Максим Соколов: О Великой пролетарской культурной революцииНазад
Максим Соколов: О Великой пролетарской культурной революции
Когда у нас, совершенно по Ильфу и Петрову, "Наконец полюбили молодежь. Полюбили запоздалой, нервной любовью", любовные чувства стали нуждаться в идеологической санкции, для которой желательны ссылки на похвальные исторические примеры. "Вот и у других народов и государств бывало так, что пришли предтечи якеменкиных "Наших", отчего страна процвела аки вертоград". Беда в том, что любовные чувства есть, а с исторической санкцией не вытанцовывается, потому что с примерами благодетельной социал-педократии - большой дефицит. Тем не менее общественная потребность всегда продвигает науку, причем не только естественную (физику там или химию), как считалось прежде, но и историческую.
Когда лидер "Наших" В. Г. Якеменко первым указал на аналогии между своим движением и хунвэйбинами, которые в ходе культурной революции в Китае свергли пораженческую элиту, такое своевременное историческое открытие еще можно было списать на то, что Якеменко - практический работник, а не синолог (да и все мы не синологи), оттого и брякнул. Тем более что трудно требовать обширных познаний о хунвэйбинах от человека, который в том же интервью безнадежно путал "Гитлерюгенд" с движением Kraft durch Freude ("Сила через радость" (нем.).).
Однако затем выяснилось, что идея носится в воздухе. Борьба с пораженчеством элит, а равно и с тлетворным влиянием Запада, которым были поражены в середине китайские ганьбу, в нашей общественной мысли то там то сям стала описываться как объяснение и оправдание Великой пролетарской культурной революции - а равно и как причина нынешних успехов Китая, который, избавившись, не в пример нам, от пораженцев, рванул вперед так, что не догонишь.
Конечно, если очень хочется, то и лозунг Великого Кормчего "Огонь по штабам!", и "Возле города Пекина ходят-бродят хунвэйбины" можно объявить самым похвальным, а главное - своевременным образцом, но считать культурную революцию образца 1966гг. залогом успешного развития страны - это все-таки очень смелый тезис.
Не будем касаться вопросов гуманизма, хотя счет жертв культурной революции шел на миллионы. Созданные хунвэйбинами "Группы, комитеты и конференции культурной революции", являвшиеся, согласно постановлению ЦК КПК от 8 августа 1966 г., "самыми лучшими новыми формами организации, с помощью которых массы под руководством Коммунистической партии сами воспитывают себя", представляли собой систему самосудов, работавших по стране сверху донизу под лозунгами типа "Разобьем собачьи головы сторонников Лю Шаоци!", и количество разбитых собачьих голов оказалось велико. Опять же, по слову Высоцкого: "А изрубили эти детки очень многих на котлетки". Но поскольку современная мысль в борьбе с пораженчеством все более склоняется к фразе из цитатника Мао "Не бояться трудностей, не бояться смерти", такими напоминаниями не всех проймешь. Возможно, более назидательным будет напоминание о том, что в рамках борьбы с тлетворным влиянием Запада было уничтожено бессчетное количество книг, картин, памятников самой что ни на есть традиционной китайской культуры, что система образования три года вообще никак не работала - детство и юношество занималось другим, что в стране не печатались даже школьные учебники (не говоря о прочих книгах) - все типографские мощности были задействованы на печатание цитатников. Это не говоря о том, что, когда главным содержанием общественной жизни является огонь по штабам, нетрудно представить себе, как это способствует развитию хозяйства и хоть какому-то госуправлению. К финалу Великой пролетарской культурной революции страна лежала растерзанной и издыхающей. А последующий подъем начался лишь после смерти Мао с отстранением от власти "банды четырех" - т. е. самых деятельных борцов с пораженческой элитой. Такие парадоксы.
Но странен и сам исходный тезис о пораженчестве. К 1966 г., когда вся китайская элита, согласно новому учению, оказалась сплошь пораженческой, в КНР была проведена тотальная коллективизация, была сделана попытка "большого скачка" - все население выплавляло чугун в кустарных домнах, были уничтожены все воробьи (пусть "Наши" попробуют), страна поучаствовала в корейской войне и предприняла попытку захватить Тайвань, поставившую мир на грань ядерной войны, а Тибет был ею успешно захвачен. Наконец, 16 октября 1964 г. в разоренной стране была испытана А-бомба. Если все это осуществила пораженческая элита (а кто еще?), то что такое элита агрессивная? Звучит примерно столь же убедительно, как новейшее ревизионистское учение, согласно которому в СССР деятели революции и гражданской войны, создатели ГУЛАГа организаторы раскулачивания и горячечной сверх-сверх-сверх-индустриализации - что предполагает известную волю и энергию - вдруг оказались к 1937 г. столь расслабленными и безвольными, что в преддверии грядущих битв их пришлось всех вырезать. Значительно более банальное объяснение, что для консолидации революционной власти периодически приходится производить отстрел старых соратников (а также большого количества случайно попавшихся под руку), отныне отвергнуто как невероятное. Вместо того предлагается воспринять как норму якобинскую формулировку "подозрительный по умеренности" - чистый эквивалент нынешнего "пораженца".
Воздвижение на пьедестал Председателя Мао - интересный замысел, поскольку в отношении культурной революции прежде наблюдался уникальный, единственный в своем роде консенсус. Ее одинаково оценивали западный мир, советский официоз, советские диссиденты, а равно и простые граждане СССР. Отчасти, конечно, такое небывалое морально-политическое единство было связано с жестокой ссорой между Москвой и Пекином, но отчасти и с тем, что к тому времени и советское руководство стало осознавать необходимость некоторой меры в революционных преобразованиях - между тем Великая пролетарская культурная революция демонстрировала отсутствие какой бы то ни было меры, что в миллионной стране опасно не только для нее, но и для всего мира.
То, что весь остальной мир, включая и СССР, почти сорок лет считал трагедией великой страны, одной из самых тяжких конвульсий страшного для Китая XX века, ищущая молодежная (а также политтехнологическая) мысль России сегодня уже готова объявить похвальным образцом для подражания. Как пел Высоцкий, "чем еще уконтропупишь мировую атмосферу?".
