Q: Здравствуйте, Владимир. У нас в гостях Владимир Петрович Вишневский, представлять не буду, ибо эта персона не требует представлений. Начнём с простого вопроса - Вы оптимист или пессимист?
A: Вы знаете, я всегда нес, даже блефуя про себя, что я оптимист, что мне поздно быть пессимистом, не знаю, как Вам. Мне очень нравится байка, даже не хочется её называть анекдотом, что сегодня оптимист в России - это тот, кто на кладбище видит не кресты, а плюсы. Безусловно, плюс, что мы можем с Вами при жизни, на свободе, с некоторой нерешенностью свободы, в стенах "Новой Газеты", близкой мне, поговорить, провести он-лайн конференцию. Поэтому, я, оптимист, который понимает, что могло быть хуже. В жизни, в личной жизни и вообще могло быть хуже. Мой оптимизм, стоический, российский оптимизм с готовностью на всё, даже хорошее иногда. Это ответ.
Q: Это ответ, но это не конец разговора. Читаю Вишневского: "С каждым днём и десятилетием почему-то все меньше уверенность в том, что всё будет хорошо".
A: Ну да, это такое японское танка, это стихотворение. Каждый человек, который взрослеет, который переживает стадии разного возраста, несмотря на весь свой публичный оптимизм, должен понимать, что во многом, как было, уже не будет. И в личной биографии, и судьбе, возможно, и в обществе тоже. Поэтому, это стихотворение, в силу того, что оно написалось вот так, уже произвело излучение и выброс энергии и оптимизма. Я Глазкова люблю цитировать: "За тем, чтоб как деревья, трава, стихи поэта были хороши, учиться надо складывать слова, а не кичиться сложностью души". Я цитирую ещё Аронова, которого любит "Новая Газета", который говорит,
Если над обрывом я рисую
Пропасть, подступившую, как весть,
Это значит, там, где я рискую,
Место для мольберта все же есть.
Как бы тебе ни было плохо, должна быть территория комфорта, где ты создашь что-то художественное, скромно художественное...
Q: Скажите, как все начиналось? Как начиналось то, что привело потом к одностишьям? Вторая часть этого вопроса, Вы не ощущаете рабства, как актер характерный?
A: Я очень опасался вопроса об одностишьях, почему одностишья? Я понимаю, что одностишья - это тот имидж, к которому я себя приговорил на время.
"Он понял это интервью, и ну давать, его давать", правда, это двустишие. Вы знаете, как Вы догадываетесь, никогда не отвечал на этот вопрос, конечно, его мне задали впервые, поэтому из уважения к нашей беседе я отвечу, по возможности кратко. Я писал стихи, писал иронические стихи, писал лирические стихи, которые печатались, или не печатались в журнале "Юность", что было престижно в моей советской литературной юности. Это был оплот либерализма, что потом не оправдалось. Однажды жизнь меня постепенно вывела на одну скромную территорию, где меня можно идентифицировать. Мне пришла такая счастливая догадка, после того, что я написал стихотворение как бы некоего поэта, который выпустил книгу, оглавление его книги, и тут я понял, что каждая строчка - это мини-стихотворение. При этом я потом уже понял, что в чистом виде я первооткрывателем не являюсь. Были одностишья у Карамзина, "Покойся, милый прах, до радостного утра!..", было великое Брюсовское "О, закрой свои бледные ноги", но с точки зрения концепта, как говорят более умные, продвинутые люди, создать некий новояз в советское, постсоветское время посчастливилось мне. И что там скрывать, это игра, в которую многие стали играть, стали писать пародии, неплохие пародии. И инфицируясь от общения со мной, как скажем Вы, через какие-то два часа, по завершении нашей беседы, это такой алгоритм счастливый, который позволяет что-то формулировать, сжимать мысль, не говоря о том, что это выброс энергии, это само собой. В общем, как сказал Пушкин, кратчайший путь - стихотворения между нами. Одностишье, так вообще, если говорить, озвучивать собственные штампы из интервью, стереотипы, "Я сатанинским образом совпал...", когда на вторую строчку нет уже ни сил, ни времени, когда поэт должен успеть сказаться в одной строке, он должен уметь сказать одной строкой, например, о любви "Любви моей не опошляй согласьем". Дальше я говорил уже на публику, хотя это тоже про наше время, что должен успеть сказать и проявится как поэт, пока летит предмет из зала, пока читатель с помповым ружьем не лишил тебя слова, нужно уже успеть сказать, пока не долетел предмет из зала. Это, конечно, я не раз говорил, но это выстраданное. При этом я не устаю говорить, даже на выступлениях публичных, эстрадных, и не буду отнекиваться от того, что мне тоже необходима часть моей работы не только в смысле хлеба насущного, мне нужно общение. Я получаю энергию от зала, что тоже принято говорить, потому что недобросовестные экстрасенсы сделали слово "энергия" неприличным, но тем не менее. Когда я выпускаю пар написанного, моя лёгкая муза предполагает публичное общение, мне это помогает, я заряжаюсь энергией, тем праведнее возвращаясь в свой кабинетик. Я всегда говорю, что я только ухо, которому повезло, это великий русский язык. Можно счесть за пафос, можно не счесть, но такой плотности языковой, как в русском языке, я не знаю, не опуская другие языки, я считаю, что у нас уникальны, когда можно сказать - "Ведь я тебе практически не вру", как я Вам, и слово "практически" в нашем обиходе может означать ровно наоборот. Или какая плотность - "Нет времени на медленные танцы". Вот это удовольствие и трудное счастье, так сказать, заниматься и быть в языке, когда по жилам даже течет язык, это, конечно, некоторый элемент счастья, который выпал. Поэтому, что там грешить - я оптимист.
