Батурин Юрий Михайлович

                                                       ФАКИ (1973), доктор юридических наук,

                                                       летчик-космонавт России, Герой России

                                                       инструктор-космонавт-испытатель,

                                                       заместитель командира отряда космонавтов

                                                       Российского государственного научно-

                                                       исследовательского испытательного

                                                       Центра подготовки космонавтов им. Ю.А.Гагарина

Р.: Почему при поступлении в институт ваш выбор пал на Физтех? Была ли уже тогда какая-то цель, например, стать космонавтом?

А.:  Физтех в те времена считался самым престижным институтом, для тех, кто собирался заниматься естественными или техническими науками. Котировались МГУ, МИФИ, Бауманское училище, МАИ. Но если человека тянуло к физике и математике, даже больше к физике, то, конечно, Физтех был номером один.

Конкретной цели, получить ту или иную специальность, тем более стать космонавтом, у меня тогда не было. Выбор пал на ФРТК, и повлияло здесь скорее случайное обстоятельство. Просто в школе класса с 9-го начал паять приемники. И мне казалось это очень интересным. Вот, собственно говоря, и все.  И только слово `кибернетика` в названии факультета (`Я - математик` и `Кибернетику` Норберта Винера к тому времени я уже читал) добавляло привлекательности моему выбору. Случайное обстоятельство может стать определяющим судьбу в турбулентные периоды (впоследствии мне такого досталось с лихвой). А тогда был `застой`, и линию жизни определила несколько позже `безумная идея`.

При поступлении я смотрел на Физтех `снизу вверх`, с почтением. Помню, как абитуриентом ходил от корпуса к корпусу и читал все объявления, призывы всех факультетов. Но отнюдь не ощущал себя  завтрашним студентом, не был уверен, что смогу поступить, а следовательно, учиться. Поступив, почувствовал, как  счастлив уже самим фактом вхождения в когорту физтехов.

Когда  нас распределяли по базовым кафедрам, мудрые люди на факультете (это я только сейчас понимаю, насколько они были мудрыми) записали  меня в группу Института точной механики и вычислительной техники АН СССР. Он располагался на Ленинском проспекте, и от дома, в котором я тогда жил, хватало минут 10-15, чтобы, не спеша, пешочком дойти до института, или, если дождь, пару остановок на троллейбусе проехать. Расчет был на то, что если человеку до базы четверть часа, он постепенно привыкнет к такому удобству, там, в итоге, и останется работать. В результате -  стабильность кадров. Первые два года я оставался в той группе, но базовых дней еще не было.

А на третьем курсе  я решил стать космонавтом (почему - другой вопрос), только в том возрасте  ощутил притяжение космоса. Поэтому неправду говорят, что я стремился осуществить детскую мечту. Нет, совсем не детскую. Студенты 3 курса, хоть и зеленые еще, но уже достаточно зрелые молодые люди, чтобы отвечать за свои решения и шаги. И  тогда я стал думать, как же мне попасть на `космическую траекторию`. В те годы секретность была доминирующим фактором в передовых областях, и уж тем более в космонавтике - сплошная тайна. Где? Как? Что? Ничего не известно. Сначала я попытался найти нужную специализацию в рамках факультета. Но довольно быстро обнаружил, что в этом случае, если и буду заниматься ракетами, то скорее системами ПВО и ПРО, но не тем, к чему стремился. К счастью, я жил в общежитии, хотя и москвич. Общага - не только дом и средство воспитания, но и информационное пространство, в котором ищущему раскрывается все, даже тайны. О том, как мало было шансов осуществить мою `безумную идею`, я тогда не думал. Почему-то был уверен. В результате я перешел на ФАКИ, в группу с базой в Подлипках, сегодня всемирно известная Ракетно-космическая корпорация `Энергия` имени С. П.Королева, а тогда сверхсекретное Центральное конструкторское бюро экспериментального машиностроения (ЦКБЭМ). И закончил Физтех по кафедре академика Бориса Викторовича Раушенбаха, получил специальность `Динамика полета и управление космическими аппаратами`. Правда, в дипломе слова `космические аппараты` из-за секретности не писали, но смысл был именно такой.

Р.: Как вы учились в школе? В каких-нибудь олимпиадах участвовали?

