда я поступил на филологический факультет университета, а не в консерваторию, отец поддержал меня. Круг интересов нашей семьи был настолько широк, что папа, будучи композитором, музыковедом, историком культуры в самом широком смысле слова, не замыкался в какой-то одной области, и в любой его книге по истории музыки или в монографии о каком-то композиторе можно было найти колоссальные сведения по истории философии, живописи, литературе того времени. Недаром друзья отца в шутку расшифровывали нашу фамилию так: Б - большая, Э - энциклопедия, Л - лишних, З - знаний, А -автора. У папы действительно была безграничная эрудиция. Говорят, что мозг хорошо устроенный - лучше, чем мозг хорошо наполненный. Но у папы был мозг и хорошо устроенный, и хорошо наполненный. У него была фантастическая память, особые лингвистические способностями, ведь он свободно владел всеми европейскими языками. В Вене он читал лекции по-немецки, в Сорбонне - по-французски, во Флоренции и Риме - по-итальянски. При этом практически вся мировая культура была уложена в его мудрой голове. Только самый современный компьютер мог бы извлекать эти сведения из недр своей памяти , притом что знания были не разрозненные, а систематизированные. Он легко переключался с одной темы на другую. И когда говорят о некоторых наших современниках - какие они умные, образованные, талантливые, я хорошо знаю, что "богатыри - не мы". Мне посчастливилось наблюдать папу, его друзей, которые стали теперь уже признанными классиками музыки, литературы и великими учеными. Папа дружил с академиком Лихачевым, с академиком Конрадом, с Виктором Борисовичем Шкловским, которого он знал еще с довоенных лет, с Ираклием Андрониковым . Это действительно было пиршество мысли, и эти люди были другого чекана. Сейчас, в наш век, уже таких нет. Это были последние могикане культуры.

- В детстве, юности у нас у всех возникает некая мечта, которая потом либо реализуется, либо нет. У вас была такая мечта?

- В проекте у Екатерины Рождественской в "Караване историй" я имел честь быть Рубенсом, что мне очень лестно. Катя мне прислала отпечаток портрета из журнала, и я вставил его в старую раму. А когда пришли мои сыновья, я сказал им, что это наш предок, но мальчишки быстро раскусили меня. А когда у Кати появился другой проект "Мечта детства", она позвонила и спросила, кем я мечтал быть в детстве, и я не задумываясь, сказал, что мушкетером. Но выяснилось, что мушкетер был уже "занят" кем-то. И тогда она изобразила меня Корсаром. А мой старший сын увеличил эту фотографию и повесил в своем кабинете на работе.

