В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Евгений Герчаков: Все-таки я артист, простите за нескромность! Назад
Евгений Герчаков: Все-таки я артист, простите за нескромность!


Евгений Аркадьевич известен театралам по замечательным ролям в короля Лира в рок-опере "Лиромания", Аристотеля в спектакле "Таис сияющая", Кречмара в мюзикле "Губы" в театре Луны. Евгений Аркадьевич сотрудничает также и с театром "У Никитских ворот", в котором сейчас готовится к премьере постановка "Viva, парфюм!" по мотивам романа "Парфюмер" Патрика Зюскинда.

Естественно, мы не могли упустить возможность расспросить артиста о столь заметном событии в театральной жизни Москвы!


- Евгений Аркадьевич, расскажите, пожалуйста, немного о Вашей предстоящей премьере.

- Спектакль будет называться "Viva, парфюм", он навеян мотивами романа Патрика Зюскинда "Парфюмер". Именно навеян, потому что действие спектакля перенесено из Франции на русскую почву. Если вы помните этот роман, там все происходит совершенно в другой стране и очень давно, в восемнадцатом веке. То, что действие перенесено в Россию, мне показалось правильным, потому что это гораздо сильнее может сблизить происходящее на сцене со зрительным залом. Ведь русские люди - это особые люди с особым менталитетом. Какая-то история в какой-то там Франции - ну и что? А если это у нас, если это про нас, тогда да, тогда это интересно! Там даже есть такая фраза, в финале спектакля, мои последние слова: "Да здравствует в мире парфюм! Все вы в руках парфюмера!". Речь идет о том, что когда-то Россия была грязной, немытой и так далее. Это и правда было. Сейчас, конечно, Россия совсем другая, но что-то осталось и от той России, это уж точно! (смеется) И это все сохранено в спектакле! Некоторые районы Москвы, я видел, остались прежними, если не стали хуже. Это важно, потому что ассоциативный ряд тоже будет работать. В конце спектакля есть такая фраза: "Россия пахнет хорошо, отныне и веков во веки!"


- И все же, кто Вы в этом спектакле: парфюмер Зюскинда или совершенно другой герой?

- Это я в предполагаемых обстоятельствах. Знаете, Станиславский когда-то говорил:" Актер в предлагаемых обстоятельствах!" То есть актеру предлагали ситуацию и он обыгрывал ее, пытался понять. Это дает гораздо больше возможностей - зритель предполагает. Это я, безусловно! Не надо создавать образ и он в итоге обязательно получится. Не нужно думать о том, что я сейчас буду играть? Это можно так, умозрительно... а на сцене нужно заниматься делом, буквально, и тогда будет выкристаллизовываться персонаж.


- И каким же Вы видите свой персонаж?

- Он считает, что он творец, а не убийца." Я не насильник, я покруче", - есть у меня такие слова. И девушка, с которой я иду, хочет любви, а я говорю: "Пойми, к любви я не готов, я холоден, как рыба". Она не подозревает ничего плохого, думает, что я импотент... но она и представить себе не может, к чему все это идет на самом деле, и я все-таки ее убиваю. Но, мы знаем, парфюмер создает парфюм и хочет создать свой запах, именно запах человека, не парфюм любви, это лишь слова. Он ищет свой человеческий запах, каждый человек, кроме него самого, чем-то пахнет, это очень тонкая субстанция. И он хочет пахнуть вкусно и красиво. Даже спектакль начинается с того, что я пою: " Сколько Москву не одеколонь, нищий всегда будет пахнуть нищим, вонью воняет вонь, вонища вонищей!" Поэтому, конечно, надо играть творца.


- Вам тяжело дается этот образ?

- Когда я эту роль репетирую, меня трясет, потому что играть надо нечто чудовищное, если говорить честно, но я хочу, чтобы у него была душа. Несмотря на весь ужас, который там происходит, мне надо, чтобы его полюбила публика. Это и есть тот самый сложнейший катарсис, который нужно преодолеть: мне действительно надо, чтобы его полюбила публика! И не только артиста, а персонажа! И пожалела за то, что жизнь его поставила в такие условия. Есть же предыстория: он родился вопреки всему, его не хотела рожать мать, он же почти выкидиш... И вот, он родился такой, какой он есть. Это говорит о том, что у детей, рожденых не по любви, трагическое будущее. И это ужасно. Не по любви...


