|
|
Сергей Маковецкий: В кино, как на войне
Назад
|
Сергей Маковецкий: В кино, как на войне
|
- Одна из самых сильных ваших киноролей - Макаров в одноименном фильме. Ваш герой меняется после того, как ему в руки попадает пистолет системы "макаров". А Ижевск уже много десятилетий живет под знаком автомата Калашникова. Как вы думаете, нормально ли это, когда символом города становится оружие?
- В этом нет ничего плохого. Ну, да, автомат здесь производился, сам Калашников здесь живет. Но это же легендарная личность! Это же выдающийся деятель, действительно уникальный человек: он сконструировал оружие, которое до сих пор лучшее в мире. И, скорее всего, город должен жить очень хорошо: то количество автоматов, которое было создано, в нормальных условиях должно позволить городу купаться в золоте. Как это произошло в Арабских Эмиратах, у которых есть нефть. Люди, родившиеся там, с первых дней своей жизни имеют счет в банке и могут никогда не работать. И, я думаю, в оружейном брэнде нет ничего страшного; вам тоже надо гордиться, что вы живете в этом городе. Этот автомат ведь иногда спасает жизни - не только наши, но и наших близких. Как сегодня без оружия?
- А вы хотели бы сыграть роль в фильме о сегодняшней войне - о Чечне, об Ираке?
- Персонаж, действующий в сегодняшней военной ситуации? Не знаю, не знаю. Что касается Чечни, не могу сказать. Я вообще считаю, что сегодня в кино к теме Чечни надо относиться очень аккуратно. Мне кажется, сегодня абсолютную объективность сложно найти. Потому что, если русские будут снимать, у них будет один взгляд, а если сами чеченцы будут снимать, у них будет другой взгляд на ситуацию. И мы, и они будут правы. Они считают, что мы оккупанты, что мы пришли на чужую землю, в чужие города; разрушили все, оставили много жертв и устанавливаем свои порядки. А мы считаем, что агрессия исходит от них. И у каждого - своя правда. И сегодня, если бы я придумал какой-то фильм о войне, то постарался бы избежать конкретной географии этого места... Я только что подумал о каком-то безвоздушном пространстве, которое могло бы быть местом действия, но вспомнил, что "Звездные воины" уже сняты... Нет, пусть это будет Земля, но какое-то непонятное место, не имеющее адреса.
Главное ведь то, что происходит с людьми во время военных действий, а не то, где они разворачиваются. Можно показать войну так страшно - и без единого выстрела, без одного трупа, без взрыва и без одного убийства. Только то, как разрушается человек, что с ним происходит, как он из хорошего превращается в зверя (для кого-то война - манна небесная!) или наоборот... Внутренний распад личности, чисто психологические моменты важнее, чем пиротехника. Это жанр психологического триллера, а не боевика.
- После военной драмы "72 метра" люди в форме стали относиться к вам как-то иначе?
- Я ведь не сыграл военного человека, не сыграл подводника. Я сыграл гражданского человека, которого спасли. Это у меня скорее появилось другое отношение к военным. При том, что у меня всегда было невероятное уважение к людям в морской форме, поскольку моя жена - дочь морского офицера. У меня и не могло быть другого отношения к этим людям! Но когда я увидел, как они живут, какие у них лица хорошие, как у них горят глаза, как они умеют подшучивать над тобой... Когда я о чем-нибудь у них спрашивал, они начинали объяснять с легким снисхождением: артисты, что с них взять... Но это пренебрежение было такое легкое, доброе, абсолютно хорошее.
- Со стороны ваша актерская судьба кажется очень счастливой: вы постоянно востребованы в театре и кино, не стали заложником определенного амплуа. Может быть, мы просто не видим каких-то подводных камней?