Несмотря на мальчишеские мечты стать мушкетером, когда пришло время выбирать профессию, у меня было два пути - стать либо историком, либо филологом. Я в каком-то смысле совместил эти две профессии. Окончив филологический факультет, я поступил в академический институт Мировой литературы имени Горького, после окончания проработал там 37 лет. Но я постоянно с молодости жил в нескольких измерениях, переключая регистры, как сказали бы музыканты. Учась в сложнейшей английской спецшколе, я профессионально занимался спортом, что помимо физической закалки дало мне навыки социального общения и навыки конкурентной борьбы. Кроме того, я очень рано стал заниматься журналистикой. Когда мне было 18 лет, вышла первая моя статья в солидном журнале "Вестник истории мировой культуры", который издавался под эгидой ЮНЕСКО. Она была о польских связях друга Пушкина - князя Вяземского. Папа направил меня в Астафьевский архив князей Вяземских, и я там нашел много неопубликованного об этом. Эта статья была переведена в Польше, после она вошла в большой том "Польско-русские литературные связи", и - это был беспрецедентный случай - появилась рецензия не на книгу, а на статью, которую я вырезал и храню до сих пор. В общем, я начал заниматься журналистикой и продолжал это делать, даже поступив в академический институт. ИМЛИ был потрясающим вузом и благословенным местом, где под одной крышей уживались ученые разных эстетических пристрастий и политических взглядов. Там можно было увидеть разных людей - от Аверинцева до Паперного, людей, которых сегодня уже окружает ореол легенды. Общение с ними мне много дало, а кроме того, сам образ жизни в академическом институте позволял в известной мере свободно распоряжаться своим временем. У нас был план, я был ученым секретарем отдела зарубежной литературы и должен был следить за его выполнением другими сотрудниками, а как ты выполняешь этот план - за полгода или за месяц, днем ты пишешь или ночью - это твое дело. Это была замечательная возможность, и я ее использовал, активно занимаясь журналистикой. Я много печатался в "Неделе", когда она появилась с середины 1960-х годов. Я был "свой среди чужих, чужой среди своих", с одной стороны, академический фундамент позволял мне избегать легковесности в журналистике, навыки журналистики позволяли мне быстрее работать. 10 лет я проработал обозревателем "Литературной газеты" по зарубежной культуре. Это были чудные годы. Недавно был юбилей "Литгазеты", и меня попросили опубликовать воспоминания о тех годах. Главной удачей того периода времени я считаю знакомство с Грэмом Грином, с которым мы, несмотря на разницу в возрасте и на то, что он был уже признанным классиком, смею сказать, подружились. Я не только сопровождал его в поездках по Союзу в качестве переводчика, но и написал предисловие к его книгам, изданным здесь, и подготовил 6-томное собрание сочинений, которое вышло у нас с моей вступительной статьей, под моей редакцией. Я прилетал по его приглашению в Париж, в Антик, в Лондон для встреч с ним, для переговоров с его издателями. Встреча с Грэмом Грином - это одно из самых незабываемых воспоминаний. Я бережно храню его автографы на книгах и фотографиях. У него есть эссе "Потерянное детство", где он пишет о том, что только книги, прочитанные в детстве, могут оказать влияние на судьбу, и приводит примеры из своей жизни. Он был внучатым племянником Стивенсона и очень любил в детстве читать Стивенсона и Хаггарда. "Дочь Монтесумы" привела его потом в Мексику, и он на этом материале опубликовал впоследствии роман "Власть и слава". А роман Хаггарда "Копья царя Соломона" привел его в Африку, и он написал свой роман на африканском материале. Я ему сказал, что наша встреча с ним тоже была предсказана. Когда я оканчивал школу, мне подарили только что вышедшего "Тихого американца" на английском, где на форзаце была казенная надпись: "За отличные успехи в учебе и примерное поведение", подпись директора школы и печать. Грин заинтересовался этим, его всегда интересовали сюжеты, которые дарила сама жизнь, и попросил показать эту книгу. Я принес, и он под казенной надписью сделал свою по-английски: "Славе как тому школьнику" .Это тоже одна из реликвий, которые у меня хранятся.

- Могли бы вы рассказать о том, как такие люди повлияли на ваше мировоззрение?

- Надо сказать, что мне повезло на встречи с великими людьми. Мне повезло родиться в моей семье. Папины друзья, даже после его смерти, перенесли и на меня свое доброе отношение. Иван Семенович Козловский продолжал дарить меня своим расположением. А в этом году отмечалось 100-летие папы, и не только в Москве, но и в Варшаве, где прошло его детство, и в Киеве, где прошла его консерваторская юность, очень многие вспоминали его: ученики, младшие коллеги. Весь цвет русской музыки, те, кто сейчас признан классиками, просто были друзья дома. Моим крестным отцом - а меня крестили в годик во время войны - был Гавриил Николаевич Попов, автор музыки к кинофильму "Чапаев".В доме бывали Виссарион Яковлевич Шебалин, Юрий Александрович Шапорин, Николай Яковлевич Мясковский, Арам Ильич Хачатурян. Наша семья дружила с семьей Глиэра. Моя мама, хоть и была медиком, под папиным влиянием тоже стала писать книги о музыке. Ее даже приняли в Союз композиторов.

