Болевая точка фильма "Последний поезд" Алексея Германа-младшего - в том, что он снимает войну с точки зрения немцев
В конце фильма, снятого Алексеем Германом-младшим, ваш покорный слуга расплакался. Хотя чего уж там плакать-то? Ну, военные ужасы - а то мы их не видели! По телевизору, а кое-кто и вживе. И пострашнее видали, но есть в этом немудрящем черно-белом фильме какое-то, как это принято сейчас говорить, послание. Послание, обращенное ко мне, непосредственно ко мне - интеллигенту и недотепе. Совершенно неважно, что речь в фильме идет о двух немцах - почтальоне и хирурге, заплутавших в русском зимнем лесу во время отступления. Важно, что они - интеллигенты, не приспособленные для убийств.
Vollens-nollens примериваешь на себя их шкуры, их ситуации - вот так очутишься во враждебном тебе мире, где самое важное - уметь убивать... и привет! Или вздернут тебя, или замерзнешь, сидючи на чемодане под черным зонтиком, таком неуместном посередь леса на пепелище. Можно представить себе, сколь многих раздражит этот фильм, сколько людей фыркнут пренебрежительно: ну да, понятное дело - русская грязь на экспорт!
Чем торговать с заграницей? Бомбами, бабами, нефтью и расейской неустроенностью, расейскими бедами, влипнув в которые, даже немцы теряют весь свой лоск! Много названий можно придумать для фильма Алексея Германа-младшего, но одно напрашивается само собой, едва лишь только встречаются два главных героя, едва лишь только начинается их путь сквозь зимний простреливаемый лес.
Дон-Кихот и Санчо Панса
В конце концов, кино - визуальное искусство, рассчитанное на зрение прежде всего, и когда видишь толстого нелепого хирурга - Пауля Фишбаха (Павел Романов), а рядом с ним худого, горбоносого, готового кинуться на помощь любому, каждому, всякому, почтальона - Крейцера (Петр Меркурьев), вмиг вспоминаешь ту самую пару: Санчо Панса и Дон-Кихот.
Не так даже важно, что "Санчо" в этом случае образован, а "Дон Кихот" - не слишком. Важны их человеческие, а не социальные особенности. "Дон Кихот" подтаскивает к "Санчо Пансе" застреленного солдата: как и свойственно Дон Кихоту, он надеется на чудо, не верит глазам своим. "Санчо" устало объясняет идеалисту: "Он мертв". "Но вы даже не нагнулись над ним", - возмущается "Дон Кихот".
Подобное изображение немцев в нашем кинематографе, как бы это сказать, не то чтобы не политкорректно. Это-то как раз тьфу, по нынешним временам политкорректность - просто-напросто ругательство. Кстати, с политкорректностью в фильме Германа-младшего дело обстоит хорошо.
Не успевают Крейцер и Фишбах, спрятавшиеся в лощине, пронаблюдать за тем, как партизаны уничтожают малочисленную группку немцев, отставшую от основных частей, как им предоставляется возможность увидеть следы деятельности немецких карателей: убитые женщины, повешенный пожилой человек. Вопросов о партизанской жестокости у них не возникает.
Почему? Потому что и тот и другой - Герман-младший подчеркивает это ненавязчиво, но четко - интеллигенты, а одно из удивительных свойств интеллигента - не то недостаток, не то достоинство - способность понять другого, умение стать на точку зрения чужого, чуждого, не своего.
Бесшумная бомба
О том и речь, что по прежним временам этот фильм был бы бомбой. Впрочем, и по нынешним он тоже... бризантен. Способен невзначай оцарапать сердце или вызвать неправедный гнев. Только это бесшумная бомба. Тихая. Хотя с чего бы? Ведь нельзя сказать, что подчеркнуто негероическое, грязное, ремарковское изображение войны так уж внове для нашего кинематографа. Сейчас эта традиция подзабывается - закрытая батальными пестро раскрашенными картинками, но она существует. "Взбесившаяся фактура", черно-белое изображение, снег, раздолбанные дороги, грязные, зябнущие, кашляющие, сморкающиеся, бредущие на смерть усталые люди - словом, "война - совсем не фейерверк, а очень трудная работа, когда черна от пота, вверх - ползет по пахоте пехота" - именно так изображали войну Лариса Шепитько, Элем Климов, да и Алексей Герман-старший.
Фокус, пуант, болевая точка фильма Алексея Германа-младшего состоят в том, что он снимает войну подобным образом, но только с точки зрения немцев. Это придает картине такой удивительный колорит, что... боюсь, не всякий прокатчик рискнет прокатить этот фильм.
Нет, нет, "с точки зрения немцев" - это в нашем кинематографе тоже не новость, чего стоят одни только "Семнадцать мгновений весны"! (Они многого стоят, но не о них сейчас речь.) Штука в том, что в любых наших фильмах - и черно-белых, пацифистских, и цветных, разукрашенных - немцы изображались совершенно определенным образом.
Это была четко организованная, механическая, безжалостная сила - Ordnung, а ей противостояла несчастная, бедная, но человечная страна. Механическому порядку противостояли люди. Герман-младший идет на риск, ломая эту концепцию. Он словно бы говорит своим фильмом: все отступающие армии похожи друг на друга. Да уроните вы в позднезимнюю российскую распутицу хоть какой железно организованный бесчеловечный Ordnung, и он расползется амебообразной неструктурированной ордой, бесчеловечье останется, порядок и организованность - ничуть.
