|
|
`По-русски, по-русски!`, или Шостакович intеrruрtеd
Назад
|
`По-русски, по-русски!`, или Шостакович intеrruрtеd
|
У медали, как известно, две стороны. Дмитрий Хворостовский давно и заслуженно любим не только меломанами, но и самыми широкими народными массами. Он - единственный вокалист, который может до отказа заполнить огромный Эвери Фишер-холл дважды в одном сезоне и с совершенно разными программами.
Через четыре месяца после его триумфального концерта с оркестром под управлением Константина Орбеляна, где звучали арии из русских опер и советские песни, Хворостовский предложил послушать нечто менее привычное: Сюиту Шостаковича на слова Микеланджело, а во второй части программы -- романсы русских композиторов на стихи Пушкина, которые, конечно, знакомы русскому слушателю, но редко звучат в Америке.
Публика и на этот раз явилась в Линкольн-центр дружными рядами, в которых английская речь была щедро прослоена русской. Принимали певца с поистине беспредельным восторгом (сразу скажу, заслуженным и на этот раз), требовали "бисов" (и получили четыре), дарили цветы, а потом выстроились в длинную очередь за автографами на дисках, которые тут же раскупали со страшной скоростью.
Тут-то пора сказать и о других последствиях столь широкой популярности. Немалая часть пришедших на концерт к категории постоянных посетителей филармонических программ не принадлежит. Она не привыкла к тому, что перед концертом надо полностью выключить "мобильник" и что, если в зале так много народу, лучше занимать свои собственные места, чтобы в самое неподходящее время не надо было их уступать законным владельцам, и хорошо бы вообще не шуметь, особенно в Эвери Фишер-холле, где каждый шорох неприятно отдается во всех его концах.
А еще многие в зале явно не знали, что если в названии произведения есть слово "цикл" или "сюита" или "соната", то аплодисменты между частями неуместны, потому что композитор создавал свой опус как единое целое. В данном случае помнить это было особенно важно.
Сюита Шостаковича и в России исполнялась не часто, а здесь - даже и не припомню когда. Но коль не знаешь произведения, будь внимательней и уважай автора, прислушайся к музыке, оглянись вокруг, открой, наконец, программку! Увы! После первой песни цикла раздались аплодисменты. И хотя большая часть зала их не поддержала, после каждой части Сюиты кто-то упорно заводил очередной раунд аплодисментов.
"Ну и что? - скажет неискушенный гражданин. - Надо же поддержать певца!" А то, что Сюита Шостаковича - произведение, требующее сосредоточенности и погружения в отнюдь не рядовой, не повседневный мир. Композитор создавал его в 1973-74 гг., более чем когда бы то ни было в своей жизни думая о приближающейся смерти и о бессмертии, если оно существует, о человеческой и о своей собственной судьбе, о творчестве, которое столько ему дало, но и стольких жертв потребовало. Это были мрачные мысли, и философские сонеты Микеланджело, переведенные на русский Андреем Вознесенским по случаю 500-летия со дня кончины гения Ренессанса, оказались им поразительно созвучны. И недаром почти все части Сюиты - медленные и написана она для низкого голоса -- баса, и мелодическая линия основана на декламации. Размышление, предсмертное завещание и в то же время музыкальный аналог мощи микеланджеловского стиля... Я уж не говорю о том, что в этом вокальном цикле части связаны между собой общими интонациями, даже темами... Аплодисменты, врывающиеся в этот мир (иногда даже до окончания части!), разрушали его, толкали в тривиальность, где нет места ни философским вопросам бытия, ни трагедии великого художника, ни сопереживанию, ни мысли.
Хворостовский, вероятно, к таким вещам привык, а потому проявил выдержку и, невзирая на помехи из зала, исполнил цикл с обычной своей точностью, богатством красок и чуткостью к слову и мысли. Пел он, держа на пульте перед собой ноты (что оправданно сложностью и слов, и музыки с ее непредсказуемой вокальной строчкой), но заглядывая в них лишь время от времени. Впрочем, Сюита -- все еще новое сочинение в репертуаре певца, который, к тому же, еще довольно молод и "солнечен", чтобы до конца проникнуться ее почти безысходным трагизмом (недаром лучше всего ему удались вторая часть "Утро" и третья - "Любовь"). Так что впереди - новые и еще более глубокие интерпретации. Что же касается "перевода" из басовой в баритональную, то его плюс лежит в большей подвижности баритона и, значит, в иной амплитуде музыкальных красок, а минус - в том, что более темный, даже мрачный басовый тембр придает музыке значительность и глубину. Так что выбирайте, что кому нравится.
Во второй части программы ноты были не нужны, потому что звучали любимые романсы русского классического репертуара: "Я помню чудное мгновенье", "В крови горит огонь желанья" и "Признание" Глинки, спетые с необыкновенным, истинно глинковским, почти кружевным изяществом, бурный "Ночной зефир" Даргомыжского и его же "Юноша и дева", где Хворостовский еще раз продемонстрировал свое уникальное "legato". Но особенно заворожили "Для берегов отчизны дальней" Бородина и "Редеет облаков летучая гряда" Римского-Корсакова, в чем-то близкие создания друзей-коллег, элегии с широкими прекрасными мелодиями, которые так удаются певцу. Драматический романс "Мечтателю" Метнера сменился популярной "Не пой, красавица, при мне" Рахманинова, где в голосе певца звучала подлинная, бередящая душу горечь.
В конце - два популярных романса 1930-х годов: ностальгический "Фонтану Бахчисарайского дворца" Власова и насмешливый свиридовский "Подъезжая под Ижоры".
Разделить успех Хворостовского должен его великолепный партнер Ивари Илия -- виртуоз, не выставляющий напоказ свою виртуозность и вообще свое "я", но музыкант, подчиняющий свой незаурядный пианизм - нет, не певцу, которому, впрочем, всегда помогает, а музыке.
Вам, конечно, интересно, что пел Хворостовский на "бис". Арию из редко исполняемой оперы Верди "Эрнани" и две итальянские песни, в том числе свою и нашу любимую "Parlami d"amore, Mariu". А потом вышел на сцену без партнера и сел за рояль. Все в изумлении затихли, после чего певец обратился к залу по-английски, пытаясь объявить, что еще он собирается спеть. Тут из зала стали громко требовать "Ноченьку" и "Очи черные", а какой-то мужчина закричал "Говорите по-русски, по-русски". Забыл, наверное, что он не в Москве и даже не в "Миллениуме". Хворостовский и на это не обратил внимания, а довел свое объявление до конца и исполнил "Ноченьку", да так, как не пел ее никогда.
Майя ПРИЦКЕР
http://www.hvorostovsky.h14.ru/pressa/public.php?content=50
Док. 505071
Перв. публик.: 13.10.05
Последн. ред.: 13.10.08
Число обращений: 176
Хворостовский Дмитрий Александрович
|
|
|
|
|