- Как Вы считаете, жанр мюзикла для постановки такого произведения выбран правильно?

- Естественно, все думают, как можно в этом жанре поставить такой спектакль! На мой взгляд, если это получится, а я уверен, что так и будет, получится очень здорово. Если бы я не был уверен, я бы этого не делал! Мне кажется, музыка романтизирует историю... он же все-таки убивает. Представьте, что бы было, если бы это была просто кровавая бытовая или реалистическая история? Театр же все-таки не реализм, театр - это фантазия, воображение, это подсознание, подтексты, это история, сказка, даже трагичная, но сказка. В театре нельзя играть реализм, можно играть быт, что я не люблю. Есть театры, которые любят быт, у них настоящие деревья стоят, озеро заливают на сцене. Как в спектакле "Чайка" содружества актеров - там полпартера залито, стоит Тригорин и ловит настоящую рыбу! Есть люди, которым это нравится, мне - нет. Я этого не люблю, считаю, для этого есть кино. По-моему, если бы это была действительно реалистическая история, она бы не имела никакого отношения к музыкальному спектаклю. И надо было бы играть так, чтобы на сцене лилась кровь или воображаемая кровь. А здесь этого не надо, мы все сцены вместе с режиссером хотим построить на воображении, на фантазии и на сцене не будет ни одного буквального убийства: взял и задушил. Один из моментов, например, которым я очень горжусь: я одну из девушек буду убивать поцелуем. Я ее целую и она воспринимает это как поцелуй нормальный, но он затянулся настолько, что когда я от нее отшатываюсь, она оказывается мертвой. Вот такая идея мне пришла в голову, мне кажется, это интересно.


- Вы участвовали в создании костюма и грима для Вашего персонажа?

- Что вы, Ксения Шумановская - художник по костюмам, а грим мы сейчас ищем, окончательного варианта еще нет. Что мне первое пришло в голову - это тюльпан, он дает ощущение как бы запаха. Конечно, парфюмер в разных проявлениях разный человек и я хочу, чтобы он был, по мере возможности, нормальным человеком. Мы же не знаем, что движет людьми, когда они соверщают подобные поступки! Мы можем догадываться... и только милиция знает! ( смеется). А что в тот момент происходит с человеком, толком ведь никто не знает - сумашествие...


- У Вас не возникало желания самому выступить в роли режиссера?

- Я, конечно, по профессии артист! Но... я преподавал 4 года на курсе в ГИТИСе и там что называется "набивал руку". Я недавно поставил антрепризный спектакль по мотивам рассказа Василия Шукшина "Энергичные люди". Очень интересный рассказ, написан в советские времена и, так как спектакль все-таки по мотивам, я назвал его "С приехалом!". Он идет, имеет огромный успех. Я поставил его как режиссер, играю там главную роль, так что вопрос ваш попал в точку. Но заниматься этим вот так, постоянно... я не очень уверен, что мне это нужно. Это другая психология, режиссер должен по-другому мыслить. Режиссер должен мыслить не только о своей роли, а обо всем спектакле, обо всех артистах, о декорациях, о спецэффектах, о подтекстах, о концепции и так далее. Ну как я могу потом играть свою роль? Это невозможно! Я вот поставил один спектакль и он мне стоил больших нервов и большой крови, потому что всю премьеру я думал о том, а включат свет в этой сцене или не включат, выйдет ли мой партнер вовремя или не выйдет. А ведь мне нужно еще и просто играть свою роль! Вот в этом смысле это сложно. А бросить все и заняться режиссурой... Нет, мне кажется, не стоит. Все-таки я артист, простите за нескромность!


- Насколько я знаю, Вы уже выступали в качестве режиссера в постановке спектакля "Путешествие Вениамина 111 в святую землю". Это так?