Я уже в то время активно печатался, папа был невероятно продуктивен, и хотя у нас была очень редкая фамилия, но мама сказала: "Слишком вас много Бэлзов развелось", и стала печатать свои книги под девичьей фамилией Гулинская. Она выпустила книги о Сметане и Дворжаке, а потом стала писать об ушедших из жизни друзьях семьи. О Николае Мясковском, потрясающем композиторе, незаслуженно сейчас мало исполняющемся, о Глиэре. Когда отмечалось столетие папы, в Калининграде, в лицее имени Глиэра, куда в свое время папа с мамой ездили, устроили вечер, посвященный папиному юбилею, и прилетел правнук Глиэра - Кирилл, что было очень трогательно.

Благодаря отцу я был знаком и с Генрихом Густавовичем Нейгаузом, которого папа называл "Генрих Великий". Их объединяло польское происхождение, потому что у Нейгауза помимо немецких есть еще и польские корни- он был кузеном Ярослава Ивашкевича и Шимановского, с которым папа тоже встречался. Это был могучий клан. Отец был дружен практически со многими выдающимися людьми того времени. Я помню, как после своей блистательной "Кармен" к нам в дом приезжала Вера Александровна Давыдова. Папа познакомил меня с Ахматовой. Папа всю жизнь обожал Гумилева, и даже написал похоронный марш "Памяти Гумилева", который был издан. Папа передал мне эстафету дружбы с Виктором Борисовичем Шкловским (я храню его автографы), с Ираклием Андрониковым. Честно говоря, еще не помышляя о телевизионной карьере, которая мне предстояла, я больше всего мечтал походить на Андроникова, так был увлечен его передачами, его живыми выступлениями. В институте меня уговаривали писать кандидатскую, докторскую. А я говорил. что хочу такой славы, как у Андроникова, совершенно не помышляя о том, что я буду выступать на телевидении.

- И как же вы попали на телевидение?

- Опять же благодаря журналистике и его величеству случаю. Моим крестным отцом стал мой большой друг, к сожалению, недавно ушедший из жизни, - Юрий Александрович Сенкевич. Впервые я появился на экране в 1970-е годы в программе "Клуб кинопутешествий" (папа снимался еще у Шнейдерова, который был ведущим до Сенкевича). Я тогда вернулся из Парижа. Не так много людей тогда в моем возрасте могли туда съездить, и Юра позвал меня в передачу. Потом я съездил в Италию, в Англию, но за мной закрепилась Франция. И я уже не знал, что придумать, я стал делать передачи не только от себя, но и такие, как "Париж глазами Андре Моруа", "Франция через полотна импрессионистов". "Клуб кинопутешествий" была самая популярная передача после программы "Время". После этого меня стали приглашать в другие передачи: "Круг чтения", "Здравствуй, Москва". А потом, это был 1987 год, начало перестройки, мне позвонили из музыкальной редакции и предложили делать передачу, так как знали меня не только по телевидению, но и по работе в "Литгазете". Тогда были модны телемосты. И музыкальная редакция задумала телемосты с соцстранами - это тогда было пределом мечтаний. Я колебался, достаточно ли у меня музыкальной подготовки - все-таки формально высшего музыкального образования у меня не было, но меня убедили, что нужен человек, который ориентировался бы в проблематике и умел говорить со зрителем не на профессиональном птичьем языке музыковедов, а общедоступно. Тогда я решил попробовать, и мы стали делать "Музыку в эфире". Потом меня уговорили стать даже художественным руководителем всей студии музыкально-развлекательных программ "Останкино", и я какое-то время осуществлял эти высокие функции. "Музыка в эфире" просуществовала 9 лет и приобрела популярность. Но не только ты ведешь передачу, но и передача ведет тебя. Она сдружила меня с самыми знаменитыми людьми нашего времени. Мне повезло, я делал беседы и с Улановой, и с Нуриевым, и с Паваротти, и с Кабалье, и с Корейрасом,и с Изабеллой Юрьевой, и с Вадимом Козиным, и с Козловским, и с Сергеем Образцовым. Нельзя не упомянуть Евгения Федоровича Светланова - он был талисманом нашей передачи. Телевидение и музыка сдружили меня с Петровым, Плетневым, Спиваковым и Башметом. Я близко познакомился с Ириной Константиновной Архиповой, Еленой Васильевной Образцовой.

