"Марш несогласных" стал серьезным событием в общественной и политической жизни страны. И вовсе не только потому, что ознаменовался жесткими столкновениями демонстрантов с милицией. Он показал, что "несогласие" - удел не только кучки маргиналов, и совсем не обращать внимание на него уже невозможно
Накануне "Марша несогласных" в Петербурге большинство аналитиков сходились во мнении, что ждать от него особенно нечего: придет хорошо если тысяча человек, считая журналистов, помашут флагами, послушают зажигательные речи Каспарова и Касьянова, проскандируют что-нибудь против Путина и Матвиенко и разойдутся. Аналитики рассуждали, в общем, здраво - Каспаров и компания, вполне маргинальная, никакой популярностью не пользуются, - однако ошиблись.
Маргинальная оппозиция
Коалиция "Другая Россия", созданная прошлым летом как надпартийное объединение всех "несистемных" фигур - от Михаила Касьянова и Владимира Рыжкова до Виктора Анпилова и Эдуарда Лимонова, за полгода своего существования так и не превратилась в серьезную федеральную политическую силу. И сегодня остается по сути переименованным "Комитетом-2008" или "Объединенным гражданским фронтом", тем более что возглавляющий эти две организации Гарри Каспаров очень быстро при формальной коллегиальности руководства "Другой Россией" стал фактически и ее единоличным лидером.
За эти полгода единственным (кроме бесконечных заседаний координационного совета, главный результат которых - самоустранение Владимира Рыжкова и Ирины Хакамады от участия в "Другой России") достижением коалиции стал формат "Марша несогласных" - большой демонстрации с участием всех входящих в коалицию сил без каких бы то ни было конкретных лозунгов, кроме строчки "Будет весело и страшно" из песни панк-группы "Черный Лукич". На первом "Марше несогласных" в Москве в середине декабря, впрочем, ни весело, ни страшно не было - не получив разрешения на шествие по Тверской и помитинговав у памятника Маяковскому на Триумфальной площади, "несогласные" (не более трети из полутора тысяч демонстрантов) прорвали символическое оцепление ОМОНа на 1#8722;й Брестской улице, прошли по ней с флагами и мирно разошлись по домам. Бессмысленность московской акции и несоразмерность ее реального масштаба пиаровскому шуму позволили прокремлевским СМИ (включая федеральные телеканалы), вопреки обыкновению, подробно осветить это мероприятие, вволю поиздевавшись и над сочетанием несочетаемых ораторов, и над общей беспомощностью вождей "Другой России", прежде всего Михаила Касьянова, уехавшего с марша, не дожидаясь, пока его участники пройдут по Брестской.
Самой яркой чертой столичного "Марша несогласных" стало отношение к нему со стороны властей - меры безопасности, пожалуй, превосходили даже то, что было во время потенциально более опасного "Русского марша" 4 ноября: над Триумфальной площадью кружил милицейский вертолет, а количество бойцов ОМОНа вокруг площади примерно соответствовало общему количеству демонстрантов. Подобные меры предосторожности, пожалуй, стали главным поводом для гордости организаторов демонстрации. Тезис "Они нас боятся" был основным во всех комментариях лидеров "Другой России" по поводу "Марша несогласных", и спорить с ним было трудно - если было столько милиции, видимо, действительно власть их боится?
Впрочем, разговоров о милицейском вертолете и омоновцах в устрашающих шлемах не хватило бы более чем на два дня в любом случае - медийные законы в этом смысле достаточно безжалостны. Заявив о себе "Маршем несогласных", "Другая Россия" оказалась перед необходимостью поддерживать интерес у общества новыми способами. Этого испытания не выдержали коллеги-конкуренты "Другой России" из ДПНИ: мощно выступив с "Русским маршем" 4 ноября, националисты решили провести в конце января еще один "Русский марш" в Москве - уже тематический, в защиту "политзаключенных" (к ним ДПНИ относит бывшего министра печати Бориса Миронова, офицеров внутренних войск Евгения Худякова и Сергея Аракчеева, обвиняемых в убийстве, а также собственного лидера Александра Белова, которого время от времени прокуратура допрашивает по делу о погромах в Кондопоге). "Русский марш-2" провалился полностью - и участников, и милиции было как минимум в десять раз меньше, чем 4 ноября, и СМИ проигнорировали мероприятие отнюдь не из-за цензуры.