- Мне действительно повезло, но в каждом везении ведь только доля везения. Говорят, нужно заслужить, чтобы повезло. И надо работать, работать и работать... Это действительно так. Но иногда бывает встреча с "твоим" режиссером, а иногда она может не произойти. Сколько есть примеров таких актерских судеб, когда актеры прекрасно начинали, но так и не встретили своих режиссеров... У меня это случилось в конце 80-х годов, когда режиссерам не просто нужны были новые актеры, но и новые пьесы, новые темы. И я к этому времени уже был готов. А подводных камней у актера может быть всего три: он сам себе мешает (выразительным жестом щелкает себя по горлу - прим. авт.) увлечение алкоголем или страшное невезение. А если избегать выпивки и не поддаваться невезению, не отчаиваться, то... работы много. Конечно, мне легко сказать: у меня сложилось все замечательно и сейчас складывается, слава богу. Но тогда появляются другие мысли: а что дальше сыграть? И это совсем не праздный вопрос! Уже был и такой персонаж, и такой. Повторяться не хочется, поэтому от многого приходится отказываться. И задумываешься: а какой персонаж сегодня интересен, о чем сегодня нужно поговорить со зрителем, что тебя тревожит? И вдруг читаешь сценарий - и понимаешь, что роль, пусть и небольшая, тебя зацепила.
Так случилось с фильмом "72 метра". Когда я читал сценарий, то думал о своем персонаже: ну, что за странный человек, ноет все время... Но когда я подошел к его финальному монологу, где он говорит о подвиге и поет украинскую песню, я понял, что роль моя. У меня невероятная волна пошла! Я позвонил автору сценария, и он признался, что писал эту роль специально для меня. Он вспомнил, что у меня есть такая украинская песенка, позвонил без моего ведома моей жене, под ее диктовку записал слова этой песни и вставил ее в сценарий. Конечно, я взялся за эту роль. Единственно, мы с ним договорились, что я буду убирать чрезмерную истеричность моего героя. Мне не захотелось, чтобы в конце, когда его будут отправлять на поверхность, возник вопрос: его-то за что спасают? Я понял, что он абсолютно не истерик, ему так же страшно, как и всем. И он не трус: он ведь мог отказаться в одиночку отправляться на поверхность (поверьте мне, уходить туда одному намного страшнее, чем оставаться вместе со всеми), но не отказался. Он мог погибнуть, но он пошел в эту темноту.
- Вы примеряли эту ситуацию на себя?
- Актер всегда делает все через себя. Думая о персонаже, он всегда фантазирует (как я сам бы поступил, в этой ситуации не имеет значения), оправдывает поступок героя, даже самый негативный. Я как актер обязан оправдать своего героя. Только тогда это будет сыграно убедительно.
Театральные страсти
Спектакль "Любовник" начался с того, что в зале зазвонили сотовые телефоны, хотя стандартное объявление с просьбой выключить их уже прозвучало. Сергей Маковецкой тут же посмотрел в глубь сцены, потом - в зал и сказал: "Алло". Когда ответа не последовало, сделал вывод: "Кажется, ошиблись номером".
- Бывает ли, что не приходится в начале спектакля отыгрывать сцену со звонком мобильного телефона из зала?
- Бывает такое (например, вчера мы играли в Перми, и не было ни одного телефонного звонка). Я не люблю, когда в зале телефонные звонки. Мне не хочется их отыгрывать, но, когда это случается, глупо делать вид, что ничего не произошло. Зал уже отреагировал: начинаются разговоры, смешки по этому поводу, а ты делаешь вид, будто бы ничего не слышишь...
- Вы связываете это с тем, что падает культурный уровень театральной публики?
- Нет. Культура падает вообще, и это уже другой вопрос - сложный и неоднозначный, поэтому не будем его затрагивать. К людям, которые приходят в театр, у меня действительно очень хорошее отношение: я понимаю, что жизнь не сладкая, и, тем не менее,ы они идут в театр. Ну забывают иногда люди отключить эти сотовые телефоны... Так ведь это и в Москве бывает! Неужели вы думаете, что такое случается только в небольших российских городах? И в Москве, и в Питере, и в Израиле, и в Америке - везде, где в зале сидят наши люди, найдется хотя бы один, кто забудет отключить телефон. Я отношусь к этому, как к случайности: кто-то нечаянно (подчеркиваю - нечаянно) не отключил телефон.
- Много лет о вас говорили как об "актере Романа Виктюка", и неслучайно: вы с ним сделали семь совместных работ - семь сильных, ярких спектаклей. Почему разошлись ваши творческие пути?
- Они не разошлись, просто на каком-то этапе произошла остановка, пауза. Это нормально в отношениях актера и режиссера.
