В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Смотрите, кто пришёл Назад
Смотрите, кто пришёл
Она неохотно дает интервью, видимо, прекрасно понимая, какая информация об артистах на сегодняшний день востребована больше всего. Подробностей личной жизни, резких высказываний в адрес коллег, скандальности - словом, ничего остренького и солененького от нее не дождешься. Для большинства людей Чулпан Хаматова - вещь в себе, весьма, впрочем, занятная.

- Чулпан, мы так долго договаривались о встрече и столько раз ее откладывали по вашей просьбе, что, признаюсь, в какой-то момент я подумала: "Да она меня просто "морочит"! Вы что, специально устраиваете журналистам испытание на прочность?

- Знаете, это вынужденная мера. Во-первых, я действительно была очень занята на съемках. И, по большому счету, просто меня ноги не несут на интервью, а когда не хочется, всегда найдется с десяток уважительных причин, чтобы не найти времени на встречу. В общем, боюсь, боюсь я всех вас!

- Так сильно обжигались?

- Опыт показывает, причем печальный, что открытость к контактам с прессой до добра не доводит. Например, была я как-то в Калининграде, и там меня атаковала журналистка "Комсомольской правды", а я не люблю эту газету, ну не люблю и все. Но она меня так настойчиво уговаривала, так доказывала, что калининградская "Комсомольская правда" - это совсем другое издание, что мне стало неловко: еще подумает - приехала столичная штучка и строит из себя звезду. В общем, я поддалась и, конечно, очень скоро об этом пожалела. Несмотря на обещание, что текст не выйдет за пределы Калининграда (а эта журналистка давала мне честное слово), материал был опубликован в столице, и, естественно, в нем я не узнала ни одного своего слова, все было перевернуто с ног на голову.

- А визирование текста?

- А то вы не знаете, что у нас все эти письменные договоренности не прочнее, чем замки на песке! Я в эти игры уже играла: сначала сама подписывала тексты, потом начала брать расписки с журналистов. Затем, когда они все валили на редакторов, стала брать "автографы" у главредов - и все с тем же нулевым эффектом. В результате во всех этих публикациях я оставляю впечатление какой-то дуры, так уж лучше вообще хранить молчание.

- А с неудачными или несвоевременно сделанными фото случались истории?

- Конечно. Вообще больше всего конфликтов возникает с фоторепортерами, потому что они, как правило, даже для приличия разрешения у тебя не спрашивают: и по-хорошему их просишь не тратить зря пленку, и по-плохому - ничего не понимают. Например, как-то раз вполне официально приходит на съемочную площадку фотограф и с настойчивостью дятла начинает донимать меня фразочкой: "Ну-ка, ну-ка, улыбнитесь нам по-голливудски!" Я начинаю выходить из себя. Ну не умею я так улыбаться, это не мой стиль. Но он меня своей непробиваемостью доводит до такого изнеможения, что я в итоге, просто чтобы отвязаться, демонстрирую ему какой-то оскал. И что же? Теперь этот предприимчивый господин пихает злополучный снимок везде, где только можно и где нельзя. И каждый раз, когда я вижу это ужасное фото, вздрагиваю и корю себя за то, что дала слабинку.

- Ладно, Бог им судья. Вы лучше расскажите о том, как оказались вовлечены в немецкие кинопроекты?

- Думаю, главную роль сыграл фильм "Лунный папа". Он не раз побеждал на западных кинофестивалях и имел там неплохой прокат. Видимо, благодаря этому на меня и обратили внимание тамошние продюсеры и режиссеры.

- А чтобы научиться говорить по-немецки, вы обращались за помощью к профессиональным преподавателям?

- Нет, я самоучка. Накупила учебников, кассет и с большим рвением принялась изучать язык Шиллера и Гете. У меня был сильный стимул и возможность речевой практики. Я почувствовала красоту этого языка. Мне удалось абстрагироваться от негативного фона Второй мировой войны, который всегда мешает нам адекватно воспринимать этот язык и расслышать не гавкающие фразы, что извергают фашисты в наших кинофильмах, а певучесть и благородство его поэзии и прозы. Мне вообще это казалось необычной затеей - изучать немецкий. Все вокруг говорят по-английски, а я вот такая оригиналка.