А.: В школе учился хорошо, все мне давалось, многое нравилось, и по сплошному ряду пятерок трудно было сказать, к чему склонность глубже. Закончил с золотой медалью. В том году проходил переход с 11-ти классного образование на 10-классное. Поэтому был удвоенный выпуск, и  удвоенный конкурс в институты. Трудный для абитуриентов период. Но я чувствовал себя уверенно, спокойно.

 Интересно, что в 10-м классе хотел стать журналистом. А мой друг Саша, с которым я сидел за одной партой, твердо знал, что будет поступать в МАИ, у  него три старших брата его окончили. В отличие от меня,  Саша готовился целенаправленно -  в МАИ. И в порядке подготовки он ходил на все олимпиады, которые тогда проводились в Москве, а меня брал с собой, чтобы не скучно было.  Странно, но именно в МАИ я стал победителем физико-математической олимпиады. Мне даже диплом дали, что я при прочих равных условиях имею преимущество при поступлении. Когда я пришел в школу, похвастался своим дипломом, учителя и родители в один голос стали говорить, что я уже почти студент, надо лишь поступать в технический ВУЗ. А на факультет журналистики, говорили, вообще не попадешь. Туда ведь непросто поступить было, очень мало мест выделялось для ребят со школьной скамьи, требовался рабочий стаж или служба в армии. И вот так, совместными усилиями они меня переориентировали. Поддался я легко: математика и физика меня всегда привлекали своей особой красотой, гармонией, точностью.

Р.: Чем запомнилось обучение на Физтехе? Какие преподаватели  особенно? Сдача экзаменов?

А.: На Физтехе все преподаватели  яркие, не стал бы кого-то выделять. Но когда научаешься учиться (в первом институте это происходит ближе ко второй половине обучения), когда уже понимаешь, чт можно взять, сколько можно получить от преподавателя, от научного руководителя, от института в целом, тогда начинаешь к ним относиться по-другому. Сначала это груз, стремишься хорошо сдать экзамен. А потом уже не об экзамене думаешь, а прикидываешь, как бы перенять то, что есть у этого профессора в голове,  в знаниях, в опыте. И тогда  не по курсу вопросы задаешь, а стараешься общаться. На базе этому самое место. Поэтому старшие курсы оставили более сильные впечатления. А если говорить о личностях, то, конечно,  для меня выше других стоит  Борис Викторович Раушенбах.  Назову еще Олега Михайловича Белоцерковского, ректора. Нашей группе он ничего не преподавал. Но своим подходом к науке, к жизни, мудростью старшего, он умел воздействовать на незрелую студенческую братию с непомерно задранными носами. Бывает так, что человек окажет влияние даже одной фразой. Когда мы получали дипломы, сидели в зале, а ректор выступал и сказал: `Запомните, лучше быть первым парнем на деревне, чем последним в городе`. Такие простые мудрости для нас тогда оказывались приучением к реальности, больно уж высоко каждый себя ценил. Хотя, может быть, в определенный период так и надо...

Экзамены.  Запомнилось не их содержание, а многообразие форм сдачи: не только в аудитории или на базе, но и в электричке, на кухне у преподавателя... Это говорит о том, что преподаватели относились к студентам, как к коллегам, с которыми можно даже на кухне поговорить.

Р.: Как тогда шутили физтехи? Нравились ли вам шутки?

А.: Хорошо шутили. Шутки на Физтехе - дело повседневное, а не только первоапрельское. Это необходимая составляющая физтеховской жизни. Физтеховские шутки научили меня относиться ко всему с обязательной долей юмора. В жизни помогает...

Р.: В самодеятельности участвовали?

А.:Нет, в самодеятельности  не участвовал, но, например, стенгазеты выпускал, - тоже своего рода самодеятельность.  Сотрудничал с `За науку`.  Помню, мы с  сокурсником Юрой решили выпускать никому не подконтрольную стенгазету общежития. Жили мы в первом корпусе, напротив столовой. И вдвоем полностью придумали и подготовили номер - он рисовал, а я писал. Газету мы назвали `Вдали от мамы`. И она была абсолютно неподцензурна. Прикрепили в холле у входа и стали ждать реакции. Набежали все, в том числе комиссии разные, проверяли, перепроверяли, но контрреволюции и порнографии не обнаружили, а поскольку газета понравилась, вывесили ее в главном корпусе.

