В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Гурмыжская пуща Назад
Гурмыжская пуща
Сочинение господина Островского "Лес" позиционируется как комедия. В этом отразилось, мягко говоря, своеобразное представление о природе смешного, испокон века свойственное нашим авторам. Драма у нас фактически приравнена к трагедии и всегда идет об руку со смертью. Кончина (по возможности кровавая) одного или нескольких персонажей является непременным атрибутом русской драмы. Все остальное числится по разряду комедии. Положим, в человека стреляли, но промахнулись, или он на ладан дышал, но таки выжил, или пытался утопиться не то удавиться, да не вышло -по всем этим поводам сердце отечественного литератора исполнено ликования и веселья.

Если бы Катерину Кабанову вовремя вытащили из Волги и определили премьершей в провинциальную труппу, "Гроза" считалась бы комедией. Если бы Костя Треплев промазал вторично, мы имели бы полное право потешаться над его забинтованной головой. Комедия а-ля рюсс - совсем не тот жанр, к которому привык современный, благополучный и легкомысленный западный мир.

Возьмем для примера "Лес". Богатая барыня - седина в шиньон, бес в ребро - воспылала страстью к смазливому юнцу и прогнала из дома родного племянника. Племянник, человек уже не молодой, без копейки денег и каких-либо твердых надежд на будущее, таскается по России, преодолевая на своих двоих совершенно фантастические расстояния (между Керчью и Вологдой, по моим подсчетам, около 1800 км). Симпатичная девушка живет у вышеупомянутой барыни на положении бедной родственницы, бесприданницы, и бросается в омут по причине несчастной любви. Ее, однако, достают, делают искусственное дыхание, после чего сначала предлагают поприще творческое - таскаться по России вслед за двумя неудачниками, а затем дарят 1000(прописью - одну тысячу) рублей, чтобы она могла выйти замуж за никчемного папенькиного сынка, променять постылый дом Гурмыжской на высокий забор кулака Восьмибратова

Обхохочешься.

"Лес" Кирилла Серебренникова гораздо ближе к комедии, чем драматургический оригинал. Здесь мало оснований валиться под кресло, зато три с половиной часа ты смотришь на сцену с улыбкой умиления, которую время от времени озаряет светлая слеза. И она, улыбка, не становится от этого хуже.

Действие перенесено примерно на век вперед - в 60-80-е годы двадцатого столетия. Фотообои с видами природы, чешский хрусталь, китайская соломка, мебель из ДСП (со сцены едко потягивает поливинилхлоридом), а в центре -о, Боже! - лакированный сундук на тонких ножках, ламповая радиола "Ригонда", возле которой прошло, между прочим, и мое детство И льется, льется из динамиков музыка прошлого (хотя для героев "Леса" это песни далекого будущего).

Расшитые дубленки, сапоги на платформе, синтетические водолазки, первые кожаные пиджаки сказочного шоколадного отлива. Сберкнижка в заветной шкатулочке и духи "Красная Москва", за которые упорно держатся соседки Гурмыжской - дамы с крутым перманентом в фиолетовых волосах. Островским задуманы были соседи мужеского пола, но Серебренников поменял окончания имен и фамилий: Раисе Павловне, чтобы врать, сплетничать и хвастаться отечественной ювелиркой (за неимением художественных достоинств ценившейся на вес), конечно, необходимы подруги. Светские дамы, советские дамы - разница-то в одной букве Оголтелым мещанкам противостоит алкаш-интеллектуал Несчастливцев: вернувшись в родные пенаты, он с дрожью в голосе декламирует Бродского.

Нешуточный разговор Геннадия Демьяновича с Аксюшей происходит на детской площадке, среди разных качалок-каруселей. Счастливцев назначает Улите свидание на парковой скамейке (скульптуры поблизости не хватает: если не девушки с веслом, так пионера с горном); а разоблачаясь перед новым возлюбленным, Улита остается в жуткой советской комбинашке из серии "раз увидишь - не забудешь". Петя бренчит на гитаре Высоцкого: "Живешь в заколдованном диком лесу, откуда уйти невозможно", абсолютно точно характеризуя положение Аксюши, но напрасно обещая ей светлый замок с балконом на море.

