Николай Цискаридзе: В `Дочери фараона` я наступил на хвост обезьянеНазад
Николай Цискаридзе: В `Дочери фараона` я наступил на хвост обезьяне
26-летний Николай Цискаридзе сегодня по праву первый танцовщик Большого театра. Бог ему дал все - уникальные природные данные, ум, редкостную музыкальность. Только что Цискаридзе исполнил главную партию в балете "Дочь фараона".
- Ощущаете вы себя премьером в театре?
- Мой педагог Петр Антонович Пестов всегда говорил: это либо есть в человеке, либо нет. Я с самого начала чувствовал себя солистом, лидером и никогда не хотел быть вторым. При этом мне всегда хочется быть еще лучше.
- Как вы попали в балет, с чего все начиналось?
- Родился я в Тбилиси. Моя мама была педагогом физики. В балет пришел сам. Когда мне было тринадцать дней, няня, раскрыв пеленки и увидев мои длинные ноги, сказала: "Балеруном будет! " Все тогда смеялись... В три года мама повела меня в кукольный театр, потом в консерваторию, в оперный театр на "Иоланту", а потом на "Жизель" В 10 лет без проблем поступил в хореографическое училище. Маму убеждали, что надо ехать в Москву, но она хотела, чтобы я стал юристом, на худой конец - главным врачом. А артист балета - не то уважение... Тем не менее три года подряд меня возили в московское хореографическое училище, но данных у меня там не находили и приняли только с третьей попытки, в 13 лет. Зато я попал к лучшему педагогу.
- Известно, что попасть к Пестову было нелегко...
- За меня просили, и он ответил: "Возьму. Отчислить-то всегда успею." Когда я увидел маленького человека, который, заикаясь, спросил меня: "Деточка, ты откуда? " - меня разобрал смех, что его все так боятся. О Пестове ходили легенды: он заставлял коротко стричься, носить с собой полотенце, всегда быть в белых носках, с сеточкой на голове; нельзя было садиться на пол. Часто в воздух летели его сабо. Каждую свободную минуту он заставлял нас идти в класс. Устраивал допросы по балетам: кто поставил? что и почему там происходит? Пестов давал нам книги, заставлял писать сочинения. Многие педагоги ходили на нас жаловаться именно Пестову, считая, что это наиболее действенно. Однажды преподавательница литературы доложила ему, что дети не читают "Василия Теркина". Но Пестов закричал: "Не читайте это никогда! "
Я чаще всех оказывался за дверью. Пестов выгнал меня уже на второй день. Проходившие по коридору утешали меня, плачущего: "Радуйся, что выгнал. Значит, будешь звездой! " Потом уже Петр Антонович мне объяснил, что я очень быстро все схватывал и начинал глазеть в окно: на березе сидели вороны, и меня очень интересовала их семейная жизнь. Я просто мешал ему подтягивать всех остальных.
- Ну хотя бы в Большой вас взяли без проблем?
- Заявки из Большого на меня не было. Но на выпускном экзамене присутствовал Юрий Григорович, и он сказал: "Грузину - пять, и взять в театр! "
- Вы быстро адаптировались к театральным интригам?
- Жизнь в театре непростая. Но мне повезло с наставниками. Со мной начал заниматься Николай Романович Симачев, взяла к себе в класс Марина Тимофеевна Семенова, она стала мне второй матерью. До сих пор воспитывает. Помогала и Галина Сергеевна Уланова.
- Известно, что она никогда ни за кого не просила...
- За меня просила, отстаивала. Она была моим ангелом-хранителем. Я встретился с Улановой, когда умерла моя мама. Галина Сергеевна опекала меня. Учила работать перед зеркалом, ничего не делая так просто: подкладывать под любое движение текст. Секрет самой Улановой в том, что техники как таковой у нее не видно. Она учила: надо прыгать так, чтобы видели только твой взлет, а не толчок и приземление. Запрещала много махать руками в роли принца: "Не надо кричать, ведь знатной особе достаточно пальцем шевельнуть, чтобы выполнялись все желания". Объясняла, почему в лирических сценах надо обходиться без резких движений. Когда я впервые танцевал в "Спящей красавице", Уланова сама перед моим выходом на сцену расставляла кордебалет, чтобы ничто мне не мешало. Работая со мной над партией Джеймса в "Сильфиде", она была против нарочитой мужественности, просила танцевать мягче: "Это романтический балет. Джеймс здесь не такой, как все. Вот почему именно ему снится Сильфида". Театр это принимал в штыки, а теперь многие делают именно так.