Q: Слово "поэт" часто сопровождается дефисом, после которого написано что-то, расшифровка.
A: Ну, вот у Вас тоже написано, я протестую.
Q: Против чего протестуете, против того, что написано?
A: Вы знаете, что при слове юморист я хватаюсь за пистолет, отсутствующий, хотя вдуматься, если бы оно тоже было не сделано таким не приличным. Слово "юморист" - хорошее слово, юмор выше сатиры с одной стороны, с другой стороны сильным сатириком быть трудно. "Новая Газета" после публикаций, совместных, присвоила звание сатирик, значит надо ценить и не отдаваться собственному дежурному возмущению, что я не поэт-юморист, не поэт-иронист, не поэт-сатирик. Зовите меня просто "поэт", хотя это такое звание, которое в годы моей юности литературной, неприлично про себя было такое говорить. Кто-то, по-моему, Роберт Фрост, сказал, что сказать про себя, что ты поэт, это значит сказать, что ты хороший человек. Юрий Нагибин, который был на нашем совещании молодых писателей, куда попасть было большой честью и все стремились к этому, я участник всесоюзного совещания молодых писателей, кем я работал очень долго, лет 17, так вот Нагибин сказал, что поэт - это вообще посмертное звание. А я Вам скажу, вот сегодня, я знаю, что я поэт, мне не нужно никаких подтверждений со стороны, хотя я не самодостаточный человек, мне нужны читатели, нужна оценка, но я спокойно отношусь. Я вот такой поэт, не гениальный, не выдающийся, но поэт Вишневский, мне этого не то, что достаточно. Я это спокойно осознаю, хотя шёл к этому нелегко, иногда сатирик, иногда лирик, я лирику пишу, понимаю, что нужно вовремя остановиться, рассказывая о себе, даже отвечая на конкретный вопрос, потому что у меня всегда вызывают такую иронию люди, которые с упоением болеют и рассказывают об этом. Или рассказывая о себе говорят - вот такой я человек, вот такой я поэт.
Q: Вы востребованный человек, это не придаёт вам иллюзии, что Вы великий поэт?
A: Нет, ну что Вы.
Q: У вас плотный график?
A: Плотный график. Я знаю, что такое востребованность и знаю, что такое отсутствие востребованности тоже, я знаю колебания этого курса, суетного. С другой стороны, востребованность сегодня это не обязательно суетное или телевизионное какое-то голимое понятие. Я как-то пошутил, что верх невостребованности - это когда уже и гнусных предложений нет. "Анализы он сдал, но их вернули" - вот верх невостребованности. Поэт сегодня, который вкусил телевизионности, который вел программу, которую закрыли, потому что у канала изменилась концепция. Когда спрашивают, где же ваша программа, то я отвечаю с интонацией Сухова - убили Петруху. Конечно, нас легко провалить в зале, если все сговорятся, и не будут реагировать, нас легко вывести из себя, если все перестанут тобой интересоваться, издательства, телевидение, хотя с издательствами все нормально на ближайшие несколько лет, у меня контракт, но слаб человек, и слаб поэт, "поэт раним и даже убиваем". Пушкинское "Поэт, ты - царь, живи один", сегодня не работает. Хотя я завидую тем кто, как например, замечательный поэт и прозаик не публичный Сергей Соловьев, взял и уехал в Индию жить. Человек, которого я очень уважаю, в нашем издательстве "Зебра" печатался. Я наверное слишком от мира сего и какой-то отклик, желательно мгновенный, желательно быстрый, он даёт мне силы, что бы что-то придумать. Я понимаю, что несмотря на все соблазны творческие, не то что льстивые, но вполне лицеприятные предположения кого-то из людей, которые меня знают подробнее, чем кто-то - а почему ты не пишешь прозу? А не пробовал ли ты писать прозу? Я понимаю, что сейчас при моей жизни, ближайших планах и обязанностях разных, несвободах контрактов и работы, отключиться от мира и уйти на глубину какого-то замысла, я имею в виду работу прозаика, я не могу, мне не хватит дыхания, чтобы уйти на эту глубину, не хватит возможности. Поэтому я повторяюсь, что я спринтер, а не стайер, хотя хотелось бы что-то написать из некоторых прозаических замыслов, а может мне это и не надо. По какому-то высшему замыслу, если он есть...
Q: Я понимаю, почему Вы меня пошпыняли, когда я спросил про одностишья, видимо, концерты Ваши заполнены ими и концертный график тоже плотный?
