"Дети Розенталя" - камерная опера. Она была бы понятнее, естественнее, смешнее и страшнее на малой сцене
Классическая опера - знак зрелого капитализма, такой же адекватный продукт XIX века, как реалистический роман или марксизм. Потому чуткие художники в России и приходят нынче к классической опере, что время у нас такое - второе издание капитализма, XIX век, Бальзак, Диккенс, Теккерей, прости господи. Александр Сокуров собирается ставить в Большом "Хованщину". Владимир Сорокин пишет либретто для Леонида Десятникова.
О том и поговорим
16 и 17 сентября петербуржцы смогли увидеть эту знаменитую оперу, успевшую нашуметь до своего появления на свет. В рамках театрального фестиваля и в честь пятидесятилетия композитора Десятникова Большой театр на сцене Мариинского показал "Детей Розенталя". Сам композитор говорит, что его произведение - объяснение в любви классической опере XIX столетия. И это - так.
Но это так не только потому, что Леониду Десятникову исполнилось пятьдесят, а года, как известно, клонят к суровой прозе и классической музыке, ибо у того, кто в юности не был радикалом, нет сердца, а у того, кто в старости не стал консерватором, у того нет головы. Нет, дело не только в личных обстоятельствах. Повторюсь: воздух нынче романно-реалистический и оперный. Однако писать нечто вроде "Человеческой комедии" или "Домби и сына" невозможно: они уже написаны, получится пародия. А музыка - странное искусство. В музыке и пародия может быть насмерть серьезной. Серьезная пародия, представление, балансирующее на грани капустника, клоунады и мелодрамы, как раз и получилось у Десятникова, Сорокина и Эймунтаса Некрошюса.
Музыка и не-музыка
Говоря об этой опере, волей-неволей вспомнишь тот внемузыкальный фон, с которым связано ее появление. А, собственно говоря, почему внемузыкальный? Драка на первом представлении "Эрнани" столь же театральна, как и сама трагедия Виктора Гюго. В "Детях Розенталя" грохочут железные корыта, в начале спектакля в полной тишине в течение нескольких минут по сцене проносятся люди в черном, падают, кувыркаются, тянут кабель, потом, без всякого, понимаешь, саунд-трека, зрителям громко рассказывают предысторию генетика Розенталя и его открытия - это что, музыка?
Ну да: такая же музыка, как и думский запрос по поводу загрязнения русской оперной сцены русофобской порнографической стряпней Десятникова/Сорокина. Музыка реставрации. И название для нее можно придумать соответствующее, скажем "Как дети Шарикова обиделись на детей Розенталя". Было бы даже неплохо всю политическую ругню по адресу оперы положить на музыку и пустить перед началом спектакля вместо пролога. И чтобы пелись все инвективы тенором, вибрирующим от возмущения.
Благодаря думскому скандалу с ходу обнаруживается один источник оперы. Назовем его по-научному: ""Собачье сердце" Булгакова в рецепции перестроечных публицистов". Именно тогда появилось клише "дети Шарикова". Убежденные, стихийные враги перестройки, злые и необразованные. Ну вот, а Сорокин и Десятников написали про тонких и образованных "детей Розенталя", по которым врезал очередной социальный российский катаклизм.
У Булгакова русский старорежимный ученый, с брезгливостью относящийся к пролетариату и пролетарской революции, очеловечивает собаку и вводит в свой дом, себе на беду, мини-пролетарскую революцию. У Десятникова и Сорокина еврейский ученый, эмигрировавший из нацистской Германии в Советский Союз, гордящийся причастностью к великому социальному эксперименту, воскрешает знаменитых композиторов прошлого и вводит их в советский мир, им на беду. Если бы не политическое хамство, если бы не внемузыкальный фон, разве можно было бы заметить такую эстетическую перекличку? А ведь она куда как важна для понимания оперы "Дети Розенталя".
Удивление
Да, да, перекличка с "Собачьим сердцем" так же важна, как удивление, которое испытывает всякий, увидевший "Детей Розенталя". Это удивление составной частью входит в восприятие оперы. А чего патриоты и традиционалисты взъелись? Музыка? Никакого тебе сумбура с додекафонией, мелодии узнаваемы, с текстом слиты накрепко. Если и есть насмешка, то, как принято говорить, добрая. Либретто? Да это вообще самый человечный и сентиментальный текст, который когда-либо выходил из-под пера Владимира Сорокина.
Что, в общем-то, объяснимо. Сорокин - конструктор, создатель механических деревянных игрушек. В кинематографе - искусстве, что ни говори, наиболее жизнеподобном - эта деревянность и механистичность созданий Сорокина коробит, а в искусствах условных, нежизнеподобных, вроде кукольного театра или оперы, механистичность трогает до слез. Когда люди, как куклы, - людей не жалко, а когда куклы, как люди, - кукол жалко. Может, идеология оскорбительна для патриотов? Может, отношение к истории?