Р.: Не осталось ли каких-то обид от Физтеха?

А.: Не осталось. Вообще припоминаю только одно событие, которое меня обидело в те годы. Я написал статью в факультетскую стенгазету о первомайской демонстрации, о формализме и заорганизованности: построиться, одеться кому в самбистские куртки, кому в футбольную форму, взять транспаранты, проходя мимо трибуны, прокричать заданные лозунги, далее - свободен. Эту технологию я и описал.  Статью цензура не пропустила. Причем, это же всего только стенгазета, на лист ватмана уже наклеивали машинописный листок, и тут вдруг говорят: `Не пойдет, давайте, отдирайте`. Листочек с текстом моей статьи оторвали, приходит ко мне редактор, говорит: `Надо переделать`. Я вспылил, сказал, что не стану  перерабатывать, не хотите - вообще ничего не будет. Настаивают: нельзя вывешивать стенгазету с белым пятном очевидного происхождения. Тогда я сел за печатную машинку и переписал свою статью с точностью до наоборот. Это выглядело весьма вызывающе, что, естественно, тоже одобрения не вызвало. В общем, закрыли пятно какой-то фотографией. А у меня осталось чувство обиды. Но оно связано не с Физтехом, а скорее с первым разочарованием от журналистики, пусть даже в такой примитивной форме, как стенгазета, с отсутствием возможности свободно высказать свои мысли. Такие были времена...

Р.:  Не из-за этого ли случая вы впоследствии стали автором закона о свободе печати?

А.:  Хм... Возможно, возник какой-то подсознательный импульс, который бродил по закоулкам души и сознания и сработал через двадцать лет.  В самом деле, в конце восьмидесятых мы с моими друзьями Мишей Федотовым и Владимиром Энтиным (оба - не физтехи) написали и сумели с огромным трудом опубликовать инициативный проект закона о свободе печати, который в годы перестройки был принят и стал законом СССР. Два года спустя мы же придумали новый проект, который стал законом Российской Федерации `О средствах массовой информации` и вот  уже пятнадцать лет работает. Немалое достижение. Правда, сегодня закон регулярно пытаются окоротить, но, как мы знаем, качественно сделанное изделие всегда обладает хорошим запасом жизненного ресурса.

Р.: На факультет журналистики вы еще до этой истории поступили?

А.: Да. Я рассказывал - тяга к журналистике проявилась еще в школе, но тогда она была совершенно неосмысленная: просто `рука тянулась к перу, перо - к бумаге`. Но именно на Физтехе я встретился с совершенно замечательным человеком, которого сегодня могу поставить в один ряд с Б.В.Раушенбахом. Тоже Учитель с большой буквы.  Приезжал на Физтех читать цикл лекций (для желающих) декан факультета журналистики МГУ Ясен Николаевич Засурский.  Его как-то спросили, не возьмет ли он кого-нибудь из студентов-физтехов на вечернее отделение для параллельного обучения. Речь шла о том, чтобы научить физиков писать в газеты статьи о науке. Ясен Николаевич  согласился: `Пожалуй, несколько студентов я возьму. Среди тех, кто пишет и публикуется, проведите конкурс, я выбирать не буду, решайте сами. Одно условие - студент должен у вас, на Физтехе, хорошо учиться, успевать`. Но этот план так ничем и не кончился. Когда отобрали троих студентов (я в их число не попал), обратились к Ясену Николаевичу,  а он передумал: `Каждый должен заниматься своим делом. Учитесь здесь. А журналистов мы будем учить у себя`. И не взял никого. Совпадение, но несколько лет назад  Я.Н.Засурский попросил меня почитать лекции студентам журфака о том, как писать статьи о науке.