"Другая Россия" выбрала иной путь развития своей "маршевой политики". Повторять "Марш несогласных" в Москве было заведомо бессмысленно: второй раз на улицу вышло бы меньше демонстрантов, да и повторно слушать речи лидеров вряд ли кто-то захотел бы. "Марш несогласных" пошел в регионы.
Город несогласных
При выборе места для второго "Марша" изначально рассматривалось несколько городов - в том числе, например, Сургут. Возможно, рано или поздно "несогласные" домаршируют и до Сургута, пока же вторым после Москвы (как и в большинстве остальных случаев) стал Петербург.
Помимо традиционных причин, по которым он идеально подходил для "Марша несогласных": второй по величине город страны, богатые (возможно, богаче, чем даже в Москве) традиции демократического движения и т. п. - было еще несколько обстоятельств в пользу марша. Во-первых, в городе 11 марта пройдут выборы в Законодательное собрание, что само по себе повышает градус политизированности горожан. Во-вторых, с этих выборов по спорному поводу (бракованные подписи) был снят список партии "Яблоко", традиционно популярной в Петербурге. В-третьих, именно сейчас петербуржцы, которые и в "мирное" время не очень любят своего губернатора Валентину Матвиенко, переживают, возможно, самый сильный всплеск неприязни к главе города.
Формальным поводом очередного всплеска неприязни стал лоббируемый губернатором проект строительства 300#8722;метрового небоскреба "Газпром-Сити" в устье Охты напротив Смольного монастыря. Строить новый газпромовский офис предполагается за счет средств городского бюджета, конкретно - тех налогов, которые платит в бюджет Петербурга уже переведенная в этот город "Газпром нефть" (по словам главы "Газпрома" Алексея Миллера, из 14 млрд рублей, которые "Газпром нефть" перечислит городу, 7 млрд будут потрачены на строительство "Газпром-Сити" и нового стадиона "Зенит"). Валентина Матвиенко не скрывает своей радости по этому поводу, она даже заявила, что готова поставить памятник Алексею Миллеру на месте памятника Сергею Кирову, который городские власти планируют снести, но большинство петербуржцев к перспективам сваливающегося им на голову богатства относятся скептически. И потому, что это богатство для простых жителей города оборачивается ростом цен, и потому, что петербуржцы дорожат историческим обликом Петербурга, в который городские власти уже давно вмешиваются "лужковскими методами". "Сильно разрушают Невский под новые постройки, - говорит питерский писатель Павел Смоляк. - Сначала один дом разрушили, потом целый квартал на углу Невского и улицы Восстания под торговый центр. На Лиговском проспекте напротив БКЗ "Октябрьский" дом снесли и так далее. Людям это не нравится".
Очевидно, именно поэтому лозунг питерского "Марша несогласных" - "Это наш город!" - вызвал гораздо больший отклик среди горожан, чем московское "Будет весело и страшно".
Это наш город
Вначале все было как в Москве - организаторы подали заявку на проведение шествия от БКЗ "Октябрьский" к Смольному, городские власти им отказали и предложили провести митинг у Финляндского вокзала на площади Ленина. Но если в Москве "Другая Россия" приняла условия властей, то в Петербурге "несогласные" решили, несмотря на запрет, собираться у "Октябрьского", объясняя это тем, что многие уже прочитали анонсы и придут именно к концертному залу.