Что ни говори, а Герман взялся решить почти непосильную задачу. Сказать, что он снял пацифистский фильм, значит ничего не сказать. Скорее уж он сделал фильм, призванный разрушить образ врага. Мол, нацизм - человеконенавистническая идеология, но среди немцев, не зараженных этой дрянью, обнаруживались хорошие люди. Как правило, они погибали. Такая точка зрения ближе всего к пафосу фильма, к его простейшему житейскому смыслу.
Когда зритель видит, как бредут по зимнему лесу хирург Фишбах и почтальон Крейцер, когда он слышит их разговоры, невеселые шутки, житейские истории, несмешные анекдоты, то он понимает, что эти ребята уже заключили "сепаратный мир", как герои Хемингуэя или Генриха Бёлля - писателей, не слишком популярных в нынешнем бряцающем оружием мире.
Литературный первоисточник
Если уж говорить о литературном первоисточнике "Последнего поезда", то это прежде всего и поверх всего - Генрих Бёлль, его военные, то бишь антивоенные рассказы. Дело доходит чуть ли не до цитат. Например, эвакуирующийся из госпиталя санитар дает совет остающемуся в группе прикрытия врачу: "Мой вам совет, Ральф, когда мы уедем, засуньте пулемет туда, где уже лежит снаряд".
Всякий, кто читал Бёлля, помнит знаменитое начало одного из его рассказов. "Для меня война кончилась в день, когда я утопил свой пулемет в сортирной яме". Всякий, кто читал Бёлля, сразу узнает почтальона Крейцера с его печальным, мягким юморком, совсем не похожим на типичный немецкий юмор. Герман-младший словно бы говорит: а может, вот таким и был сам Бёлль, загремевший на Восточный фронт в 1941 году?
Так или иначе, но фильм этот представляется дружеским, благодарным поклоном Генриху Бёллю, его странным, нелепым, человечным героям, попавшим под колесо истории, войны, армии, державы, раздавленных, как ее там... властной вертикалью.
Подобный подход не может не предполагать разрушения важных стереотипов. При таком подходе не может не быть некой особой игры со зрителем. Игры, которую режиссер начинает вести с первых же кадров.
Первый кадр: в окно вагона видна толстенная противная физиономия. Обладатель физиономии хлебает чай. Ну, ясное дело, - соображает зритель, - ражий фельдфебель, оккупант, фриц. Но это вовсе не ражий фельдфебель - это хирург. И оккупантом его назвать сложно, поскольку он только-только прибыл в оккупированную страну, чтобы заблудиться в лесу прифронтовом и таким образом оказаться "оккупированным оккупантом". И зовут его не Фриц, а Пауль.
Сложные игры
Игры, которые ведет Алексей Герман-младший со зрителем, встречаются порой посложнее, позаковыристей, обманки - похитрее. Зритель уже понял, что хирург Фишбах и почтальон Крейцер - те еще вояки, те еще фашисты. Понял, что эти недотепы посреди войны умудрились оказаться безоружными. На пути почтальона и хирурга появляется сарай, в котором скрываются советские беженцы - женщины, одна из них - еврейка, толстый, пожилой человек в военной форме, но так же умеющий обращаться с пистолетом, как и Пауль Фишбах, - в общем, люди, которым ничего хорошего не приходится ждать от встречи с настоящими немецкими вояками и карателями.
Зритель, подготовленный к таким сюжетным поворотам, скажем, фильмом "Кукушка", соображает: ага, сейчас, значит, Фишбаха и Крейцера чуть не убьют, но потом оказавшиеся в несчастье люди найдут общий язык, глядишь - и медицинские познания Фишбаха и его опыт найдут применение; но ничего подобного не происходит и произойти не может, поскольку война, в которую вброшены люди, - целокупна и тотальна.
Одна из особенностей фильма состоит в намеренной подчеркнутой фаталистичности. Если ты попал в такую беду, как война, раз ты вляпался в нее, тебе уже не выбраться, не заключить "сепаратный мир". Не то чтобы так просто не выберешься, а вот именно что - вообще не выберешься. Отсюда и удивительная для нашего кинематографа готовность понять тех, кто не по своей воле, как кур в ощип, попал в неправедную войну.
Почему такая готовность появилась именно сейчас? Не готовность даже, а возможность идентифицировать себя не с партизанами, а с бедолагами, забившимися в лощину, в кусты, покуда партизаны убивают солдат их армии? Интересный вопрос! Хороший вопрос, как говорит интервьюируемый, когда интервьюер принимается хамить.
"Последний поезд". Автор сценария и режиссер-постановщик - Алексей Герман-младший, оператор-постановщик - Олег Лукичев. В ролях: Павел Романов, Петр Меркурьев, Алексей Девотченко, Ирина Ракшина,
Александр Тюрин. Киностудия "ПиЭФ"
Никита Елисеев
"Эксперт Северо-Запад" No6
16.02.2004
http://www.expert.ru/printissues/northwest/2004/06/06no-scult/
Док. 504550
Перв. публик.: 16.02.04
Последн. ред.: 12.10.08
Число обращений: 196
Герман Алексей (Младший)
|