А тогда я решил, что  все же  поступлю на журфак. И когда  закончил Физтех, первым делом  взял медицинскую справку, все, что требуется для поступления, пришел на Моховую, подал документы на вечернее отделение, прошел собеседование.  Все шло отлично, пока у меня не спросили номер  приписного свидетельства. А у меня его нет - есть военный билет офицера запаса. Ладно, говорят, давайте военный билет. И как я не уклонялся, пришлось его предъявить, а там написано - военную подготовку прошел на кафедре военного образования Московского физико-технического института. Тогда меня спрашивают: `Так вы уже закончили этот ВУЗ?` А как раз в том, 1973 году, вышел приказ Минвуза о том, что второе высшее образование можно получать, только если  это требуется по служебной деятельности, или ты по состоянию здоровья не можешь работать по специальности, либо в том месте, где ты живешь, тебе не могут предоставить работу по твоей специальности. Все. Без вариантов. Тогда председатель приемной комиссии посмотрел на меня и сказал: `Взгляни в зеркало. Ты весь зеленый, как твой военный билет.  Иди, отдыхай. Хватит тебе учиться`.  Так меня бортанули тогда. Но, работая в Подлипках, в НПО `Энергия`, я начал сотрудничать с местной газетой `Калининградская правда` (город Королев раньше назывался Калининградом). И через пять лет  получил от них направление,  поступил на факультет журналистики, окончил его, а теперь я еще и преподаю там.  Я.Н.Засурский мой начальник и коллега. Он ведь и сейчас (представьте себе!) - декан факультета журналистики. Наверное, даже больше - его Символ.

Р.: Какой вид спорта предпочитаете?  Занимались ли им на Физтехе?

А.:  В школе  занимался беговыми лыжами и баскетболом. На Физтехе увлекся борьбой самбо. Тогда же первый раз прыгнул с парашютом (но это уже не из спортивного интереса, а в силу тогдашних моих представлений о необходимой подготовке кандидата в космонавты). Студентом занимался также спортивными танцами на льду, но не на Физтехе, а в Москве, в Лужниках. С детства жить не могу без плавания. И сейчас, когда  бываю на море, уплываю часа на два-три, наслаждаюсь, размышляю. Между прочим, длительное пребывание в воде вызывает приятные ассоциации - воспоминания о невесомости. И сейчас моя работа требует постоянных занятий спортом. Каждому космонавту в пятницу выдают расписание на следующую неделю, как в институте, по часам: в каком классе, с каким инструктором, какую систему, когда изучаешь, тренировки, медицинские обследования и т.д.  И обязательно, минимум два занятия по два часа в неделю - спортзал. Но не как Бог на душу положит. У каждого космонавта есть тренер. Точнее, у каждого тренера несколько космонавтов, а расписание составляется так, что занятия ведутся индивидуально. Задача - не к рекордам привести, а к наилучшей физической форме к заданному моменту. Приходится и штангу поднимать и бегать, и плавать, и в футбол играть. Правда, нас предупреждают - выбирайте виды спорта не травмоопасные. Приведу пример: один космонавт долго болел, у него были проблемы с допуском к спецтренировкам, но, в конце концов, он все преодолел, выздоровел, и, обрадованный, отправился в отпуск в горы. Встал на горные лыжи и... сломал ногу. Все, после этого его списали совсем. Разве не обидно? Чтобы такого избежать, нам говорят: `Пожалуйста, занимайтесь любыми видам спорта, но риск - на вас`.

Р.: Можете сформулировать, чем физтех отличается от не-физтеха?

А.: Физтех отличается тем, что берется решить любую поставленную задачу, даже если предмет ему первоначально недостаточно знаком. Всесторонне исследует вопрос и найдет совершенно нестандартное решение. От задачи не отказывается, зная, что решение есть всегда.

Р.: Как развивалась ваша карьера после окончания Физтеха?

А.: Я остался на своей базе, в ЦКБЭМ, вскоре предприятие реорганизовалось в Научно-производственное объединение `Энергия`.  И ездил туда, не десять минут, как предлагали мне умные люди при поступлении на Физтех, а полтора часа в одну сторону. Три часа в сутки! Но охота пуще неволи: хотел стать космонавтом, терпи.

       В НПО `Энергия`  узнал правило: молодому специалисту необходимо проработать не менее трех лет, прежде чем он имеет право подать заявление на отбор в отряд космонавтов. К тому же, это можно сделать только тогда, когда объявляется набор - тоже раз в два-три года.  Тем не менее, я предпринял такую попытку, но в то время - неудачно. Проработал в `Энергии` почти десять лет.

 Потом начались турбулентные времена, и случай сыграл-таки свою роль в моей судьбе. Я увлекся математическим моделированием международных отношений, даже году в 1980-м сделал  доклад на ежегодной научной конференции МФТИ. Наверное, в старых программах его можно найти. Как-то меня представили члену-корреспонденту АН СССР Георгию Хосроевичу Шахназарову, который позже стал помощником президента СССР М.С.Горбачева. Линия жизни резко вильнула, и меня занесло в политику, где Г.Х.Шахназаров стал моим наставником, третьим в упомянутом выше ряду моих Учителей.  