- С Владимиром Мирзоевым вы работаете уже довольно давно, играете в нескольких его спектаклях на сцене театра им. Вахтангова. Почему же "Любовник" изначально ставился для антрепризы?
- Мы с Володей Мирзоевым должны были начинать большой кинопроект, но он лопнул, к сожалению. А эту пьесу я знал давно, и это одна из немногих пьес Пинтера, которые я очень люблю. Я когда первый раз ее прочитал, то ахнул: ни фига себе, какие могут быть странные отношения, какие два перевертыша могут быть в одном человеке! И, когда возникла пауза в нашей работе с Мирзоевым, Володя вдруг тоже вспомнил об этой пьесе. Оказалось, он ее тоже очень любит, и мы решили ее сделать. Пригласили Женю Симонову, и тут же нашелся продюсер, который готов был под этого режиссера и этих артистов дать деньги.
- Кто первым, вы или Мирзоев, решил, что женскую роль должна играть именно Симонова?
- Мы с Володей как-то синхронно это решили. С Женечкой мы никогда не работали вместе, но в выборе не колебались. Вообще, в антрепризном спектакле проще собраться, чем в академическом театре. У каждого театра ведь есть свои планы, и не всегда какая-то пьеса может входить в эти планы. А если ее и возьмут, то нужно ждать очереди на ее постановку. В театре Вахтангова в то время как раз шли репетиции другого спектакля, и если бы мы не сделали "Любовника" в антрепризе, то могли бы потерять свое свободное время. Мы репетировали его два месяца и сыграли премьеру в Москве в канун старого Нового года.
- Как вы относитесь к этому спектаклю?
- Я его очень люблю, и мы с Женечкой Симоновой с удовольствием его играем. Я прекрасно понимаю, что театральный язык, предложенный Владимиром Мирзоевым, для антрепризного спектакля довольно сложен. Я же знаю, какие есть в антрепризах спектакли - простенькие, шуточные, "ги-ги-ги", "га-га-га"... А здесь предлагается новый театральный язык, плюс автор совсем непростой - абсурдист Пинтер. Но мне хочется, чтобы люди смотрели театр - пусть сложный, пусть заставляющий задуматься: "А это кто? А почему так?" Но некоторые понимают все сразу. Есть семейная пара, муж и жена, которые почему-то начали играть, прожив вместе десять лет. И каждый раз они себя заводят, они украшают жизнь. Они этим самым панически пытаются сохранить свои отношения. Но в этом спектакле в какой-то момент мой герой не захотел себя раздваивать. Днем, в солнцепек, он ее любовник, а она его проститутка, как он ее называет, а вечером они Ричард и Сара. И однажды ему захотелось все поломать почему-то... Он не захотел быть в двух ролях, он не стал свою жену ни с кем делить. И мне кажется, в финале он вернул себе целостность, стал только Ричардом.
- Можно ли сохранить яркость отношений, не прибегая к игре?
- Мы все играем. Даже сейчас. У вас роль журналиста, у меня - актера, участвующего в интервью. Я думаю, между мужчиной и женщиной всегда происходят какие-то интересные события, и, что они придумывают, зависит только от их воображения. Я думаю, самое плохое - это рутина, которая семейную жизнь уничтожает. А когда люди играют, они, по меньшей мере, меняют друг другу настроение. Все зависит только от степени погружения в игру. Например, в пьесе Олби "Кто боится Вирджинии Вульф" игра завела так далеко, что герои стали детоубийцами и походя разрушили молодую пару... Играю ли я в жизни? Наверное, играю, раз прожил с женой уже больше двадцати лет. И она играет со мной. Любые взаимоотношения - это игра. Мы все стараемся выглядеть лучше, чем есть на самом деле, чтобы понравиться, чтобы услышать от любимого человека: "Какой ты замечательный!" Как я всегда говорю: надо жену почаще отрывать от кухни. Нужно путешествовать вместе, потому что новые места чуть-чуть обновляют отношения. А если ни игра, ни путешествия не помогают, тогда, наверное, и незачем жить вместе.
08.11.2004
http://www.peoples.ru/art/cinema/actor/makovetsky/interview.html
Док. 452334
Перв. публик.: 08.11.04
Последн. ред.: 16.06.08
Число обращений: 232
Маковецкий Сергей Васильевич
|
|
|
|
|
