За последние несколько лет российская театральная жизнь сильно изменилась. О том, как живет и выживает сейчас современный театр, мы беседуем с руководителями Театра имени Пушкина
Еще несколько лет назад всем казалось, что русский театр, который в новых рыночных условиях вынужден был отказаться от привычной со времен Станиславского модели театра-дома, безнадежно гибнет. Однако он выжил. Цены на театральные билеты растут как на дрожжах, зрители исправно несут свои кровные в кассы, аншлаги случаются не только на антрепризных спектаклях с участием звезд.
Кризис, пережитый театром в 90#8722;е годы, не прошел даром. Он встряхнул самые застойные труппы, заставил мутировать самые традиционные театры.
Сегодняшний театр ищет "новые формы" - и в творчестве, и в хозяйствовании. Авангардные эксперименты соседствуют с попытками заново выстроить театр-дом - и все это зачастую на деньги, полученные от полуэстрадных антрепризных шоу.
Типичным театром переходного периода стал Театр имени Пушкина, еще недавно казавшийся одним из самых замшелых в Москве. Его разношерстный репертуар как нельзя лучше отражает хаос, царящий в современном театральном искусстве: полное отсутствие генеральной линии, любовь к деньгам и непредсказуемые вспышки таланта. Здесь мирно уживаются бульварные спектакли Дмитрия Астрахана и сверхинтеллектуальный "Черный принц" по роману Айрис Мердок. Здесь идут громкие хиты вроде "Академии смеха" с Николаем Фоменко и Андреем Паниным, билеты на которые раскупаются за несколько месяцев вперед. И здесь же можно в полупустом зале наблюдать за тем, как исполнители "Ревизора" пытаются утихомирить школьников, шумно скучающих в партере.
Искусство для двоих
Два года назад Театр имени Пушкина возглавил известный режиссер Роман Козак. Худрука отличает редкая разносторонность. Он ставил изощренно психологические камерные спектакли вроде "Чинзано" и одновременно был стахановцем антрепризы, сколотив едва ли не дюжину гастрольных спектаклей, в просторечии именуемых "чес". Этот здоровый эклектизм он принес и в Театр имени Пушкина.
Он приглашает сюда самых разных режиссеров, невзирая на их возраст и творческую ориентацию. Когда по стране прошел слух, что Козак собирается ставить скандально известные "Монологи вагины" американской писательницы Ив Энслер, никто не удивился. От Козака можно ждать и не такого.
- Модель отношений худрук-труппа как-то изменилась с советских времен? Или вы ощущаете себя точно таким же полновластным начальником, как худрук доперестроечной эпохи?
- Совершенно верно. С тех времен ничего не изменилось. Мой контракт заключен с правительством Москвы сроком на два года и строится по традиционной модели. Я художественный руководитель с вытекающими отсюда полномочиями. В мою компетенцию входит и репертуарная политика, и состояние труппы - словом, все, что связано с творчеством.
- Вы позиционируете себя как режиссера-интенданта, приглашающего в свой театр разных постановщиков. Не противоречит ли такой подход русской традиции "театра-дома"?
- Я же приглашаю их не просто так. Я театр-дом приспосабливаю к своему вкусу, к своему видению театрального процесса. На мой взгляд, театр должен быть разнообразным. И в его пространстве могут соседствовать спектакли Кирилла Серебренникова и Владимира Петрова, Юрия Бутусова и Нины Чусовой. Театр - не консервная банка. Время от времени туда надо подкладывать свежую кильку. А то так и задохнуться можно в собственном соку.
- Эти "кильки", молодые режиссеры, которых вы приглашаете, чем-то отличаются от вашего поколения?
- Безусловно, хоть я и не люблю описывать разницу между поколениями. Но взгляд на жизнь у новых режиссеров, конечно, другой - более клиповый. У них совсем другие ритмы сознания.
- А как директор театра относится к экспериментам ваших подопечных на малой сцене? Считается ведь, что любая постановка на малой сцене убыточна.
- Да я вам больше скажу: все постановки убыточны. Что на малой, что на большой сцене. Стационарный театр не то что приносить прибыль, он даже на самоокупаемость выйти не может. Платить ведь надо и за свет, и за воду, и за землю, и зарплату сотрудникам. Зарабатывать на билетах? Это возможно, только если пригласить Киркорова или какую-нибудь порнозвезду. Тогда и цены будут соответственные. Но это уже не будет драматический театр. Это будет ант-ре-при-за. Русский репертуарный театр сейчас вымирает. Но бывает так, что организм, который находится под угрозой, начинает меняться, развиваться. Он мутирует, сопротивляется и выживает.
- Раз так, как вы относитесь к старой идее Марка Захарова лишить все театры, за исключением полудюжины избранных, дотации из госбюджета?