 Затем почти пять лет (немыслимый срок в период революций и потрясений, когда жизнь теряет устойчивость!) я работал у президента Ельцина, а потом резко изменились и политика, и отношение к ней. После президентских выборов 1996 года во власть пришли пиарщики. Они считали, что почти безразлично, какова будет политика по существу, важно, как она будет выглядеть по телевидению. То есть главное - форма, а не содержание, нужно - не быть, а казаться.  Такие, как я, стали во власти не нужны, а для нас, соответственно, оказался неприемлем PR-подход с обязательным превращением государственной должности в личный бизнес, принятие за норму извлечение из своего поста административно-статусной ренты. И тогда я стал думать, куда же пойти. Кто-то из моих коллег поехал послом за рубеж, кто-то, чутко уловив новые тенденции, -  в банк какой-нибудь устраивался вице-президентом, либо к олигархам - большие деньги зарабатывать (и правильно - теперь они хорошо живут). А я просто решил вернуться к своей специальности, в космонавтику, что вызвало у окружающих определенное сомнение в моей адекватности, некоторые за моей спиной крутили вслед пальцем у виска. Даже президент Ельцин ставил мне палки в колеса, не хотел пускать в космос. Вот уж действительно: `Вам к звездам? - Получите свои тернии`. Сенека не совсем это имел в виду, когда в `Неистовом Геркулесе` написал знаменитые строки: `Nonestadastramolliseterriesvia` (Не гладок путь от земли к звездам). Все же я поступил по-своему и  нисколько не жалею: два космических полета и почти десять лет в Звездном городке, работа до сегодняшнего дня в отряде космонавтов среди уникальных специалистов и прекрасных людей, многие из которых стали моими товарищами,  - безусловно, лучшая и самая яркая часть моей жизни.   

Р.: Из ваших интернет-биографий известно, что вы знаете много иностранных языков.  С чем это связано? Изучали ли вы их на Физтехе, и если да, то как оцениваете уровень преподавания здесь?

А.:  Знать много языков - слишком сильное утверждение. Вообще, я с большой осторожностью стараюсь отвечать на вопросы о знании иностранных языков. Если говорить о рабочих языках, то назову английский, сербский, хорватский (раньше был сербскохорватский, но политика влияет и на лингвистику; недаром `отец народов` считался `в языкознании познавшим толк`), и в какой-то мере шведский. Хотя, называть шведский рабочим не совсем верно: все шведы прекрасно владеют английским, ведут на нем деловые переговоры и публикуют важную информацию. Кроме того, я изучал французский и японский языки.

По-настоящему  языками занялся на Физтехе.  Дело было так. В наше время надо было обязательно учить два иностранных языка. Первые три курса все занимались английским, независимо от начального уровня, а потом французским или немецким. От нашей `англичанки` я узнал, что иногда набирают одну группу японского языка. Его предлагали аспирантам, но если желающих недоставало, приглашали немного студентов, чтобы у преподавателя набиралось нужное количество часов. И после `госа` по английскому я подал заявление на японский язык. Мне сказали, что с `японцами` станет ясно лишь к концу октября, когда с аспирантами разберутся, поэтому на какой язык  запишут, туда и ходи. Мне достался французский, и я начал его учить. А когда группа японского все же образовалась, и меня туда зачислили, выяснилось, что часы занятий не совпадают с французскими уроками,  и я решил не бросать французский, учить его параллельно с японским.

Хочу сказать отдельное спасибо Физтеху за иностранные языки. Представляете, на лекции по физике можешь не ходить, если такой умный, что по книгам экзамены сдаешь. Но английский язык прогулять нельзя! Напропускаешься, могут и к сессии не допустить. Студенты обычно не понимают, какая это замечательная возможность в молодости, когда голова еще свежая, восприимчивая, изучить то, на что потом придется тратить дорогое время и платить большие деньги. Все же вспоминать язык, восстанавливать его много легче, чем изучать с нуля.