Да ничего подобного! Уж тут удивление доходит до геркулесовых столбов. В опере про еврея-генетика, работавшего в Советском Союзе, - ни слова, ни ноты, ни звука, ни намека на разгром генетики в 1940#8722;е и на тогдашнюю антисемитскую кампанию. Помилуйте! На что тут Зюганову обижаться? Да эту оперу можно записать на пленку и прокручивать на заседаниях ЦК КПРФ! Ведь это музыкально-драматический рассказ о гибели культуры. Ну да, эта культура была неорганична, была искусственно выведена, потому инфантильна, не приспособлена к жизни, теплична, консервативна, в буквальном смысле этого слова, но она - была. Была и погибла.
Идеология
Только не надо говорить, что все эти слова не по адресу, ибо перед зрителем не идеологическое политическое действо, а опера. Опера, в которой появляются Сталин, Хрущев, Брежнев, Андропов, Горбачев, Ельцин, просто не может не быть политическим идеологическим действом. Достаточно перечислить "болевые точки" либретто, чтобы это понять. И про то, что оперные либретто всегда бредовы, что главное в опере - музыка, а не текст, тоже говорить не надо. Нет правил без исключений. В опере "Дети Розенталя" музыка Десятникова тесно спаяна, слита с текстом Сорокина. Где насмешничает Сорокин, там и Десятников улыбается. Где Сорокин пугает, там и Десятников стращает. Никакого зазора. О чем говорится в либретто, о том звучит и в опере, тут уж вы со мной не спорьте. Полное совпадение.
В двух абзацах, вот о чем либретто: великий генетик Алекс Розенталь эмигрирует из нацистской Германии в Советский Союз. Здесь он создает клоны-дубли композиторов Вагнера, Верди, Мусоргского, Чайковского и последнего, самого любимого, - Моцарта. В начале 1990#8722;х финансирование его работ прекращается. От огорчения и старости Розенталь умирает. Его клоны, его дубли оказываются на улице.
Кое-как они приспосабливаются к новым условиям существования. Поют в подземном переходе. Великолепная, надо признать, ария Мусоргского (Валерия Гильманова) про трех собак, погибших у водопоя. Моцарт влюбляется в проститутку Таню. Таня отвечает ему взаимностью. Проститутку гонит на работу ее эксплуататор, сутенер Кела. За бедных влюбленных вступается Верди. Он выкупает у Келы Таню. И кому же еще и вступиться за бедных, как не Верди? Депутату итальянского парламента, гарибальдийцу, создателю социально ориентированных опер?
Кела мстит "детям" Розенталя и Тане. Травит их. Подсыпает яду в водку. Умирают все, кроме Моцарта. В той жизни его уже травили, поэтому у него, воскрешенного, к яду иммунитет, но жизнь ему не в радость, если погибли братья и возлюбленная. Сама судьба предлагает музыканту флейту. Он отказывается. Несколько раз отказывается. Ничего. В конце концов возьмет: куда он денется с колеи-то своей?
И все это - под мелодичную понятную музыку. Без всяких скидок на бредовость или там пародийность оперного либретто, перед зрителями-слушателями - символический рассказ о том, как интеллигенты ("дети" Розенталя) погибли в 1990#8722;х, за исключением одного, который оклемывается от потрясения, флейту не берет, но ничего, скоро он даст бой. Взвоете от обиды. Теперь-то он не помрет. Иммунитет.
И тут оказывается, что Десятников и Сорокин написали "Реквием". Реквием по всем тем интеллигентам, приспособленным к культуре, а не к жизни в условиях классического капитализма, которые, так или иначе, а сломались в 1990#8722;х. Нечто подобное, по-видимому, пытался сделать Алексей Балабанов в своих неудачных "Жмурках". Да, да, именно так: реквием, прикинувшийся клоунадой, пародией. Не нужно нытья, этим только оскорбишь ушедших и сломавшихся, нужно, чтобы было страшно, весело и печально. У Десятникова и Сорокина это получается, а вот Некрошюса подводит мегаломания. Реквием - произведение интимное, камерное. Реквием не терпит грандиозности, размаха. "Дети Розенталя" - камерная опера, вроде "Воццека" Берга. Она была бы понятнее, естественнее, смешнее и страшнее на малой сцене.
Никита Елисеев
"Эксперт Северо-Запад" No40
24.10.2005
http://www.expert.ru/printissues/northwest/2005/40/40no-19/
Док. 504538
Перв. публик.: 24.10.05
Последн. ред.: 12.10.08
Число обращений: 156
Сорокин Владимир Георгиевич
|