A: Ну как вам сказать, нет, он не такой плотный, как может показаться со стороны. Выступления есть, то, что называется еще одним "убитым" словом "корпоративные" мероприятия, где меня хотят видеть, тоже есть. Последнее время, кстати, это может быть обострилось, вернее, участилось в меру, потому что было время, когда этого не было с привычной частотой, я это связываю с тем, что я меньше бываю сейчас на экране и уже многие люди в зале не знают, что такое одностишье. Обычно зал на пике, 3-4 года назад, всегда откликался и зал со мной читал, это конечно очень приятно, и хорошо, и показательно. Но сейчас стихи, которые я пишу и написал, я благодарен, что они печатаются в таком объёме в "Новой Газете", они на экран не попадают, вырезаются, или просто не предполагаются. Хотя на каких-то маленьких дециметровых каналах, где очень хотели побеседовать, я их успел прокукарекать, их не успели... Хотя я не преувеличиваю фрондерской значимости, но, тем не менее, это новые стихи, и это главное, чем мне дорог минувший год, который еще не забылся. Я хочу сказать, буквально отвечая на Ваш вопрос, сейчас одностишья пишу гораздо меньше, хотя продолжаю с ними ассоциировать даже культурных людей, хотя некультурных нет, если они это ценят. Ну что же это такая узда некоего имиджа, я не говорю, что я специально пытаюсь от него отрешиться, но и не хочу быть неблагодарным к одностишьям, которые дали некоторую информированность миру обо мне. Когда-то они были модными, как сейчас говорят трендом и я был на пике этого тренда, у меня были последователи, да и есть. Я понимаю, что ещё долго я буду с ними ассоциироваться, но как я написал - "В один-то год меня не запретят, и уж совсем назавтра не забудут". Кстати говоря, Евгений Евтушенко, который кумир моей юности, детства, которого я уважаю, он в антологию не сатиры и юмора, а лирики включил моё лирическое стихотворение. Мне вполне приятно, и я другие лирические написал. Хотя я понимаю, что выдающимся лириком я не стал, и не стану наверное, и мир идентифицирует меня совсем по другим стихам.
Q: Если даже станете, не узнаете, судя по Вашим предыдущим словам.
A: Ну, наверное, тем не менее, я, конечно, все время себя оберегаю, обкладываю иронией, в разговоре с Вами. Это всё равно, что, знаете, понятно там интеллигентская черта, из области рефлексии, с другой стороны, это нормальная коррекция крыши, даже не большой, всё таки, не говорить - "моё творчество" и так далее. Я, правда, не очень люблю модное слово "тексты". Стихи - стихами, хотя, наверное, для кого-то у меня тексты. Есть люди, которые меня не признают, не приглашают на разные эзотерические акции, на разные книжные фестивали, и мы знаем этих людей. Тем не менее, я научаюсь быть, хотя нет, не научаюсь, я по-детски обижаюсь, возможно, это некоторое раздолбайство, наивность, детскость, позволяет двигаться к возрастным обликам и состояниям медленнее, чем другие.
Q: Было бы странно видеть Маргарет Тэтчер, пишущей стихи...
A: Ну почему, сильные мира сего пописывают стихи. Я помню в программе "Парк Юмора" своей на ТВЦ, цитировал стихотворение, по-моему, бывшего министра обороны, он написал довольно заумное и обаятельное стихотворение. Вообще в пору моей советской юности некоторые начальники писали стихи, замминистра иностранных дел, его печатали. Может быть вместо нас. Я хочу о другом сказать. Хоть все считают, что бум поэзии прошёл, в России нет стихов... Очень много хороших стихов в России, они струятся реками, попадают в Интернет. Я недавно открыл для себя поэтессу Веру Полозкову. Хорошая, очень хорошая поэтесса.
Q: Просто раньше, в советские времена, о которых мы не понаслышке знаем, были издания, которые выходили миллионными тиражами, расхватывались и были одними из самых востребованных. Та же "Литературная газета". Тогда не выпускалось журналов "Деньги", "Власть", газеты "Коммерсант"...
A: С другой стороны, да, это не худшая газета. Я всё-таки с благодарностью к горбачевским временам и ему самому, при всем том, о чем можно говорить и оговариваться, я умею ценить, это тоже не признак юности, но признак некоторой советской наследственности, умею ценить то, что появилось, и то, что появился выбор у людей некоторый. Даже при всем том, что преодолены лихие 90-е, которые так принято сладострастно ругать, но то, что появился выбор, появилось и то и это, и можно выбрать. Я когда-то написал четыре строчки про 90-ые годы, но они относятся не только к тому, что там упомянуто:
Как заметно промчались годы,
Век прощай, не узнать Москвы,
Вот и дожили мы до свободы,
Выйти ночью, купить жратвы.
Как писал мой покойный друг и учитель, выдающийся русский поэт Алексей Дидуров насчет 90-х годов: "Пусть будет все, а не только то, что не любит никто, или что всем надоело, пусть будет все". "Пусть цветут сто цветов", как говорил Мао, ну уже может быть не сто, а девяносто восемь.
Q: Какие самые большие залы перед которыми Вы выступали?
A: Понимаете, если я выступаю в Кремлёвском Дворце Съездов с какой-нибудь юмористической акцией, это не скажешь, что я выступаю.
Q: Нет, а именно с поэзией?
A: С поэзией я сейчас готовлюсь выступить, к питерцам я обращаюсь, готовлюсь выступить в концертном зале Финляндского вокзала, такое название полное разных ленинских ассоциаций, броневиков, я там буду не один. В залах я выступал, концертный зал имени Чайковского, но опять же в коллективном составе. В "Школе современной пьесы". В "России" я выступал довольно часто, но тоже не сольным образом. Сольники я делаю редко. В регионах иногда. Сейчас если у меня созреет готовность в этом году сделать какую-то читку, может быть я соберу сольный концерт, тем более, что есть сейчас материал, для того чтобы показать и это, и то, и быть менее привычно эстрадным, чем меня представляют большинство культурных людей.
Q: Вот собственно к этому и подвожу. По моим ощущениям, сугубо субъективным, выступление поэта, прилюдное выступление поэта возможно в двух случаях, опять подчеркиваю, что, по моему мнению - либо в салоне, где собираются единомышленники, такой камерный состав, либо на Маяковке в 60-х, перед стихийной толпой. Вот как Вы себе представляете, это нормальное явление - поэзия, продавать билеты, объявлять заранее, приходить и потом читать?