 Потом после окончания Физтеха  продолжал учить французский  на курсах.  Кроме того, стал заниматься с преподавателем шведским языком, и таким образом, у меня получалось шесть занятий в неделю, в рабочие дни - по вечерам после работы. Кстати, оказалось, те три часа в сутки на дорогу можно проводить не без пользы: трясешься в электричке - учи язык. Ездить на работу мне надо было в Подлипки, и возвращался я оттуда в восьмом часу вечера. Так продолжалось полгода, потом я сломался, мне не хватило сил, и я бросил французский, а шведским продолжал заниматься и освоил  более или менее, примерно 6 семестров по шкале языковых вузов. Но в Швецию впервые  попал только четверть века спустя, изрядно язык подзабыв, но все равно  было приятно, когда удавалось объясняться на их родном языке. Практически, шведский мне понадобился только раз, когда в течение года вел переговоры со шведами по одной военно-политической проблеме. Тогда некоторое знание языка помогало  скорее дипломатически, точнее психологически, для установления контакта. Так и сохранилось у меня ощущение красоты мелодичного шведского языка, в основном, от чтения в оригинале `Карлссона, который живет на крыше` и `Пеппи - длинный чулок`.

С японского языка я перевел всего несколько статей, нужных для работы, и больше его использовать не приходилось. Поехал я в Японию в первый раз тоже только через четверть века после окончания Физтеха.  Но, правда, заранее достал учебники, пару недель посидел и поднял его на некий простой уровень, чтобы, например, в ресторане заказать себе ужин. Вспоминать, восстанавливать -  не то же самое, что учить заново, легче. Так что японский - если не совсем ушедшее, то, во всяком случае, прошедшее. Так, воспоминание о иероглифах и приятное удивление японцев, при знакомстве неожиданно услышавших самые простые слова приветствия.

На Физтехе иностранному языку учили достаточно для того, чтобы нормально выступить и дискутировать на научной конференции. Но для того, чтобы так же просто общаться в жизни, обучения на Физтехе, конечно, не хватает. Но для этого надо погрузиться в языковую среду, пожить среди носителей языка без `спасительной` возможности использовать родной русский язык (с английским мне такая возможность в жизни представилась).

Р.: Какие у вас увлечения? Какие книги читаете, какую музыку предпочитаете?

А.: С литературой сейчас трудно, хотя книг издается много. Но настоящих  почти нет, а конвейер меня не интересует... Иногда пытаюсь читать модные произведения, но бросаю -  жалко времени. И  все больше возвращаюсь к классике. Читая, скажем, Салтыкова-Щедрина, гораздо лучше понимаешь, чт происходит  в стране, чем,  переключая телевизор с одной аналитической программы на другую, точь-в-точь такую же. Вторая сторона дела: читая газеты, осознаешь, что постепенно начинаешь утрачивать русский язык. Все написано таким кондовым языком, с разных сторон на тебя это вал идет,  постепенно сам начинаешь  не разговаривать, а осуществлять примитивно-языковую коммуникацию. Поэтому беру, например, Тургенева и начинаю читать. Там все сюжеты знакомы, чуть ли не наизусть, но зато язык - настоящий.

Из других увлечений упомяну видео, фильмы иногда делаю - некоторые даже показывали по телевизору. Фотографией занимаюсь. Могу похвастаться персональными выставками и членством в Союзе фотохудожников России. Из журналов иногда ко мне обращаются - печатают фотографии. Снимал и в космосе, и на Земле.

Вообще-то фотографировать я научился еще младшим школьником, снимки делал, вежливо говоря, так себе. Но зато остались на память фотографии бабушки и дедушки. Когда прошло много лет, и жизнь стала сталкивать меня  с интересными людьми, историческими личностями, я осознал необходимость фиксации происходящего на пленку (цифровой фотоаппаратуры тогда еще не было). Так я стал делать репортажные снимки. Их в журналах не печатают, но полагаю,  придет время, и они станут ценными в силу своей историчности. Когда делаешь фоторепортажи, иногда получаются и портреты. Наверное, в следующем году сделаю портретную выставку. И не потому, что как-то особо люблю портреты, просто в результате длительной работы, бывает, получается нечто интересное. Правду сказать, пейзажи мне нравятся больше. Несколько лет фотографирую закаты. Или дожди...

