"Самое важное" (этюды и импровизации по роману "Венерин волос"). "Мастерская Петра Фоменко", режиссер - Евгений Каменькович
Герой романа Михаила Шишкина живет в Цюрихе. Работает переводчиком в миграционном ведомстве: "министерства обороны рая беженской канцелярии толмач". Толмач ведет протокол. Его ноутбук раскрыт, как Книга Судеб.
Осенью 2005-го, когда "Венерин волос" вышел в свет, Михаил Шишкин говорил "Новой газете" о реальности, породившей его сюжет:
"Интервью с соискателями убежища могут тянуться целый день. Выяснилось, что эта работа - не для нормального человека.
Ты приходишь на службу и на восемь часов оказываешься внутри ада. Такого, какого в принципе в Швейцарии быть не может.
Там были и русские, и монголы, и узбеки, и чеченцы. Все, кто входил когда-то в русскую культурную парадигму. Реален или придуман вот этот сегодняшний рассказ - никто никогда доподлинно не узнает.
Человек говорит: его пытали. Белорусские милиционеры. За верность демократическим убеждениям. Показывает выбитые зубы, переломанные кости. И совершенно искалеченные руки: в плоть закачали расплавленный парафин. Он соединяется с мясом. Руки становятся как чудовищные подушки.
Разобраться, били его белорусские милиционеры за убеждения или коллеги за то, что не вернул долг, - невозможно.
Сотрудники миграционного ведомства быстро меняют работу. Или превращаются в совершеннейшие автоматы, чтобы не пустить это в себя.
Но если остался, единственная возможность самозащиты - что-то сделать с услышанным".
Вторая сквозная тема "Венерина волоса" - дневник ростовской гимназистки 1910-х, эстрадной дивы в Москве 1920 - 1930-х. Толмач пишет о ней книгу. Судьба Изабеллы Юрьевой проходит сквозь Гражданскую войну, сквозь роскошь НЭПа (у Елисеева вновь сияют пирамиды ананасов, а под витринами спят беспризорники) и воздух "большого террора".
Погибает жених. Взвод махновцев насилует сестру Машу. Катит золотистый "Крайслер" НКВД. И сквозь все это - сентиментальная, легкомысленная, избалованная и очень сильная женщина рвется жить, петь, шить новые платья.
Итак, голоса из преисподнего хора беженцев. Изабелла. Чиновники и юристы кантона Цюрих. И Толмач с лэп-топом - "интерфейс" между ними всеми.
Стиль? Вот абзац: туман, огонь античного маяка, тень ладьи. Тени афинских корабельщиков спрашивают: "Где твоя страна и из какого ты народа?". И я сказал им: "Я - СОЧ (самовольно оставивший часть. - Е. Д. ). Народ мой в синих трусах и кирзовых сапогах играет в футбол сдутым мячом. ?Назавтра я должен пойти в какую-то Ниневию около Катыр-Юрта на зачистку".
Из фраз такой плотности и сложены 400 страниц. Как это ставить?
?Хотя прецеденты есть. Сделал же Андрей Могучий замечательный спектакль "Между собакой и волком" по прозе Саши Соколова! Игнорировал, прямо скажем, фабулу и повороты фарватера огромного романа. Но сумел передать на сцене мглу, зимнюю синеву Волги, брейгелевскую нищету и дымный барачный огонь пьяной артели "точильщиков слова" им. Д. Заточника.
Но спектакль Евгения Каменьковича идет другим путем.
Декорация лаконична: белые стены, видеоэкран. На нем то лыжные идиллии в Альпах, то фотохроника Гражданской. Две статуи: они и античные оригиналы из музеев Рима, и гипсовые копии русских усадеб, и ремейки - атлеты из ЦПКиО. (Ведь Толмач - "интерфейс" и между этими как бы несовместимыми мирами.)
"Красный квадрат" на заднике делится на четыре части. Образует флаг Швейцарии с его белым крестом (впрочем, зрительно это ближе к каламбуру, чем к символу). Открывает щель в рай Европы.