- Святослав Игоревич, всем понятно, что ваши интересы распространяются на классическую музыку. А как вы относитесь к другим жанрам - к року, джазу, эстраде, популярной музыке?

- Я, конечно, занимаюсь классикой, но я ни в коей мере не замыкаюсь только в ней. Я очень дружен со многими нашими джазменами - от Олега Леонидовича Лундстрема, юбилеи которого я не раз вел, до Георгия Гараняна, который просто является моим близким другом. Я считаю его самым интеллигентным из наших джазменов, он не только саксофонист, дирижер, он написал много музыки к фильмам - к "Покровским воротам", "Рецепту ее молодости". Я вполне принимаю и эстраду. Рок, поп - это не мое. Для меня эстрада заканчивается на таких именах, как Муслим Магомаев (он тоже мой друг), Тамара Гвердцители, Александр Градский. От шоу-бизнеса я стараюсь держаться в стороне, понимая, что он имеет право на существование, и это тоже необходимая часть культуры, но шоу-бизнес сейчас весьма агрессивен, и к сожалению, мне кажется, делает плохую услугу, снижая планку вкуса у людей. Во всем мире молодежь увлекается роком, поп-музыкой, но затем люди вырастают, и часть из них становится постоянными посетителями филармонических залов. У нас тоже не трагическая ситуация - я много веду концертов, и не только в Москве, и я вижу, как много молодых людей присутствует в зале на концертах наших знаменитых исполнителей. Если провести аналогию с литературой, которая более близка мне, чем музыка, то ничего страшного нет в том, что человек, скажем, читает хорошие детективы. Но если человек читает только детективы, это уже немножко страшно, что человек настолько ограничивает свой кругозор, душевный мир. Я понимаю, что жизнь стала сложнее, жестче, но надо находить время и для высокого искусства. Ведь искусство - это еще и великий утешитель. Толстой недаром говорил, что нет ничего страшнее, чем приучать людей к чему-то, похожему на искусство, потому что тогда они перестают понимать, что такое настоящее искусство. Есть немало учебников, трактатов, которые посвящены писательскому, композиторскому и актерскому ремеслу, но вряд ли вы найдете пособия по искусству чтения литературы, по искусству слушания музыки. А между тем это тоже процесс творческий, или сотворчество - душа ведь обязана трудиться. И не только душа художника, но и душа слушателя, зрителя. И этому нигде не учат, хорошо, если у человека есть добрые наставники в семье, в школе, в вузе, улица и телевидение этому не научат.

- Помните, в 1970-1980-е годы люди очень много читали. Что вы думаете о современной жизни, как выжить в обществе, которое в массах мало читает, о провинции, ведь обитель культуры - это Москва, Петербург. А в глубинке - это покосившиеся заборы, пьющие мужики, и им дела нет ни до Чехова, ни до Толстого.