      О музыке. У нас в Долгопрудном, в общежитии, в первом корпусе работал клуб `Феникс`. Ребята, которые хорошо знали музыку, стихи, к нам часто приглашали поэтов, музыкантов. Такие интересные встречи случались! Мы  слушали, беседовали с ними. Они помогали нам узнавать больше в этой сфере. В это время Битлы были популярны, Высоцкий -  из каждого окна. Они и сейчас - моя юность. Но именно  тех пор я полюбил Баха. Когда во второй полет уходил, поставил себе вопрос: как влияет музыка в космосе на восприятие, на настроение?   С помощью музыкантов-профессионалов подобрал и взял с собой разнородный набор музыкальных произведений. И оказалось (хотя, наверное, это индивидуально в значительной степени), именно Бах наиболее адекватен условиям космического полета. Тут я  вспомнил и физтеховское общежитие, и фильм Тарковского `Солярис` по Лему. В фильме в кадрах с космической станцией тоже звучит музыка Баха. Только в 2001 году я понял, насколько точно подобрано музыкальное сопровождение к  фильму. Мне кажется, штука в том, что произведения Баха богаты операциями симметрии. Например, `Музыкальное приношение` Баха имеет замечательную симметричную  структуру: ричеркар - пять канонов - трио соната - пять канонов - ричеркар. При этом каждый из пяти фрагментов наделен собственной внутренней симметрией. Мелодия как бы отражается от `акустического зеркала`: одна скрипка играет обращенную партию другой скрипки.  Каноны из `Музыкального приношения` показались мне музыкальными аналогами эффектов восприятия в невесомости, которые заключают в себе определенные операции симметрии (например, переключения `верх`-`низ`).

Видите,  вопрос был про музыку, а завел опять в космос.

Р.: Как отличаются студенты разных поколений? Ваше поколение от нынешнего?

А.: Я преподаю в высшей школе с 1990 года, и видел студентов разных поколений не только на Физтехе, а и в МИФИ, МГУ. Наблюдаю и могу сравнивать. По поколениям студенты отличаются, главным образом, житейским мировоззрением так же, как начинают отличаться поколения с изменением страны, политической системы, идеологии. Вот сейчас, для нынешнего поколения самое главное - деньги, поэтому они будут выбирать свой путь, исходя совершенно из других критериев, не из тех, что были  в наших головах тридцать пять лет назад. Не хочу сказать, что это плохо. Другие времена, новые условия жизни, иные ценности. Но даже одна  лишь смена ценностных приоритетов влечет серьезные отличия в поколениях. Может, так и надо. Что иного требовать от ребят, выросших в обществе, где правит доллар? В космос теперь народ не рвется: денег особо не заработаешь, а житейских проблем хватает. Конечно, в банк лучше, тем более, что компьютерные навыки и таланты везде нужны.

Качество школьного образования определенно упало. И уровень знаний, и общая культура стали пониже. Неизбежное следствие современной государственной политики. Разумеется, всегда есть молодые люди, которые знают, чт им надо, - и у них-то все в порядке и сегодня. А в среднем, могу сказать, идет заметное ухудшение. Но среди каждого поколения есть определенный  процент очень толковых ребят, кто пришел в институт не из-за оценки в зачетке, не из-за  диплома, а за знаниями. Доля таких студентов примерно сохраняется - как тогда, так и позже,  и сейчас, -  в общем, есть такой оптимистичный признак. А чтобы двигать науку вперед, нужно, чтобы кто-то видел, куда идти, другие понимали, как дойти. Не так много лидеров требуется. То же справедливо для любых других видов человеческой деятельности.

Р.: Как вы относитесь к тому, что многие наши выпускники, даже студенты уезжают работать за границу?

А.: С пониманием, когда это делается из-за того, что в нашей стране закрывают научные направления и фактически лишают ученого права на  специальность. Знания должны служить науке, и в этом смысле, кто бы куда не уезжал, мировая наука остается в выигрыше.

Но мне не нравится, когда человек заранее рассчитывает: на Физтехе, мол, получу мирового уровня образование, чтобы уехать и там получать хорошие деньги.