A: Вы знаете, что, нормально.
Q: Интимная составляющая не пропадает?
A: А сейчас уже стадион не соберёшь, а может это и хорошо. Андрей Андреевич Вознесенский, которого я безмерно уважаю и люблю, дай Бог ему здоровья, формы хорошей, он когда-то на упреждение писал стихи про поэтов, "поэт - одиозен, почти смешон". На единственного зрителя придут сотни поэтов. Он представлял, что в 21-м веке, может быть это отважно и красиво, если ты более менее успешен и востребован, как мы говорили, но в принципе это очень не приоритетное дело, и не будучи смехачом, и не читая иронические, всегда ориентированные на реакцию стихи, собрать людей, собрать зал это вообще по-хорошему рейтинговое испытание, это престижно. Я думаю, что если был бы жив Давид Самойлов сегодня, он бы все-таки собрал хороший зал сознательно пришедших людей. Потому что при нынешних средствах информирования, в общем-то, случайные или, так сказать, люди, которым негде скоротать вечер, в такой зал не должны попасть, это в их же интересах. Но, с другой стороны, я понимаю, я услышал другие слова в Вашем вопросе, вполне близкие к моим будням сегодняшним, я в салонах выступаю. Я такое удовольствие получил от того, где недавно читал стихи. Там собрались, сделали салон по инициативе инициативной группы. Например, у Алёны Свиридовой, она попела свои песни, там были разные люди, актеры, известные политические деятели. Вот я прочитал там пять своих стихотворений. Сам получил удовольствие и людям понравилось. И мне сказали - ты что-то новый стал, совсем другой, не такой как Ваши публикации. Поэтому, салон - да, камерный зал - да, он безмерно большим не может быть, потому что Вы правы, тут есть некоторые законы распространения звуков в закрытом объёме и дохождения, когда нюансы и многоточия не могут быть просмакованы, оценены и прожиты теми, кому адресованы. Обвиняют меня любящие люди, что я несколько тороплюсь, читая новые стихи, не даю возможности осмыслить людям, и сам на этом проигрываю. Это так. Это у меня рефлексы чтения стихов в залах, где мгновенная реакция на какой-то пуант, гэг, репризу. Я стараюсь сейчас себя переделывать, может быть это ещё не поздно.
Q: Кстати, Вы сами коснулись темы... Вопрос который задает Полина: гэг, реприза и т.д., все это в каком состоянии нынче? Вы следите вообще за развитием юмористической мысли на телевидении? Давайте я предметно спрошу. КВН, "Наша Раша" и прочее...
A: Я по-доброму отношусь ко многим новым проектам, начиная от "Комеди Клаб", я там был не раз гостем, из тех так называемых звёздных гостей, которых могут осмеять, это формат. Я не то что отслеживаю, но когда слышу, то оцениваю тексты "Нашей Раши", нахожу их в общем-то профессиональными, мне очень понравилась программа "Шоу Ньюс" не знаю выходит она сейчас на ТНТ. Кстати, эту программу Вы, как словесник, оценили бы, там работает авторский коллектив, это уровень "Красной бурды". Лидер жанра - это "Красная бурда", "Новый крокодил", незаслуженно недоизвестное издание, там очень хороший юмор. Журнал "Вокруг смеха" выходит, там конечно отфильтровать, но там работает хороший, со вкусом человек Андрей Мурай, поэт.
Q: Вот наверное ключевое слово. Ведь в "Комеди Клаб" нет, наверное, фильтрации?
A: Их принято обвинять, например, слово "жопа", мол, ниже пояса, ниже пейджера, это тоже есть. Но за этим не замечаешь, что у них есть абсолютно готовые, я с точки зрения ремесла говорю, номера. Вот с точки зрения законов жанра, которые надо в чистом виде оценивать, даже уважать, пусть тебе эта вещь не нравится. Я вообще сейчас крамольную вещь скажу, не знаю, как это будет выглядеть, но буду честен. Так вот, с точки зрения готовых сценок, с началом и с концом, с развитием, там достаточно много очень качественного и сделанного. Я Вам скажу больше, под рубрикой "Сто цветов". Я вам сейчас скажу вещь, не буду больше пугать, есть наверняка читатели "Новой Газеты", которые плохо относятся к Евгению Петросяну, но, с точки зрения той задачи, той ниши, которую он избрал, востребованной, он честно делает своё дело. Он выходит. Делает спектакль. Если бы Вы заглянули, я понимаю, что вам это не грозит, но если бы Вы заглянули в "Кривое зеркало", в то, как они там песни перелицовывают, как готовятся, он честно тянет свою юмористическую лямку, не обманывает ожидания той публики, которая смотрит его. Хотя, что касается публики, в России это загадка. Как, примерно, одна и та же публика может правильно и благодарно оценивать любимого мною, и надеюсь Вами, Жванецкого, хотя если он не дополучает какой-то реакции, вот человек гениально-ранимый, он может спародировать себя, он смотрит в зал и говорит - "так, постепенно, я понимаю". И примерно та же публика может смеяться над тем, над чем мы с Вами не улыбнёмся просто. Не то, что у нас аллерген какой-то. Поэтому это вот загадка. Если ты вышел на сцену, ты не можешь через губу говорить. Я сейчас Вам тут прочитаю, а Вы как хотите. Ничего подобного. Не выходи тогда, но если ты вышел, ты обязан понравится и остаться, конечно же, верным себе. Для меня это просто предопределяет отбор, что если я выйду, я прочитаю эти стихи, вполне мои. Если я буду выступать в салоне, то я прочитаю, скорее всего, не это, а это. А если я буду ещё в более узком кругу выступать... Поэтому есть единый и разный Вишневский, не вдаваясь в обсуждение себя. Все что можно уже было прочитать в телевизоре, я уже прочитал, поэтому меня вырезают, новые стихи не идут. Ну вот как можно, не преувеличивая значения стихов, представить в каком-нибудь юмористическом формате, я процитирую себя, такие стихи:
Приносим извинения свои
За временно разрушенные семьи,
Перемещенье гнезд эвакуатором,
За подтопленье крыши в отчем доме.