- Ну, кроме вас у нас в стране есть как минимум еще один такой оригинал и знаменитый поклонник немецкой культуры.

- Я понимаю, о ком вы говорите, но тогда он еще не был президентом. Так что я в этом смысле предугадала модные тенденции.

- Вы долго жили в Германии?

- "Жила" - это сильно сказано. Я бывала там наездами, когда начинались съемки, а жить не было необходимости да и возможности: у меня ведь обязательства перед родным театром, роли в "Современнике" - главное, что корректирует мой кинографик.

- Как вам удается решать для себя проблему конвертируемости наших актеров на Западе?

- Да никак. Это только со стороны кажется, что у меня в этом отношении все благополучно. Я ни в коем случае не жалуюсь - не имею такой привычки, но радоваться только самому факту, что меня пригласили сниматься в "иностранное" кино, уже перестала. Я участвовала в довольно большом количестве немецких картин ("Англия", "Тувалу", "Виктор Фогель - король рекламы", "Гуд бай, Ленин!"), чтобы судить об этом, и на собственном опыте почувствовала несокрушимую силу штампов, которые сформировались в отношении наших людей вообще и артистов в частности. Как правило, тамошние режиссеры приглашают сниматься российских актеров только на роли... скажем так - славян. Вот я, например, сыграла русскую девушку, украинку и сербку. А чтобы исполнять роли "аборигенов", у них у самих полно профессиональных кадров. За соблюдением такой справедливости там, кстати, пристально следят и местные актерские профсоюзы. Кроме того, есть и техническая причина, по которой нам практически не светит играть у них главные роли, не связанные с русским колоритом. Сейчас ведь в картинах пишется живой звук, так что, как бы хорошо артист ни говорил по-английски или, допустим, по-немецки, легкие погрешности акцента неизбежно сохранятся. Мне вот своеобразие произношения Ингеборги Дапкунайте в русских фильмах никогда не мешало, и даже напротив, я считаю, что это придавало какой-то специфический шарм ее исполнению. Но, судя по всему, западные режиссеры не способны оценить такую непохожесть ни на кого, индивидуальность, выходящую за рамки стереотипа.

- Иными словами, вы разочарованы своим опытом работы на Западе?

- Ну, не стоит говорить так уж категорично. Все-таки бывают и приятные исключения. Например, в последней австрийской ленте, в которой я снималась, мне, по-моему, удалось перешагнуть границу стереотипа. У фильма пока только рабочее название, которое на наш язык можно перевести как "Сукин сын". Это история взаимоотношений сербки-беженки и ее сына. Вот там, действительно, и сценарный материал позволял показать характер в развитии, и режиссеру я была интересна именно как профессионал, а не только как типаж. А в картине "Гуд бай, Ленин!" мои инициативы не приветствовались, и в итоге режиссер довольно сильно сократил киноматериал с моим участием. Если бы сейчас мне предложили такую роль, я бы, безусловно, отказалась, но надо же было с чего-то начинать. Надо было попробовать, чтобы понять все эти нюансы. Короче говоря, это австрийское исключение лишь подтверждает общее правило, так что никакой эйфории у меня по поводу моих заграничных экзерсисов нет.

- Может быть, дело не только в западных стереотипах? Наши режиссеры наверняка тоже провоцировали вас на самоповтор. Признайтесь, сколько голубых героинь погубили вы своим отказом от съемок?

- Да, я в последнее время все чаще сталкиваюсь с проблемой типажного восприятия актеров со стороны режиссеров. Они, по-моему, забыли, что актер - профессия, подразумевающая искусство перевоплощения, и что стоит только надеть на артиста парик в кудряшках, и вот тебе другой типаж, остальное довершит его мастерство. У нас многие режиссеры прямо-таки зациклились на этих пресловутых внешних данных и снимают какое-то типажное кино. Зачем же, спрашивается, нас учат в творческих вузах, ведь многоликость, лицедейство - это же и есть суть ремесла актера... Получается, это современным режиссерам не нужно?..

- Может, все дело именно в вашем типаже, в вашей хрупкости, нежности, юности?

- Ну и что мне прикажете делать? Ждать, пока появятся морщины? Недавно, прочитав один сценарий, я сказала режиссеру: "Тут же нечего играть. Мне что, просто ходить с ангельским видом и все?"