- Я думаю, что иногда в провинции больше дела до Чехова и Толстого, чем в Москве. Не будем закрывать глаза, что во все времена, во всех обществах высокая элитарная культура была достоянием немногих. Об этом стеснялись говорить в советское время, когда было немало ханжества. Но сейчас, в наши дни, ситуация выправляется, потому что бытование культуры в первые годы перестройки было невероятно трудным. Культура была унижена, и интеллигенция была унижена, она получала гроши , работала за идею. Сейчас материальное положение культуры стало удовлетворительнее. Что касается Москвы и провинции, я несколько лет был членом жюри премии "Окно в Россию", которую учредила газета "Культура". Москва, Петербург там вычитались, проводились конкурсы на лучший театр, лучшую филармонию, лучшую библиотеку, лучший вуз культуры, лучший музей в провинции. Благодаря этому конкурсу мне удалось познакомиться со многими потрясающими людьми. И я еще раз убедился в том, что в Москве и Петербурге очень много провинциальных людей по сути своей. И вместе с тем в провинции мы находим много людей со столичным кругозором. В Асташкове есть круг интеллигенции, который сплотился вокруг местной библиотеки, они приглашают иногда известных людей для бесед. И вот однажды такая встреча со мной длилась часа четыре, и я убедился, что люди задавали не праздные вопросы, они прекрасно информированы. Понятно, что они получают гроши по сравнению с Москвой и Петербургом, но эти люди живут насыщенной духовной и интеллектуальной жизнью. Я не смотрел на часы, как иногда бывает во время таких встреч. Я встречаюсь с подобными людьми, я практически всю Россию объездил, я бывал везде - от Калининграда до Южно-Сахалинска, Магадана, Петропавловска-Камчатского, и я всегда вспоминаю Франсуа Мориака, у которого есть эссе, посвященное французской провинции. Он замечательно говорит, что Париж берет все от провинции французской, кроме ее добродетели. Так же можно сказать и о Москве: Москва ведь тоже питается соками из провинции, Москва притягивает людей энергичных в политику, в бизнес. Москва притягивает людей талантливых. Посмотрите -самые знаменитые наши актеры, музыканты - мало, кто из них родился в Москве, все-таки большинство из провинции, и это синдром энергичных людей. Об этом Бальзак немало писал. Ведь завоевать Москву не легче, чем Париж. Так же, как Д"Артаньян приехал завоевать Париж, так и приезжают в Москву молодые талантливые люди.

- Я знаю много людей поколения сорокалетних, которые не вписались в современную жизнь. Что вы думаете об этом поколении?

- Ему сложнее всего. Вот наше поколение, которое постарше, -ему было легче, потому что мы чего-то достигли еще в жизни предыдущей, и этот капитал давал свои проценты. И легко сейчас молодым .И не только бизнесменам, но даже и тем, кто выбрал культуру своим поприщем. Они добились большей стабильности в жизни, и у них возможности несравненно более широкие. Но и вместе с тем нужно большую энергию иметь и талант. Жизнь сейчас крутится в невероятном темпе, и не только в Москве. Но за всем тем, что требует от нас жизнь, о душе забывать нельзя. Замечательно сказал мой старший друг, человек, которого я обожаю, - Фазиль Искандер: Базисом всего должна быть не экономика, а совесть. Она должна быть базисом как отдельного человека, так и государства в целом. И Искусство как раз после религии дает самые важные уроки нравственности. Мы все, кто причастен к искусству, люди счастливые уже заведомо, может, более счастливые, чем другие, которые вынуждены, может, нелюбимой профессией, но ради хлеба насущного, заниматься, а уже потом в свободное время припадать к искусству. У нас же получается, что работа - хорошо оплачиваемое хобби и удовольствие. Но, конечно же, конкуренция сейчас возросла везде, и в этой области тоже, и чтобы поддерживать свой рейтинг, нужно затрачивать немало усилий, даже людям самым успешным, имена которых превратились в своеобразный брэнд, как теперь говорят, каждый день нужно подбрасывать поленья в костер своей популярности. Так было во все времена, и во времена Вертинского, и во времена Шопена и Листа.

- Для вас имеет значение такое понятие, как популярность?