- А как вы попали в женский класс к Семеновой?
- Не в женский класс, а в академию русского балета. В балете нет женского и мужского класса, а есть только техника, которой ладо заниматься серьезно. А партии я готовлю с Николаем Борисовичем Фадеечевым - для меня он эталон в классике.
- В театре жалуются, что у вас трудный характер?
- Мягким меня никто не считает. Я часто чувствую себя скованно; стараюсь со всеми общаться тактично - но тогда на меня не обращают внимания. Движение начинается, когда я выхожу из себя. Я, может, излишне эмоционален: часто думают, что я кричу, но я всего лишь громко говорю. А вообще - бесхребетный человек никогда никем не будет.
- Что раздражает в театре?
- Не терплю непрофессионализма. Если сталкиваюсь с ним - тут уж меня ничто не остановит. В театре очень мешают блатные и бездарные. А если еще и в сочетании - страшнее ничего нет. Этого я простить не могу. И получаю много шишек.
- По гороскопу вы ортодоксальный Козерог без чувства меры. Вам предсказано многого достигать трудом...
- Я очень ленив. Наверное, это национальное. Но Пестов приучил меня к работе. По натуре я пессимист. Люблю помечтать, но вовремя спохватываюсь: это недостижимо! Жду скорее плохого, но и упертость в характере есть. В три года я сказал: "Буду танцевать здесь! " - и ткнул пальцем в открытку с Большим театром.
- Действительно ли под тяжестью балерины танцовщик не застрахован от травм?
- Просто так в нашем государстве пенсию в 38 лет не дадут. А ведущий артист может закончить танцевать и в 33 года. Неправильно рассчитал нагрузку, мало занимался, не был внимателен к своему телу - оно тебе мстит.
- Что важнее: человеческий или профессиональный фактор в театре?
- Можно не любить человека, но если он профессионал, я забываю обо всем. Наоборот сделать сложнее: совесть протестует. Я люблю танцевать с более взрослыми партнершами: я учусь, и мне интересно находиться в этом состоянии.
- У вас много поклонников. Вы с ними в дружеских отношениях?
- Я не люблю слово "поклонники", а еще больше - "фаны".
Все, кто ходит на мои спектакли, старше меня. И до меня они видели таких исполнителей, что я доверяю их вкусу и прислушиваюсь к их замечаниям. Я же живьем великих в расцвете сил почти не видел... Важный показатель - когда ты на гастролях выходишь на новую публику. И мне все-таки аплодирует зал, а не три человека.
- Как вы проводите день спектакля?
- Утром иду на класс, затем в храм - все мои близкие и родные умерли, но я верю, что они мне помогают. Обедаю, час-полтора сплю и за два с половиной часа до спектакля уже в театре.
- Волнуетесь?
- Очень - не волноваться нельзя. Когда я перестаю нервничать, я понимаю, что эту партию мне больше танцевать не надо. Кажется, Фаина Раневская говорила: "Трепет ушел из театра, и театр умирает".
- Есть у вас талисман?
- У верующего человека талисмана быть не может. Я танцую с крестиком. Мой педагог говорил: "Воспользуйся способностями, которые у тебя от Бога, иначе он накажет". Это производило на меня впечатление.
- Приходится соблюдать диету?
- Никогда не соблюдаю и не буду. Мне повезло с конституцией, я не поправляюсь. Люблю грузинскую и японскую кухню. Красное вино. Обожаю зефир в шоколаде. Сам могу пожарить картошку, сделать блины, хотя особенно готовить не умею.
- А старые записи балетных спектаклей вы смотрите? Многие говорят, что все это безбожная архаика.
- Взгляд зависит от вкуса и способности смотрящего. Действительно, актерская подача и вкусы меняются. Уланова не любила свои записи, ей вообще мало что нравилось. Но для меня это эталон. О Майе Плисецкой иногда слышишь, что она якобы "неаккуратна". Но лучшей Китри до сих пор нет, а другую вакханку из "Вальпургиевой ночи" просто невозможно представить.
- На сцене с вами случаются курьезы?
- Часто. В последний раз в "Дочери фараона" я нечаянно наступил на хвост артисту, исполняющему роль обезьяны. Хвост отвалился. Я падал по-всякому: летел через пенек в "Сильфиде", натыкался на кого-нибудь во время танца. А то вдруг забудешь порядок. Главное - не задумываться, что танцевать дальше, иначе руки и ноги останавливаются.