- Как в том анекдоте: "А ты просто ходи туда-сюда".

- Вот-вот. Он говорит: "А здесь больше ничего и не нужно, такой это типаж - ангел во плоти". И когда я решительно отказалась, знаете, что он сказал? "А кто же кроме вас это сможет сыграть?!"

- Наверное, театр в этом смысле часто спасает?

- Там тоже роли не падают на голову, как манна небесная, хотя мне грех жаловаться. Иногда судьба дарит такие неожиданные роли, как, например, мой герой - мальчик-сын - в пьесе "Мамапапасынсобака".

- Вот вам и выход из заколдованного круга романтических героинь. Ваша органика реализуется в эксцентрике, в образах... собаки в антрепризе "Сильвия" режиссера Петра Штейна и этого самого мальчишки в спектакле Нины Чусовой "Мамапапасынсобака".

- Согласна. В этих ролях есть элемент актерского хулиганства, шутки, но это полноценные образы, и мне кажется, я расширила свой актерский диапазон, сыграв их.

- Скажите, а у этого потрясающе живого, такого узнаваемого лопоухого картавого мальчика из пьесы "Мамапапасынсобака" есть свой прототип?

- Это собирательный образ, итог моих наблюдений. Артисты ведь все время подглядывают, подворовывают какие-то детали из жизни. Я смотрела на детей своих друзей, на своего племянника, вспоминала, каким был мой младший брат в детстве, и в итоге получился этот персонаж.

- Несмотря на множество комических моментов, спектакль по этой пьесе получился очень поучительным и в конечном счете весьма трагичным. Он демонстрирует зрителям ту пропасть между родителями и детьми, которая образуется не сама по себе, а создается именно взрослыми, их лживым, фальшивым поведением и ущербным воспитанием, что дают они своим отпрыскам. А у вас есть своя метода воспитания вашей дочери?

- Вы знаете, я решила не отвечать на вопросы, касающиеся моей семьи, моей личной жизни - извините. О причинах, по которым остерегаюсь откровенничать с журналистами, смотри выше - в начале интервью.

- Что ж, ваше право. В таком случае, поговорим о еще одном стереотипе, будто бы театр - это всегда клубок интриг и рассадник сплетен, вы согласны с этим?

- Интриги могут расцвести пышным цветом на любой почве. Лично я не чувствую на себе ничего такого. Мне кажется, говорят и судачат слабые и те, кому нечего делать, у кого есть время для досужих измышлений. И потом, есть такое выражение - "рыба гниет с головы", очень важна фигура, возглавляющая коллектив. Именно потому, что нашим театром руководит такая личность, как Галина Борисовна Волчек, у нас нормальная, здоровая обстановка.

- Что вы можете сказать о разных поколениях труппы "Современника" - старшем и том, что представляете вы?

- О легендарных временах "Современника" я, как и вы, знаю только косвенно. Наверное, многое изменилось внутри коллектива, просто потому, что настали другие времена, и театральное искусство сейчас по-другому взаимодействует с окружающей действительностью. Тогда театр был властителем дум, и очень многие постановки встречались властью в штыки, надо было за них бороться - это сплачивало труппу. Теперь в нашем обществе вообще и в "Современнике" в частности больше индивидуализма, но, по-моему, это естественно. Нас никто не зомбирует и не грузит психологическими установками типа "мы одна семья" или "мы одна команда". Нет ложного пафоса, зато есть дружелюбие. И если я хочу с кем-то дружить, то не важно, сколько этому человеку лет - тридцать или семьдесят, он мне интересен вне зависимости от принадлежности к тому или иному поколению "современниковцев". У нас все демократично.

- А Волчек не побаиваетесь? Скажем, если вам надо отпрашиваться на съемки, причем на довольно продолжительный срок, вам не страшно - постучаться к ней в кабинет, зайти и произнести такое "радостное" для худрука театра известие?

- А я такие вопросы перепоручаю вышестоящим органам: если какая-то съемочная группа хочет видеть меня среди своих актеров, ее администрация на своем уровне связывается с руководством театра. И вообще, Галина Борисовна - такой человек! Я бы мечтала на всю жизнь сохранить эту детскую способность удивляться всему, интересоваться всем новым, необычным, что присуща ей. Она может на равных общаться с молодыми актерами, рассказывать какие-то смешные истории, делиться чем-то, какой-то своей проблемой, едва ли не совета у нас спрашивать.