- Да. Первой, правда, была постановка театра "Эрмитаж", я играл там главную роль Вениамина 111 и ставил ее режиссер Николай Шейко. Потом я ушел из театра, уезжал за рубеж, работал в Швейцарии, в Женевском драматическом театре, а, когда вернулся, в стране началась ломка всей системы, ушел СССР, все разваливалось. И я в 97-ом году решил открыть собственное дело, театр. Первое, что мне пришло в голову, это поставить новую версию "Путешествия...", поскольку это был успешный спектакль, музыкальный. И я переделал 50 процентов пьесы, чтобы ко мне не было авторских претензий, поставил свою версию и открыл свой театр, "Театр Евгения Герчакова". Самое смешное, мы сейчас сидим в этих стенах ( театр "У Никитских ворот" - прим. автора ) - здесь была премьера, в этом самом театре. Я в тот момент не работал постоянно в театре, у меня был перерыв: из "Эрмитажа" я ушел, из Женевы вернулся и Розовский предложил мне делать здесь премьеру. Потом я играл этот спектакль 50 раз в разных театрах. И в "Луне" ( театр Луны - прим. автора ) мы с Сергеем Прохановым ( создатель и главный режиссер театра Луны - прим. автора ) познакомились, когда я арендовал в его театре на Маяковке площадку, я там играл, он спектакль видел. В итоге я остался в "Луне" и вот уже восьмой сезон я там работаю, а свой театр мне пришлось остановить.


- Почему?

- Во-первых, у меня не было помещения. И, во-вторых, передо мной вставал вопрос, что мне нужно становиться режиссером и продюсером. Я все-таки актер... передо мной стояла очень сложная дилемма. Тяжелый был момент, не хотелось, не скрою... Я мог бы, мог! В художественном плане точно, в плане режиссерской профессии - собрать артистов, поставить спектакль я с ними могу, а вот удержать это все как директор... не уверен. Да и это отдельная профессия, этому учат даже. Но я не жалею, клянусь! Честно скажу, хотя актреская профессия немножко зависимая: тебя выбирают, тебя приглашают или не приглашают и не выбирают - это, конечно, немножко напрягает. Но, с другой стороны, нет ничего сильней, чем возможность выйти на сцену и быть и самим собой и кем-то другим одновременно. Вы понимаете, как это своеобразно? И самим собой, и кем-то другим одновременно... Если вспомнить великих артистов, того же Смоктуновского, я его знал лично, снимался с ним в его последнем фильме ( "Вино из одуванчиков", по рассказу Рэя Бредбери, фильм в прокат еще не выходил - прим. автора ) - он всегда играл самого себя и кого-то еще. Это очень правильно! Был момент перевоплощения, он был мастером этого дела, и был второй момент: его личность, его индивидуальность так проявлялась в роли, что это и было самым сильным воздействием на зрителя.


- Какими были ваши ощущения от игры в Швейцарии? Вам было интереснее играть на французском языке?

- Это было очень тяжело, потому что языка я не знал и роль мне пришлось учить наизусть, это очень плохо. Если говоришь не на своем языке, то ты не можешь думать на языке персонажа, а, если ты не можешь думать, значит не можешь импровизировать, ни-че-го. Ты скован, скован языком. Я играл Зигмунда Фрейда и это непросто, я не могу сказать, что я получил огромное удовольствие. Да, я имел успех, меня там хорошо принимали. Кстати говоря, люди там очень странные, такое ощущение, что они остались где-то в Средневековье. Они спрашивали:" Как там Мейерхольд?" Я говорю: "Нормально..." "Передайте привет!" Я говорю:" Обязательно...". На полном серьезе! Что самое смешное, я ведь играл Мейерхольда, шведское телевидение снимало о нем документальный фильм. В нашей стране сам Мейерхольд, видимо, неинтересен... Я снимался в Бутырке, снимали тот период, когда его посадили, и я там писал письма, которые он адресовал Молотову, просил его освободить, спасти... он же очень многих оговорил, его очень сильно били, загоняли иголки под ногти, все это очень страшно, я испытал такой ужас... я прожил непростой период с этой ролью. Об этом мало кто знает, поскольку это нигде не афишировалось, фильм в России не шел.


- Есть ли у Вас любимая роль?