- Если глупость во власти восторжествует, эта идея будет осуществлена. И она породит мертвое искусство. В театры, за которыми будет закреплена господдержка, придет успокоение, барство, рутина и вседозволенность. Там будут соседствовать академическое болото и распущенность. Власть должна поддерживать культуру в целом. Власть должна поддерживать художника, даже если у него в театре полупустые залы. Власть должна поддерживать Анатолия Васильева, пусть он работает по принципу лабораторного театра. Иначе - все. Сцены будут набиты голыми задницами.
- А вы сами добываете средства для театра? Частных спонсоров вам удается привлекать?
- Мало, но удается. Обращаюсь к друзьям и к друзьям своих друзей, тормошу артистов, чтобы они тоже искали спонсоров. Это же наше общее дело. Генерального спонсора у театра пока нет. Но для каждого спектакля находятся свои источники. В прошлом сезоне нам помог один частный инвестор. Он дал деньги не на какую-то конкретную постановку, а просто помог театру. Но это, конечно, вопрос везения. Дураков сегодня нет. Сегодня вкладывать деньги в театр означает не получать взамен ничего, кроме своей причастности к искусству.
- Как вы считаете, статус художественного руководителя понизился по сравнению с советскими временами?
- Сейчас художественному руководителю приходится еще и выполнять функции менеджера - быть не только режиссером-постановщиком своих спектаклей, но и селекционером, и добытчиком средств. Раньше театры жили, как и вся страна, в таком нищем спокойствии. Все получали одинаковые копейки, и просто не приходилось думать о тех вещах, которыми занят худрук сегодня. А что касается статуса - понизился статус искусства вообще. Тем более драматического театра, искусства по сути своей нищего, "нерейтингового".
- Это временный кризис или это навсегда?
- А это вообще не кризис. Серьезное искусство, будь это театр или живопись, всегда одиноко. И статус художника зависит прежде всего от него самого. Да, на уровне попсового сознания мой статус понизился. Но лично для меня - нет. Вообще все эти разговоры о кризисе культуры - глупость. Пока есть на земле хотя бы два человека, есть и культура. Она от нас не зависит. Она не бывает в кризисе. Она просто существует.
Театральное домоводство
В отличие от многих других театральных директоров столицы Вячеслав Орлов не хочет быть единовластным хозяином своего театра. По его мнению, "театр - это слишком сложный механизм", чтобы справиться с ним в одиночку. Предоставив Роману Козаку полную свободу в репертуарной политике, Орлов сосредоточился на коммерческой части театрального "домашнего хозяйства".
- Как удается Театру имени Пушкина существовать при таких скромных бюджетных дотациях?
- Да мы и сами не понимаем! Естественно, мы ищем помощи у спонсоров. Но все равно наша финансовая жизнь зависит исключительно от репертуара. У нас появились спектакли повышенного спроса, так что, отслеживая поток зрителей, мы рискуем иногда повышать цены на билеты. На театре, конечно, не разбогатеешь, но устроить жизнь более или менее безбедную - это, думаю, реально. Мы много работаем - семь-восемь премьер в сезоне. Сейчас нам активно стал помогать филиал, где появились супермодные спектакли, на которые люди записываются и стоят в очередях. Самый коммерчески успешный спектакль филиала - "Академия смеха". Мы его и по фестивалям много возим, и билеты у нас раскуплены на два месяца вперед. Второй по посещаемости - спектакль Кирилла Серебренникова "Откровенные полароидные снимки".
- А ведь есть мнение, что спектакли на малых сценах коммерчески невыгодны, поэтому их не любят директора театров.
- Да, это близко к действительности. Но вдруг получается такой спектакль с участием звезд, как "Академия смеха". И мы сначала робко, а потом все смелее повышаем цены. Сегодня билеты на "Академию" стоят по тысяче рублей, а в филиале сто мест, можете умножить... Но изначально филиал строился как некоммерческое предприятие, как театр для души.
Сейчас у нас есть еще один интересный проект. Мэрия выделила нам полторы тысячи квадратных метров - два этажа здания, строящегося по адресу Тверской бульвар, 17. Там будут наши художественно-производственные мастерские, репетиционные залы, пошивочные, бутафорские цеха. И что очень интересно - там может получиться еще одна сцена, человек на сто пятьдесят-двести.
- Не собираетесь ли вы часть освободившейся площади сдавать в аренду?
- Нет, я не сторонник того, чтобы эту площадь использовать в коммерческих целях. У нас вообще, как ни странно это звучит из уст коммерческого директора, в театре явной коммерческой жизни нет. Да, другие театры сдают свою площадь. Но мне кажется, что нам этим путем идти не стоит - гораздо лучше привлекать спонсоров. Правда, генерального спонсора у нас нет, а помощь отдельных спонсоров ограничивается суммами от двух до шести тысяч долларов.
- Если благополучие театра зависит только от кассовых сборов, то ждут ли нас новые постановки любимца публики Дмитрия Астрахана?