Буланов говорит "креститься надо", а сам "будь готов" обеими руками делает. "Пожалуйте ручку" - имеется в виду манжета манометра, - Гурмыжской меряют давление. Глагол "позвонить" обозначает уже не колокольчик для вызова лакея, но обыкновенный телефонный аппарат, -правда, антикварного, по нынешним временам, обличья.

Этот перескок во времени, бытовое оформление сцены и песенные хиты напомнили мне "Игроков" Сергея Юрского, поставленных во МХАТе, наверное, лет пятнадцать назад. Правда, у Юрского Наталья Тенякова играла отельную горничную, а у Серебренникова ей отведена роль поистине бенефисная. Раиса Павловна Гурмыжская мечется по дому под завывания Лолиты Торрес, отчаянно смолит, а поздняя любовь волнует ей остатки женского нутра и наливает гипертонией затылок. Драма женщины, не просто стареющей, но старой, которая думает, однако, что она - стареющая, и трепетно рассчитывает возродиться из пепла. Надо сказать, чудо по имени "Феникс" является нам неоднократно: Гурмыжская меняет парики и туалеты, из шерстяных носков перепрыгивает в изящные босоножки; только что это была раскисшая рухлядь, припертая к стенке племянником, а сейчас - платиновый водопад по плечам, лакированные ботфорты, обезоруживающе смелое мини Не Раиса Павловна - Алла Борисовна. И если молодая уже не молода, для мозгляка Буланова она все равно чересчур роскошна.

Ясно, что перед нами человеческая трагедия, тетушкин сон, что Буланов старую дуру выдоит и выбросит, и те, кто явился на составление завещания, а попал к праздничному столу, не зря приволокли с собой венки. Похоронным звоном зазвучат для Гурмыжской венчальные колокола. Вот он стоит, жених, в торжественную минуту инаугу простите, помолвки. Ноги на ширине плеч, руки на причинном месте, а голос такой вкрадчивый, а улыбка такая чистая, а взгляд такой прозрачный. И глумливо покатывается со смеху зал, потому что, кроме смеха, ничего нам не осталось. Россия, дура старая, влюбилась в молодого. Поверила.

Не думаю, что Кирилл Серебренников полагает "Лес" в своей биографии событием эпохальным. Поиск собственного сценического языка ему милее осуществлять на площадках камерных, свободных от кассовой зависимости и открытых для эксперимента. Меж тем не знаешь, где найдешь. В области крупных форм режиссер Серебренников вполне сложился. Его стиль я бы назвала великолепной эклектикой - когда актеры скачут по верхам с ловкостью и легкостью белок, когда спектакль собран из отдельных "штучек" - частью несущих конструкцию, частью совсем бездельных, с той оговоркой, что эти безделицы уместны, продуманны и логичны. У Серебренникова избыточная фантазия - как у Пелевина, как у того же Бродского. Он хочет впихнуть в три часа сценического времени и то, и это, и пятое, и десятое, а почему есть пятое, но нет шестого, почему вот это обыграно, а вон то пропущено, спрашивать смысла нет. Серебренников человек свободный. Может быть, это самое привлекательное его качество. Сидишь и думаешь: как здорово, что на сцене озоруют, и как хорошо, что озоруют с умом

Конечно, "Лес" рубят, щепки летят, но подловить Серебренникова трудно. Скажем, в брежневские времена не было в России людей, более популярных, чем актеры. В этом отношении прозябание Счастливцева-Несчастливцева довольно-таки не типично. Но и тут режиссер выкрутился: у разоблаченного Геннадия Демьяновича автографы просят, фотографируются с ним на память, только вот за человека категорически не держат.