- Я не могу сравниться по популярности со звездами эстрады. Я об этом писал в своем предисловии к мемуарам о Магомаеве, которые вышли в издательстве "Вагриус". Я писал о том, что у нас на эстраде - куда ни кинь взгляд - все звезды, нет простых певцов. Девочку два раза показали по телевидению - уже звезда. У нас уже фабрика звезд есть. Я вспоминаю мудрую мысль из Писания, что звезда от звезды - разница во славе. Вот Магомаев действительно звезда, он испытал такую популярность, которая не снилась даже Пугачевой. Машину его обцеловывали, на руках несли, конную милицию вызывали на его концерты, и вместе с тем Муслима это не испортило. Как говорил Флобер, к кумирам не следует прикасаться, потому что на пальцах остается позолота. И сейчас очень много видишь фигур, покрытых сусальным золотом, а поскреби чуть-чуть и там нечто весьма неприглядное открывается. А вместе с тем есть люди настоящего золотого чекана, и я счастлив, что мне повезло именно с такими людьми общаться. Я вспоминаю моего покойного друга, великого певца Анатолия Соловьяненко. Он был народным артистом, лауреатом Ленинской премии, великим тенором , который пел в Ла Скала и в Метрополитен-опера, но скромнее человека трудно было себе представить. Мы совершали с ним довольно напряженное турне по Дальнему Востоку. Это был 1995 год, юбилей Победы. Иногда с самолета нужно было бежать на сцену, и вот у него никаких капризов, никакой фоноберии не было. А сейчас у многих отсутствует адекватность самооценки. Это все идет не только от отсутствия культуры. Сейчас много звездной пыли. Я был на "Славянском базаре", и вел вечера памяти Соллертинского, который родился в Витебске, как и Шагал. Там играл Денис Мацуев, пела Казарновская, в общем, была другая струя, ведь "Славянский базар" отличается пышностью эстрады. И тут можно по-разному сказать - я общаюсь иногда с представителями эстрады, рока, и в роке, и везде сейчас много суррогата, подделок. Пусть будут пирсинги, татуировки - молодость должна это пройти, но важно , чтобы был рост духовный. Я беседовал с Оскаром Питерсоном, у меня было с ним большое интервью о важности академического образования для поп- и рок-музыкантов .Он сказал, что каждое утро разыгрывается хорошо темперированным клавиром Баха. Это говорил человек легендарный в джазе. У нас же, я считаю, делают плохую услугу все эти проекты типа "Фабрики звезд" или "Народный артист", которые внушают ложную идею, что очень легко стать знаменитостью, не понимая, какой колоссальный труд стоит за этим. Это хорошие бизнес-проекты, но к культуре это не имеет никакого отношения. Однажды со мной делала интервью Наташа Дардыкина для "Московского комсомольца", сейчас она его перепечатала для своей книги, и она несколько раз употребляла в нашем разговоре "Вы звезда, вы звезда", я не выдержал и сказал: "Я не звезда, я -звездочет". Я виделся с настоящими звездами. Я поставил за правило и в "Музыке в эфире", и в тех передачах, что я сейчас веду на канале "Культура", не расширять круг гостей той или иной моей передачи, а работать с признанными авторитетами, с самыми первыми людьми в том жанре искусства, который они себе избрали. И это, я думаю, правильный принцип. Как кто-то сказал из острословов, что трудно быть поэтом, зная, что до тебя были Пушкин, Данте, Шекспир. Поэтому низкая образованность - это счастье многих наших, так называемых звезд. Но у меня так судьба сложилась, что я с детства знал, что существуют Пушкин, Данте, Моцарт, Шекспир, Скрябин, Сервантес, Шопен, и поэтому я всегда старался заниматься чем-то настоящим, а не поддельным.

Мы живем в мире, где очень много суррогата и имитации. Нередко обнаруживаются не картины, а их подделки. Сейчас появилось, и не только на эстраде, но и в академическом искусстве, много ловких имитаторов. Имитаторов талантливости, гениальности, если хотите. Я как-то сказал об одном нашем широко известном музыкальном деятеле, что он гениальный имитатор гениальности. Причем появилось много настолько ловких имитаций, что человеку несведущему невероятно трудно отличить имитацию от подделки. Попсовость, что называется, активно вторгается и в академическое искусство. Посмотрите, сколько мы знаем сейчас попсовых писателей, попсовых артистов, я уже не говорю об эстраде, попсовость активно вторгается во все виды искусства. Я не ханжа, есть мастера и ремесленники в любом жанре, но вместе с тем надо отдавать себе отчет в том, что есть достаточно скромные гении, настоящие мастера и есть шумно себя презентирующие имитаторы того же. В наше время, и не только в нашей стране, это происходит.