Фабула Шишкина более-менее сохранена. Изабеллу играет Мадлен Джабраилова. У остальных "фоменок" по нескольку ролей. Рустэм Юскаев - то отец Изабеллы, благодушный доктор в шлафроке, то сержант Серый, погибший под Бамутом. Томас Моцкус - то чиновник из Цюриха Петер Фишер (он же Петр Рыбарь, ключарь рая), то полууголовник, нелегал Иванов. Полина Кутепова - то ростовская гимназистка, то Царевна-лягушка 1980-х, давным-давно взрезавшая себе вены.
Сухощавый, полуседой, усталый Толмач (Иван Верховых) - среди них.
Почти все сыграно со странным спокойствием. Да вот: изнасиловали махновцы. Да: били в казарме, пытали в милиции, сожгли дом, ночевал в кустах. А ты, буржуй навороченный, теперь поди пойми: вру я тебе? Бью на жалость? Или как?
Ведь отличная была задача для актеров этой школы: сыграть тонкую до истерики, блуждающую границу правды и лжи. Невообразимых для Петера Фишера с коллегами истин - и попытки въехать в рай дуриком, на кривой козе.
Но, сидя в зале, все вспоминаешь слова Михаила Шишкина (понятно, что самым первым роль Толмача сыграл автор): "Сотрудники превращаются в совершеннейшие автоматы, чтобы не пустить это в себя".
Кажется, такой автоматизм актерской игры включен и в замысел спектакля.
Зрители "Мастерской Петра Фоменко" привыкли радоваться ансамблям. Но "Самое важное", напротив, превращается в бенефис. На странно сглаженном фоне выступает замечательная игра Ксении Кутеповой. В двух очень разных ролях.
Юная адвокатесса Фрау П. благонравна, как фарфоровая кукла. Ее подзащитный Иванов ел в супермаркете, не платя. Прямо у стеллажей! Он же выражался ненормативно. Он же дал в глаз охраннику.
Фрау П. передает Толмачу протокол за протоколом, повторяя удивленным деловитым кукольным голосом: Schauen Sie an! ("Взгляните-ка!").
А набыченный Иванов (Томас Моцкус) матерится и бьет на жалость. И сообщает юристочке, что и как он бы хотел с нею сделать. Потому как по безденежью лишен любви. И вообще - все падлы. Мать была учительницей, а теперь на вокзале водкой торгует. Это как?! А Фрау П. на сестренку его похожа.
?И Фрау П. с детским недоумением говорит Толмачу: "Мир действительно несправедлив. Моя мама - тоже учительница на пенсии".
Эта сцена дорогого стоит.
Но еще лучше - роль учительницы Толмача, безумной ботанички Гальпетры в кримпленовом сарафане 1970-х. Вязаная шапка стоит вокруг лица нимбом. К спине училки прилеплена карикатура на нее: голая, усатая, в валенках.
Гальпетра не заметит листка: она летит с классом по усадьбе Останкино, пронзительно вереща об эксплуатации крепостных, о гуманизме статуи "Лаокоон" (копия, конечно; оригинал - в Риме, Гальпетра никогда его не увидит) О том, как Януш Корчак пошел с детьми в газовую камеру. О том, что Бога нет. О безобразном поведении Петровой и неуместном хихикании Сидоровой.
Смех, слезы, нищета советской казенщины и ее святая простота - неразделимы.
Ком в горле зрителя должен возникать при каждом монологе героев Шишкина.
Но весь он достается Гальпетре! Каждый из нас - "интерфейс" между нею и дивным новым миром. Роман - о любви, которой держится мир. Гальпетра Ксении Кутеповой каждым жестом указки вызывает эту любовь.
Особенно в финале. Тень училки встречает Толмача в Риме, у "Лаокоона". И рассказывает, как просила у Бога (это она-то, всю жизнь ведшая кружок атеизма!) ребеночка на старости лет. Что Ему стоит? Родила же Его волей столетняя Сарра.
Родила и Гальпетра. Что-то малое вышло из нее с муками. Только не понять: мальчик, девочка? А у кровати стоит вся коммуналка. И говорят: "Отмучилась.
Вышла бессмертная душа - всею жизнью выношенное дитя нелепой ботанички.
И повела Толмача туда, где Петр Ключарь не спросит въездную визу.
Ради Гальпетры - Кутеповой "Самое важное" стоит смотреть уже сейчас.
Надо надеяться - так же будут "доношены" и родятся образы всех персонажей.
Елена Дьякова
Новая газета
16.11.2006
http://www.mxat.ru/