За нахожденье временное в коме.
За веерность, за точечность, за то, что
Душевный жар недолокализован.
За то что пожару присвоена
Не та категория сложности
(Практически он поДтушен)
Простите нас, если дышите.
Мы вас услышали.
Ваше SOS очень важно для нас.
Как пример. На каком-то дециметровом канале я это прочитал, хотя я не звезда сопротивления, оппозиции, я это понимаю. Я достаточно, может быть, осторожный автор, но я не могу не писать, то что пишется, и слава Богу. Меня это и спасало не раз, то, что я что-то написал, мне и жить становилось праведнее и лучше.
Q: Дело не в известности, дело не в этом абсолютно. Вы же, как и любой другой человек, имеете собственное мнение. А я, следуя Вашей логике, могу договориться например, до того, как Вы прочитали стихи, Петросян занимает какую-то нишу и так далее, следуя такой логике надо порно сайты показывать на Первом канале. Если они самые посещаемые.
A: Я понимаю, что уязвимо то, что я сказал.
Q: Извините, что я перебью, я хотел задать такой вопрос и он встраивается в этот вопрос. Что касается этого товарища с армянской фамилией. Начинал он, как плохая копия Аркадия Исааковича, все те же маски, все те же ужимки, но был Райкин, были "Маски-шоу", которые использовали элементы ниже пояса, знаменитая сценка с мотоциклом. Но это было все сделано профессионально, вкусно и по-настоящему смешно, с подтекстом. А то, что делают многие сегодня, и то, что так популяризирует телевидение, там же ничего нет, кроме ниже пейджера, там нет подтекста, ни одного слоя подтекста.
A: Подтекст важен, я согласен.
Q: Я не призываю критиковать, просто дайте общую характеристику, что происходит?
A: Я ещё одну опасную вещь скажу, которая может Вас по-хорошему возмутить. Я не то, что обязан, я привык уважать чужой успех, не в отсутствии своего, а просто, у Ваншенкина было стихотворение, что он шумно восторгается тем, что внутренне считает ниже себя. Понимаете, это не есть позиция силы, которую нужно осознавать или демонстрировать, может быть даже не вполне её имея, не в плане блефа, а вот кого-то там дорвавшись до этого замечательного, очень престижного микрофона, камеры, начать с кем-то сводить счёты, вот какие они говно, а я хороший, нет. С другой стороны, мы же с Вами понимаем, мы по одну вкусовую сторону этой баррикады находимся, поэтому я не упоминаю и не упомяну ещё одного известного сатирика, не хочу, из принципа. Меня не то, что многие поливали, но, тот же самый упомянутый сатирик, брал у меня, как из КВНа. Я тоже один из самых расхищаемых авторов в Интернете. В своё время лень было судиться, сейчас уже этим можно цивилизованно заниматься, но это всё по диким степям Интернета, и в Израиле что-то такое печаталось, я даже не знал, хотя в Израиле был первый конкурс пародистов. Поэтому мне кажется, что имея своё мнение и возможность высказать свои вкусовые пристрастия, симпатии, антипатии, всё-таки сосредоточиться надо на создании качественного продукта, достойного внимания тех людей, чьё внимание для тебя лестно, и на кого ты можешь ориентироваться. Я, правда, пару лет назад написал такое двустишие:
Я поделился истиной простой,
Но молодёжь мне крикнула - отстой.
Вы знаете, сейчас ещё есть вот такое явление, на котором не то что ловишь себя, а хочется уберечь себя от этого. Есть у людей, выходящих из тренда, чего-то из себя представляющих, переходящих в новые не только возрастные, но и в рейтинговые категории, вот такое желание прогнуться перед молодыми и модными. Я сам на себе испытал это в свое время, в 90-е годы. Запрет никогда не быть таким надо выдерживать, вернее не вести себя в таком алгоритме. Я такой стишок написал, не помню, был он в публикации нашей, он отражает наблюдение:
Из тренда выпасть, вот трагедия,
Когда уже не масс, не медиа,
Когда забвеньем загнобят
И расслабляемся, ребята,
Мы молодые, нас заметили,
И обещали взять в формат.
Скоро смеяться над словом "формат" будет так же неприлично, как само слово "формат".
Хотел нюхнуть я аромат,
Но мне сказали - не формат.
Q: Вам знакомо понятие стоп-листы?