- У меня есть две роли, которые я на сегодня очень люблю. В театре "У Никитских ворот" я вот играю уже около 10-ти лет адаптацию рассказа Льва Толстого "Холстомер". Это великая роль, Марк Розовский адаптировал рассказ для театра и поставил свою версию. И я играю пегого коня Холстомера. Это притча, очень человечная причта, хотя герой конь. Но ничего более человечного я не знаю! Ну и последняя роль, это король Лир. Это роль классического репертура, но в жанре рок-оперы - это непросто, совсем непросто. Я всегда пел, но мюзиклов у нас не было. Была оперетта, а оперетту я не люблю как таковую, мне всегда там не хватает смысла, как-то немножко глуповато, примитивно. В основе же мюзикла не оперетта, а драма, если даже не трагедия. В СССР он как жанр не существовал, поскольку родился мюзикл, как известно, в Америке, а все американское было нам чуждо и мы ничего этого не играли ( улыбается). Сейчас, когда мюзикл все же пришел к нам, я оказался ко двору. Слава Богу, я дожил до этого времени, потому что многие актеры, которые могли быть звездами мюзикла почили, начиная с Андрея Миронова.


- В "Лиромании" Вы играте с детьми, а многие артисты боятся играть с детьми и животными. Вы не боитесь?

- Нет! А знаете, почему я не боюсь? Потому что я сам ребенок. До сих пор, дожив до 56-ти лет, я еще сам ребенок. Я вам скажу больше - если актер сохранил в себе это чувство, чувство детскости, это ему очень поможет. Ведь если актер начинает корчить из себя мастера, то это все! Всего доброго, можно с ним прощаться. Это такой закон: актер всегда ждет популярности. Но обратите внимание на звезд Голливуда - скромнейшие люди. Богатейшие, известные на весь мир - и скромнейшие. Это видно по поведению человека, я с ними общался. У нас же чуть-чуть популярности - и все! Уже к нему не подойти. Психология такая у нас, мы так воспитаны, я бы сказал, мы невоспитаны, если говорить честно. Я считаю, что настоящий артист тот, кто владеет профессией, знает ее досконально. Каждая роль - это что-то новое, новая фаза. Я же не выхожу на сцену показывать какой я талантливый! Не дай Бог, если актер хочет нравиться публике. Он не должен об этом думать, он должен хорошо понимать все, что происходит, должен импровизировать, быть свободным. И, если ты получаешь удовольствие на сцене, то только в этом случае и зал получит удовольствие. А, если ты пытаешься кого-то удивить - ерунда. А дети... они способные, милые дети, мне с ними легко, я с ними на равных и им, по-моему, со мной тоже хорошо. Мы как... как дети! (улыбается) Поэтому мне совершенно не сложно, а в какие-то моменты и очень интересно, я скажу больше: иногда интереснее, чем со многими взрослыми. В общем, мне Лира играть удобно и очень легко, потому что я отношусь к этой истории как к сказке, трагической сказке.


- Легко?

- Да, у меня же трое детей тоже, у Лира ведь было три дочери. У меня третий ребенок родился год и четыре месяца назад. Я специально родил ребенка, чтобы почувстовать: как это? Мне сложно воспитывать детей, я был один в семье, от этого я эгоист страшный! Мой младший сын родился в любви, и в любви существует, он не похож ни на одного моего ребенка, явный вундеркинд растет. Это уже абсолютно взрослый человек, на уровне премьер-министра, причем не России, а Великобритании ( улыбается).


- Если бы после этой постановки Вас пригласили бы в более классическую версию "Короля Лира", Вы бы согласились?

- Нет. Правда, нет. Очень сложно перейти от музыки к прозе, музыка всегда выше, чем любое слово, я это знаю. Она эмоциональна, она выше любого слова... И потом взять и на ступеньку ниже опуститься? Вопрос очень своеобразный... Но я бы не потянул. Я вам скажу честно - я бы никогда не сыграл, даже сегодня, в такой форме, что-то зная о жизни


- Ваша старшая дочь Ольга актриса театра Луны. Как Вы относитесь к ее выбору професии? Вы этого хотели?

