С недавних пор российских законодателей озаботил вопрос о чистоте и правильности употребления национального языка – о культуре речи, являющейся, как известно, зеркалом общей культуры человека. Действительно, вопрос весьма актуальный, поскольку, как всякая живая социальная материя, русский язык живёт и развивается и, будучи чрезвычайно общительным, воспринимает множество заимствований из других языков. А каждый пласт иноязычных неологизмов (сегодня это американизмы) может и обогатить язык, и привести чрезмерно увлекающихся заманчиво непонятными иностранными словами к забвению русского языка, обладающего необычайным разнообразием выразительных средств.
Вряд ли затрагивался законодателем и такой аспект. Русский, в отличие от других европейских языков, достаточно уникален. Он является основным государственным языком лишь в одной стране – Российской Федерации. В государствах ближнего зарубежья это второй или даже третий государственный язык, выполняющий в большинстве случаев вспомогательную функцию межнационального общения. Таким образом, русский язык может рассматриваться как один из символов Российского государства наряду с флагом, гербом и гимном. Тем большее значение приобретает его законодательное урегулирование.
Необходимость внимательного отношения к языку подкрепляется ещё и тем, что, как показали итоги `народного` диктанта, проведённого `Российской газетой` (за что все мы должны сказать газете большое спасибо), даже та часть населения, которая без всяких оговорок может быть отнесена к интеллигенции (журналисты, преподаватели, учёные и др.), практически не в состоянии написать несколько страниц текста без единой ошибки. В известной мере это следствие почти всеобщей компьютерной гра-мотности. Простой пример: подавляющее число людей, вынужденных постоянно осуществлять математические операции (кассиры, продавцы и др.), с появлением калькулятора разучились считать `в уме` и забыли таблицу умножения. То же происходит и с письменной речью (точнее было бы сказать – компьютерной), когда за нами постоянно следит `умный` компьютер и указывает, а то и сам исправляет допущенные нами ошибки. Но, думается, часть допускаемых в письменной речи ошибок – следствие сложности языка, о которой осведомлены практически все учащиеся средней школы.
Однако, как показывает практика, есть ещё одна проблема, требующая юридического разрешения, – употребление бранных слов. Вопрос не так прост, как кажется на первый взгляд. Развитие демократии, как и любой другой прогрессивный процесс, не может не сопровождаться негативными последствиями. В данном случае они выражаются в том, что на страницы печати и даже на телевидение проникают слова, которые принято именовать матерными. Они как бы входят в обыденный оборот и приобретают характер общеупотребительных, что нельзя признать нормальным. Во-первых, это пагубно сказывается на воспитании молодёжи. Если учителя и родители объясняют детям, что определенная часть лексики не может употребляться публично, поскольку оскорбляет человеческое достоинство, а с экрана телевизора на всю страну из того же сериала `Менты` несутся именно эти `запрещённые` слова, то вновь возникает двойная мораль, двойной нравственный стандарт, столь знакомый нам по советскому прошлому и приведший к вырождению социалистической морали как таковой.
Во-вторых, это одна из проблем (разумеется, не главная) в формировании гражданского общества, поскольку любой социум в правовом государстве должен иметь свои рамки, в том числе и культурные. Но уж если речь зашла о правовом государстве, то и вопросы чистоты языка в нём должны быть решены в правовой форме. А это, как будет показано ниже, и является сегодня для нашего общества одной из проблем.
Начнём с того, что всякий термин, прежде чем быть употреблённым в тексте закона, должен иметь однозначное толкование. Начнём с термина `брань`. В современном русском языке `брань` – `оскорбительные, ругательные слова; ругань`, а браниться – `выражать своё раздражение, недовольство резкими, грубыми словами; ругаться`. [1] Иными словами, ругань – это некое психическое состояние человека, выражение эмоций, не всегда зависящее от его воли. Речь не идёт о призыве к всеобщей несдержанности. Но очевидно, что это психическое состояние человека нельзя запретить законом, а можно лишь определить его рамки. Следовательно, не всякая брань может подпасть под юридические запреты, а лишь матерная, определяемая словарями как неприличная, непристойная, содержащая в себе оскорбительное употребление слова `мать`. [2] Однако такое определение опять-таки не содержит в себё чётких границ того, что прилично, а что нет, и не отражает всего богатства и разнообразия русского мата. Следовательно, необходимы более чёткие юридические критерии матерной брани. Ещё в советское время был изобретён термин `нецензурная брань`, выражавший одну из форм мелкого хулиганства, закреплённого ст. 158 КоАП РСФСР. [3] Очевидно, когда в бывшем СССР действовала цензура, наверняка цензоры имели достаточно чёткую инструкцию, какие выражения относятся к числу нецензурных, а какие нет. Сегодня цензура запрещена нормой действующей Конституции Российской Федерации (ст. 29). Поэтому сам термин `нецензурный` вступил в противоречие с Конституцией и должен быть заменён в новом Административном кодексе другим. Вопрос – каким?