A: Ну, я думаю, что уже знакомо. Я подозреваю, что я попадаю кое-куда. Не хочу никого упоминать, но есть канал на котором я попал, наверное. А, может быть, не до конца. Я проверю ситуацию, не буду пока ничего говорить. Я вспоминаю годы своей юности. Вы наверняка помните фамилию такую - Лапин. Висели списки. Там был Гафт, там были все люди с бородой. И вот эта лапиновщина, царство ему небесное, была такая. Я помню, как писатель один, из очень известных в советское время, рассказывал, что в 30-е годы, перед войной, молодой Лапин работал на радио. Работал, когда еще не было записей, был только прямой эфир. Это рассказывают как байку, скорее всего это так. Ничьей памяти я не попираю, но тем не менее. Он сидел на рубильнике. И когда оратор, комментатор, что-то не то если начнет говорить, он должен был его вырубать. И вот Лев Кассиль, любимый писатель нашего детства, он работал комментатором и комментировал парад. И говорит, что от Спасских ворот, на белом коне выезжает маршал, вы слышите топот его копыт. И вот он не связал все это синтаксически и не вырубил. Неприятности потом были у всех.
Q: Вы встроены в политическую, общественную систему? Вы каким то образом вращаетесь среди персон подобного рода, и имеете ли собственную оценку того, что происходит в стране? И что происходит, если вы имеете свою оценку?
A: В систему я, наверное, не очень встроен, хотя как можно не быть не встроенным в систему, если ты можешь попадать в стоп-листы.
Q: Идеологически, внутренне, я имею в виду. Мы говорили о глубинах в начале разговора, на которые опуститься нет возможности...
A: Я, к сожалению, к счастью, не очень общественно активный человек. Я делаю то, что я делаю. И все, что я делаю, не прикрываясь публикацией в той же "Новой газете", но все, что я считаю про общественную систему, про ситуацию здесь, на Родине, сейчас я выразил в своих стихах. Поэтому никаких прозаических добавлений это не предполагает. Читайте мои стихи. Там все сказано. В строках, или между строк. То, что вышло в "Новой", то, что выйдет в книжке, издания которой я очень жду. Это не реклама, но тем не менее. Книжка называется "Быть заменимым некрасиво", посвященная памяти Алексея Дидурова, с его предисловием. Там приведены все новые мои стихи, которые отражают мою встроенность или выключенность из политической системы. Жить не очень комфортно, с одной стороны. С другой стороны все время понимаешь, по-советски, в силу оптимизма, что может быть хуже у тебя. И вокруг. Поэтому цени то, что есть. И я понимаю, что это не очень молодая позиция, не очень отважная позиция. Но я слишком понимаю, что такое нелишенность свободы и здоровья, и распространенная не только лично на себя, но и на всех окружающих, чтобы не ценить то что есть. То, что есть "Новая газета", "Эхо Москвы", "Рен-ТВ" отчасти. Может быть это как-то сбалансировано, выверено все но... Многое меня не радует. Во всяком случае, когда тебя кто-то считает за идиота, или члена группы идиотов, то это не может , конечно... Какой-то публичный театр не радует. Это все, что я могу сказать на эту тему. Главное, что тут важно личное неучастие в чем-то.
Q: Вы на "вольных хлебах" существуете? Или Вы где-то работаете.
A: Нет. Я, слава Богу, за это тоже можно благодарить жизнь, общественную ситуацию может быть, но последние много лет уже живу своим литературным трудом. То, что называется "вольные хлеба". В свое время, после армии, я проработал на двух-трех маленьких работах. К ужасу моих великих, но советских родителей, ориентированных на норму жизни, когда еще в памяти процесс над тунеядцем Бродским, нисколько не сравнивая, когда я ушел на "вольные хлеба", вступил в профессиональный комитет литераторов, сдал справки гонорарные и стал жить планируя самостоятельно свою жизнь, это было счастье. Я первый год просыпался и кайфовал от понедельника. Я сформулировал, что я работаю без выходных, но и без понедельника. Да, за эту свободу надо платить и это не то, что жертвенная миссия высокая, но я работаю без выходных, но и без понедельников. Для меня принципиально важно зарабатывать деньги литературным трудом. Книги, публичность. Иногда я снимаюсь в кино, но денег это не приносит, только удовольствие и приключения. Хотя, какие-то деньги за кино я получил. Да, я на "вольных хлебах", и более того. Когда мне предлагали некоторые проекты, при всем соблазне, меня пугала некоторая кабала, поскольку я очень привык жить аритмично, сам себя загружая, у меня полно работы, слава Богу. Могло быть меньше. Я разрываюсь, с одной стороны это хорошо, наверное. Но, тем не менее, я, наверное, не могу сосредоточиться на чем-то, о чем мы говорили. Но вот три года я вел программу "Парк юмора" на ТВЦ. Последний год она стала неплохой, в год ее закрытия. Но, это, опять же, не служба. Трудовая книжка у меня дома. Стаж идет, надеюсь, со дня первой публикации литературной. И значит я живу литературным трудом. Не очень много есть таких людей, которые это могут. Это я говорю не хвалясь, просто тут я говорю фразу, но это слишком лакомая фраза дающая основание подозревать, что я хочу красиво выглядеть. Мне очень важно, чтобы люди, которые меня гнобили, которые меня не любят, коллеги-литераторы, которые когда-то не пускали меня в Союз писателей, чтобы они жили нормально. Потому что понимая, что времена изменились, и если книга не кассовая издательство может не издавать, а издать за свой счет... Не всегда есть свой счет. Поэтому особенно хочется, чтобы те поэты, которые вольны меня не любить... Это нормально, когда кто-то, когда-то приходил в издательство с рукописью, или звонил в журнал "Юность", волнуясь, спрашивал - попал ли я в план на это полугодие? И когда на глазах этих поэтов я вылупился и стал мелькать, как меня обвиняют, конечно, это не вызывает прилива радости за меня. Но, стараюсь не ловить себя на том же по отношению к кому-то. Но, я живу на "вольных хлебах", которые не очень колосятся, но, в свою очередь, дают возможность нормально жить.