- Могли бы вы рассказать какую-либо театральную байку с вашим участием?

- Ой, такие вопросы всегда застают врасплох: этих историй в биографии любого артиста полно, но в нужный момент ничего не вспоминается.

- Может быть, какой-нибудь случай, как текст забыли?

- Ну что вы, это не смешно, а страшно! Вот пришло на память, как во время одного из прогонов "Трех сестер" у нас на сцене провалился круг, в котором мы все стояли. Из зрительного зала при этом остались видны наши... даже не головы, а только прически. Но мы были в таком стрессовом состоянии, так были одержимы задачей довести спектакль до конца во что бы то ни стало, что продолжали играть - и ни одной из трех сестер не пришло в голову, как же мы выглядим со стороны публики. Я вообще стала путать реальные имена и чеховские: я играла Ирину, а актриса Ирина Синотова - Машу. Она мне говорит "Ирина", и я в этой панике к ней обращаюсь "Ирина", хорошо еще, что роль Ольги исполняла тоже Ольга - Дроздова, тут уж никак не перепутаешь. Но апогея вся эта фантасмагория достигла, когда мы, сев на корточки, крутили на полу волчок - тут уж зрителям, заинтригованным парадоксальной интерпретацией Чехова (как, возможно, они подумали), не стало видно и наших причесок тоже. В общем, прогон все-таки остановили. Тогда было ощущение, что наяву реализовался самый страшный сон, а теперь, видите, есть что вспомнить.

- В каких новых ролях в кино мы увидим вас в ближайшее время?

- Я снялась в фильме "72 метра" Владимира Хотиненко, он сделан в двух вариантах - для кино- и телеэкрана. Также продолжаются съемки картины "Дети Арбата" режиссера Андрея Эшпая - это телевизионный проект, но он делается на кинопленке. Как мне кажется, здесь мне удалось выйти из-под власти той пресловутой типажности, о которой мы говорили вначале.

- В "Лунном папе" вы сыграли героиню, которая становится изгоем в ортодоксальном социуме восточного поселка. Вы родились в Казани, приехали в Москву и стали актрисой. Сейчас, когда так остро сталкиваются мир Запада и Востока, какой вы видите роль женщины, этнически связанной с восточной культурой?

- Увы, я сама не знаток татарской культуры. То, что я знаю из татарского фольклора, традиций, это в основном, скажем так, попса. А я выросла и была воспитана на русской литературе.

- "И это многое объясняет". А как вы относитесь к тому, что сейчас многие молодые женщины в восточных регионах России (и в Казани тоже), по крайней мере по внешней атрибутике, возвращаются к исламу, например носят платки на голове и так далее?

- Это их личное дело. Честно говоря, все эти тенденции проходят мимо меня. Я давно уехала из Казани, и хотя приезжаю туда к своим родным, не особенно вдаюсь в эту тему.

- Иными словами, вы себя ощущаете космополитом?

- Скорее всего это так и есть.

- А могли бы жить за границей постоянно?

- Уехать на это самое ПМЖ? Вряд ли. У меня же все завязано на работе. Пункт "а": за границей нет "Современника". Пункт "б": о специфике ролей, предлагаемых за рубежом актрисе из России, мы уже говорили, и вы поняли, как я "люблю" играть типажи. И наконец, даже если бы была достойная работа, я чувствую себя там несколько дискомфортно, за бортом профессиональных проблем, мне там неуютно просто как человеку. Понимаете, у них до сих пор к нам какое-то жалостливое отношение, желание накормить и обогреть, а меня это напрягает. Им кажется, что раз человек из России, значит, он вышел из избы, убил медведя и приехал за гуманитарной помощью. Нет, я туда не поеду... Работать там интересно, но жить там я не хочу.

Лилит Гулакян, журнал "Ролан", ноябрь 2003
http://khamatova.ru/?i=134

Док. 447583
Перв. публик.: 01.11.03
Последн. ред.: 26.05.08
Число обращений: 290

  • Хаматова Чулпан Наилевна

    • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``