Впрочем, не "по-московски" вели себя и власти. Если в Москве "Марш несогласных" просто игнорировали, то в Питере зачем-то устроили достаточно топорную контрпропагандистскую кампанию - объявления о том, что на "Марш несогласных" приходить не надо, потому что он запрещен, транслировались по громкой связи на эскалаторах метрополитена и, очевидно, сыграли свою роль в дополнительной популяризации мероприятия. Впрочем, и такая реклама не стала решающим фактором в обеспечении неожиданно высокой численности демонстрантов. Гарри Каспаров в эфире "Эха Москвы" описал происходившее так: "Первая часть, когда одна колонна прорвалась на Невский, и в ней было триста человек, и примерно тысяча осталась на площади Восстания - там прошел первый импровизированный митинг. А потом, уже после окончания этого импровизированного митинга, вот эта часть, которая стояла на площади Восстания - тысяча, может быть, немного больше, - она начала движение. Сначала мы хотели идти на Лиговку, но потом произошел поворот на Невский, и вот здесь случилось действительно почти невероятное - в течение десяти минут вот эта колонна вдруг в разы увеличилась. Я думаю - ну, десять тысяч, мне кажется, это перебор, но я думаю, что порядка пять тысяч на Невском находилось точно".
Иными словами, стандартная (не более тысячи участников) демонстрация превратилась в очень массовое шествие практически сама собой. В Москве от этого давно отвыкли, а в Петербурге получилось так, что к демонстрации присоединялись простые прохожие - им было достаточно услышать лозунг "Это наш город!". Активные протестные намерения "Другой России" соединились с пассивным протестным настроением горожан.
Потом демонстранты прорывались сквозь омоновское оцепление к середине Невского, начались столкновения с милицией. Среди пострадавших - депутат питерского Законодательного собрания Сергей Гуляев, среди задержанных - Эдуард Лимонов, ни разу не попадавший за решетку после отбытия тюремного срока, закончившегося в 2003 году. Фотографии и видеорепортажи с "Марша несогласных" распространились по интернету в считаные часы после окончания демонстрации - картина противостояния демонстрантов с омоновцами в полной боевой выкладке выглядела очень внушительно. Немного смущало обилие маленьких детей (родители-демонстранты привели их на марш по призыву организаторов), а также группы пенсионеров, почему-то штурмовавшие омоновцев в первых рядах, - однако все уведенное трудно было назвать "действиями правоохранительных органов против кучки провокаторов".
Финальным штрихом стало освещение марша федеральными телеканалами: всю первую половину дня 3 марта они молчали о событиях в Петербурге, зато очень подробно освещали аналогичные события в Копенгагене, где с полицией дрались защитники "Молодежного дома". К вечеру телевизионные журналисты все-таки рассказали о "Марше несогласных" - опять-таки с привязкой к копенгагенским дракам. "Если в Копенгагене демонстранты защищали свой дом, то в Петербурге - следовали за провокаторами". О "провокаторах" по итогам "Марша несогласных" говорила и Валентина Матвиенко - ее слова о том, что милиция разгоняла только тех, кто приехал из Москвы "на двух вагонах" (в двух вагонах "Красной стрелы" в Питер приехали организаторы марша и журналисты), что особенно возмутило горожан, которые участвовали в марше и многие из которых на себе испытали действие омоновских дубинок.