- Она окончила ГИТИС, да... Даже если бы я этого не хотел, она бы все равно стала актрисой. Ее мама тоже актриса и гены взяли свое, с этим ничего не сделаешь.


- Вы ходите на спектакли с ее участием?

- Да, конечно. Хотелось бы, чтобы она продвигилась более широким шагом, хотелось бы, говорю откровенно. Но у нее свой темперамент. Все-таки многое в человеке зависит от темперамента! Темперамент - это энергия человека, у каждого она своя. Есть меланхолик, есть ненормальный, псих, неврастеник и так далее, все зависит от темперамента. И, конечно, от мозгов, хотя актеру они необязательны. Потому что, если актер будет все время размышлять, то сначала будет антракт, а потом поклоны ( смеется). Все-таки у актера должна быть чувственная природа. Но хотелось бы, что бы что-то там ( показывает на голову) было, безусловно ( улыбается). Но это не главное, мозги актеру, в принципе, необязательны, но хотелось бы, подчеркиваю, хотелось бы.


- Если бы у Вас была возможность вернутся на 20-30-40 лет назад, Вы бы что-то изменили в своей жизни? Или оставили бы все как есть?

- Вот все говорят: "Я бы пошел так же! Я бы жизнь прожил абсолютно так же!" Мне это непонятно. Я уже это прожил, я знаю как это было, зачем же мне еще раз? Нет, я бы какой-то другой путь избрал, тем более что я уже артистом был, что ж я опять-то им буду! (смеется) Нет. Мне нравится, например, быть пилотом самолета... или дипломатическим работником, когда от тебя зависит судьба твоей страны, это же очень интересно. Не знаю, наверное, я бы не был артистом.

Но, если честно, если вернуться... я бы вернулся в детство. Мое детство прошло в Сочи, в потрясающем городе тех лет, когда я бегал по улицам, у меня была собака, Альма, большая такая овчарка и бабушка меня выпускала гулять только с ней, ее все боялись. Хотя, это были такие времена, когда "парфюмеры" почти не ходили по улицам... И я бегал целыми днями там, город утопал в розах, в магнолиях, стоял чудный запах... эти годы были прекрасны. Сейчас город стал абсолютно другим, в этот город не хочется даже ехать. Хотелось бы увидеть своих родителей, которых уже нет на этой земле.


- Если продолжить тему возврата к былому: Вы ходите на спектакли, в которых раньше играли и которые идут сейчас без Вашего участия? Например, на "Школу клоунов" в театр "Эрмитаж"?

- Честно говоря, я бы, наверное, пошел... Но очень не хочется! ( смеется) Воспоминания о прошлом... Я спрашивал тех, кто там был, что это теперь... Раньше было невозможно купить билеты, а теперь возможно! И сразу все стало ясно. Раньше это был спектакль для взрослых, взрослая публика смотрела Хармса и на два часа становилась детьми, такова природа автора. А сейчас в зале дети, он стал детским спектаклем, видимо, что-то изменилось. Когда на сцене была Люба Полищук, ваш покорный слуга, Карцев, Ильченко - это была история! Мы все были такие разные, я - актер такого стиля, Карцев и Ильченко другого стиля, Полищук третьего, и вот эти три-четыре стиля сходились и... брызги шампанского, эмоции, гротеск, эксперссия! у каждого была своя линия юмора, это очень важно для Хармса. А сейчас, говорят, там в зале дети и можно на любой спектакль купить билеты, такова правда, это не наговор. Но идти на это смотреть, честно скажу, неинтересно. Есть такая метафора: "Не возвращайтесь к былым возлюбленным"! Надо идти вперед, жизнь в этом и состоит, жизнь - это путь, жизнь, все это знают, - это дорога, которую надо пройти. Любое отступление назад - это возвращение на прежние позиции, на которых уже нельзя быть и быть незачем.



Беседовала Марина Троянова
Фотографии Виктора Галактионова




http://www.kino-teatr.ru/teatr/person/72/

Док. 502731
Перв. публик.: 08.09.06
Последн. ред.: 08.10.08
Число обращений: 361

  • Герчаков Евгений Аркадьевич

    • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``