Проект Федерального закона `О русском языке как государственном языке Российской Федерации` [4] пытается решить этот вопрос. Он очерчивает рамки действия закона, не распространяя его нормы на неофициальные, межличностные отношения (ст. 3). Это означает, что за матерную брань в коммунальной квартире отныне, видимо, нельзя будет привлечь к ответственности. Ст. 14 ч. 3 и ст. 20 ч. 2 запрещают `сквернословие, употребление вульгарных, бранных слов и выражений, унижающих человеческое достоинство`, в средствах массовой информации, коммуникации, в официальных сферах. За нарушение этих норм, согласно ч. 6 ст. 22, должна наступать гражданская, уголовная и административная ответственность.
Автору этих строк уже приходилось доказывать, что категория `человеческое достоинство` – очень личная, индивидуальная оценочная категория, понимаемая каждым человеком по-своему. [5] Такое же отношение применимо и к состоянию унижения собственного достоинства. Для одного человека то или иное выражение, к которому он привык в неофициальных, межличностных отношениях, не регулируемых, как отмечено выше, проектом Закона, является нормальным, а другого унижает. Кто должен установить здесь истину? Ответ ясен – суд.
Но при этом, совершенно очевидно, найдётся масса желающих использовать то или иное выражение, высказанное в запале, против своего политического противника на выборах, в коммерческих отношениях и т.д. Таким образом, суд, точнее мировой судья, к чьей компетенции должны, видимо, отойти подобные дела вынужден единолично (!) решить, какая из сторон права в столь деликатном деле, то есть принять на себя ответственность нравственной оценки ситуации, имеющей правовые последствия. На мой взгляд, это возврат к эпохе товарищеских судов советского времени, с той лишь разницей, что последствия подобного возврата будут намного суровее, вплоть до уголовного наказания, как предлагают авторы проекта. Но хотелось бы надеяться, что наказание не будет связано с лишением свободы, однако оно неизбежно повлечёт за собой судимость, о которой будет обязан сообщать своим избирателям любой кандидат на выборную должность.
Как избежать подобной перспективы? Думается, только одним способом. Выражения, оскорбляющие человеческое достоинство, должны быть признаны ненормативными. Должен быть какой-то нормативно-правовой акт, конечно, не Закон о государственном языке, где бы эти выражения были перечислены. Например, на закрытом заседании Государственной Думы может быть принят Федеральный закон о ненормативной лексике и ограничениях на её употребление. Увы, другого выхода нет. Должен быть официальный словарь русского матерного языка (а такие, как известно, существуют), где бы для любого любопытствующего читателя, а для судьи и редактора СМИ – в обязательном порядке, были перечислены те слова, словосочетания и выражения, которые не могут употребляться публично. Только тогда мы сможем избавить себя от бесконечного количества судебных тяжб. К сожалению, древний как мир анекдот (`А теперь, внучек, давай повторим слова, которые ты не должен произносить`) содержит в себе эле-мент `сермяжной правды`. Во всяком случае, так должно быть в государстве, называющем себя демократическим и правовым.
[1] - См.: Словарь русского языка//Под ред. А.П. Евгеньева, в 4-х т. Т. 1. М., 1985. С. 112; Большой толковый словарь русского языка//Гл. ред. С.А. Кузнецов. СПб., 1998. С. 94.
[2] - См.: Словарь русского языка. Т. 2. С. 235 – 236; Большой тол-ковый словарь русского языка. С. 524 – 525.
[3] - См.: Ведомости Верховного Совета РСФСР. 1984. N 27. Ст. 909.
[4] - См.: Заседание Совета Государственной Думы от 13 марта 2001 г. Протокол N 13.
[5] - Подробнее см.: Дмитриев Ю.А. Право человека на достойную жизнь как конституционно-правовая категория//Конституционный строй России. Выпуск III. М., 1996. С. 54 – 62.
Ю. ДМИТРИЕВ,
доктор юридических наук, профессор,
Е. ПЕТРОВА,
филолог http://www.ydmitriev.ru/txt/0005.htm
Док. 504634
Перв. публик.: 12.11.07
Последн. ред.: 12.10.08
Число обращений: 122
Дмитриев Юрий АльбертовичПетрова Евгения Николаевна
|