Q: Много ездите по миру?
A: Езжу, но...
Q: По надобности или попутешествовать?
A: Прежде всего, я езжу, очень приятно сказать, на гастроли. Я объездил один, и в составе нашего трио - Арканов, Журбин и иногда Оганезов, объездил все страны, где есть русскоязычная аудитория. Кроме Австралии. Израиль, Америка, Канада, Германия. Я недавно был в Германии. В Берлине есть замечательный Дом Русской культуры, "Русский дом". Выступать за границей достаточно интересно. Есть аудитория по-брайтоновски пресыщенная. А есть очень свежая аудитория в Англии, где треть - это наши студенты. Когда мы в 2002 году выступали в театре Бернарда Шоу, мы сами такое удовольствие получили, энергетику, которую осторожно надо упоминать. Выступали сверх норм. Нет, я езжу. Я был в 32 странах, и в странах, которые настолько замечательные и хорошие, но ехать туда нет желания. Хочется побывать на Кубе, в Бразилии. А так чтобы я ездил очень часто - нет. Я, закольцовывая, возможно, наш разговор Вам скажу. Меня где-то на 5-6-й день, я повторю то, что я в интервью своих говорю, в любом месте начинает крутить-вертеть. Мне хочется в места, где я все еще идентифицирован внешне, где город подает признаки осведомленности о моем лице, и быть долго не юным иностранцем, плохо знающим любой язык, мне не очень комфортно.
Q: Чем вы живете кроме поэзии. Что заполняет жизнь?
A: Поэзия - это хорошо сказано. Лестно.
Q: Кроме литературного творчества?
A: Обустраиваю дом с женой. Хотя это не то, что называют хобби. Я смотрю спортивные программы краем глаза, работая. Я очень люблю погулять по Москве. Мы находимся в районе Чистых прудов, здесь моя родина. Я жил в переулке, на Покровке. Из такого, совсем благостного... Я очень люблю среднюю полосу. Природу, лес. Я считаю это живым существом. Бывал в последнее время там редко, почему-то. Как-то подумал - почему еще одно лето? Еще одно лето я не так провел. Насколько лучше было прошлым летом. Читаю меньше, чем хотелось бы. Потому что все время приходится писать, приходится составлять книжки, которые имеют плановые ориентиры. Но я, наверное, не очень многосторонний человек. Вы мне задали вопрос, и я задумался. А почему так? Я не успеваю. Неся жизнерадостную идеологию не успеваешь ей соответствовать, наслаждаться жизнью в полной мере. Видимо потому, что как было, уже не будет. Не хочу грустно говорить, но будем считать, что Ваш вопрос я не просто закрыл неполноценным ответом, но и принял к исполнению. Обещаю организовать летом разнообразие. Я бываю на фестивалях иногда. Это понятно. Тусовочную ассоциацию вызывает, но все-таки. Есть такая строка - я везде бываю по работе. Даже на отдыхе. Собираюсь поехать в Израиль, жене показать. Давно там не был, года три. Надо показать святые места. При этом, пока она будет на экскурсии, я должен буду выступить.
Q: Помните, были эти волны эмиграции в Израиль, советские. Окончательная растянулась на последние 20 лет. Это даже не волна, а штиль какой-то. С ксенофобскими настроениями Вы когда чаще встречались. Были ли они вообще?
A: В советское время все было проще. В армии я пару раз подрался. Достаточно удачно и в школе. Мне все-таки кажется ксенофобия советского времени невинным лепетом, невинными проявлениями для того, чтобы подчеркнуть курс на интернационализм при всем государственном антисемитизме, национализме. Сейчас опаснее, конечно, и опять же, мне кажется, государство недостаточно этим занимается. Это благоглупость - то, что я цитирую, но иногда имитируется это. Потому что даже на примере ситуации с полагающейся, ожидаемой борьбой с ксенофобией, национализмом, подтверждается мое давнее, не только мое, наблюдение. Наблюдение по поводу того, что закон нашего государства российского, советского, нынешнего государства точно, это неадекватность, и жесткость, и оперативность по отношению к ученым, которые обвиняются в шпионаже, к интеллектуалам, яйцеголовым разным оппозиционерам. И максимум мягкости с использованием лазеек в законодательстве по отношению к бандитам, убийцам, националистам. Мягкие приговоры здесь, жесткие и оперативные там. Ну почему-то каждый раз это проявляется. Когда можно 11 лет условно получить. Про 9 лет мы помним, кто получил. Это не самый характерный пример. Мне кажется здесь такая же ситуация. Этим людям почему-то дают уйти от ответственности, почему-то они получают мягкие приговоры, почему-то их адвокаты находят лазейки и уловки. Реально никого не наказали. Будь то убийцы таджикской девочки, это самое наглядное. Но это загадка еще одна, хотя, может быть, плотно с этим борются и это не должно звучать так, что "плохо мы еще боремся с преступностью". Конечно, мы можем лучше.
Q: Отозвался Питер на ваше обращение. Александр Аликин спрашивает: назовите, пожалуйста, тех нынешних поэтов и прозаиков, которые оставят, на ваш взгляд, действительно стоящий след в русской литературе, а не временный попкорн на потребу дешевым вкусам.