Со мной был такой грустный случай. Приезжаю в ЮАР, на конференцию по физике  пылевой плазмы. Мой  доклад поставлен на первый день. Смотрю,  в программе много русских имен. Спрашиваю у коллеги, тоже физтеха: откуда они? Этот наш, тот с физфака, третий из МИФИ, и так далее - по всем нашим лучшим вузам. Но в программе у одного в скобочках стоит Австралия, у других Германия, США...  Ладно, выступил я и пошел в магазин, купил пятилитровую коробку отличного сухого красного вина. Возвращаюсь в гостиницу, говорю ребятам: `Давайте соберемся вечерком, посидим, поговорим, у кого какая жизнь`. И вот один отвечает: `Знаешь, у меня завтра доклад, мне надо подготовиться`. Другой говорит: `Компьютерную презентацию не доделал еще`. В общем, так никто и не захотел  поболтать за стаканом вина.  Пришлось тяжелую коробку в Москву везти. Правда, жалеть не пришлось - вино было хорошее. Но осталось неприятное чувство, даже не потому что никто не пришел, а потому что они уже не совсем наши. У них  другие взгляды, интересы, подходы, правила. Поэтому я в целом не очень хорошо отношусь к тому, что люди уезжают. Правда, говорят, сейчас стали меньше уезжать, некоторые даже возвращаются.

      Р.:  Какие у вас пожелания по поводу развития Физтеха?

А.: Физтеху надо оставаться адекватным научным, техническим вызовам. Когда появляются признаки того, что какая-то новая профессия будет востребована через несколько лет, на это надо реагировать быстро.

Я знаю, что многие физтехи уходят в бизнес, еще будучи студентами, и нередко остаются там. И реакции на Физтехе на это тоже заметны, появляются всякие бизнес-школы.  Считаю, что этого как раз делать не надо. Если вы придете, например,  в Высшую школу экономики,   и начнете слушать, чему вас там будут учить, то вам это скоро не понравится, наверное, из-за нефизичного, с нашей точки зрения, подхода, хотя с  точки зрения экономистов - все высший класс. Некоторые студенты, конечно, делают это из-за диплома - нужны `экономические корочки`. Но если Физтеху заниматься экономикой, то надо искать свою дорогу, а не бросаться, очертя голову, догонять других. Иначе мы рискуем размыть сферу востребованности физтеха.

Р.: А как в этом случае вы относитесь к созданию нового факультета ФИВТ?

А.:  Как член Координационного совета Физтеха,  всю историю обсуждений  помню. Как раз факультет инноваций и высоких технологий, уверен, нужен. Он очень важен. Речь, по сути,  идет о том, чтобы не только научиться разбираться в проблематике высоких технологий, но и доводить новые научно-технические идеи до конечных продуктов. Если самый талантливый ученый не имеет представления, скажем, об интеллектуальной собственности, то никакие глубокие знания о физической природе и технической сути разрабатываемых им технологий не помогут в получении экономических выгод от плодов интеллекта. Как раз такого соединения практически нигде нет. Поэтому, думаю, ФИВТ - одно из удачных решений.

      Р.: Что можете пожелать Физтеху, студентам, преподавателям в день юбилея?

А.: Что можно пожелать своему Дому, в котором вырос, где тебя не только образовывали, но и воспитывали, где тебя всегда ждут? Чтобы Дом наш славный стоял как крепость науки столетиями, шесть десятков лет - не возраст. Чтобы помнили мы: Физтех ставили на века! Многие университеты и институты разных стран основывались с намерением вырасти в мировые центры. А получилось  у немногих и за длительные сроки. Физтеху удалось, и удивительно быстро. Почему?  Дело в чувствительности к начальным условиям. Физтех создавали мудрые люди, чьей естественной средой обитания были наука и высокие технологии. Мы обязаны физтеховским отцам-основателям за  высочайшие стандарты образования без всякой шелухи, за жесткие требования к нам без ложной снисходительности, за неустанные поиски новых направлений и за защиту от нападок в разные времена (не без этого). С тех пор несколько поколений старались поднимать планку. И сегодня я желаю всем студентам-физтехам, преподавателям, своим однокашникам всех годов выпуска не считать себя `винтиками` в истории Физтеха, от которых теперь почти ничего не зависит. Это абсолютно не так. И каждый, получивший на Физтехе знания и опыт, должен воздать ему многократно. Известная физтеховская корпоративность - реальный механизм для такой обратной связи.

А если без пафоса, - желаю всем, кого Физтех вывел на жизненную дорогу, открытий и удач, добра и  счастья!

Док. 504937
Перв. публик.: 13.01.06
Последн. ред.: 03.12.10
Число обращений: 178