- Это, конечно, вопрос к художественному руководителю. Хотя я с благодарностью вспоминаю опыт работы с Дмитрием Ханаановичем. Он выпустил у нас два спектакля, которые критиковала вся Москва, все кому не лень. Но в театре было радостно, были супераншлаги, суперцены на билеты. Его спектакли уже пятый год в нашем репертуаре, их любят, на них ходят, залы по-прежнему полные.
- Каким вам хотелось бы видеть свой театр в будущем?
- Я продолжаю проповедовать модель театра-дома, при том что она сейчас рушится, отрицается почти всеми. Мы пытаемся сохранить ее, хотя, может, я и не прав в этом, может, я обманываю сам себя. Но ведь если сохранить театр-дом, деньги станут не так уж и важны.
В ожидании нового Чехова
Ольга Андрейкина, завлит Театра имени Пушкина, вполне могла бы преподавать скоростное чтение. Она читает все пьесы, которые по старинке, "самотеком", приходят в театр: "Я ужасно боюсь что-то пропустить. Мне все время кажется, что какой-то Чехов написал гениальное творение и, если я его не прочитаю, он пойдет и бросится с моста. Поэтому я все читаю. И когда звонит несчастный автор и дрожащим голосом спрашивает про свою пьесу, я ему всегда могу аргументированно ответить. Тем более что бывают вполне приличные произведения, но не нашего формата.
- Что такое не ваш формат?
- Очень простенькие легкомысленные комедии. И еще бульварные пьесы. Хотя в сюжете должна быть определенная скандальность. Как в "Откровенных полароидных снимках", например. Но успеха нужно достигать все-таки интеллигентными средствами, а сюжет должен быть хорошо закрученным. Это ведь обычные требования к пьесе - чтобы был увлекательный сюжет, интересные характеры, чтобы она неожиданно кончалась. Ну, то есть пьеса должна быть как жених - умный, красивый, богатый, чтоб не пил, не курил.
- А что сейчас у вас ставят?
- Владимир Петров принес в театр "Татарина маленького" Алексея Пояркова и делает из пьесы водевиль. Игорь Иртеньев написал стихи специально для спектакля. Пока все нервничают. Но сколько я в театре работаю, всегда одно и то же. Сначала все ходят и говорят: ну все, ужас, просто ужас! А потом ничего, здорово даже получается.
Александр Огарев ставит сейчас пьесу Вуди Аллена "Парящая лампочка", она очень странная. По жанру - цирковой номер. Есть женщина, у нее двое детей, муж собирается уехать с молодой любовницей. Старший ее сын - прагматик, а младший - заика и фокусник. И вот ей приходит в голову, что заика - звезда. Ей подворачивается крутой продюсер, предлагает поработать с ее сыном... Дальше рассказывать не буду.
В начале следующего сезона Вера Алентова сыграет в ранней пьесе Александра Галина "Наваждение" историю поздней любви. Это очень необычная роль для Алентовой. Ставит Козак, и мы ждем просто открытия. Алентова сыграет немолодую, некрасивую, несчастную в любви женщину - представляете?! Причем антураж тоже для нее очень необычный: захолустье, семидесятые годы, быт соответствующий.
- Какие пьесы вам предлагают чаще всего?
- Много пишут народных драм, сказок, причем некоторые очень милые. Часто присылают рукописные пьесы - то есть у человека нет ни компьютера, ни печатной машинки, и он выводит все сам, от руки. Я читала такую рукопись, около ста страниц, написанную каллиграфическим почерком, с рисунками, а на последней странице - фото автора с сыном. Так мне он понравился, лицо такое интеллигентное. Если я вижу, что пьеса хорошая, но нашему театру не подходит, я непременно скажу автору, чтобы он отослал ее в другой театр. Например, она может подойти Житинкину или из нее может выйти хорошее либретто. Несколько пьес в антрепризы пристроила. К Угарову тоже советую обращаться - он новой драмой занимается.
Правда, вот именно сейчас какая-то пауза возникла. Мы уже как Ленком - авторы думают: они зазнались, куда мы к ним со своими пьесами пойдем? А раньше у нас очень много современной драматургии шло. Мы, например, Максима Курочкина первыми поставили - "Право капитана Карпатии".
- И долго шел спектакль?
- Четыре спектакля, кажется. Или пять. Но современную драматургию мы всегда ставили. У нас и "Зовите Печориным" Нины Садур шел, и "Корова" Надежды Птушкиной. Наш театр отличает то, что мы ничего не боимся. Приходи и делай что хочешь, был бы талант. Тут Михаил Ульянов сказал однажды на собрании труппы: "Театр Вахтангова задушили традиции Театра Вахтангова". У нас такого нет. Главные режиссеры у нас менялись часто. Мы ввязываемся во все, что нам интересно.