Провокаторы и несогласные
Свести происшедшее в Петербурге к проискам маргиналов-провокаторов все-таки никак не получается. Действия самих организаторов марша, возможно, и стоило бы оценивать в категориях политической провокации: для них чем скандальнее пройдет мероприятие, тем лучше - потому и отказались от Финляндского вокзала, потому и призывали прийти с детьми, потому и пенсионеры оказались в первых рядах. Однако кадры, запечатлевшие разъяренных пенсионеров с перекошенными лицами, бросающихся на омоновцев, или демонстрантов с плакатом "Мы за Березовского" и даже нацбольские дружины - очень мало отражают состав участников марша. Большинство демонстрантов составляли самые обыкновенные петербуржцы, те, кто работает и зарабатывает, те, кто живет в этом городе и собирается жить дальше. Более того, очень многих из пришедших на этот марш и сочувствующих им совсем неверно считать радикально настроенными по отношению к власти и государству. Очень многие из опрошенных нами участников марша голосовали за Путина на президентских выборах и до сих пор вполне лояльно относятся к президенту (без придыхания и восторгов, разумеется), и еще больше - лояльно относятся к российскому государству.
Однако эта лояльность совсем не отменяет очень высокого уровня недовольства или, если говорить в терминологии данного марша, "несогласия". "Они что-то там на верху делят, пилят финансовые потоки, что-то решают, обустраивают - нас же, граждан России, будто и нет вовсе" - так или примерно так объясняли свое участие в марше многие из "несогласных". Причем если представители среднего класса говорили о том, что власть "опирается на пенсионеров и бюджетников, постоянно подбрасывая им подачки", то сами пенсионеры и бюджетники высказывались иначе: мол, по телевизору постоянно говорят о том, что растут зарплаты и пенсии, а на деле пенсии только уменьшаются (в Петербурге постепенно убрали все местные надбавки), а растут - цены. Кстати, одна из главных претензий к Матвиенко была сформулирована так: она постоянно говорит о том, что привлекает в город деньги, но для жителей это ничем, кроме роста цен, не оборачивается.
Впрочем, высокий уровень "несогласия" не исключительно питерская черта. В последние время разные социологи в самых разных регионах отмечают рост недовольства, причем главным образом среди адаптированных слоев населения. Прошла эйфория от роста заработков и роста возможностей, люди привыкли к определенному уровню жизни, их потребности выросли, выросло их самосознание. Однако по мере этого роста обнаружилась принципиальная ограниченность возможностей. Открыть новый бизнес, пусть и небольшой, почти невозможно (из-за чиновничьих преград, монополизма и очень большого количества сырьевых денег в стране "вход" почти в любой бизнес непомерно высокий). Зарплаты, даже вполне высокие, перестали обеспечивать достойное качество жизни. "Понимаете, не все измеряется количеством денег, - объяснил нам один из участников марша. - Я вот зарабатываю уже даже больше, чем мои коллеги в Европе, но, приезжая туда, вижу, что они живут лучше, у них более устроенная жизнь, больше возможностей, они покупают за меньшие деньги более качественные товары, не стоят постоянно в пробках". На эту бытовую неустроенность накладывается социальная и подстегивает рост недовольства, которое не имеет никакого политического выхода. "Нас будто и нет вовсе" - сегодня эту фразу могут с полным основанием повторить представители почти всех слоев населения.
"Несогласие" пока принципиально нереволюционно. Кадры, запечатлевшие прорывающуюся через ОМОН толпу, очень многие из "несогласных" восприняли без воодушевления. И дело не в страхе перед дубинками ОМОНа, как раз наоборот, раздражение в основном вызвала агрессивность толпы - с таким "несогласием" большинство ассоциировать себя не может и не желает. При всем недовольстве средний класс меньше всего хочет, чтобы было "весело и страшно", он не хочет беспорядков и революций. Также он не хочет быть участником чужих игр, чужой борьбы за власть (отсюда и очень высокий процент в обществе тех, кто отрицательно относится к украинскому Майдану - кстати, таких было немало и среди участников "Марша несогласных")
Однако лояльностью и нереволюционностью "несогласных" не стоит злоупотреблять. И уж тем более не стоит, исходя из этой лояльности и нереволюционности, делать вывод, что этих людей можно не брать в расчет (будто и нет их вовсе). Питерский марш показал, что пассивное "несогласие" при определенном стечении обстоятельств вполне может довольно быстро перестать быть пассивным.