A: В Питере у нас 13-го будет концерт. Имеются в виду здравствующие поэты?
Q: Я думаю, что не стоит такую выборку делать, но, вероятно, здравствующие в данном случае.
A: Может, я скажу о своих приоритетах вообще, вне времени.
Q: Я просил Вас расширить эти вещи и ответить не только на этот вопрос. Не только по поводу того чем Вы занимаетесь. Назовите любимое в музыке, в театре, в кино. Было бы интересно знать.
A: Пока есть музыка Шопена, можно быть еще оптимистом. Пока ты его способен воспринимать. Шопен, Сибелиус, Рахманинов. Что касается поэтов, то для меня поэт поэтов - это Александр Блок. Не все знают подробности биографии его, как он все-таки умер когда не мог дальше жить. Он умер потому, что не мог дальше жить. Без всяких медицинских подробностей. И это тоже было характерно. Он умер после того, как написал "Двенадцать". Он умер когда оказался в той общественной ситуации где он оказался. Из советских, российских поэтов я уже упоминал Глазкова, Пастернака. Великий Бродский. Что тоже не трудно сказать, но если его читать, смаковать и изучать, то это, конечно, выдающийся поэт. Из здравствующих - это, конечно питерский Кушнер. А есть такой поэт хороший, который живет между Питером, Израилем и Москвой, Михаил Генделев. По дороге с его дня рождения с хорошим прозаиком Михаилом Веллером, которого надо больше читать, чем слушать, хотя слушать тоже интересно, но лучше читать, возникла такая замечательная ситуация, как раз для мемуаров. Когда два человека, я был без машины, могут себе позволить какие-то свободы. Мы ехали в такси, пообещав подарить друг другу книги. Обычно у меня в машине книги есть, они как удостоверение личности для меня. Мы остановились у книжного магазина напротив Моссовета, оттуда у меня вскоре эвакуировали машину, уже новые времена были, мы вошли в магазин и каждый купил свою книжку и подарил другу писателю. Такая московская даже не байка, а правда. Я бы не хотел в этот список углубляться, у меня меняются приоритеты кроме названных. Но я все-таки хотел бы, отвечая этому неслучайному уважаемому нашему слушателю из Питера, сказать, что обидно, когда есть поэты, которых недостаточно знают. Они не публичные, не выступают по телевидению. В 2006 году мы потеряли, Москва, да и российская поэзия, потеряли поэта, которого широкий читатель и слушатель, знает вообще по одному тексту песни - "Когда уйдем со школьного двора, под звуки нестареющего вальса". Но это выдающий российский поэт Алексей Дидуров. Вот сейчас в издательстве выходит его книжка, которую готовили друзья. Средства собирали, Виктория Иноземцева, замечательный поэт, все это сама составляла. Дмитрий Быков написал предисловие, я ходил на переговоры. Вот Алексей Дидуров... Пусть выйдет эта книжка. "Райские песни" она, кажется, называется. Пусть читатели для себя откроют поэта, который всегда жил не то что подпольно, он создал Кабаре "Кардиограмма" в Москве. Это факт культурной жизни. Он никогда не шел на какие-то компромиссы и что касается властей. Но этот человек очень много для словесности сделал, если вчитываться. Он написал замечательную книжку "Легенды и мифы древнего совка". Хотелось бы, чтобы его знали, открыли. Понятно, что он не всем понравится. Еще одна ушла поэтесса - Татьяна Бек. И без желания выглядеть красиво, говоря о ком-то, хочется призвать, пользуясь этой оказией, этим рупором, микрофоном этой камеры - обратите внимание. Выйдет книга, которую можете открыть, как всегда после смерти, как это часто бывает, хорошего поэта российского. Алексея Дидурова. Примерно так я бы ответил на этот вопрос.
Q: Вы что-нибудь успели написать в перерыве между публикацией в "Новой" и сегодняшней он-лайн конференцией. Если что-то успели, то я прошу Вас прочитать?
A: Из грустного я написал следующее.
"С утра затеплив Outlook,
И напевая и слагая,
Выпиливая и строгая,
Прости Господь, что глуп и глух,
Я все еще предполагаю.
Такие оптимистические стихи. Еще я зарегистрировал новое слово. "Нанополитики, нанополиттехнологи".
Q: Не было ли, не отсутствовал ли вопрос в сегодняшней конференции, на который вы хотели бы ответить?
A: Нет, пожалуй. Обычно такой вопрос приберегают для того, чтобы отрекламировать какой-нибудь продукт. В кармане у меня лежит диск изданный очень маленьким тиражом, называется "Избранное для избранных". Это я пародирую необходимость. Нет, я Вам благодарен за беседу, Вы были достаточно щадящи с одной стороны, в то же время изящно отразили все опасные для меня вопросы. Некоторые не задали. Я просто, не сочтите за "арию гостя", рад, что с уважаемой мной газетой совпали у нас жизненные пути, и то, что вышли стихи, что меня не ругали на сей раз. С другой стороны именно под Вашим флагом я обратился к своим обоим читателям, которых я знаю в лицо и по именам.
Q: Теперь и они вас знают в лицо. Спасибо, Владимир! У нас в гостях был Владимир Вишневский.
A: Спасибо большое!
"Новая газета" No 60 от 18 Августа 2008 г
http://www.novayagazeta.ru/st/online/248874/
Док. 479001
Перв. публик.: 18.08.08
Последн. ред.: 20.08.08
Число обращений: 49
Вишневский Владимир Петрович
|