В "Лесе" не просто концы с концами сходятся, но, самое главное, актеры в трех соснах не блуждают. Если и есть поначалу ощущение, что текст Островского и визуальный ряд Серебренникова тянутся двумя параллельными линиями, то точку пересечения эти линии находят довольно скоро - в зале ожидания, где под грохот электричек встретились за кружкой пива Счастливцев и Несчастливцев. Ведут они крайне актуальный диалог о гибели сценического искусства, и чем больше на стойке пустой посуды, тем круче пафос. Тем более что собутыльники на котурны из пивных кружек неловко взгромоздились. Опасная мысль Счастливцева: "Не удавиться ли мне?" написана в высоте цветными лампочками. Будто "С Новым, 1975-м годом, дорогие товарищи!" или "Слава КПСС!".

Буквально несколько деталей преображают неизменное в принципе пространство из дома Гурмыжской в заплеванный пристанционный буфет, а его, в свою очередь, в банкетный зал единственного на всю округу ресторана. Как этот общепитовский рай называется? Ну, разумеется, "Не удавиться ли мне?"

Аркашка и Геннадий Демьяныч, Авангард Леонтьев и Дмитрий Назаров - дуэт блистательный. Играют они совершенно по-разному, демонстрируя два типа юмора. Комик яростно бултыхается, как перевернутый на спину жук. На голове у него полиэтиленовый пакет от дождя, в руках - сетки для яиц с походной "библиотекой". По сравнению с Назаровым Леонтьев кажется поразительно маленьким, но в спектакле его фигура - из самых заметных. Памятуя об ужасной (будем говорить честно - провальной) роли Клеанта в "Тартюфе", вздыхаешь с облегчением: как прекрасен Леонтьев, когда он на своем месте

Благородный трагик покоряет зал актерской и мужской мощью Назарова; благодаря ему спектакль раздвигается не только вширь, но и вглубь, хотя изначально ни на какую особую глубину заявки вроде бы не подавалось. Рядом с Назаровым, при его поддержке лучшую свою сцену проводит и юная Анастасия Скорик - Аксюша.

Аркашка и низок, и мелочен, но ум у него ясный. Наглядно объяснил залу классовое расслоение между партером и ярусами. Несчастливцев сам горит и других подпитывает энергией заблуждения: кто запутался в собственной жизни, всегда может отправиться играть чужие. Придумайте себе другой мир и утешьтесь. Геннадий Демьяныч велик, как Наполеон после разгромного Ватерлоо

Спектакль Серебренникова посвящен "Советскому Театру и Всеволоду Мейерхольду". На самом деле, по-моему, сделан он в память о нашем детстве - детстве поколения постпостпостмейерхольдовского. А детство, хоть оно и школьное, и застойное, иначе, кроме как с ностальгической нежностью, вспоминать невозможно. Ну не получается у меня принять обвинительный приговор Несчастливцева в адрес обитателей усадьбы Пеньки (той, что в пяти верстах от города Калинова, где Катерина утопилась). Разве эти дамочки в возрасте элегантности - "совы и филины", "порождение крокодилов"? Они же из моего детства. Не любить их я просто не могу.

Музыкальный рефрен "Леса" - пахмутовская "Беловежская пуща". Песня, перегруженная смыслами: во-первых, "пуща" равняется "лес"; во-вторых, когда Буланов в облике ВВП исполняет ее вместе с прелестным детским хором, никуда не денешься от политических аллюзий; и наконец (наплевать на все намеки) зал почти уже начинает проникновенно и солидарно подтягивать припев. "Дети зубров твоих не хотят вымирать", -про какое поколение этой страны поется? Вернее, к какому поколению это не относится?

А еще будет общая финальная "Летка-енка" Ах, черт, мне даже жаль вам все рассказывать. Жаль, что для вас не будет сюрпризом то, что так радовало, изумляло и умиляло меня на протяжении трех с половиной часов.

Простите великодушно.



Елена Ямпольская
Русский курьер
28.12.2004
http://www.mxat.ru

Док. 508930
Перв. публик.: 30.12.04
Последн. ред.: 21.10.08
Число обращений: 260

  • Назаров Дмитрий Юрьевич
  • Серебренников Кирилл Семенович

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``