|
|
Лия Ахеджакова: Хорошо, что ушло время положительных героев
Назад
|
Лия Ахеджакова: Хорошо, что ушло время положительных героев
|
- Актерам сейчас легче работать, чем раньше, при старом режиме?
- Да, конечно. Мы перестали говорить намеками, на эзоповом языке. Ушел протест, и театр стал ближе к искусству. Не надо ставить спектакли на производственные темы. Никто не требует положительных героев. Много молодых режиссеров, много интересного материала. Но хороших предложений все меньше.
- Актерская востребованность с возрастом уменьшается?
- Это особенность профессии. Мастерство повышается, а востребованность падает. Мало возрастных ролей. Есть прекрасные старые актрисы, но им ничего не предлагают. Фактически хоронят раньше времени. И в театре, и в кино. Вот только телевидение иногда выручает. Это вечная проблема. У мужчин как-то проще. В здравом он уме или нет, но если он хороший актер, то на него будет спрос до самой смерти. А на женщин - нет. Никто не пишет специально на ту или иную актрису. Нынче востребован тот, кто на виду, независимо от актерских достоинств. Глядишь, посредственный артист, а переходит из картины в картину
- Для вас как лучше - когда режиссер точно знает, чего хочет, или когда предоставляет вам полную свободу?
- Когда он четко указывает, что именно мне играть. А в этой свободе я прожила столько лет, что она мне уже обрыдла. Надоело самой сочинять себе роли. Приятно сочинять вместе с режиссером, а когда ты один, как в поле воин, это ужасно, потому что нет замысла. Если режиссер видит целое, он тебе предоставляет ту меру и ту нишу, которую ты должен занять. Без него я могу придумать что угодно, но роль выйдет как нарыв на теле фильма.
- Как вам работалось с Серебренниковым в "Изображая жертву"?
- Замечательно. Но в основном ночью, потому что другого времени ни у кого не было. Кирилл ставил задачу, и настолько правильно, настолько интересно, что хотелось выполнить ее как можно лучше. Было легко в том смысле, что можно было полностью положиться на режиссера и на группу - они работали, как швейцарские часы. Я видела много съемочных групп, но столь идеально слаженной, кажется, не встречала. Причем все молоденькие. Я наблюдала, как Кирилл работал с Виталием Хаевым. Первый же дубль был гениальным. Но он сделал дублей семь. Я думала, у Хаева сердце разорвется, с такой страстью он играл. Люблю, когда режиссер работает не интуитивно, а берет интеллектом, знанием, очень хорошо понимает литературу, стилистику, язык. Что он тебя не подведет в том смысле, что не допустит никакого перебора, никакой безвкусицы. Серебренников умный и интересный парень - понимаю, почему за ним ходит такая армия молодежи.
- Что вам понравилось в последних российских лентах и что нет?
- Не понравилось, что много давят на нервы в не очень художественной форме. Как, например, в "Точке" у Юрия Мороза и в "Живом" у Александра Велединского. На "Живом" я проплакала от начала и до конца, потом вышла и не могла остановиться. Но это не факт искусства, это просто взывание к нашим чувствам. В фильме Балабанова "Мне не больно" искусства больше, но смерть героини от белокровия - это прием на грани допустимого. Я не против того, чтобы снимать фильмы о Чечне и о проститутках, и не против крика, но кричать надо художественно. У Петрушевской есть пьеса про двух женщин, больных раком, которые лежат в боксе, но это искусство, а не чернуха. И у Николая Коляды есть пьеса "Нежность" - тот же ужас, та же грязь, но это высокий театр.
- А придумка с призраками солдат в "Живом" - разве это не искусство?
- Придумка не новая. Я играла "живых мертвых" в трех спектаклях.
- Вам не нравится натурализм?
- А вам разве нравится? Я же знаю, что нет. В первое послесоветское время он казался интересным явлением. По контрасту с прежней лакировкой. Но сейчас это, как нынче говорят дети, не канает. Кстати, вы читали статью Рассадина "История предательства" об Иуде, которого сейчас поднимают на щит и делают героем вместо Христа? И о том, как выворачивают наизнанку русскую литературу?
- Я знаком с его взглядами. Пусть переосмысляют, лишь бы не переписывали и не выдавали переделки за оригинал. Рассадин всегда слишком серьезно к этому относился и пытался работать добровольным охранником классики от вольных толкований. В наше время это можно рассматривать как чистое донкихотство.
- Рассадин - высокая фигура и чистое имя, так что стоит прислушаться к тому, что он пишет. Он считает, что это чревато гибелью России. Очень уж сильны эти тенденции обдуманного "опускания" всего высокого.
- У революционного Маяковского есть такая строка: "Вокруг тонула Россия Блока". Еще через 10 лет утонула Россия самого Маяковского, и он застрелился. Теперь, видимо, тонет Россия Рассадина. По-моему, он просто принимает часть России за целое. Интересно, однако, что вы читаете критику. Для актеров это не очень характерно.
- Я читаю критиков, которых уважаю, но их немного. В целом наша критика очень ангажирована. Если отстаивает одно, то вытаптывает все остальное. Когда я читаю статьи театральных критиков, отчетливо вижу все эти группы, кланы и коалиции. А в кино разве не так?
- Не совсем. Просто кинокритики - эстетически согласованная группа.
- И если кого не принимают, то все вместе. Я, к примеру, не поняла, почему фильм Валерия Рубинчика "Нанкинский экспресс" встретил на "Кинотавре" столь прохладный прием и не стал лидером. Нам с Викой Токаревой он очень понравился. В "Нанкинском экспрессе" неважно, кто кому кем приходится, кто кого бросил и кто кого застрелил. Важно, что это захватывающее и завораживающее действо немыслимой красоты. Оно действует, как изобразительное искусство.
- Кино не сводится к изобразительному искусству. Хотя фильм Рубинчика местами действительно завораживает. Но там, где присутствует путаный сюжет, это только раздражает.
- Не все же можно понять сознанием, есть еще и подсознание. У Тарковского тоже есть тайна и недосказанность. И я хорошо помню, как принимали "Восемь с половиной" Феллини. Никто ничего не понял, и все были возмущены. А теперь он кажется таким простым!
- Позвольте в заключение спросить, в какое время вам было легче всего жить?
- Ощущение легкости очень обманчиво. Почти все люди считают таким временем детство и молодость. Но когда начинаешь разбирать по ниточкам, оказывается, что тогда было чудовищно. Думаю, если бы я родилась в шестнадцатом веке, когда зубы выдирали без обезболивания, было бы еще хуже. И войны были страшнее. Куда ни обернешься, там все хуже. Столько щемящих вещей, но все это помещено в такой страшный рассол, что не хочется оборачиваться назад. Единственное, кого хочется вспоминать - это маму. И вообще, лучше думать о том, что будет, чем о том, что было. Впереди есть хоть какая-то надежда, хотя и хрупкая
Виктор Матизен
24.07.2006
http://www.peoples.ru
Док. 507668
Перв. публик.: 24.07.06
Последн. ред.: 18.10.08
Число обращений: 122
Ахеджакова Лия Меджидовна
|
|
|
|
|