- Святослав Игоревич, давайте поговорим о вашей семье

- Мои родители счастливо прожили более полувека, отпраздновали золотую свадьбу, при том, что папа был на 17 лет моложе мамы. И, может, потому, что я жил в атмосфере безграничной любви, мне свою личную жизнь оказалось гораздо сложнее устроить. Формально я был женат один раз. Но у меня двое детей от разных женщин. Папа у меня был Игорь Федорович и сыновья соответственно Игорь и Федор. Старшему в этом году будет 33 года. Игорь окончил институт радиоэлектроники и автоматики, у него всегда с детства была тяга к технике, к автомобилям, и сейчас он работает в сфере бизнеса, и я им очень доволен. Он опекает меня по части общения с техникой. А младший Федор - ему 23 года - по маминой линии он внук народного артиста Петра Глебова, который играл Мелихова. Федор - невероятно обаятельный славный мальчиш. Пока он оканчивает обучение в МЭСИ, институт международного менеджмента и туризма. Я пока не знаю, что из него получится. Как эксперимент часть передач "В вашем доме" мы делали с ним вместе, чтобы показать некоторую династию. Но ребята не пошли ни по линии музыки, ни по линии кинотеатрального искусства. Посмотрим, как все повернется, ведь диплом не всегда определяет направление будущих занятий. А главным в семье остается кот Бастик. Когда-то у нас был Бастик-первый, папа придумал ему такое имя в честь богини Баст - покровительницы котов в Древнем Египте. Бастик-первый прожил у нас 18 лет. Сейчас живет Бастик-второй, ему уже 13 лет, он помнит и папу, и маму. В переводе его возраст на человеческий получается, что он старший. Он всех нас взял к себе в услужение. Глядя на своих котов, я всегда вспоминаю булгаковскую фразу: "Мне кажется, что вы не очень-то кот". Бастик действительно хозяин в доме. Кроме того, Дроздов снимал его в передаче "В мире животных". Он подчинил себе мой образ жизни. Он черно-белый перс. И он подвиг меня на то, что я стал собирать фигурки котов, и у меня теперь несколько сот статуэток котов из всех городов мира -целая коллекция. Вообще, любовь к братьям меньшим и облагораживает, и душу согревает.

- Вы в своей жизни много видели, многого добились. Есть ли у вас еще какая-нибудь мечта?

- В актерской среде есть такой тост : "За сбычу мечт". У меня была мечта посетить Египет, потому что я уже полмира объездил, и все не был в Египте, на родине культа богини Баст. Но в прошлом году и она осуществилась.

Моя мечта - чтобы не было хуже. У меня простая мечта. Я и так могу Бога не гневить, в моей жизни было столько встреч, столько впечатлений, что их хватило бы на несколько жизней. Мы еще далеко не всех с вами перечислили, кого мне довелось встретить на жизненном пути. "Вагриус" давно уговаривает меня, чтобы я начал писать мемуары. Кажется, вот потом , когда сядешь у камина с трубкой, тогда и начнешь писать. Конечно, память подводит, дневников я не веду. Я могу только поблагодарить судьбу за то, что она мне подарила и таких родителей , и вела меня по жизни.

Беседу вела Светлана Лепешкова

http://www.moyamoskva.ru/articles/2004/04-n08-08.php

Док. 427658
Перв. публик.: 21.04.04
Последн. ред.: 21.02.08
Число обращений: 144

  • Бэлза Святослав Игоревич

    • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``