- А что читаете о себе в прессе?
- Честно читаю все. Иногда грустно, иногда смешно. Объективное - приятно. Всегда легко раскусить, для чего это написано.
- Вы ретроград и совсем не признаете современный танец?
- Смотря что им называть. Я люблю красивое и не понимаю валяний по полу и натягивания эффектов на сюжет. Пусть это делает кто-нибудь другой. Кстати, отказавшись танцевать в "Русском Гамлете" Эйфмана, я отказался не от хореографии. Прежде всего, я не увидел себя Павлом. Важно и другое: я классический танцовщик, мой физический аппарат боится травм и их последствий, а балет Эйфмана акробатичен. Каждому свое. Вот и на скрипке Страдивари никто не играет рок-н-ролл. Кстати, Эйфман потом пригласил меня на генеральную репетицию и благодарил, что я был с ним честен. Но я ему "сделал заявку" на "Демона".
- Вы завсегдатай в Театре оперетты. Что привлекает вас в этом жанре?
- Это светлое искусство - там всегда счастливый конец. Обожаю Кальмана. Если бы у меня был голос, я бы подумал, не продолжить ли мне свою карьеру в оперетте. Я преклоняюсь перед нашими артистами: они работают с полной отдачей в старых декорациях и даже при полупустых залах. Мне и опера нравится. Люблю Верди и веристов. Для меня есть три голоса, которые могут заставить меня остановиться, расплакаться или засмеяться: Каллас, Пиаф, Пугачева.
- Интересно, как вы воспринимаете режиссуру в кино?
- Я скорее поклонник актерского кино. Любимые актрисы - Грета Гарбо, Бэтт Дэвис, Одри. Хэпберн. Режиссура существует для персонажа. Мариус Петипа такой же режиссер, как и в драме, он ставил на актера. Когда я смотрел спектакли БДТ, я знал, что все это Товстоногов. Но всегда в первую очередь видел его звезд. Сейчас я понимаю, что он вписывал актеров в свою режиссуру так, чтобы она не была видна. Вообще то, о чем сегодня говорят, давно описано у Жана Жоржа Новера в "Письмах о танце".
- От каких партий вы отказываетесь?
- Я не танцую в "Дон Кихоте", потому что не чувствую себя органичным в этой музыке и самом балете. Неинтересно смотреть спектакль, в котором танец рождается лишь усилием. Артист Цискаридзе должен устроить зрителя Цискаридзе. Когда я готовил "Баядерку", меня отговаривали, но я знал, что хотя бы смотреть это будет интересно.
- Вы сами подбираете себе костюмы?
- Скорее меня заботит внешний облик, грим, прическа, детали костюма. В "Баядерке" в партии Божка я вдел в нос кольцо: у меня сразу по-другому стала поворачиваться голова. В жизни мне все равно, как я одет. Главное, чтобы было опрятно. Только на приемах соблюдаю этикет.
- И чувствуете себя неотразимым?
- Я был некрасивым ребенком, и до сих пор испытываю этот комплекс.
- Каков ваш спектр удовольствий вне балета?
- Путешествия. Мне бы надо было жить в XVIII веке, среди замков и костюмов той эпохи. Я обожаю представлять, как тогда жили люди, прочесть роман, побывать в тех местах, навести исторические справки, как же все было на самом деле. Меня привлекает Европа и ее история. Может быть, до Востока я еще не дорос.
- А что-нибудь более приземленное - клубы, например, или дискотеки?
- На днях мы с Еленой Образцовой танцевали под джаз в "Метелице" - отмечали ее премьеру в театре Виктюка.
- Вам наконец когда-нибудь дадут квартиру?
- Я 13 лет прожил в коммуналке, и вот ровно месяц, как я живу в ней один в ожидании грандиозного ремонта.
- Как удается отмечать свой день рождения 31 декабря?
- Раньше я традиционно в этот день танцевал "Щелкунчик". Друзья присылали мне елку, дарили фигурку Щелкунчика. Теперь в Большом театре в моде Новогодний бал. И в этом году мы с Петром Антоновичем ходили в цирк на Цветном бульваре.
- Что больше всего портит настроение?
- Хамство.
- А что выводит из хандры?
- Любовь.
Александр Фирер, Вечерний клуб, 19.05.2000
http://www.tsiskaridze.ru/press/press-01.htm
